безмолвии: Пророк Илия видит Бога умом своим, когда, стоя пред царем израильским Ахавом, говорит, рассуждая с ним: жи́въ гдⷭ҇ь, є҆мꙋ́ же предстою̀[1], т. е. телом предстою тебе, а умом — моему Богу, телесными очами вижу тебя, а умными — Бога, но несравненно яснее зрит Пророк Илия Господа своего в уединении и безмолвии на пустынной горе Кармил[2]: здесь он удостаивается сладкой беседы с Богом и откровений Его не только внутренне, но и в видимых образах. Правда, можно и среди молвы житейской возводить иногда ум свой к Богу, однако не с таким удобством, как в безмолвном уединении: там так много препятствий, а здесь — тишина и покой! Разве напрасно говорит Сам Господь: ᲂу҆праздни́тесѧ (т. е. освободитесь от молвы житейской) и҆ разꙋмѣ́йте, ꙗ҆́кѡ а҆́зъ є҆смь бг҃ъ[3]; познайте Меня, говорит, предаваясь благочестивым размышлениям, как Я благоутробен и милосерд, как люблю любящих Меня и близок всем ищущим Меня; познайте Меня и скоро Меня найдете, если только бросите суету и удалитесь от излишних мирских забот. Познав это, многие бежали из многомятежного мира в безмолвные пустыни, скитались в горах и пропастях земных[4], чтобы наедине всецело посвятить себя Богу, наслаждаясь благами общения с Ним: пустынным, воспевает святый Дамаскин, непрестанное божественное желание бывает, мира сущим суетного кроме.
Поищем таинство и здесь, — почему Господь возвел Апостолов на гору не днем, а при наступлении ночи? Потому, что ночь более способствует сосредоточенной молитве, чем день: ночью молчит вся вселенная и ничего не видать, кроме неба, украшенного звездами и своим великолепием невольно влекущего к себе глаза и ум. Господь возводит учеников ночью на Фавор и с тою целию, чтобы научить и нас всех во время молитвы ни о чем земном не думать, но устремлять свое сердце к Небу. Некогда царь Давид пророчески воспел, указывая, каким образом человеку откроется уразумение божественных таин. Внимаем ему, отыскивая этого учителя: но́щь, — говорит он, — но́щи возвѣща́етъ ра́зꙋмъ[5]: ночь действительно и есть такой учитель,
