Странный случай
правитьНынешним летом, после связанного с моим отъездом из Англии длительного перерыва, я снова присутствовал на обеде нашего дружеского кружка; в него входят: торговец гравюрами Вилльям Лемминг, один из владельцев фирмы пищевых продуктов Александр Мак-Найт, врач-хирург и акушер Роберт Кид, и поставщик табака и сигар Льюис Берджес. Как и всегда, мы собрались в небольшой усадьбе м-рa Лемминга, в Беркшайре, где он разводит свиней.
В послеобеденный час, когда Maк-Haйт излил свои жалобы на систематическое воровство в своих трех больших лавках, разговор защел о раскрытии преступлений, об авторах детективных рассказов и, наконец, об убийствах. Кид, который благодаря своей профессии осведомлен в этой области больше, чем остальные, привел ряд примеров на эту тему:
— Хотелось бы мне когда-нибудь написать приличный детективный рассказ! — сказал я. — Никогда у меня дело не идет дальше трупа.
--Трупы — гниль! — проговорил Лемминг, размышляя вслух, — Любопытно, какой из меня выйдет труп?
— Этого вы никогда не узнаете! — ответил любезный седой Берджес.
Наступило минутное молчание.
— Хотите, я сообщу вам вполне истинную канву для детективного рассказа? — предложил мне Кид. — Но обещайте не умничать, если вы ею воспользуетесь.
— И, ради бога, не вводите меня в этот рассказ больше того; чем это будет необходимо! — прибавил Лемминг.
Я обещал и передаю эту историю в существенных чертах так же, как мне ее сообщили.
Прошлой осенью, на рассвете сырого октябрьского дня свинопас Лемминга обнаружил труп одной дepeвенской девушки, по имени Эллен Марч, лежавший на краю глубокого оврага, — там, где дорога из деревни сворачивает на Лондонское шоссе. Повидимому, у Эллен было много друзей, которым она назначала по вечерам свидания, и Тополь Чаннэта, как называется этот перекресток из-за осеняющего его большого черного тополя, служил знакомым всем местом ее условленных встреч. Тело лежало лицом вниз на самом верху поднимающейся в гору пешеходной тропинки, которую деревенские ребятишки протоптали по оврагу, как раз на том месте, где эта тропинка огибала угол под тополем Чаннэта и переходила в Лондонское шocce. Свинопас разбудил деревенского констабля, бывшего солдата по фамилии Николь, который нашел рядом с трупом садовую лoпатку с узким лезвием и обмотанной бичевкой рукояткой. Не видно было никаких следов борьбы, так как всю ночь шел дождь. Затем свинопас отправился будить Кида, который проводил свой недельный отпуск у Лемминга. Кид решил не тревожить хозяина (м-с Лемминг в это время была больна), но вместе с полицейским вызвал ручную тележку, на которой и довезли тело до ближайшегo трактира"Кубок виноградного вина". Здесь и положили труп в ожидании прибытия врача.
— Он был в отъезде, — сказал Кид, — поэтому, я произвел осмотр тела. Не могло быть и речи о нападении. Кто-то, по-своему сведующий в анатомии, свалил ее умелым ударом как раз в основание черепа. И это было все. Потом Николь предложил мне пройти с ним в дом Джимми Тайнера.
— Кто такой был Джимми Тайнер? — спросил один из нас.
— Последний ухаживатель Эллен, простодушный парень. Он был подручным местного лудильщика и жил со своей матерью в коттеже в конце улицы. Было семь часов утра. Кругом, конечно, ни души. Джимми пришлось разбудить. Он высунул в окошко голову. Николь, стоя между капустой в огороде, приветливо, как змей искуситель, спросил его, что он делал накануне вечером, так как, мол, кто-то поколотил Эллен. Эффект, который произвела на Джимми эта новость, был потрясающий. Он одновременно стал одеваться и говорить в окошко и сказал, что убьет каждого, кто тронет Эллен.
Когда мы проходили по двору «Кубка виноградного вина», Николь отпер сарай и втолкнул туда Джимми. Лицо убитой было не прикрыто.
— Ужасно! — содрогнулся Берджес.
