Странницы (Успенский)

Странницы
автор Николай Васильевич Успенский

Опубл.: 1862. Источник: az.lib.ru • Трагическое из русской жизни.

Николай Васильевич Успенский

Странницы

Трагическое из русской жизни.

Действующие лица:

Настасья — старуха 50-ти лет, бедная городская торговка.

Иван

} — рабочие на самоварной фабрике, молодые холостые люди, дети Настасьи.

Пётр

Маланья — деревенская старуха, 48 лет.

Степанида — невестка Маланьи, молодая баба.

Квартальные, будочники, купец — содержатель самоварной фабрики, товарищи Ивана и Петра, сотский, староста, приказчик, чиновники, лакеи, мужики, бабы и пр.

Картина первая.

Зимнее время. Улица губернского города, в нижнем этаже дома питейный дом с разбитым фонарём и замасленною дверью, у двери висит на верёвке кирпич в тряпке (блок), налево, ближе к авансцене, на углу улицы сидит в шубейке Настасья с булками, пряниками и прочим. При поднятии занавеса двое пьяных, в полушубках, молча идут в кабак, причём блок пищит, в кабаке слышатся хриплые голоса, дверь, из-за которой несётся пар, хлопает. Вдали разносится благовест.

Настасья (крестится). К вечерни! (Вяжет чулок). Ох, детушки, детушки! Всё-то вы жалки да больны!.. (Помолчав). Свету божьего не видите, мои голубчики… Сокрушила вас эта самоварня!

Слева являются два чиновника.

Один из чиновников (нагнув голову и торопясь). Дабы уездное казначейство впредь до взыскания с виновных зачислило в недоимку и о поступлении в казну имело со своей стороны, где следует, настояние, почему казённая палата и определила…

Проходят.

Настасья (продолжая вязать). Пора бы женить их… Да вот, достатки-то наши! (Выдёргивает спицу и берёт её в зубы). Ох-ох, плохие достатки!.. Петруша с коих пор светёлки себе не объегорит… За работу получают мало… Ох-ох, Спаситель наш! (Продолжает задумчиво вязать).

Справа идут в новых полушубках остриженные рекруты, за ними плачущие бабы с сумочками, раздаётся припев:

« Соколик ты мой,

Желанный ты мой»!

От толпы отделяется несколько человек и идёт в кабак, пищит блок. Рекруты проходят. Слева, близ торговки, появляется Маланья в зипуне.

Маланья (Настасье, уныло). Матушка, что, в этой улицы лбы-то бреют?

Настасья. В этой, в этой… Тебе, верно, надо в казённую палату? А что?

Маланья (приложив руку к щеке, с дрожью в голосе). Да сынка моего отдают в солдаты.

Настасья (с участием). Один, небось, и есть у тебя?

Маланья (плачет). Один, голубчик мой…

Настасья. Что делать!.. Видно доля такая!.. Присядь тут себе, отдохни… (Пододвигает скамейку).

Маланья садится.

Совсем уж взяли?

Маланья. Да, видишь, ещё повели… Не знаю… Невестка с ним пошла…

Настасья. Подожди, всё по этой улице водят рекрутов-то…

К Настасье подходит пьяный мужик с бабой, у которой раздуто от слёз лицо.

Мужик (роясь в кармане, Настасье). Давай закуску, какую ни есть, (с ударением) надо половчее выпить!

Баба. С чего пить-то, Егор Андреевич? (Печально качает головой).

Мужик (с гневом). Пей, покуда пьётся! (Громко). Пей, ничего! (Подумав). Сына проводили? Ну, и шабаш!! Чего ж ещё надо?..

С другой стороны идут ещё мужики, они становятся в кучу близ Настасьи.

Первый мужик. Пойдём!

Второй. Кум! Так или нет? Что я-то говорю?

Третий. Андрей Дмитриевич! Неужели…

Является будочник.

Будочник (мужикам). Прочь! Прочь пошли! (Алебардой загоняет всех в кабак, сам уходит).

Настасья (подавая булку Маланье). Закуси-ка, сердечная… Чай у тебя и еда-то из ума вышла?

