Страница:Стихотворения (Прешерн, Корш, 1901).djvu/27

Эта страница была вычитана

XIX

въ 1836 г. въ «Иллирскую Денницу» (Danica Ilirska), гдѣ онъ употреблялъ искусственный языкъ, «иллирскій», на далматинской (дубровницкой) основѣ и мало-по-малу ввелъ чешское правописаніе, принятое теперь одинаково какъ хорватами, такъ и словѣнцами. Особенно чувствителенъ былъ для Преширна переходъ его друга, даровитаго словѣнскаго поэта Станка Враза (1810—1851), къ хорватамъ. И Гаю за его языкъ и Вразу за его измѣну досталось отъ Преширна въ двухъ язвительныхъ эпиграммахъ 19 и 21^[1]. Не забудемъ и Прешир-

↑ Нельзя не сознаться, что послѣдняя несправедлива: Станко Вразъ былъ восторженный идеалистъ и къ иллирійцамъ присталъ по убѣжденію, въ виду слабости юго-славянскихъ племенъ сравнительно съ могуществомъ и численностью ихъ враговъ, что онъ подробно излагаетъ въ истинно дружескомъ письмѣ къ Преширну отъ 1 августа (нов. ст.) 1838 г. (Dela Stanka Vraza. U Zagrebu 1877. V, стр. 428—432). Доводы иллирійцевъ были такъ убѣдительны и проповѣдь ихъ должна была такъ сильно дѣйствовать на угнетенныхъ славянъ южныхъ провинцій Австріи, что къ нимъ можно было примкнуть и помимо личныхъ расчетовъ. Преширнъ, какъ и многіе изъ его кружка, вполнѣ сочувствуя идеѣ славянскаго возрожденія, не счелъ однако нужнымъ присоединиться къ иллирийцамъ не только по вышеуказанной причинѣ, но, вѣроятно, и потому, что прізнавалъ такой шагъ «въ чужомъ пиру похмельемъ», такъ какъ иллирійское движеніе было направлено противъ мадьяръ, угрожавшихъ непосредственно хорватамъ, а не словѣнцамъ, которые должны были бояться другого врага, несравненно болѣе могущественнаго, чѣмъ мадьяры, и одинаково опаснаго всѣмъ австрійскимъ славянамъ. И онъ былъ правъ: австрійское правительство поддерживало иллирийскую агитацію лишь для того, чтобы воспользоваться ея плодами въ 1848 и 1849 гг. Не даромъ въ этомъ случаѣ Преширнъ сошелся до нѣкоторой степени съ Копытаремъ, который въ своемъ изслѣдованіи «Hesychii glossographi discipulus» (1839) при разборѣ Гаева преобразованія языка и правописанія въ заключеніе выражается такъ: «Мы не оспориваемъ у латинскихъ (т.-е. католическихъ) сербовъ дубровницкихъ и далматскихъ ни славы, которую они себѣ нѣкогда стяжали (своей литературой съ конца XV по начало ХѴIIІ в.), ни расположения, которымъ они пользуются теперь (у иллирійцевъ), но мы сожалѣемъ о томъ, что провинціальная (т.-е. австрійская, по языку кайкавская) Хорватія, которой столица есть Загребъ, становится жертвой измѣны со стороны своихъ сыновей, предпочитающихъ таскать дрова въ дубровницкій лѣсъ (т. е. обогащать богатаго), чѣмъ поддерживать свою несчастную родину, подавая тѣмъ самый прискорбный примѣръ другимъ». Такимъ образомъ иллирійцы являются не меньшими врагами Хорватіи, чѣмъ турецкіе янычары, какъ выразилъ мысль Копытаря Преширнъ въ эпиграммѣ 18, въ которой трудно отрицать сочувствіе къ такому взгляду. Съ той же точки зрѣнія Преширнъ возставалъ и противъ теоріи четырехъ языковъ въ славянской письменности (эпигр. 19). Стоя, какъ, повидимому, и Копытарь, за права мѣстныхъ языковъ, онъ осуждалъ иллирійцевъ и за многочисленныя заимствования изъ языковъ другихъ славянъ, особенно изъ русскаго (сонетъ 19).