— Да! Джимми тотчас же пошатнулся. А Николь поддержал его и похлопал по спине: «Вот это — правильно! Готов показать перед судом, что это сделал не ты». Потом Джимми захотел узнать, какого чорта его сюда впутали. Николь ответил: «О, это только то, что французы называют очная ставка. Но ты-то ее выдержал». Тогда Джимми оперся на Николя и мы его вытащили из сарая, дали ему выпить и отвели обратно к матери. Но при допросе он дал отчет в каждой минуте своего времени. Он оставил оставил Эллен под Тополем Чаннэта, после чего на протяжении добрых четверти мили вдоль тропинки, оборачиваясь, через плечо высказывал ей, что он о ней думает. По счастью, двое-трое из деревенских девушек и парней слыхали его слова. Потом он пошел в «Кубок виноградного вина», напился и изливал всем и каждому свои жалобы на Эллен. Любопытно, что он был, повидимому, единственным порядочным парнем из всех ее кавалеров.
— Потом, — перебил Лемминг, — репортеры стали искать нить преступления. Они вели себя так, что вот-вот и нас тоже впутают в эту историю. Надо вам сказать, что эта негодная Эллен за несколько месяцев до того служила у нас прачкоЙ. А моя жена… при ее болезненном состоянии… Но, слава богу, это не вышло наружу при следствии…
Наконец, пришли к заключению: «преступник или преступники — неизвестны».
— А как насчет лопатки? — сказал Мак Найт, сам замечательный садовник.
— Разумеется, это была глaвная нить, объяснявшая способ действия убийцы. Удар, судя по ручке, был нанесен сквозь ее прическу и с такой силой, чтобы достигнуть цели, не больше. Я сам бы не мог точнее оперировать. Полиция взяла лопатку, но она не навела ее на след. По общему мнению всей деревни, никто из знавших Эллен не замышлял против нее злa. Она была довольно популярной личностью. Конечно, деревня была немного разочарована, что Джимми выпутался; когда ему снова сделалось дурно на ее похоронах, это воскресило подозрения. Затем на севере слушалось дело об отравлении Гиша и репортерам пришлось удрать отсюда и заняться им.
— Ну, а теперь, — продолжал Кид, — о моих небольших данных. Я приехал в тот субботний вечер, чтобы провести здесь у Вильяма воскресный отдых. И не успел добраться раньше ночи. После сильного дождя машина шла плохо. Когда же я свернул с Лондонского шоссе на дорогу под Тополем Чаннэта, мои фонари осветили мотоцикл, прислоненный к тому краю оврага, где они нашли Эллен. Я увидел наверху оврага мужчину, нагнувшегося над женщиной. Конечно, как правило, в таких случаях не принято вмешиваться. Но мне пришло в голову, что с ними могло произойти крушение. А потому я крикнул: «Что-нибудь неладно с вами? Не помочь ли вам?» Мужчина сказал: «Нет, спасибо. Все благополучно», или что-то в этом роде, и я поехал дальше. Но буквы лежащего мотоцикла случайно совпали с моими собственными инициалами, а eгo номер — с годом моего рождения. Сами понимаете, что я их запомнил.
— Вы сообщили полиции? — строго спросил Мак-Найт.
— Сейчас же! — ответил Кид. — На Сайденхэмском шоссе был сержант, которого я лечил от салоникской лихорадки. Я высказал ему свое опасение: не сшиб ли я ночью, по пути в Западный Викгэм, на одном из глухих поворотов на вершину холма, мотоцикл, и что мне хотелось бы узнать, не повредил ли я его. Немного найдется таких сведений, которые полиция не сможет сообщить насчет мотоциклистов. В двадцать четыре часа он собрал все нужные мне данные. Мотоцикл принадлежал некоему Генри Уоллин, человеку с независимыми средствами, живущему около Митчэма.
— Но, ведь Западный Викгэм находится в Беркшайре, и Митчэм тоже? — сказал Maк-Найт.
— Занятная вещь! — продолжал Кид, не обращая внимания на это замечание. — Большинство мужчин и почти все женщины совершаю убийство в одиночку, но ни один человек не любит в одиночку охотиться за другим человеком. Полагаю, что это первобытный инстинкт. Вот почему я и втащил Вилли в это Шерлоко-Холмовское занятие. Ну, и возненавидели же вы его!
— Я еще не успел оправиться от этих репортеров! — отозвался Лемминг.
Но я убедил Вилли, что нам следует навестить мистера Уоллина и принести eму в качестве раскаивающихся автомобилистов наши извинения. Мы поехали на моей двухместной машине в Митчэм. У Уоллина оказалась там маленькая, уединенная вилла. Встретившая нас старушка-экономка провела нас к Уоллену, который сажал луковицы в саду за домом.
