русского права усовершенствовать практикой, занимаясь, по приглашению Киевского губернатора, в его канцелярии.
Представленные Белоусовым в конференцию записки Билевич называет подложными и доносит, что 21-го июня Белоусов отбирал от учеников тетради с целью их исправления, но что он однако успел захватить у двоих учеников подлинные записки, писанные со слов преподавателя. Эти-то последние он и представил в конференцию вместе с их критическим разбором. Таким-образом в конференцию разом поступили записки Белоусова в двух видах — представленные самим профессором, в которые не верил Билевич, и представленные Билевичем, в которые не верил профессор, как злоумышленно изменённые и искаженные. Нет надобности распространяться здесь о разборе Билевичем записок, перехваченных у учеников и, по всей вероятности, сомнительного достоинства, нет надобности тем более, что нам придётся остановиться сейчас же на другом, более любопытном, разборе тех же записок, составленном, очевидно, по внушениям того же Билевича. Заметим только, что, по мнению последнего, записки «преисполнены таких мнений и положений, которые неопытное юношество действительно могут вовлечь в заблуждение»; что в них совершенно не упоминается о должностях к Богу, к самому себе, к ближнему, к родителям, к детям, к родным, к семейственной жизни и прочее.
И те, и другие записки, по предложению исправляющего должность директора, Шапалинского, конференция передала на рассмотрение законоучителю, протоиерею Волынскому — и это привлечение к делу законоучителя составляет оригинальную часть нежинской истории, не находящую себе соответствия ни в Петербургской, ни в Харьковской историях. По всему оказывается, что протоиерей Волынский принял на себя в этом деле весьма незавидную роль. Впрочем, представленный им в конференцию 20-го июля рапорт интересен во многих отношениях. В нём он заявляет, что «в некоторых местах записок нашёл мысли, при научении юношества, к сбивчивым и ложным понятиям ведущие». Так Белоусов нача́ла права по системе Томазия — справедливое, честное и приличное — назвал не важными, «тогда как справедливого и честного закон Божий держаться повелевает» (Филиппис. IV. 8). Белоусов замечает, что не важною названа система Томазия, излагающая только начала честного, справедливого и приличного, из чего видно, что Томазий смешивал этику с естественным правом. «Можно взять в систему самые лучшие, божественные начала, но система не сделается от них лучшею, ежели сии начала или не все к ней принадлежать, или не преподаны надлежащим образом.»
О Вольфовом начале «perfice te et perfice alios» не выражено собственного мнения, а только неопределительно упоминается о критике чистого практического ума Канта, «с приметным преимуществом оного пред прочими системами». — В записках прямо сказано, отвечает Белоусов, что «сие начало усовершения, равно как и начало социализма, не могут служить основанием естественного права». Предмет права