Маланья. На что это ты? Пошли тебе Господи за твою добродетель. (Прячет булку за пазуху). Так-то, матушка моя, подумаю, подумаю: с кем останусь? (Утирает слёзы). Старик помер, силы мои плохие… Сыночек везде, как сокол, бывало летал… А теперь и глазушек некому закрыть…

Настасья. Ох-ох, живя на веку, всего-то натерпишься!.. У меня, милая моя, свои дети: знаю, какого они достаются! Вот то же, на старости лет, мёрзнешь на морозе не из прихоти! Как родилась — всё бедность да бедность… Что жила век?

Маланья. Знамо, сударынька моя, — нужда всему виной, вот запрежде ко мне хаживала золовка. Ну, и пособляла это… да спожинками померла… А уж, какая, друг, женщина была! Заместо дочери служила. Теперь никого не будет!

Настасья. Вот то же пить, есть хочешь… А где взять? Сыновья с утра до ночи томятся над работой, светлого дня не видят, а всё ходят обтрёпанные да измученные… А там, говорят, как бы младшего сына не поставили в солдаты… Будто жеребьевой он… (После некоторого молчания подавая Маланье половину пряника). Спрячь… Внучатам своим.

Маланья. Что это ты, касатка! Ведь внучат у меня и нет-то…

Настасья (заставляя взять пряник). Кому-нибудь… Сынку своему.

Маалнья (берёт и прячет). Дай Бог тебе здоровья! Мне никаких даров, моя желанная, не надо, мне вот дороже всего твои ласковые речи. (Встаёт и кланяется). Пошли себе, Господи, Твоей благодати. (Садится).

Настасья. Как бы, матушка, мало-мальски полегче была наша судьба-то! А то и толковать не о чем, кроме горестей…

В это время по улице быстро пробегает разутый мужик, крепко держа в руках лапти.

О-о! Видно, затылок забрили… Себя не помнит…

Маланья (подняв глаза вверх, тихо шепчет). Святители, угодники Божии!

Является несколько мещан.

Два мещанина (в один голос). Вот он! (Смотрят вслед мужику).

Третий мещанин. Кто это?

Два мещанина. Гляди: затылок мужику забрили! С радости, ишь, гуляет!.. Посторонись! Вольник! (Отступают в сторону).

Входит вольник в плисовой шапке, с красной гармонью в руках.

Вольник

(подыгрывает, поёт)

Эх, лапти мои,

Лапти чистенькие,

Головастенькие…

(В сопровождении толпы идёт в кабак).

Маланья (приподнявшись, смотрит вдаль). Не он ли это?

Настасья (Маланье). Сынок-то твой?

Маланья. Да, кормилица… Вон народ идёт… Словно невестка с ним… Плачет…

Настасья. Да, может, не он…

Маланья. Родная! Точно он… (Отчаянно качает головой).

Настасья. Да что ты сокрушаешься?.. А, может, затылок ему…

Маланья (дрожит). Сокол мой! (Всматривается).

Вдали раздаётся заунывный, однообразный марш. Являются будочники.

Будочники (сдерживая входящий народ). Назад, назад!

Невдалеке слышится плач, кто-то причитает: « Дружочек ты мой, голубчик ты мой»!.. Плач слышится ближе и ближе.

Маланья (всплеснув руками). Антипушка!!! (Порывается вперёд, вскоре скрывается).

При звуке марша и барабанного боя проходят солдаты. За ними идёт толпа рекрутов, окруженная плачущими бабами, старухами и мужиками, у кого мешок на спине, у кого — лапти. Сбоку толпы, ближе к зрителям, идёт плачущая Маланья, поддерживаемая под руки плачущей бабой.

Настасья. Взяли у сердечной! (Тихо качает головой).

Народ проходит.

Картина вторая.

Бедная мещанская комната. На левой стороне от зрителей, над двумя низенькими окнами висят клетки с чижами, между окнами висит чуйка, над ней балалайка. На правой стороне лежанка, на ней стоит маленький самовар, несколько чашек, порожний полуштоф. В глубине сцены дверь, налево от неё кровать с полинявшими ситцевыми занавесками, направо другая дверь, ведущая в кухню. На авансцене, за дубовым столом, перед ночником сидит Иван и его приятель, — оба с почерневшими от меди лицами, в рубашках и чёрных штанах, опущенных в сапоги, у обоих засучены рукава.

Приятель. Да, Ваня" Только выпьешь — забудешься!

Иван. Не ты один такой.

Приятель (стучит по столу пальцами). Я не про то, к примеру, а что вон как! Одного дохнуть! (Подумав). Был нынче вокруг приёма, у казённой палаты?

