Павел Сурожский
правитьСтроль и Фиериль
правитьКогда по утрам светило солнце, — а это случалось часто в майские дни, — то над лугом, в прозрачном воздухе, как-то особенно весело играли солнечные лучи.
Были они тонкие, радостные, сверкающие, и весело было смотреть на их игры.
— Меня зовут Строль, — говорил маленький солнечный луч, носясь над лугом. — Я люблю, когда кругом все цветет, шевелится. Я всех люблю.
Строль был молод, упал на землю недавно, и все тут нравилось ему. Перед тем, как попасть на землю, он носился в голубом пространстве, там было холодно и пустынно, встречались только такие же, как и он, золотые лучи. А здесь, на земле, весело, тепло, хорошо, и все здесь живое, радостное.
На кусте бледно-розового шиповника Строль увидел бабочку. Она была голубая, с золотистым отливом, а крылья были разрисованы оранжевыми и фиолетовыми узорами. Строль подлетел к бабочке и сказал:
— Какая ты нарядная. Как тебя зовут?
Бабочка взглянула на него ласково, шевельнула усиками и сказала:
— Меня зовут Фиериль.
— Что ты здесь делаешь?
— Отдыхаю. Я все утро летала. Я, ведь, только сегодня начала жить.
— Что ж, хорошо? — спросил Строль.
— Хорошо, --затрепетала крылышками Фиериль. —Я ничего не понимаю, зачем все это и почему, но--хорошо. Здесь всегда так хорошо?
— Да, когда мы летаем над лугом.
— Кто это --мы?
— Строли, солнечные лучи.
— А вас много?
— Много. Мы --дети Солнца. Днем мы летаем над землей, а вечером отдыхаем.
— А что такое вечер? --спросила Фиериль.
— Это — когда станет темпо.
— Как это темно?
— Да очень просто--ничего не видно.
— Не понимаю, --засмеялась Фиериль. —Я тут ничего не понимаю. Ну, я уж отдохнула. Не хочешь ли полетать со мной? Ты такой золотой, теплый.
— Полетим. — сказал Строль. — а то мне одному скучно.
Они полетели над лугом. Весело было летать. Солнце светило ярко, блестела на листьях роса, много было цветов, и тысячи пчел и жучков рылись в их золотых чашечках, в сладкой пыли.
— Где ты живешь, Фиериль? --спросил Строль.
— А не знаю, — беззаботно сказала Фиериль. — Я вылетела из-под кустика, а где он и какой он--уже забыла. Мне кажется, что дом мой везде, куда ни глянь, и все тут- мое.
— Ну, этак и всякий скажет, --улыбнулся Строль, — так и до драки недалеко.
— До какой драки ? --спросил Фиериль.
— А это, если двое не поладят… Да вон смотри.
Строль указал вниз, на траву. Фиериль подлетела ближе и отпрянула, пораженная.
Два огромных жука, склонив рогатые головы, напирали друг на друга. Глаза у обоих горели ненавистью, и от стука рогов шел оглушительный треск. У одного уже была оторвана нога, ее отхватил противник своим страшным резцом. Весь спор зашел из-за какой-то травинки, понравившейся обоим.
Фиериль испуганно затрепетала крылышками и сказала:
— Фу, как гадко, отвратительно. Долго, они будут так?
— Пока не загрызут друг друга.
— Какие они глупые, злые… И зачем?
Они полетели дальше, и Фиериль, купаясь в солнечном свете, в запахах трав, забыла о печальном происшествии с жуками.
Много было интересного по пути.
Щебетали по кустам птицы и резво носились над лугом, гоняясь за мошками. Бегали по проторенным дорожкам крепконогие муравьи, тащили на себе ноши тяжелые, и ничего не видели — ни солнца, ни неба, думая о своих муравьиных кучах. Катили огромные навозные шары черные жуки-навозники и часто останавливались, отдыхали, качая сухими головами и приговаривая:
— Ой, трудно нам, трудно!
Ползли, сами не зная куда, земляные черви. Тыкались туда и сюда скользкими носами и бормотали:
— Плохо нам, ничего не видим. Чутье есть, а глаз нету, и что тут делается кругом — не разберешь.
Мелькали разноцветные бабочки, стрекозы. Казалось, что это ожили цветы, посрывались со своих стебельков и носятся, гудя и трепыхаясь, в солнечном свете.
А сколько было неожиданного, страшного.
Проползла змея, сверкая злыми глазами, и трава шумела так, что можно было оглохнуть. Дрыгали там и сям огромные, пучеглазые лягушки. Одна из них раскрыла рот, когда Фиериль пролетела близко, и у Фиериль захолонуло сердце.
— Ты не зевай, — сказал Строль. — Хорошо-то здесь хорошо, а осторожность все-таки не мешает.
Фиериль вздохнула л сказала:
— Хорошо тебе, .Строль, ты прозрачный. Тебя не поймать, не съесть, а меня может всякий обидеть.
И стала осмотрительнее Фиериль. Уже не бросалась, куда попало, — долго ли до беды? И все, что казалось огромным: --мыши, суслики, вороны, зайцы, — все теперь пугало Фиериль.