— Прекрасный небольшой сад для такой почвы! — вставил Лемминг, который считает себя еще лучшим садоводом, чем Мак-Найт, хотя и держит двумя садовниками меньше.
— Это был крупный, сильный, темноволосый человек средних лет, с широко расставленными, как у быка, глазами. Некрасивый и, очевидно, очень болезненныЙ. Вилли и я извинились перед ним и он тотчас же начал лгать. Сказал, что был в то время (т.-е., вы понимаете, в ночь убийства) в Западном Викгэме и припоминает, как ему пришлось увернуться от какого-то автомобиля. Повидимому, он был недоволен, что мы так быстро отыскали его номер. Разве он не должен был радоваться этому, видя, что мы помогаем ему установить его алиби?
— Вы хотите сказать, — внезапно сообразил Мак-Найт, — что он совершил убийство здесь в ту ночь, когдa, по его словам, он был в Западном Викгэме, который находится в Кентском округе?
— Который находится в Кентском округе! Благодарю вас, так оно и есть! Мы продолжали беседовать об этом холме в западном Викгэме, пока он не упомянул, что был на войне, и это дало мне тему для разговоров. Затем он признался, что он страстный садовод и это ввело в разговор Вилля. Нам обоим бросилась в глаза его нервность, которая странным образом не соответствовала его телосложению и голосу. Потом он предложил нам выпить рюмку вина в его кабинете. Тут-то и началась потеха. На стене висело четыре картны.
— Гравюры, гравюры! — поправил с профессиональной точки зрения Лемминг.
— Ну, это тоже самое, не так ли, Вилли? Как бы там ни было, они вас очень взволновали. Сначала я подумал, что Вилли притворяется, но это оказалось подлинное волнение.
— Гравюры тоже оказались подлинными! — сказал Лемминг. — Сэнди, помните вы тех четырех «апостолов», которых я продал вам на рождестве?
— У меня сохранились квитанции, — сухо ответил тот.
Кид продолжал:
— Вилли завел обычную беседу покупателя и Уоллин, повидимому, охотно согласился расстаться с гравюрами. Мы условились приехать снова и заключить эту сделку. Вилли дал Уоллину свою визитную карточку и мы распрощались с ним. Он провожал нас до выходной двери. Не проехали мы и пару миль, как вдруг Вилли обнаружил, что дал Уоллину не свою деловую, а личную карточку, со своим частным адресом в Беркшайре! Со времени убийства не прошло и десяти дней, и газеты все еще разнюхивали насчет этого происшествия. Кажется, я тогда же назвал вас дураком, Вилли?
— Да, до сих пор не понимаю, как мог я так ошибиться. И карточки-то разных размеров! — сказал бедный Лемминг.
— Нет, мы не имели успеха в роли охотников за людьми! — рассмеялся Кид. — Hо Вилли и мне пришлось, конечно, снова поехать, чтобы закончить эту покупку. Произошло это неделей позже. И на этот раз, разумеется, Уоллин, не будь дураком, удрал и не оставил адреса. Старушка сообщила нам, что ему приходилось уезжать таким образом на целые недели. Мы растерялись, но надо отдать Вилли справедливость, что он спас положение своим чертовским коммерческим инстинктом. Он сказал, что ему хочется еще раз взглянуть на гравюры. Старушка coгласилась и повела нас в кабинет, сняла со стены гравюры и спросила, не хотим ли мы чаю. Вилли углубился в гравюры, соображая, сколько он сможет содрать за них с Сэнди; я осматривал комнату. В ней стоял наполовину открытый шкаф, наполненный инструментами и сверху на них лежала садовая лопатка. Такого же образца, как та, которую Николь нашел около головы Эллен. Я так и встрепенулся. Никогда еще я не изображал из себя Шерлок Холмса, вне моей собственной профессии. Потом старушка вернулась и я принялся за нее. Когда я был шестипенсовым врачем в Лэмбете, половина моего большого успеха…
— Можете это пропустить, — заметил Maк-Найт. — Меня интересует убийство.
— Подождите до вашего следующего приступа подагры и тогда вы мной заинтересуетесь, Сэнди. Так вот: она разговорилась и пожелала получить бесплатный совет. Я дал ей его. Тогда она стала рассказывать о Уоллине. Кажется, она была его нянькой. Как бы там ни было, она знала всю eгo жизнь и рассказала, что он человек с большими достоинствами, но очень больной. На войне он был ранен, отравлен газами и перенес гангрену, после чего (о, она выболтала нам все это, caмa того не замечая!) у него помутился рассудок. Она выразилась так: «он зацелован феями».
