У этой страницы нет проверенных версий, вероятно, её качество не оценивалось на соответствие стандартам.
Странник — День XII
автор Александр Фомич Вельтман
Дата создания: 1831, опубл.: впервые — в журнале «Московский телеграф», 1832. Источник: Вельтман А. Ф. Странник / Издание подготовил Ю. М. Акутин — М.: «Наука», 1978. — (Литературные памятники)., скан

День XII. Тирасполь. Мазил; угощение; Джок. Мульт премульцимеск[1]. Разговор с милой читательницей. Г. Tupac; милетка. Вероломство читателя. Белгород; Овидий, Томи. Черное море; буря

LXXV

Грешно быть так близко от Тирасполя и не съездить туда, где некогда я выучился накладывать 25 различных пасьянсов, где так сладка и нежна стерлядь днестровская, где так велик, жирен и румян осетр, где так огромна белуга и зерниста икра свежепросольная! Грех было бы не заехать посетить добрых моих знакомых, добрых моих хозяев, не откушать у них русских щей, янтарной ухи и пирога, но 21 день карантина удерживает меня и читателей моих от этого невинного искушения.

LXXVI

От Бендер вниз по Днестру места прелестны, природа и жители богаты, долина днестровская покрыта селениями, все протяжение реки осенено фруктовыми и виноградными садами. Как жив человек там, где природа прекрасна, воздух свеж и куда не заносится заразное дыхание притеснителей и возмутителей спокойствия.

LXXVII

В котором-нибудь из этих селений мы остановимся. Садитесь, гости мои, под акацию; она разливает на нас благоухание свое; столетняя липа заслонила нас от солнца. Хозяин мазил уже заботится, чтоб угостить вас. Земфира и Зоица выносят приданое свое, разноцветные ковры своей работы, стелят на траву. Они не смотрят на вас, но очи их быстры и пламенны, темнорусые волосы завиты в косу, румянца их не потушит и время, груди их пышны, все они — свежесть и здоровье!

Вот несут вам кисти прозрачного винограда, волошские орехи, яблоки, сливы, груши, дыни, арбузы, едва только снятый сот, душистый, как принесенный ореадой[2] Мелиссою. Домашнее вино легко и здорово. Чу! раздались скрыпка и кобза; два цыгана запели мититику; старшие дочери-невесты собираются на джок; молодые молдаване лихими наездниками толпой подскакали к ним, слезают с коней, и все становятся в кружок. Здесь вы видите, как безмолвствуют уста их, как их взоры прикованы к земле и как движутся руки, ноги и весь кружок. Долго продолжается мититика, и наконец следуют за ней сербешты, булгарешти и чабанешти[3]. Это веселее и живее.

LXXVIII

Но все, что продолжительно, теряет цену. Скука родилась от единообразия, и потому, не имея возможности разделять удовольствие джока и вплестись в венок румяных молдаванок, я говорю хозяину, милой Земфире и живой Зоице: мулт премулгимеск! и тихими шагами иду тропинкой через холмы и лес с прелестной моей читательницей.

                                                Я
           
                              Не правда ли, природа здесь прекрасна?
                              Вы в первый раз здесь?
                              
                                               Она
                              
                                                     В первый раз.
                              
                                                Я
                              
                              Вам нравится жизнь сельская?
                              
                                               Она
           
                                                           Ужасно!
                              Особенно, когда...
                              
                                                Я
                              
                                                 Я понимаю вас!
                              Но вы меня, быть может, не поймете...
                              
                                               Она
                              
                              Ах, как вы больно руку жмете!
                              
                                                Я
                              
                              Простите мне! природу так любя,
                              От красоты ее теперь я вне себя!
                              Мне сладко здесь, я счастлив на свободе!
                              О, как живительна, как сладостна весна!
                              Примите поцелуй, назначенный природе,
                              Вы так же хороши и милы, как она!

