Страничка воспоминаний (к 9 января)

Страничка воспоминаний (к 9 января)
автор И. М.

Дата создания: 1910 г., опубл.: 9 января 1910 г. Источник: газета «Новое время», СПб., 1910 г., № от 9 января. • Воспоминания рабочего-гапоновца о Г. А. Гапоне и событиях 9 января 1905 года. Автором заметки является, по-видимому, известный журналист И. Ф. Манасевич-Мануйлов (1871-1918) (согласно словарю псевдонимов И. Ф. Масанова [1]).

Мой собеседник закурил папироску... Его спокойное, бледное лицо с большими складками быстро оживилось, и он сказал мне:

— Гапон! Георгий!.. Как все ужасно кончилось и как все для нас непонятно...

Минуту спустя, все с тем же подъемом, жестикулируя руками, он продолжал:

— Я был самый доверенный человек Георгия, и все-таки он не все мне сказал. Я знал о том, что у него «большое дело», что он снова и снова играет на два фронта, но он, уверенный в себе, с неизменной улыбкой на своем характерном лице говорил: «Молчи, брат... Я все сам лучше вас понимаю. На плечах правительства надо делать революцию!.. Они думают, что они меня надули, а ведь я их надую. Вот увидишь... Я все читаю как по нотам... У меня своя звезда!» Все это он говорил за несколько дней до своей поездки в Озерки. Мы утром встретились около 9 часов... Я его проводил до паровика, и он на прощанье воскликнул: «Не тужи, брат, все хорошо!.. Все очень хорошо!.. И отделы откроем!.. И многое рабочим сделаем!.. До свидания!» Гапон махнул рукой и скрылся... Я его больше не видал.

+++

Рабочий «гапоновец» курил одну папироску за другой... В небольшой комнате было душно... Он стал вспоминать прошлые дни...

— Как сейчас все помню... Все сделалось словно в сказке... Помню, месяцев 8 или 9 до знаменательного нашего выступления к Зимнему дворцу у нас было большое собрание, на котором находился и Георгий Гапон. Много спорили... Говорили речи о необходимых реформах, об обещаниях, которые давались рабочим и оставались неисполненными... После одной зажигательной речи выступил Гапон... Он говорил с убеждением, отрывочными фразами, с ударениями и умело действуя на своих слушателей. Он сказал тогда, что слова ни к чему не приведут, что нужно действие и необходимо прежде всего спокойствие и вера в себя, без которых нет настоящего дела. «Ничего не выйдет!» — воскликнул один рабочий. Гапон недовольным взором посмотрел в сторону «протестанта» и резко заметил: «Надо всем нам просить»... Кто-то отнесся недоверчиво. Гапон закричал диким, пронзительным голосом, стукнув кулаком по столу: «Да, пойдем. Мы мирно пойдем, и нас услышат». Эти слова произвели на присутствовавших громадное впечатление, и у многих стариков появились слезы...

