Страница:Рождественская песнь в прозе (Диккенс—Пушешников 1912).djvu/34

Эта страница выверена



 Это Али-баба!—воскликнулъ Скруджъ въ восторгѣ.—Добрый, старый, честный Али-баба, я узнаю его. Да! Да! Какъ-то на Рождествѣ, когда вотъ этотъ забытый мальчикъ оставался здѣсь, одинъ, онъ, Али-баба, явился передъ нимъ впервые точно въ такомъ же видѣ, какъ теперь. Бѣдный мальчикъ! А вотъ и Валентинъ,—сказалъ Скруджъ,—и дикій братъ его Орзонъ, вотъ они! А какъ зовутъ того, котораго, соннаго, въ одномъ бѣльѣ, перенесли къ воротамъ Дамаска? Развѣ ты не видалъ его? А слуга султана, котораго духи перевернули внизъ головой,—вонъ и онъ стоитъ на головѣ! Подѣломъ ему! Не женись на принцессѣ![1]

Какъ удивились бы коллеги Скруджа, услышавъ его, увидѣвъ его оживленное лицо, всю серьезность своего характера, расточающаго на такіе пустые предметы и говорящаго совсѣмъ необычнымъ голосомъ, голосомъ, похожимъ и на смѣхъ и на крикъ.

— А вотъ и попугай!—воскликнулъ Скруджъ,—зеленое туловище, желтый хвостъ и на макушкѣ хохолъ, похожій на листъ салата! Бѣдный Робинзонъ Крузо, какъ онъ назвалъ Робинзона, когда тотъ возвратился домой, послѣ плаванія вокругъ острова. «Бѣдный Робинзонъ Крузо,—гдѣ былъ ты, Робинзонъ Крузо?» Робинзонъ думалъ, что слышитъ это во снѣ, но, какъ извѣстно, кричалъ попугай. А вотъ и Пятница, спасая свою жизнь, бѣжитъ къ маленькой бухтѣ! Голла! Гопъ! Голла![2]

Затѣмъ, съ быстротой, совсѣмъ несвойственной его характеру, Скруджъ перебилъ самого себя, съ грустью о самомъ себѣ воскликнулъ: «Бѣдный мальчикъ!»—и снова заплакалъ.

— Мнѣ хочется,—пробормоталъ Скруджъ, отирая обшлагомъ глаза, закладывая руки въ карманы и осматриваясь,—мнѣ хочется… но нѣтъ, уже слишкомъ поздно…

— Въ чемъ дѣло?—спросилъ духъ.

  1. Перечисляются герои сборника сказок «Тысяча и одна ночь». — Примечание редактора Викитеки.
  2. Герои романа Даниеля Дефо «Робинзон Крузо». — Примечание редактора Викитеки.