Иван. Нет, не был…

Приятель. Большой был приём… (Подумав). Бабы это обо что ни попало колошматятся головами… (Встряхивает волосами). А то жена моя говорит: « Зачем пьёшь»! Нет, вот как: лечь прямо под бочку да и глушить… скорей зальёшь! (Указывает на сердце). Ты не поверишь! Думаешь, думаешь: зачем только живёшь? Тут не пить? Да как тут не пить! Нет! Одно слово, изо всей мочи надо… (После некоторого молчания). Много в эту неделю заработал?

Иван. Оба полрубля… Да всё расчет затягивают.

Приятель (со злобой). Это ваш пузан-то орудует, он всех рабочих, словно мух, затомил, а у самого тысячи ломятся.

Иван машет рукой.

Эх, Ваня! Поверь мне: ей-же-ей, всё правду говорю!

Иван. Чудак ты! Может, лучше твоего знаю, какова эта правда-то!..

Входит Пётр, брат Ивана, парень лет 19-ти. За ним несколько товарищей в полушубках и чуйках, одни из них с гармонью, все с чёрными лицами, иные сбрасывают с себя верхнюю одежду.

Все (подходя один за другим к Ивану и его приятелю и пожимая им руки). Здорово!

Приятель. Здорово! Где были?

Первый товарищ. Ходили Андрюху Горшкова провожать, залобанили дружка. Мы с Алёхой и так вокруг приёма пошатались.

Второй. Народу сколько было!

Иван (подходя, на авансцене, Петру, тихо, взволнованным голосом). Спрятал?

Пётр (озираясь). Спрятал. Завтра приберу в другое место.

Приятель Ивана (первому товарищу Петра, у которого в руках гармонь). Триша! Сыграй, брат, « Барыню с перехватом»…

Первый товарищ (второму). Алёха! А ведь пестрохвостого Егоркина голубя-то ястреб зашиб!..

Несколько голосов. Что ты? Когда?

Первый. Третьего дня… Тут смеху!..

Второй (третьему). Нынче мы с Никиткой были у Николы на обедне… Рекрутов к присяге пригоняли.

Третий. Важно, чай, пели?

Второй мещанин. Братец мой, бас-то у Преображенского! Что ж это за сила! Почесть, все рядские пришли слушать, пели двухорный, Петропавловский бацнет, бацнет!

Входит Настасья.

Настасья (сбрасывая с себя шубейку). Здравствуйте, родимые.

Все, кроме Ивана и Петра. Здравствуй, Настасья Еремеевна…

Иван и Пётр. Здравствуй, матушка!

Приятель и товарищи. Как себе поживаешь?

Настасья. Замёрзла совсем!.. Присядьте себе… Благодарю вас, что ребят моих не забываете…

Несколько голосов. По пути зашли.

Настасья (подходя к авансцене). Ох, сколько нынче рекрутов провели! Что плача было!

Первый товарищ. Приём был ничего…

Настасья. Уж как мне было жалко одну старушку: сына у сердечной взяли!

Иван (подходя к Настасье, негромко). Матушка! Небось, надо самоварец поставить?

Настасья. Что ж за беда? А я вот забежала к Сидоровне, заняла у неё рублишко.

Иван чешет затылок.

Ничего, голубчик! Как-нибудь отдадим… Вот буду чулки вязать, сахарными стручьями торговать… Кручиной горю не пособишь, родной!

Расходятся, Настасья идёт в кухню.

Три товарища (подходя к Ивану и держа руки в карманах штанов). Ваня! Мы хотим разгрызть полуштофик… Как бы посудинки?

Иван. Ну там! Авось своего поищем.

Три товарища. Нет, и не думай. Али мы?.. Ну-ка, посылай.

Иван. Мне, право, совестно, братцы.

Один товарищ. Ваня! Неужели мы не можем понимать?

Другой. Ты только не сердись, что мы зашли к тебе…

Иван. Вот что вздумал! Завсегда просим покорно…

Третий товарищ. По-товарищески, Ваня, зашли…

Первый. Посылай! (Считают деньги и одного снаряжают за водкой).

Некоторые из гостей садятся к лежанке и начинают играть в карты при свете ночника.

Первый. Кому угодно?

Второй (сдавая). Фалька ^[*] — трефовая восьмёрка.

