русскаго права усовершенствовать практикой, занимаясь, по приглашенію Кіевскаго губернатора, въ его канцеляріи.
Представленныя Бѣлоусовымъ въ конференцію записки Билевичь называетъ подложными и доноситъ, что 21-го іюня Бѣлоусовъ отбиралъ отъ учениковъ тетради съ цѣлію ихъ исправленія, но что онъ однако успѣлъ захватить у двоихъ учениковъ подлинныя записки, писанныя со словъ преподавателя. Эти-то послѣднія онъ и представилъ въ конференцію вмѣстѣ съ ихъ критическимъ разборомъ. Такимъ-образомъ въ конференцію разомъ поступили записки Бѣлоусова въ двухъ видахъ — представленныя самимъ профессоромъ, въ которыя не вѣрилъ Билевичь, и представленныя Билевичемъ, въ которыя не вѣрилъ профессоръ, какъ злоумышленно измѣнённыя и искажонныя. Нѣтъ надобности распространяться здѣсь о разборѣ Билевичемъ записокъ, перехваченныхъ у учениковъ и, по всей вѣроятности, сомнительнаго достоинства, нѣтъ надобности тѣмъ болѣе, что намъ придётся остановиться сейчасъ же на другомъ, болѣе любопытномъ, разборѣ тѣхъ же записокъ, составленномъ, очевидно, по внушеніямъ того же Билевича. Замѣтимъ только, что, по мнѣнію послѣдняго, записки «преисполнены такихъ мнѣній и положеній, которыя неопытное юношество дѣйствительно могутъ вовлечь въ заблужденіе»; что въ нихъ совершенно не упоминается о должностяхъ къ Богу, къ самому себѣ, къ ближнему, къ родителямъ, къ дѣтямъ, къ роднымъ, къ семейственной жизни и прочее.
И тѣ, и другія записки, по предложенію исправляющаго должность директора, Шапалинскаго, конференція передала на разсмотрѣніе законоучителю, протоіерею Волынскому — и это привлеченіе къ дѣлу законоучителя составляетъ оригинальную часть нѣжинской исторіи, не находящую себѣ соотвѣтствія ни въ Петербургской, ни въ Харьковской исторіяхъ. По всему оказывается, что протоіерей Волынскій принялъ на себя въ этомъ дѣлѣ весьма незавидную роль. Впрочемъ, представленный имъ въ конференцію 20-го іюля рапортъ интересенъ во многихъ отношеніяхъ. Въ нёмъ онъ заявляетъ, что «въ нѣкоторыхъ мѣстахъ записокъ нашолъ мысли, при наученіи юношества, къ сбивчивымъ и ложнымъ понятіямъ ведущія». Такъ Бѣлоусовъ нача̀ла права по системѣ Томазія — справедливое, честное и приличное — назвалъ не важными, «тогда какъ справедливаго и честнаго законъ Божій держаться повелѣваетъ» (Филиппис. IV. 8). Бѣлоусовъ замѣчаетъ, что не важною названа система Томазія, излагающая только начала честнаго, справедливаго и приличнаго, изъ чего видно, что Томазій смѣшивалъ этику съ естественнымъ правомъ. «Можно взять въ систему самыя лучшія, божественныя начала, но система не сдѣлается отъ нихъ лучшею, ежели сіи начала или не всѣ къ ней принадлежать, или не преподаны надлежащимъ образомъ.»
О Вольфовомъ началѣ «perfice te et perfice alios» не выражено собственнаго мнѣнія, а только неопредѣлительно упоминается о критикѣ чистаго практическаго ума Канта, «съ примѣтнымъ преимуществомъ онаго предъ прочими системами». — Въ запискахъ прямо сказано, отвѣчаетъ Бѣлоусовъ, что «сіе начало усовершенія, равно какъ и начало соціализма, не могутъ служить основаніемъ естественнаго права». Предметъ права