— Красиво сказано, очень кpacиво! — заметил Берджес.
— То-есть, будто его поцеловали феи? — спросил Мак-Найт.
— Повидимому, так, Сэнди. Никогда прежде не слыхал этого выражения. У нее был медленный, гипнотизирующий голос, словно вытекающие из молочника густые сливки. Все, что она говорила, совпадало с моими собственными предположениями. Уоллин пережил жизненный кризис и, принимая во внимание, что как раз в тот же период он перенес раны, газ и гангрену, почему бы его болезненное состояние не могло увенчаться чем-нибудь вроде безумия. Мне это было понятно, а старушка былa достаточно любезна, пересказывая мне это cнова и заранее выдвигая доводы в его защиту. Удивительно умелый способ расследования. Родственники пациентов зачастую бывают таковы, особенно жены.
— Да, но что же насчет Уоллина? — спросил я.
— Подождите минутку! Мы с Виллем уехали, обсудили насчет лопатки и всего прочего и оба согласились, что нам следует пустить в ход наши доказательства. Тут, однако, мы споткнулись. Охота за человеком — грязное занятие. Поэтому мы пошли на компромисс. Я знал одного парня из сыскной полиции, который воображал, что у него блуждающая почка. Мы решили изложить ему все дело, чтобы он взял его дальше в свои руки. Однако, ему пришлось уехать на север и он написал мне, что не сможет увидеться с нами раньше вторника на следующей неделе. Это было бы через три или четыре недели после убийства. Я снова приехал провести с Вилли конец недели и в субботу вечером мы уединились с ним в его комнате, чтобы вывести окончательные заключения из наших данных. Я пытался, насколько мог, подкрепить ими мою собственную теорию. Да, если хотите знать, я полагал, что моя машина спугнула это животное, прежде чем оно успело что-нибудь предпринять. И вдруг в кабинет влетела горничная Вилли, за ней Николь, а за ним Джимми Тайнер!
— На счастье жена моя была в это время в городе! — сказал Лемминг. — Все они орали одновременно.
— И еще как! — сказал Кид. — Николь громче всех. Он был весь забрызган грязью и размахивал остатками своего шлема, а Джимми был прямо в истерике. Николь завопил: «Поглядите на меня! Поглядите на эту штуку! Все ясно! Посмотрите на меня! Я разгадал!» И, действительно, он нашел разгадку! Когда они успокоились, выяснилось, что он гулял вместе с Джимми по дороге около Тополя Чаннэта. Услыхав за собою ломовую телегу, — вы знаете, какая это узкая дорога, — они поднялись на ту тропинку (я уже упоминал вам про нее), которую протоптали деревeнские ребятишки. Это была телега местного подрядчика Хайби с двумя балками для каких-то новых лавок на Лондонском шоссе. Они доставляли их поздно вечером в субботу, чтобы рабочие могли приняться за постройку в понедельник. По словам Николя, это было частное соглашение между мастером и служащими Хайби, так как их союз не позволяет им ставить больше двух балок в неделю и подрядчики при поставке ограничивались этим количеством. Так вот, эти балки как-то ухитрились взгромоздить на тeлeгy для перевозки кирпичей, с откидным задком. Вместо того, чтобы наклоняться вперед, они торчали назад, как хвост фазана, высоко подниммаясь кверху, и перевешивались за край телеги. На концах они были связаны одним-двумя оборотами веревки. Вы понимаете?
Пока что нам было непонятно и Кид пояснил:
— Николь рассказал, что он первый поднялся наверх оврага, Джимми последовал за ним. После нескольких шагов Николь почувствовал, как с него сшибли шлем. Будь он на несколько футов выше на холме, егo голова слетела бы с плеч. Телега заскользила на смоле Лондонского шоссе, свернув на него с левой стороны, — ее задок повернулся направо и балки, описав вместе с ними поворот, едва не размозжили голову Николя. К тому времени, когда он снова перевел дух, телега уже въехала в левую канаву. Он тотчас же остановил возчика. Тот сказал, что все телеги всегда в сырую погоду скользят под Тополем Чаннэта из-за кривизны дороги и им вечно приходится застревать на этом месте. Он стал проклинать дорожные власти и Николя за то, что тот попался ему на дороге. Тогда Джимми Тайнер понял, что это означает, и влез на телегу, закричав: «Ты убил Эллен!» Николь с трудом помешал ему задушить этогo парня, но оттащил его не прежде, чем Джимми заставил возчика признаться, что он доставлял балки в ту ночь, когда быда убита Эллен. Конечно, возчик ничего не заметил.
