являет обществу, что хотя, по, усиленным просьбам, и согласился на должность директора училища, но теперь, видя невозможность «продолжать службу в надлежащем виде, не уклоняясь от истины», отказывается от неё. Указав на беззаконность требования магистрата, он доказывал, что «поступление в гимназию не только не должно вменять в преступление Иеропесу, но ещё он заслуживает особенной благодарности за-то, что принял труд распространять в новом своём отечестве язык наших отцов. Дети наших собратий, писал Прихов, погибших в нынешнюю патриотическую войну, принятые в гимназию по воле Государя Императора на содержание графа Кушелева-Безбородко, должны бы остаться без всякого изучения отечественного языка» и так далее. В заключение, замечает, что в условии, заключённом обществом с Иеропесом, вовсе нет запрещения обучать в других учебных заведениях. Аргументы Прихова нимало не подействовали на выходивших из себя нежинских греков. Магистрат потребовал его к ответу и получил ответ, что уже сделано о всём донесение куда следует и что до получения окончательного решения не предстоит надобности ни в явке в магистрат, ни в дальнейшей переписке. Наконец в апреле получено решение от Харьковского попечителя, по которому действия магистрата признаны незаконными и Иеропес оставлен при греческом училище в прежней должности. Впрочем враждебные отношения и преследования греков не прекращались и после того: сохранился рапорт Иеропеса от 23-го февраля 1826 года о том, что, когда он ночью 20-го февраля подходил к своей квартире, на него напал сторож греческого училища, «бил его до крови, разбил голову» и так далее.
Что касается до принадлежности Иеропеса к партии, враждебной Белоусову и его сторонникам, то она объясняется, кажется, не столько личными симпатиями, сколько родством с Билевичем: он быль женат на дочери последнего. В биографии его, помещённой в Лицейском сборнике, замечено, что «когда все профессоры разделились на две партии, старую и новую, один Иеропес смиренно был в дружеских отношениях со всеми».
В конспектах, начинающихся с 1825/6 года, курс Иеропеса является довольно обширным. Он разделялся на шесть отделений: начальное чтение — чтение и письмо — грамматическое, синтаксическое, риторическое; пиитическое и аналитическое — разбор планов и особенных красот прозаических и стихотворных произведений, преимущественно Гомера, Софокла, Пиндара. В действительности же, должно полагать, содержание курса было ограниченно, так как предмет был не обязателен и отношение к нему учеников, число которых было притом весьма небольшое и часто менялось, поверхностно; для преподавания греческого языка назначены были даже послеобеденные часы, как для искусств, на что часто жаловался Иеропес. Из ежемесячных отметок можно заключать, что и успехи учеников были далеко неудовлетворительны.
По уставу гимназии назначены были, как особый предмет, воен-