LXXIX

Незаметным образом приблизились мы к тому месту, на котором по преданиям и по карте древней истории Бессарабии[4] лежит г. Тирас[5]; время стерло его с лица земли, и трудно отыскать его могилу; может быть, с. Паланка[6] есть то место, где жила нескромная переселенка с острова Мило[7]; она прекрасна и жива, как воображение пламенного, влюбленного Анакреона[8], власы ее, как блестящий поток струящейся лавы, легкие сандалии и тонкое, прозрачное, как облако, покрывало составляют всю ее одежду.

LXXX

       Читатель, взор твой вероломен!
       Но бог с тобой, смотри, смотри.
       Ты видишь все! но будь же скромен
       И никому не говори!
       Гречанка юная не знает,
       Зачем ты смотришь на нее,
       Она от взоров не скрывает
       Богатство дивное свое!
       Но ты не в силах взор насытить,
       Смутил тебя нечистый дух!
       Злодей! ты ждешь, чтоб день потух,
       Ты хочешь все у ней похитить!

LXXXI

Но, может быть, Тирас был там, где впоследствии славяне основали Бел-Город и где ныне Аккерман[9], это все равно для нас. Не Овидий[10] ли жил, спросят меня, за Днестровским лиманом? там виден город Овидиополь. Нет, скажу я, Овидий Назон был сослан Октавием Августом в г. Томи в Мезии, где теперь г. Мангалия; там жил 10 лет изгнанный поэт. Может быть, какой-нибудь генуэзский корабль завез надгробный его камень вместе с балластом на место нынешнего Овидиополя и неумышленно поселил в потомстве сомнение к преданиям.

       Зачем нам знать, где жил изгнанник сей,
       И прах его влачить с кладбища на кладбище?
       Он жил, он пел, и вечное жилище
       Поэта в памяти людей!

LXXXII

Теперь, добрые мои! перед нами Черное море. Воображению нашему представляется уже грозная стихия со всеми ее ужасами и тот корабль, который, помните вы, ветры носили в пучине, и та страшная минута, в которую все снасти лопнули, вода заструилась и бедные пассажиры воскликнули: гибель! Плач и вопли заглушили бурю, сердца облились кровью, и вы — бросили книгу из рук своих! Кто помнит из вас, милые охотники до чтения, Оберона[11] и те прелестные строфы, которые кончаются словами: Sie horen nicht?[12] Это также было на море, и в самую критическую, щекотливую минуту.

LXXXIII

Бурю на море мне никогда не случалось видеть; должна быть ужасна! я читал путешествие капитана Кука[13]; но бурю в чистом поле мне случалось видеть. Вот как описывает ее бурный поэт![14]

       Поднявшись с цепи гор огромной,
       Накинув мрачный саван свой,
       Старуха-буря в туче темной
       На мир сбирается войной,
       Стихии ссорит и бунтует!
       Ее союзник Ураган,
       Жестокий сорванец, буян,
       Свистит и что есть мочи дует!
       Что встретит, где ни пролетит,
       Все ломит, рвет, крутит, вертит,
       Мутит, ерошит и волнует.
       С полей, с равнин, с лесов и гор,
       Взвивая пыль, песок и сор,
       По поднебесью тучей носит,
       И солнцу ясные глаза
       И золотые волоса
       Он дрянью пудрит и заносит.
       И вот, нахлупя капишон,
       Седую бровь как лес нахмуря,
       Несется черной ведьмой буря;
       За ней, пред ней, со всех сторон
       Крутятся тучки; Аквилон[15],
       Собравши ветров хор с полночи,
       Ревет в честь бури что есть мочи.
       Стучит, гремит, грохочет гром;
       Как льстец, змеею молнья вьется;
       В земле от страху сердце бьется.
       Но слабым ли моим пером...
       И т. д.

Тучи прежде времени угасили день; я не виноват, внимательные, добрые мои читатели.