[*] — Фалькой'' называется такая карта, которой придается особое, необходимое игроку, значение. Фалька при тузе означает туза, при короле — короля, при десятке — десятку и так далее. Количество фалек обусловливается игроками до сдачи карт. Их может быть несколько, преимущественно назначаются дамы или шестерки. Фалька имеет силу в каждой масти: при бубнах она составляет бубновую масть, при червах — червонную и тому подобное. Применяется в игре « горка». Функции фальки во многом напоминают функции джокера в покере.

Третий. Пошла копейка.

Первый. Замирил! Хлюст!

Третий товарищ почёсывает затылок, окружающие игроков смеются. Какая-то женщина отворяет дверь и просовывает голову.

Женщина. А что, моего Васьки тут нет?

Все огладываются.

Василий (с картами в руках прячется за спины товарищей, шёпотом). Нет, нет…

Толпа (загораживая Василия). Нет, Акулина Дементьевна…

Один товарищ. Один только что, должно быть, пошёл к хозяину.

Молчание.

Акулина Дементьевна. А Костюшка здесь?

Константин прячется.

Толпа. Нет его, Акулина Дементьевна…

Один. Говорят, он с самого обеда пошёл к Алёхе Сахарову, провожать Горшкова… Оттуда они хотели к Николе за реку, смотреть, как к присяге пригоняют…

Акулина Дементьевна (скрываясь, в отчаянии). Ах, сокрушители!

Первый. Ушла! Сдавай!

Второй (сдавая). Копейка тёмных…

Третий. Словно от солдатчины попрятались…

Первый (другому товарищу). Нет ли у тебя гривенничка, масть, брат, такая привалила!

Входит Настасья с чашками.

Настасья. Просим покорно…

Один. Напрасно, Еремеевна…

Другой. Мы вчера вечером попили у Софроновича. (Берёт чай).

Настасья. Не взыщите, родимые, лишнего-то ничего нет…

Некоторые из гостей садятся на сундук, вынимают карты, гремят бабками и собираются то же играть.

Один. Слышишь, пошла лодыжка!

Другой. Ещё две…

Во всё время Иван и Пётр хозяйничают, носят тарелки, рюмки, хлеб и прочее. Является квартальный, два будочника и купец.

Квартальный. Кто тут братья Горбачёвы?

Иван и Пётр (сдержанно). Здесь…

Квартальный. Где они (Подходит к ним). Вот Яков Селиверстович подозревает вас в краже меди на тридцать пять рублей серебром.

Настасья стоит неподвижно, держа чашки.

Купец. Прикажите их обыскать.

Квартальный делает знак будочникам, будочники уходят. Немая сцена, все стоят, не шевелясь.

Квартальный (купцу). Садитесь, Яков Селиверстович.

Купец. Ничего, постоим.

Молчание.

Квартальный. Сколько, по-вашему?

Купец (вынимая часы). Восьмой…

Квартальный. Merci [Благодарю (фр.)]. (С почтением). Были у его превосходительства-то?

Купец. Да… Попили чайку…

Квартальный. Его супруга — благородная женщина.

Купец. Благородная дама.

Квартальный. Благородная дама.

Все молчат, некоторые покашливают. Квартальный закуривает сигару. Входят будочники, таща мешок.

Оба будочника. Вот мешок с чем-то.

Купец, квартальный, будочники (осматривая мешок, в один голос). Медь!!!

Квартальный (Ивану и Петру). Чья эта медь?

Все смотрят на дух братьев. Мать с навернувшимися слезами пристально гладит на сыновей.

Квартальный. Что же вы молчите?

Купец (квартальному). Я, наверное, знаю, что они обработали это дело… Прикажите их связать.

Квартальный (будочникам). Ну-ка!

Будочники вяжут.

Квартальный (купцу). Тут главное дело — взлом замка…

Настасья (квартальному). Батюшка! Они ни в чём не повинны… Ваше благородие…

Купец (Ивану). Не ожидал, Иван, я от тебя таких пакостей! Отплатил, брат, за все благодеяния!..

Пётр (связанный будочниками, дрожащим голосом). За какие благодеяния-то?

Купец (не обращая на него внимания). Не ждал, право, не ждал, Иван.

Пётр. На тебе креста нет… Ты нашу кровь всю выпил!..

Иван (взволнованным голосом). Эх, Яков Селивёрстович! Только бедность-то моя!