Затем Николь явился к Леммингу и ко мне, чтобы все обсудить. Я дал Джимми брому и отослал его к матери. От него было немного пользы, кроме его свидетельского показания. Потом Николь снова пересказал нам все несколько раз, чтобы зафиксировать это в нашей памяти. На следующее утро он, я и Вилль посетили старика Хайби, прежде чем тот успел уйти в церковь. Мы заставили его продемонстрировать нам все: вытащить замешанную в этом происшествии телегу, наложить на нее тем же способом такой же груз и посадить того же возчика. Мы продержали телегу пол-воскресенья под дождем и благодаря скользкой почве она каждый раз, огибая этот угол, въезжала в левую канаву Лондонского шоссе. И каждый раз ее задок с балками описывал дугу вдоль края оврага, как человек, замахивающийся на мяч гольфа. И в этот момент каждому, кто находился бы в полудюжине шагов на этой тропинке школьников, угрожала верная смерть. Мы раздобыли несколько реек и воткнули их вдоль тропинки, чтобы проверить наши предположения (Джимми Тайнер сообщил, что Эллен была рoстом в 5 футов и три дюйма). И оказалось, что балки должны были ее задеть. Понятно вам, что произошло? Мы поняли. Задние колеса телеги каждый раз с некоторым сотрясением наваливались на край оврага, а балки дрожали и отклонялись на несколько дюймов в сторону, вроде дубинки для гольфа. Очевидно, этот небольшой, боковой размах пришелся по основанию черепа Эллен с достаточной силой, чтобы свалить ее замертво, как убиваемого ударом в мозжечок быка. Не правда ли дьявольский случай? И тогда Джимми Тайгеру пришло в голову, что если бы она сделала всего два шага дальше, она невредимо обогнула бы угол оврага. Потом он вспомнил, что она внезапно замолчала во время «размолвки», а он не вернулся обратно, посмотреть, что с ней такое!
Каждый из нас высказался по поводу всего выслушанного нами, а потом Мак-Найт спросил:
— Но… если так… почему же скрылся Уоллин?
— Это следующий этап нашего повествования, уважаемый сэр! Лемминг лишен инстинкта настоящего оxoтника за людыми. Он оробел. Мне пришлось напомнить ему насчет гравюр, прежде чем он собрался снова поехать к Уоллину. Мы с Вилли застали его дома. Я его не видел, пожалуй, около месяца и с трудом узнал его. Он весь потух — все лицо было в морщинах, а глаза словно успели заглянуть в ад. В наши времена приходится встречать такой взгляд. Но увидев нас, он необычайно ожил. И старушка тоже. Если бы он был собакой, он завилял бы хвостом от радости. Мы очень смутились, потому что это была не наша вина, что мы не засудили его на всю жизнь. Пока мы разговаривали о гравюрах, он неожиданно сказал: «Я вас не обвиняю: я и сам бы поверил этому на основании таких улик!» Лед был сломан. Он рассказал, что почти что наехал в ту ночь на тело Эллен, мертвое и коченеющее. Потом я ·вынырнул из-за угла и окликнул его и это его перепугало. Он вскочил на свой мотоцикл и скрылся, позабыв лопатку. Кстати, он поднял эту лопатку в предыдущую ночь у старого демобилизационного лагеря около Банстед-Доунс. Роковая случайность, не правда ли?
Когда Вилли и я впервые посетили его и стали плести нашу небылицу насчет Западного Викгэма, он заподозрил, что за ним следят, а путаница Билли с визитными карточками окончательно уверила его в этом. Поэтому он скрылся. Спустился в свой подвал и ждал там, с револьвером в руке, готовый пустить себе пулю в лоб, когда придет приказ об его аресте.
Какой ужас! Подумайте только! Подвал, свеча, кипа изданий по садоводству и заряженный револьвер! Ведь ни один суд в мире не поверил бы в его объясения своих поступков. «Взгляните на это с точки зрения прокуратуры», — сказал он. — «Человек средних лет с медицинским свидетельством, которое пояснило бы всякую потерю самообладания, оказывается ночью, под проливным дождем, в пятидесяти-шестидесяти милях от своего дома, на вершине оврага. Он оставляет там, вместе с телом девушки, тот самый вид орудия, который мог причинить ей смерть. Я прочел о лопатке в газетах. Разве вы не представляете себе, какой оборот приняло бы для меня это дело?» — сказал он.