Примечания

  1. Пребольшое спасибо (молд.)
  2. Ореады — в древнегреческой мифологии нимфы гор.
  3. Молдавский, сербский, болгарский и чабанский (пастуший) танцы.
  4. Эта карта, приложенная к книге Вельтмана "Начертание древней истории Бессарабии" (1828), была составлена самим автором (см. прим. к отрывку из книги, напечатанному в Дополнениях).
  5. Тирас — колония древних греков в устье Днестра.
  6. Паланка — укрепленное селение возле устья Днестра.
  7. Венера Милосская, всемирно известный памятник древнегреческого ваяния.
  8. Анакреон (ок. 570—478 до н. э.)—древнегреческий поэт, который воспевал любовь, вино, праздность.
  9. Аккерман — городок на Днестровском лимане. Он отошел к России по Бухарестскому мирному договору 1812 г. На месте Аккермана был расположен древнегреческий город Тира. Ныне — Белгород-Днестровский.
  10. Овидий Назон Публий (43 до н. э. — ок. 18 н. э.) — римский поэт, сосланный в конце 8 г. н. э. Октавианом Августом в город Томы (ныне Констанпа). В этом городе он и умер. На протяжении нескольких веков строились различные, порой фантастические, догадки о местонахождении города Томы. Вельтман тоже интересовался судьбой Овидия. Вопреки собственному стиху "Зачем нам знать, где жил изгнанник сей" в четверостишии, завершающем главу LXXXI "Странника", оп много лет настойчиво пытался установить, где в действительности был расположен город Томы. В 1840-е годы до него дошли сведения, что гробница Овидия находится якобы в местности, носившей название Азак. Писатель предположил, что местность называлась Азов, и в 1866 г. опубликовал работу "Дон. I. Место ссылки Овидия". Но тогда уже стало известно, где в действительности находились древние Томы. В романе "Странник" Вельтман решил раскрыть еще одну историческую тайну: что явилось причиной ссылки поэта. И он выдвигает версию, что Овидий оскорбил творческое самолюбие Августа.
  11. "Оберон" — фантастическая поэма немецкого писателя Христофа Мартина Виланда (1733—1813), появившаяся в 1780 г. Семь лет спустя был напечатан ее русский перевод.
  12. Они ничего не слышат? (немец.)
  13. Кук Джеймс (1728—1779) — английский мореплаватель. Описал свои путешествия к Южному полюсу и вокруг света, плавание в Тихом океане.
  14. Два следующих за этой фразой стихотворных отрывка принадлежат перу Вельтмана. Они взяты из стихотворной сказки "Янко чабан", которую он сочинял в начале 1820-х годов. Рукопись произведения не обнаружена. На свое авторство писатель указал в "Воспоминаниях о Бессарабии". Там же он рассказал кратко о произведении: "Вскоре Пушкин, узнав, что я тоже пописываю стишки и сочиняю молдавскую сказку в стихах "Янко чабан" (пастух Янко), навестил меня и просил, чтоб я прочитал ему что-нибудь из "Янка". Три песни этой нелепой поэмы-буффы были уже написаны; зардевшись от головы до пяток, я не мог отказать поэту и стал читать. Пушкин хохотал от души над некоторыми местами описаний моего "Янка", великана и дурня, который, образовавшись, так рос, что вскоре не стало места в хате отцу и матери, и младенец, проломив ручонкой стену, вылупился из хаты, как из яйца". (А. Ф. Вельтман. Воспоминания о Бессарабии, с. 131).
  15. Аквилон — римское название холодного северо-восточного или северного ветра. Римляне представляли его, как и другие ветры, в виде божества.


Это произведение перешло в общественное достояние в России согласно ст. 1281 ГК РФ, и в странах, где срок охраны авторского права действует на протяжении жизни автора плюс 70 лет или менее.

Если произведение является переводом, или иным производным произведением, или создано в соавторстве, то срок действия исключительного авторского права истёк для всех авторов оригинала и перевода.