Настасья (будочникам). Батюшки!..

Один товарищ (Настасье, тихо). Ты, Еремеевна, оделась бы, проводила их…

Настасья ищет шубейку.

Пётр (со связанными руками, плачущим голосом, товарищам). Я напишу в Санкт-Петербург просьбу, пусть нас разберут!

Товарищи грустно смотрят на него.

Квартальный. Совсем?

Будочники. Совсем.

Квартальный (даёт знак). Ведите!

Впереди идут преступники, за ними купец, квартальный, будочники, Настасья, товарищи.

Один товарищ (другому). А пожалуй, пойдут в Сибирь…

На сцене беспорядок, спустя некоторое время занавес опускается.

Картина третья.

Спустя год после первой и второй картин. Раннее весеннее утро. Бедная крестьянская изба, направо от зрителей разбитые окна, заткнутые зипунами и тряпицами, ближе к авансцене дубовый длинный стол, на котором тускло горит ночник, у стола стоит скамейка, налево нары и полати. В глубине сцены против зрителей дверь с горшечным умывальником и русская печь, на полу в разных местах кадушки, старые лапти и пр. Завывает ветер и свищет сквозь худые стёкла. Входит Маланья, сильно похудевшая, в дырявом зипуне, голова повязана грязной тряпицей. Она медленно приближается к столу, от кашля закрывая рот. Буря выбивает зипун на середину избы, Маланья поднимает его и затыкает окно, потом садится у стола. После некоторого молчания она облокачивается на стол, закрывает глаза концом занавески. Гудит буря. Входят два мужика.

Первый (второму). Сердечная! (Помолчав, Маланье). Здорово живёшь, Гордеевна!

Маланья (поднимаясь, сквозь слёзы). Здравствуйте, родимые. (Кланяется).

Первый. Что, матушка, увели лошадку?

Маланья (стоя поодаль от мужиков). Увели, касатики.

Первый. Доконали нехристи! На лошади всё хозяйство стояло! Я думаю, это Андрюшка Коростель… Давно увели-то, Гордеевна?

Маланья. После вторых кочетов хватились…

Первый (с участием). Известно: дело одинокое, ишь у них ни одного мужика дома нет. С тех самых пор, как сына её отдали в солдаты, всё почало… почало… так промеж рук прошло! (Маланье). Как же ты думаешь, Гордеевна?

Маланья. Чай, искать надо.

Оба (в один голос). Искать, Гордеевна!

Первый. Ты сама ступай… Невесте где? Баба молодая… Ты сперва иди прямо на Логачовку, там зайди к кузнецу Чапле. Оттуда путь держи на Мочовку, оттуда тебе укажут дорогу на Калугу… Как выберешься на большую дорогу, иди да посправашивай: дескать, не видали ли гнедой лошади с белой ногой?

Маланья рыдает.

Мужик (помолчав). Что ты всё убиваешься, Гордеевна?

Маланья. Эх, касатики!..

Первый (тронувшись). Знамо: что говорить!

Второй (первому). С Логачовки-то ей бы понаведаться в Ершёвку, спросить Елизара Затеева.

Молчание.

Первый. Нам пора в кузницу-то! Ну, Гордеевна, провещай! Желаем тебе счастливо разыскивать… Спроси Чаплю-то!..

Идут к двери.

А где ж твоя Степанида?

Маланья (провожая гостей). Я послала её к старосте заявить, неравно допросы пойдут.

Оба. Прощай. (Надевают шапки и уходят).

Маланья (опять садится за стол и припадает к нему головой, причитая). Сыночек мой! Где ты, мой ненаглядный, Анти-пушка. (Рыдает).

Буря вторит.

На кого ты меня покинул, беззащитную? Соколик мой! Чует ли твоё сердечко?

Снова рыдания. Слышится тихий стук в окно, через некоторое время стук усиливается.

Маланья (оборачиваясь к окну, протяжно). Кто там?

Голос с улицы (тихо). Пустите странницу Христа ради…

Маланья идёт к двери. Входит в ветхом капоте Настасья с палкой, повязанная чёрной шалью. Её глаза с тусклым свинцовым блеском, острый подбородок выдвинулся вперёд.

Настасья (разбитым голосом). Здравствуйте…

Маланья. Здравствуй, родная.

Настасья медленно походит к лавке.