— События в России шли с головокружительной быстротой... В наших кругах ко всему прислушивались, и все происходящее немало нас волновало. Свежая струя воздуха кружила нам голову, и одно собрание сменяло другое... Находились вожаки, но они как-то терялись, поддаваясь влиянию партийных людей, которые из них делали послушных кукол... Свершилось убийство Плеве... Оно поразило рабочих и ударило нас по голове... Вслед за этим событием начались наши поражения на Дальнем Востоке... Повсюду происходили собрания, выносились резолюции, вихрь захватил Россию... Мы, рабочие, также решили использовать наступивший политический момент. Все мы говорили о необходимом вожаке, о лице, которое могло бы свободно защищать наши интересы в глазах правительства с одной стороны, а с другой — пользовалось бы доверием рабочих масс. У всех на устах был Гапон... Вспоминали его небольшие, полные веры в себя речи, и когда он заявил о своей готовности выступить в защиту интересов рабочих, все обрадовались... Состоялось большое собрание, на котором был и Гапон... Снова говорили о том, что момент наиболее удобный для серьезного выступления рабочих, что если не использовать настоящие события, минует удобный случай... Гапон в ответ на все зажигательные речи упорно молчал и лишь сосредоточенно смотрел по сторонам... Несколько дней спустя в тесном кругу верных людей (нас было человек 10) состоялось собрание. Тут же из области общих разговоров перешли к частностям и выработали программу действий, причем остановились на вполне определенных резолюциях, вроде тех, которые были вынесены целым рядом обществ и собраний. Гапон протестовал против рутины и говорил, что из этих резолюций все равно ничего не выйдет, что это «мертвое дело», заранее приговоренное к смерти. «Что же делать?» — спрашивали его рабочие. Он улыбался своей своеобразной улыбкой и сквозь зубы процедил: «Верить в меня... Я знаю свое дело!» Это было в декабре 1904 года... Тогда же из «гапоновцев» был выделен тайный комитет, в который вошло всего 4 человека, причем было решено пополнять комитет по мере надобности новыми членами. В этом комитете Гапон в еще более категорической форме заявил, что представлять резолюцию рабочих не нужно, и хотя к этому решению присоединилось большинство (на два голоса больше), но все-таки следует повременить и выполнить «другой план». Какой это был план, Гапон все молчал. Между тем среди рабочих стали раздаваться недовольные голоса — говорили, что Гапон, избранный вожаком, отделывается одними словами... Недовольство дошло до Гапона, и тогда было собрано совещание, в котором снова участвовали самые близкие к Георгию люди... Тут Гапон в решительной форме заявил о своем плане идти к Зимнему дворцу и вручить петицию... В отделах с быстротой молнии раздался призыв Гапона... Со всех сторон его план встретил живое сочувствие... Снова состоялось совещание, на котором присутствовало уже более людей, чем прежде. Гапон еще раз, несколько подробнее, высказал свой план; рабочие внимательно его выслушали. Он закончил свое слово восклицанием: «Вы согласны... Идете со мной!» — «Да», — разнеслось в небольшой комнате. «Поклянитесь», — сказал Гапон. Рабочие поклялись... Гапон подошел к каждому в отдельности и крепко обнял... Все было сделано в какие-нибудь пять дней... Гапон и его ближайшие помощники разъезжали по отделам, беседовали с отдельными рабочими, но дело велось все-таки конспиративно, так как Гапон не хотел вокруг своего плана лишнего шума. Отдельные рабочие, имевшие связи с партийными людьми, рассказали им о намерениях «гапоновцев». Социалисты-революционеры были удивлены затеянным делом и, не препятствуя ему, относились скептически, социалисты-демократы смеялись над Гапоном, считали его за ненормального человека, недалекого попа, который ведет рабочих на скандал. Социалисты-революционеры намекали, что если это будет «вооруженное восстание», то они имеют оружие и поделятся с гапоновцами. Гапон не спал, не ел и был исключительно занят своим делом, в которое он верил и которому отдал всю свою душу. Он ездил на лихаче по городу, вел разговоры с общественными деятелями, журналистами, старался заручиться содействием целого ряда лиц в разных сферах. 7 января Гапон был, как всегда, спокоен. Он поехал к министру юстиции Н. В. Муравьеву, желая на него воздействовать и добиться серьезных результатов. Муравьев его встретил со словами: «Что вы делаете?» — «Дайте мне ваше честное слово, — ответил Гапон, — что вы меня не арестуете». — «Даю». — «Вы имеете возможность, — продолжал Гапон, — сыграть большую роль... Рабочие идут к Зимнему Дворцу. Уговорите Государя Императора выйти на балкон принять нашу петицию». Муравьев очень волновался и после долгих размышлений ответил: «У меня своя обязанность. Это меня не касается». В конце беседы Муравьев посоветовал обратиться к министру внутренних дел и к градоначальнику... В тот же вечер 7-го января Гапон беседовал с градоначальником. «Вы ничего не знаете, — сказал он резко генералу Фуллону, — в Петербурге вспыхнет бунт». Градоначальник ответил уклончиво. В тот же день Гапон добивался свидания с министром внутренних дел кн. Святополк-Мирским. Он несколько раз ему звонил по телефону, но не мог добиться ответа. Восьмого января утром он разъезжал по отделам и отдавал последние приказания. Днем распространилась весть о решении правительства арестовать Гапона... Он об этом немедленно узнал и принял меры: мы его переодели в женскую ротонду и надели на его голову платок. В таком виде он разъезжал по городу и имел ряд свиданий с рабочими. Восьмого, около 7 часов вечера, он приехал в отдел. Здесь были председатели отделов (12 человек). Все сидели за большим столом, покрытым зеленой скатертью. Гапон, при гробовой тишине, произнес речь. Он в немногих словах остановился на переживаемом политическом моменте, на печальном положении рабочих масс и на единственном исходе — шествии ко дворцу. Он говорил с большим подъемом, в его черных небольших глазах светились решительность и надежда... «Товарищи, вы клянетесь идти за мной?» — глухо сказал он. «Клянемся!» — раздалось в ответ. Это была вторичная наша клятва. В девять часов собрание окончилось. С каждым из нас Гапон простился, сказав напутственное слово... Рабочие вышли... Затем покинул собрание Гапон...

Девятого января я видел Гапона рано утром. Он явился в Нарвский отдел в сопровождении рабочего Васильева и еще нескольких близких. Рабочие направились ко Дворцу... Раздались выстрелы... Невдалеке от Гапона была большая фигура «интеллигента», которого я видел на конспиративном собрании 8 января... Когда шальная пуля наповал убила Васильева, находившегося в двух шагах от Гапона, «интеллигент», которого называли «Мартын», схватил Гапона и ловким движением мощных рук вытащил его из толпы... Тут в одном из переулков Гапону остригли волосы и надели пальто рабочего. «Мартын» до последней минуты не покидал Гапона, и благодаря ему он, может быть, тогда остался жив... Гапон у Нарвских ворот скрылся...

Мы ничего не знали о Гапоне вплоть до 19 января. Эти десять дней он скрывался у «партийных людей», а 19-го он бежал из Петербурга за границу...

+++

— И снова мы встретились в Териоках, где праздновали много времени спустя встречу Нового года, а затем и в Петербурге... Гапон по-прежнему весь горел, мечтал о рабочих, о своих отделах и продолжал свои таинственные сношения с социалистами-революционерами и с правительством... Однажды я у него встретил «Мартына», того самого, которого я видел в знаменательный день 9 января... Это был Мартын Рутенберг...

Рабочий вдруг замолк... Волнуясь, со слезами на глазах, он сказал:

— Мартын... Его спаситель и его убийца... Как все ужасно и как все подло кончилось...

И. М.