Я сопросил ею, что же он делал там?
Уоллин ответил, что сажал растения.
— Что вы сказали ему на это, Вилли?
— Разумеется, спросил его, что это были за растения? — отозвался Лемминг и обратился к Maк-Найту. — Это были нарциссы и какой-то сорт жимолости.
Мак-Найт с компетентным видом кивал головой, пока Лемминг распространялся в течение одной-двух минут о понятных только садоводу вещах.
— Садоводство не моя область, — вмешался Кид, но вопросы Вилли оказали чудесное действие на мистера Уоддина. Он прекратил свой разговор о самоубийстве и перевел речь на садоводство.
Оказалось, что после своей отставки, Уоллин покинул госпиталь с целым армейским корпусом, кричавшим ему в уши. И суть их приказаний сводилась к тому, чтобы он сажал всякие растения по всей местности. Понятно, сначала он терпел это, а потом вернулся в свой дом в Митчэм и повиновался этим приказаниям, и пока он выполнял их, голоса молчали. Если же он прекращал свою работу хотя бы на неделю, они снова поднимали адский вопль. Будучи методическим человеком, он купил мотоцикл и обшитую клеенкой корзину и ездил повсюду, рассаживая везде свои растения. Днем он высматривал подходящие места, а с наступлением темноты принимашлся за дело. В ту ночь он работал вокруг Тополя Чаннэта и наткнулся прямо на труп Эллен. Это открытие потрясло его. Но я снова направил его речь на его собственные симптомы. — Все проклятье заключается в том, — сказал он, — что, будучи представленным самому себе, он не желает для себя ничего лучшего, чем эта работа по посадке. Эти голоса со своими приказаниями выматывают из него душу.
Уоллин признался нам, что если бы ему пришлось предстать перед судом, ему наверняка пришлось бы рассказать все насчет своих голосов, своего ночного садоводства, и его послали бы в сумасшедший дом. Вот чего он боялся больше виселицы! Я продолжал выспрашивать его насчет его голосов: иногда они бывали похожи на голос его сиделки в госпитале, но звучали громче и перемешивались с ужасными наркотическими видениями.
Вилли, слушавший все время Уоллина с таким значительным выражением лица, какое мне еще никогда не случалось видеть у него вне стен его лавки, сказал: «Теперь, мистер Уоллин, я приведу вам на память то, что читала или рассказывала вам ваша сиделка и что потом повторяли ваши голоса». И начал плести ему длинную детскую сказку насчет каких-то ребятишек, которые сажали цветы на чужих лугах на радость тем людям, у которых нет садов. Послушали бы вы только Вилли! Он может стать красноречивым даже там, где не пахнет деньгами!
А Уоллин облегченно подтверждал, что это и были именно те самые слова, и вставлял свои собственные воспоминания. С него градом струился пот и он словно сбросил со своих плеч десяток лет. Старушка-экономка поднялась, чтобы принести нам ужин. Но когда Вилли начал свою сказку, она остановилась и выслушала ее всю до конца. Потом Уоллин поднял руку, словно прислушиваясь к своим проклятым голосам. Отстранил их рукой, опустил на стол голову и зарыдал. Боже мой, как он pыдaл!
Уоллин не хотел отпускать нас и цеплялся за нас как ребенок. Итак, после ужина, мы подробно проанализировали всю его историю. Сильные боли и наркотики сделали то, что эта детская сказка застряла в одном из yголков его мозга, пока она не превратилась в навязчивую идею, перемешанную с звуками бомбардировки и ночными кошмарами. Как только мы разъяснили ему все, она улетучилась как эфир, не оставив никакого следа. Я отослал его в постель. Старушка проводила нас до двери и смотрела на нас, как на двух чародеев, которые, по ее словам, сняли с ее питомца злые чары.
— Так оно и было! — заметил Берджес. — Чем же он потом занялся?
— Купил прицепную коляску к своему мотоциклу, чтобы брать с собой побольше растений, и разъезжает по всему округу и сажает счастливый, как… Чего бы я только не дал, чтобы обладать хотя бы крупицей его счастья! Но, заметьте себе, он тотчас же покончил бы с собою, если бы Вилли и я вызвали его арест. Нет, мы совсем не первоклaccные Шерлоки Холмсы!
Источник текста: «Вокруг Света», № 7, февраль 1928 год, стр. 8-11, 14.
Исходник здесь: http://sergeyhry.narod.ru/vs/vs1928_07_04.htm