Маланья (подпирая подбородок рукой). На богомолье ль куда идёшь?

Настасья (садится). Нет… Куда глаза глядят.

Молчание.

Маланья (снова садится). Видно, у тебя ни роду, ни племени нет?

Настасья. Никого нет… (Вздыхает). Были сыновья, да в Сибирь сослали…

Маланья (задумчиво гладя в сторону). У меня то ж у самой взяли сынка в солдаты… (Помолчав). Загубил мой век дорогой сыночек!… (Утирает занавеской глаза).

Настасья (опершись на палку, глубоко вздыхает). Скоро, скоро, мои детушки, позабуду я вас! Сокроет мои кости мать сыра земля… (Облокачивается на стол).

Обе сидят молча. Гудит буря.

Отлетели мои ненаглядные!

Маланья (как бы про себя, вздыхает). Видно, много нас таких!

Молчание.

Маланья (Настасье). Не хочешь ли ты чем-нибудь закусить?

Настасья. Благодарствую. Мне ничего не надо.

Маланья (немного придвигаясь). Что ж, ты чай, про своих сыновей-то у ворожеи какой гадала? Ась?

Настасья. Один дьячок по книгам справлялся: как они должны по писанию…

Маланья (придвигаясь ещё). Стало, по закону-то там… (Подумав). Небось, что сказано! Тебе бы к ворожее… У нас нынче лошадку увели, небось, то же надо и мне к ворожее… (Вздыхает, поднимает зипун и заслоняет окно).

Настасья (начинает шептать про себя, развязывая узелки и глядя на них). Ванюшка… Петенька…

Долгое молчание. Маланья пристально смотрит на Настасью.

Маланья (садится). Ты чья, касатка?

Настасья. Из здешней губернии… Торговка.

Маланья (медленно). Торговка… Не ты ли однажды со мной сидела в городе? Когда была рекрутчина?

Настасья (подняв голову). Твоего сынка отдавали в солдаты?

Маланья (встаёт). Ах, ягодка! А я слушаю: голос знакомый, а глазами-то никак не рассмотрю…

Настасья (вставая). Я сама, родимая, кабы ты мне встретилась где, ни за что бы не угадала.

Маланья (подступая к Настасье). Давай, повидаемся…

Начинают целоваться крест-накрест и раскланиваться.

Ну, здравствуй… Всё ли ты себе жива?

Обе садятся.

Настасья. Плохо…

Маланья. Плохо и я… Всё горе по горю…

Настасья. Сокрушило это горе!..

Маланья. Я уж никак с год ни одной ноченьки не сплю спокойно: сынок, желанная, из ума не идёт…

Настасья. Детушки! Всю-то вы душеньку вымотали…

Маланья. Сокрушили… Ох-ох!.. (Помолчав). Куда теперь пойдёшь, бесталанная?

Настасья. К преподобному Сергию ходила, оттуда в Оптину пустынь, а уж теперь и не знаю, куда идти… В Киев хотела, да чай, на дороге помру…

Маланья. Сердечная! Небось, ты поесть хочешь? Дай, я тебе чего-нибудь принесу?.. (Суетится).

Настасья. Нет, не хлопочи…

Маланья. С чего же?.. Ты меня тогда как потчевала!

Настасья. Кабы хотела, я б тебе сказала.

Маланья. Что бишь я?.. Да! Пойдём мы с тобой, матушка, к ворожее-то вместе: от нас тут недалече есть ворожея, ты погадаешь про сынков, а я про лошадку-то… Что делать! Мукой измучила меня эта лошадь… Я и про Антипушку своего погадаю…

Настасья. С чего же? Пойдём.

Маланья. Правильно, пойдём! Ежели ворожея скажет искать, то я пойду, делать нечего, искать, а ежели нет, то мы с тобой воротимся сюда… Ты у меня отдохнёшь себе… Поживёшь, сколько угодно.

Настасья. Мне куда ни идти — всё равно!

Маланья. Так-то, моя сердечная…

Входит Степанида.

Степанида. Староста, матушка, велел искать по горячим следам.

Маланья. О! Стало быть, надо собираться?

Степанида (смотря на Настасью, Маланье). Чья такая?

Маланья. Это мне знакомая странница… Вот мы с ней к ворожее хотим пройти.

Степанида. Так ты, матушка, одевайся.