Тот же текст в современной орфографии

в 1836 г. в «Иллирскую Денницу» (Danica Ilirska), где он употреблял искусственный язык, «иллирский», на далматинской (дубровницкой) основе и мало-помалу ввёл чешское правописание, принятое теперь одинаково как хорватами, так и словенцами. Особенно чувствителен был для Преширна переход его друга, даровитого словенского поэта Станка Враза (1810—1851), к хорватам. И Гаю за его язык и Вразу за его измену досталось от Преширна в двух язвительных эпиграммах 19 и 21^[1]. Не забудем и Прешир-

↑ Нельзя не сознаться, что последняя несправедлива: Станко Враз был восторженный идеалист и к иллирийцам пристал по убеждению, в виду слабости юго-славянских племён сравнительно с могуществом и численностью их врагов, что он подробно излагает в истинно дружеском письме к Преширну от 1 августа (нов. ст.) 1838 г. (Dela Stanka Vraza. U Zagrebu 1877. V, стр. 428—432). Доводы иллирийцев были так убедительны и проповедь их должна была так сильно действовать на угнетённых славян южных провинций Австрии, что к ним можно было примкнуть и помимо личных расчётов. Преширн, как и многие из его кружка, вполне сочувствуя идее славянского возрождения, не счёл однако нужным присоединиться к иллирийцам не только по вышеуказанной причине, но, вероятно, и потому, что признавал такой шаг «в чужом пиру похмельем», так как иллирийское движение было направлено против мадьяр, угрожавших непосредственно хорватам, а не словенцам, которые должны были бояться другого врага, несравненно более могущественного, чем мадьяры, и одинаково опасного всем австрийским славянам. И он был прав: австрийское правительство поддерживало иллирийскую агитацию лишь для того, чтобы воспользоваться её плодами в 1848 и 1849 гг. Не даром в этом случае Преширн сошёлся до некоторой степени с Копытарем, который в своём исследовании «Hesychii glossographi discipulus» (1839) при разборе Гаева преобразования языка и правописания в заключение выражается так: «Мы не оспариваем у латинских (т. е. католических) сербов дубровницких и далматских ни славы, которую они себе некогда стяжали (своей литературой с конца XV по начало ХVIIІ в.), ни расположения, которым они пользуются теперь (у иллирийцев), но мы сожалеем о том, что провинциальная (т. е. австрийская, по языку кайкавская) Хорватия, которой столица есть Загреб, становится жертвой измены со стороны своих сыновей, предпочитающих таскать дрова в дубровницкий лес (т. е. обогащать богатого), чем поддерживать свою несчастную родину, подавая тем самый прискорбный пример другим». Таким образом иллирийцы являются не меньшими врагами Хорватии, чем турецкие янычары, как выразил мысль Копытаря Преширн в эпиграмме 18, в которой трудно отрицать сочувствие к такому взгляду. С той же точки зрения Преширн восставал и против теории четырёх языков в славянской письменности (эпигр. 19). Стоя, как, по-видимому, и Копытарь, за права местных языков, он осуждал иллирийцев и за многочисленные заимствования из языков других славян, особенно из русского (сонет 19).

