Баумейстера в двух старших отделениях; в первом же преподавал элементарную грамматику Чекиев. Но уже с 1823—24 годах преподавание русского языка и словесности распределено было по классам: в первых трех учитель Персидский, занявший место Чекиева, преподавал грамматику, а в остальных Никольский — словесность в следующем порядке: в четвёртом классе о периодах «с предварительными письменными уроками о красноречии вообще, как искусстве, о риторике, как о науке, разделение её и первую часть — об изобретении; в пятом классе — об украшении «с предварительным по письменным урокам изъяснением общих мест риторических для обильнейшего распространения периодов»; в шестом о расположении как малых подробно, так и больших речей сокращенно; краткие правила всей вообще поэзии с механизмом стихосложения и с упражнением в сочинении мелких стихотворений. Во всех упомянутых трёх классах преподавание происходило по руководству Никольского. В седьмом классе «пространнейшие и подробнейшие правила основательного или подлинного (fundamentalis) красноречия в изложении расположения важнейших больших сочинений в прозе и стихах, с присовокуплением из эстетики о слогах, приличных каждому сочинению, о возбуждении страстей, о прекрасном и высоком, о вкусе к безвкусии, о правилах здравой критики». Всё это содержание заимствовалось из Лагарпа, Баттё, аббата Сабатье де Кастра (Dictionnaire de litterature. Paris. 1770) и Блера, «ибо у русских риторов», замечал Никольский, «сих правил в полном, или по крайней мере в удовлетворительном, развитии вовсе не находится, ни у Ломоносова, ни у Рижского, ни у Могилевского, ни у Гальяра, переведённого с французского языка, ни у Никольского, ни в руководстве к церковному красноречию, изданном от «безымённого в 1804 году». Сюда же входила и логика по Баумейстеру. Всё преподавание, по конспекту, должно непрерывно сопровождаться упражнениями в сочинениях. «Впрочем», говорит Никольский, повторяя известное мнение Ломоносова, «упражняющимся в сочинениях не много принесут пользы риторика и поэзия: «красноречие обоих родов, то есть, прозаическое и стихотворное, состоит единственно в словоживописном изображении всех или всяческих предметов, следственно круг свой имеет самый обширный и, приобретаясь навыком и опытностью (per habitum et ехреrientiam), требует только возможно частого и почти беспрерывного упражнения в подражании и сочинении разных пьес об оных предметах, о коих впрочем вступающему в сей круг учения юноше ни риторика, ни поэзия, составных подлинных идей, кроме сухих правил, недосредственно отнюдь не доставляет».
Оказалось однако, что не только обширная программа для седьмого класса не была выполнена, но и вообще ученики высших классов, седьмого и открывавшегося восьмого, в течение двух лет, по собственному заявлению Никольского, «практически не упражнялись в предметах российской словесности и совершенно оставлены были без занятий по словесности и чрез то не только к сочинениям в прозе