Маланья ищет шубу. Настасья в это время шепчет про себя, продолжая рассматривать узелки.

Степанида (вынимая из печи тряпицу и развязывая её зубами). Матушка! Неровно долго проходишь… У меня есть гривна… Возьми ты её себе на дорогу… Хлебца где, бывает, купить. (Подаёт гривну и помогает Маланье подпоясаться).

Маланья (Степаниде). Что, аль не будет допросов-то насчёт лошади?

Степанида. Не знаю… Староста сказал: после…

Маланья (Настасье). Ну, так пойдём же, моя касатка…

Усаживаются, потом встают и молятся образам.

Маланья (Степаниде). Прощай, Степанидушка.

Степанида (целуется с Настасьей). Счастливо… Вы недолго ходите-то! Вот, палочку возьми, матушка…

Все идут к двери.

Маланья (отворяя дверь, набожно). Господи Иисусе Христе!..

Позади старух идёт Степанида. Занавес опускается.

Картина четвёртая.

Налево от зрителей часть сельского кладбища, две могилы с покосившимися крестами и одним деревцем, посреди них мужик в рубахе роет свежую могилу, вокруг могил дорожки к церкви, направо часть церковной ограды. Проходят сельские девушки с длинными косами, они говорят между собой шёпотом и скрываются за церковной решёткой. Входят несколько мужиков и мальчиков.

Первый мужик. Ещё не благовестили…

Все становятся подле новой могилы и смотрят в неё.

Второй мужик (могильщику). Кому это? Расстепяке?

Могильщик. Ему… (Выбрасывает землю).

Все (снимают шапки, с расстановкой). Царствие небесное…

Третий мужик (задумчиво). Знатный был человек!

Начинают надевать шапки.

Так-то придёт время, все помрём…

Первый. Должно, не минуем. (После небольшого молчания). Вот уж где будет свобода-то! Никаких забот! Лежи себе, ровно барин…

Второй (с иронией). На что покойней места!..

Молчание. Появляется приказчик с тростью, за ним староста без шапки, то же с тростью, все мужики снимают шапки, приказчик не кланяется и проходит мимо. Входит баба со старухой, они делают низкие поклоны могилкам, старуха падает на могилу, глядя на неё, и баба то же кланяется три раза и с рыданием падает на могилу.

Баба (припевает). Сударик ты мой!.. (Заключает тихим певучим рыданием, похожим несколько на хохот).

Старуха. Возьми и мои к себе старые косточки…

Рыдания смешиваются. Идёт земский с лакеем. Все мужики кланяются.

Лакей (земскому). Станете на клиросе?

Земский. Подумаю… (Проходят).

Идут бабы в белых повязках и красных платках, рассматривают друг у друга наряды. Некоторые из них останавливаются у новой могилы. Входят Маланья и Настасья очень изменившиеся, с ними рядом идёт сельская старуха.

Маланья (печально старухе). Недель пять бродим.

Старуха качает головой. Настасья, держа в руках какие-то тряпицы, шепчет про себя. К ним подходят мужики и бабы.

Один мужик (сельской старухе). Чьи такие?

Старуха. Не знаю! Лошадь пошли искать, да потеряли дорогу в деревню…

Все с любопытством смотрят на Настасью.

Одна баба (тихо). Она что-то шепчет…

Второй мужик (Маланье). Кто эта баба с тобой?

Маланья. Она немного помешанная…

Настасья переходит на другу стороны и садится у могилы.

Дорогой тронулась… О сыновьях истосковалась…

Второй мужик. Как вы дорогу-то потеряли?..

Маланья. Ох! Помню я только свою деревню…

Входит приказчик, сопровождаемый старостой.

Приказчик. Что такое?

Несколько человек. Странницы лошадь искали, да заблудились.

Приказчик (Маланье). Какого вы уезда?

Маланья. Не знаю, ваше благородие…

Приказчик. А паспорта есть?

Маланья. Нет…

Приказчик (подходя к Настасье, которая сидит, понурив голову). Ты чья?

Настасья вздыхает. Бабы качают головами.

Несколько голосов (тихо). Она помешанная…

Приказчик (старосте). Надо их отправить к становому… Может, беглые.

Староста. Главное, на княжеской земле…

Появляется лакей.

Лакей (приказчику). Вас просят на спевку подтянуть.