II^*

[1] Нельзя не сознаться, что послѣдняя несправедлива: Станко Вразъ былъ восторженный идеалистъ и къ иллирійцамъ присталъ по убѣжденію, въ виду слабости юго-славянскихъ племенъ сравнительно съ могуществомъ и численностью ихъ враговъ, что онъ подробно излагаетъ въ истинно дружескомъ письмѣ къ Преширну отъ 1 августа (нов. ст.) 1838 г. (Dela Stanka Vraza. U Zagrebu 1877. V, стр. 428—432). Доводы иллирійцевъ были такъ убѣдительны и проповѣдь ихъ должна была такъ сильно дѣйствовать на угнетенныхъ славянъ южныхъ провинцій Австріи, что къ нимъ можно было примкнуть и помимо личныхъ расчетовъ. Преширнъ, какъ и многіе изъ его кружка, вполнѣ сочувствуя идеѣ славянскаго возрожденія, не счелъ однако нужнымъ присоединиться къ иллирийцамъ не только по вышеуказанной причинѣ, но, вѣроятно, и потому, что прізнавалъ такой шагъ «въ чужомъ пиру похмельемъ», такъ какъ иллирійское движеніе было направлено противъ мадьяръ, угрожавшихъ непосредственно хорватамъ, а не словѣнцамъ, которые должны были бояться другого врага, несравненно болѣе могущественнаго, чѣмъ мадьяры, и одинаково опаснаго всѣмъ австрійскимъ славянамъ. И онъ былъ правъ: австрійское правительство поддерживало иллирийскую агитацію лишь для того, чтобы воспользоваться ея плодами въ 1848 и 1849 гг. Не даромъ въ этомъ случаѣ Преширнъ сошелся до нѣкоторой степени съ Копытаремъ, который въ своемъ изслѣдованіи «Hesychii glossographi discipulus» (1839) при разборѣ Гаева преобразованія языка и правописанія въ заключеніе выражается такъ: «Мы не оспориваемъ у латинскихъ (т.-е. католическихъ) сербовъ дубровницкихъ и далматскихъ ни славы, которую они себѣ нѣкогда стяжали (своей литературой съ конца XV по начало ХѴIIІ в.), ни расположения, которымъ они пользуются теперь (у иллирійцевъ), но мы сожалѣемъ о томъ, что провинціальная (т.-е. австрійская, по языку кайкавская) Хорватія, которой столица есть Загребъ, становится жертвой измѣны со стороны своихъ сыновей, предпочитающихъ таскать дрова въ дубровницкій лѣсъ (т. е. обогащать богатаго), чѣмъ поддерживать свою несчастную родину, подавая тѣмъ самый прискорбный примѣръ другимъ». Такимъ образомъ иллирійцы являются не меньшими врагами Хорватіи, чѣмъ турецкіе янычары, какъ выразилъ мысль Копытаря Преширнъ въ эпиграммѣ 18, въ которой трудно отрицать сочувствіе къ такому взгляду. Съ той же точки зрѣнія Преширнъ возставалъ и противъ теоріи четырехъ языковъ въ славянской письменности (эпигр. 19). Стоя, какъ, повидимому, и Копытарь, за права мѣстныхъ языковъ, онъ осуждалъ иллирійцевъ и за многочисленныя заимствования изъ языковъ другихъ славянъ, особенно изъ русскаго (сонетъ 19).

[2] Нельзя не сознаться, что последняя несправедлива: Станко Враз был восторженный идеалист и к иллирийцам пристал по убеждению, в виду слабости юго-славянских племён сравнительно с могуществом и численностью их врагов, что он подробно излагает в истинно дружеском письме к Преширну от 1 августа (нов. ст.) 1838 г. (Dela Stanka Vraza. U Zagrebu 1877. V, стр. 428—432). Доводы иллирийцев были так убедительны и проповедь их должна была так сильно действовать на угнетённых славян южных провинций Австрии, что к ним можно было примкнуть и помимо личных расчётов. Преширн, как и многие из его кружка, вполне сочувствуя идее славянского возрождения, не счёл однако нужным присоединиться к иллирийцам не только по вышеуказанной причине, но, вероятно, и потому, что признавал такой шаг «в чужом пиру похмельем», так как иллирийское движение было направлено против мадьяр, угрожавших непосредственно хорватам, а не словенцам, которые должны были бояться другого врага, несравненно более могущественного, чем мадьяры, и одинаково опасного всем австрийским славянам. И он был прав: австрийское правительство поддерживало иллирийскую агитацию лишь для того, чтобы воспользоваться её плодами в 1848 и 1849 гг. Не даром в этом случае Преширн сошёлся до некоторой степени с Копытарем, который в своём исследовании «Hesychii glossographi discipulus» (1839) при разборе Гаева преобразования языка и правописания в заключение выражается так: «Мы не оспариваем у латинских (т. е. католических) сербов дубровницких и далматских ни славы, которую они себе некогда стяжали (своей литературой с конца XV по начало ХVIIІ в.), ни расположения, которым они пользуются теперь (у иллирийцев), но мы сожалеем о том, что провинциальная (т. е. австрийская, по языку кайкавская) Хорватия, которой столица есть Загреб, становится жертвой измены со стороны своих сыновей, предпочитающих таскать дрова в дубровницкий лес (т. е. обогащать богатого), чем поддерживать свою несчастную родину, подавая тем самый прискорбный пример другим». Таким образом иллирийцы являются не меньшими врагами Хорватии, чем турецкие янычары, как выразил мысль Копытаря Преширн в эпиграмме 18, в которой трудно отрицать сочувствие к такому взгляду. С той же точки зрения Преширн восставал и против теории четырёх языков в славянской письменности (эпигр. 19). Стоя, как, по-видимому, и Копытарь, за права местных языков, он осуждал иллирийцев и за многочисленные заимствования из языков других славян, особенно из русского (сонет 19).

[1]

[1]