Владимир Азов.
Стук… Стук… Стук…
править
Бауман сел на своей жесткой койке и вытянул худую, длинную шею. В камере было тихо, в коридоре — тоже. Где-то далеко, должно быть, там, где коридор А кончается и начинается коридор Б мягко капала вода из плохо привернутого водопроводного крана. Это была усовершенствованная тюрьма, и стоила она немало денег. Пожалуй, больше, чем стоил бы университет, которого в этом городе не было.
Бауман долго вглядывался в полумрак и долго прислушивался. Потом он повернулся лицом к стене и костяшкою указательного пальца правой руки четыре раза коснулся стены. Это ничего не обозначало. Это был только вызов к разговору. Потом он прильнул ухом к определенному месту стены, и в ухо к нему вползли ощущение холода и четыре ответных стука. Кузнецов принял вызов. Тогда Бауман уселся поудобнее и начал выстукивать быстро и нервно, забывая об интервалах. Он выстукивал так же, как говорил — горячо и быстро, волнуясь и заскакивая. И это было истинное мучение — перестукиваться с ним. Стоило на секунду отвлечься, чтобы почесать себе спину или переменить положение, и уже ничего нельзя было понять. Он не говорил, а несся, и точно так же стучал.
— Плеханов сам сидит между двумя стульями, — выстукивал Бауман, — и события застали Плеханова столь же мало подготовленным, как и его верноподданных единомышленников, работавших здесь на месте…
Это было сорок третье, по точному счету, продолжение спора, в который они вступили ровно два месяца назад, когда впервые познакомились путем перестукивания — сорок третья полемическая схватка через бетонную стену. И до конца спора было еще так же далеко, как и в самом начале, когда они в первый раз обменялись взглядами и убедились, что принадлежать к двум враждующим фракциям. Да и, по правде сказать, ни одному из них не хотелось, чтобы спор окончился. Он придавал известный смысл нелепому пребыванию в каменной клетке, он наполнял жизнь, опустошенную регламентом и отсутствием деятельности. Они жили днем для того, чтобы спорить ночью, и спорили ночью для того, чтобы было чем жить днем.
Днем каждый в своей камере готовился к ночному диспуту. Бауман ставил себя на место своего противника и сам себе делал ряд возражений. Это продолжалось до обеда. После обеда он становился самим собой и готовил контр-возражения. Эти упражнения делали его неуязвимым, и самый, казалось бы, неожиданный, самый саркастический выпад противника он парировал немедленно, не задумываясь. Это смущало Кузнецова, и каждый раз, когда еще с утра заготовленная им полемическая стрела возвращалась к нему обратно, он сердился и на четверть часа прекращал перестукивание. В эти минуты он старался представить себе, каков из себя Бауман. И Бауман казался ему высоким, стройным, с откинутыми назад черными волосами, как тот молодой меньшевик, который три года назад приезжал из Швейцарии. Между тем, Бауман был худ, как скелет, и на голове у него было очень мало волос.
После одиннадцатого разговора между ними произошла страшная ссора. Бауман позволил себе совершенно невозможную выходку: назвал большевиков стадом, покорно плетущимся вслед за ослепшим бараном. Кузнецов вспыхнул от такой обиды и простучал: «благодарите стену: она спасает вас от пощечины». Бауман ответил, что с кретинами он не перестукивается. И разговоры через стену прекратились ровно на две недели. В первые дни после ссоры оба были нервно настроеньи, и у обоих были стычки с начальством.
У Баумана дело чуть было не дошло до голодовки.
Ровно через две недели Бауман четыре раза коснулся стены и Кузнецов ответил.
— Хотите пива? — простучал Бауман.
Кузнецов побледнел. Он решил, что Бауман сошел с ума.
— Хотите пива? — повторил Бауман.
— Давайте, — ответил Кузнецов, вспомнив, что сумасшедшим следует поддакивать.
— Мне только что приснилась целая бочка пива, — простучал Бауман и, чтобы шутка стала совершенно ясной, простучал:
— Ха-ха-ха.
Добрые отношения восстановились, и спор возгорелся с новой силой. А когда не в мочь становилось спорить, они шутили.
— Хотите индейки с трюфелями? — выстукивал Кузнецов.
— Хочу, — отвечал Бауман. — А вы хотите шампанского?
Так жили они втроем: большевик, меньшевик и стена.
Отдел «Этюды в лихорадке»
Влад. Азов. Цветные стекла. Сатирические рассказы. Библиотека «Сатирикона». СПб.: Издание М. Г. Корнфельда. Типография журнала «Сатирикон» М. Г. Корнфельда, 1911