Приказчик, озираясь на старух, уходит в церковь к решётке, за ним идёт староста без шляпы, с тростью.

Маланья (мужикам, сквозь слёзы). Батюшки! Что нам делать?

Один мужик (другому). В самом деле, что тут станешь делать?

Другой (озираясь). Пожалуй, приказчик взаправду их отвезёт к становому… Это от него случится. Да вот ещё главная причина: от станового-то как бы они не попали в острог…

Несколько голосов (с размышлением). Чего доброго, малый…

Другой. Разве становому нужно, что они забыли свой уезд?.. Ему кого ни на есть шамкнуть в острог, и шабаш! (Вполголоса). На днях Захар Воробьёв поехал в город овёс продавать, и то в части насиделся…

Третий (Маланье). А вы, старушка, вот что: лучше бегите-ка отсюда скорее, а то приказчик вас отвезёт к становому, а уж тот не помилует… Его должность известная!..

Маланья (начинает рыдать). Батюшки мои! Помогите нам!

Первый. Что тут делать?.. Ничего не сообразишь… Право, куда-нибудь скройтесь!

Несколько баб с сожалением качают головами. Слышен благовест колоколом. Народ идёт к церкви. Сцена пустеет. Могильщик, держа под мышкой лопату и заступ, откусывая от краюхи хлеба, идёт за могилы и скрывается.

Маланья (Настасье). Матушка, пойдём, пойдём отсюда!..

Настасья, услышав знакомый голос, поднимает голову.

Маланья (берёт её за рукав). Нас в острог хотят!

Настасья (удивляясь). В острог?

Маланья. Да! Пойдём скорее, ягодка!

Настасья (вздыхая). Да!.. Они далеко уехали… Вот Ванюшкин платочек. (Показывает).

Маланья (плача). Ничего не понимает…

Настасья (взглянув на Маланью). Ведь они скоро воротятся, не тужи… Мне в палате сказывали… Я им образочек дала… По платочку… Красненькому… Знаешь, матушка? Секретарь ведь за них… Они по бедности… Да… (Задумывается).

Маланья (дёргая её за рукав). Пойдём же…

Настасья (встаёт). К обедне?

Маланья. Нет!.. Бог с ней, с обедней…

Настасья (про себя, тихо). Ванюшка… Петенька…

Маланья заливается слезами и уходит с сумасшедшей. Благовест продолжается. Занавес опускается.

Картина пятая.

Густой тёмный лес, сильный ветер, шум леса заглушает отдалённый голос кукушки, где-то в стороне едва слышно тянется песня мужика:

« Уж вы, ночи тёмные,

Вечера осенние,

Надоели да наскучили»…

Ветер часто относит и заглушает песню, наконец она совсем пропадает. Посреди леса под деревом лежит Настасья. Шум леса продолжается полминуты… В глубине леса показываются бабы и девки с лукошками для грибов, они замечают лежащую и боязливо начинают приближаться к ней. Одна, отделившись от толпы, заглядывает Настасье в лицо и отскакивает прочь.

Девка (шёпотом). Мёртвая!

Две бабы (шёпотом). Пойдём отсюда… Прицепят нас…

Все испуганно убегают. Шумит лес, вдалеке слышен голос кукушки… С вязанкой сухих веток является тот самый мужик, что недавно пел за сценой песню, он хочет посмотреть на лежащую, делает два шага к ней, но, как будто одумавшись, бежит назад и скрывается… Шум леса… Сцена пуста около минуты. Из глубины леса с левой стороны показываются сотский, староста, три мужика и среди них Маланья, они молча приближаются к Настасье. Все стоят и молчат. Маланья смотрит бессознательно в землю.

Староста (тихо). Давно померла-то?

Маланья. Недавно…

Сотский (монотонно, Маланье). Тебя надо в острог, потому как ты всё с ней была…

Маланья закрывает Настасье глаза концами головной повязки.

Сотский (после некоторого молчания и не переставая глядеть на мёртвую). Что ж, берите её… (Кивая на Маланью). Эту — вяжите!..

Мужики вяжут Маланье руки, поднимают мёртвую и несут. Маланья идёт с боку процессии. Все медленно скрываются. Шумит лес, едва слышится прежняя песня. Занавес опускается.

1862 г.

---

Источник текста: Николай Успенский, « Собрание сочинений», Москва-Ленинград: ГИХЛ, 1931 г. стр. 250—265.