— Этих не бойся, — говорил, улыбаясь, Строль. — Заяц, не тронет, суслик тоже, мышь и подавно, а вот птицы-- тех надо бояться, всякие между ними есть.
И Фиериль уже не знала, кого надо бояться и кого нет. Заяц да вид страшный, а не трогает; а вон пичужки, которые перепархивают с кустика на кустик, такие же крылатые, как и она, Фиериль, — те, оказывается, опасны.
— Хочешь видеть реку? — спросил Строль.
— Хочу.
— Ну, полетим.
Показались деревья, кусты. И вот из-за них сверкнуло что-то светлое, прозрачное, голубое. Как будто полоса неба лежала на земле.
— Это и есть река, --сказал Строль. —Летать, над ней можно, а садиться нет: замочишь крылышки и тогда не полетишь.
Они полетели над голубой дорогой. Тут было еще больше света. Тихая вода стояла, как зеркало, и отражалось в ней небо с маленькими белыми облачками. Дремали у берега камыши. Носились целые мириады мошек, комаров, мух, бегали по воде мохнатьте паучки, бегали так легко и проворно, точно летали.'
— Хорошо, Фиериль? --спросил Строль.
— Хорошо, — радостно отозвалась Фиериль.
Она взглянула вниз и увидела там, в воде, другую бабочку, такую же, как и сама.
— Сестрица моя, --крикнула Фиериль и бросилась к ней.
И бабочка тоже бросилась к Фиериль. Вот они столкнулись, и Фиериль почувствовала, что ноги ее окунулись во что-то мокрое, холодное, и ей уже нельзя полететь.
Она забилась на воде и вскрикнула:
— Строль, помоги!
А Строль только ахает да вьется вокруг нее. Как тут помочь, когда у него ни рук, ни ног?
Плыл, на счастье, мимо листочек, и Фиериль вскарабкалась на него. Села, отряхнулась, вся дрожа от испуга. Не знала она, что такое смерть, а все-таки стало страшно, когда почувствовала, что не может лететь.
Листочек плыл по воде, а Фиериль сидела да нем, как на плоту, и Строль дышал на нее теплом и светом, чтобы согреть.
Скоро Фиериль высохла, и они полетели опять.
Под водой ходили большие рыбы с черными спинами и красными хвостами, а в камыше громко и отвратительно покрикивали лягушки, высовывая из воды свои уродливые головы с выпученными глазами, и Фиериль опять стало страшно.
— Улетим отсюда, --сказала она. —На лугу лучше.
— Улетим, --отозвался Строль.
Стал он как будто бледнее, прозрачнее, и не так уже прыгал, как прежде.'
— Что с тобой, мой милый Строль? — ласково спросила Фиериль. — Ты, верно, устал? Давай отдохнем.
— Не устал я, а скоро вечер, — тихо промолвил Строль. — Посмотри, где Солнце.
Фиериль взглянула и удивилась. В суете, среди хлопот и волнений, она не заметила, как передвинулось Солнце, и была поражена, увидя его на западе.
— Куда оно убегает? — спросила Фиериль.
— На покой, — сказал Строль. — И ему надо отдохнуть, да и нам тоже.
— Я не устала, Строль.
— Почему же твои крылышки уже не трепещут так быстро?
— Не знаю, — тихо сказала Фиериль.
И почувствовала, что уже нет прежней резвости и что-то мешает летать.
Ей стало грустно. Она. оглянулась. И луг уже не тот. Не блестит, не сверкает, как сверкал утром, что-то темное легло на него, протянулось оттуда, где стоят деревья, и как будто поблекли цветы, и уже не кружатся над ними золотые пчелы.
— Что это? — встревожено спросила Фиериль. — Почему стало так?
И Строль отозвался слабо:
— Это вечер.
— Что же с нами будет?
— Ничего, — улыбнулся прозрачной улыбкой Строль. — Вечер усыпит нас, мы заснем, и увидим прекрасные сны, а завтра проснемся опять и будем летать, как сегодня.
— А если не проснемся? --задрожала от страха Фиериль.
— Проснемся, Фиериль, непременно проснемся. Настанет новый день и будет новая радость, их много у Солнца и все они для нас… А теперь пока прощай.
Голос у Строля стал слабый, больной, и сам он едва светился, расплываясь во мгле.
— Строль, Строль, мне страшно! — воскликнула Фиериль. — Где же ты, Строль? Не уходи.
Но Строль не отозвался. Он ушел вместе с Солнцем за дальние леса, где разворачивались одна за другой алые полосы, точно цветные ткани.
Что-то тихое легло на Фиериль, стало сковывать члены.
— Строль, — прошептала она, закрывая глаза.
Усталость была сильнее печали. Фиериль опустилась на куст, спряталась под листок, сложила крылышки и притихла.
И не видела, как пришел вечер и стало темно, и только заря светила долго и печально на западе..
Фиериль спала, и снились ей сны светлые, лазоревые, снились золотые, прозрачные Строли, порхавшие над ней целым роем, и Фиериль тихо вздрагивала от радости и что-то шептала.
Завтра настанет новый день и будет новая радость, и так будет долго, долго — до скончания дней.
Источник текста: Ветка полыни. Рассказы / П. Сурожский. — М.-Пг.: Гос. изд., 1923. — 122 с.; ил.; 23 см.