Баумейстера въ двухъ старшихъ отдѣленіяхъ; въ первомъ же преподавалъ элементарную грамматику Чекіевъ. Но уже съ 1823—24 годахъ преподаваніе русскаго языка и словесности распредѣлено было по классамъ: въ первыхъ трехъ учитель Персидскій, занявшій мѣсто Чекіева, преподавалъ грамматику, а въ остальныхъ Никольскій — словесность въ слѣдующемъ порядкѣ: въ четвёртомъ классѣ о періодахъ «съ предварительными письменными уроками о краснорѣчіи вообще, какъ искусствѣ, о риторикѣ, какъ о наукѣ, раздѣленіе ея и первую часть — объ изобрѣтеніи; въ пятомъ классѣ — объ украшеніи «съ предварительнымъ по письменнымъ урокамъ изъясненіемъ общихъ мѣстъ риторическихъ для обильнѣйшаго распространенія періодовъ»; въ шестомъ о расположеніи какъ малыхъ подробно, такъ и большихъ рѣчей сокращенно; краткія правила всей вообще поэзіи съ механизмомъ стихосложенія и съ упражненіемъ въ сочиненіи мелкихъ стихотвореній. Во всѣхъ упомянутыхъ трёхъ классахъ преподаваніе происходило по руководству Никольскаго. Въ седьмомъ классѣ «пространнѣйшія и подробнѣйшія правила основательнаго или подлиннаго (fundamentalis) краснорѣчія въ изложеніи расположенія важнѣйшихъ большихъ сочиненій въ прозѣ и стихахъ, съ присовокупленіемъ изъ эстетики о слогахъ, приличныхъ каждому сочиненію, о возбужденіи страстей, о прекрасномъ и высокомъ, о вкусѣ к безвкусіи, о правилахъ здравой критики». Всё это содержаніе заимствовалось изъ Лагарпа, Баттё, аббата Сабатье де Кастра (Dictionnaire de litterature. Paris. 1770) и Блера, «ибо у русскихъ риторовъ», замѣчалъ Никольскій, «сихъ правилъ въ полномъ, или по-крайней-мѣрѣ въ удовлетворительномъ, развитіи вовсе не находится, ни у Ломоносова, ни у Рижскаго, ни у Могилевскаго, ни у Гальяра, переведённаго съ французскаго языка, ни у Никольскаго, ни въ руководствѣ къ церковному краснорѣчію, изданномъ отъ «безъимённаго въ 1804 году». Сюда же входила и логика по Баумейстеру. Всё преподаваніе, по конспекту, должно непрерывно сопровождаться упражненіями въ сочиненіяхъ. «Впрочемъ», говоритъ Никольскій, повторяя извѣстное мнѣніе Ломоносова, «упражняющимся въ сочиненіяхъ не много принесутъ пользы риторика и поэзія: «краснорѣчіе обоихъ родовъ, то-есть, прозаическое и стихотворное, состоитъ единственно въ словоживописномъ изображеніи всѣхъ или всяческихъ предметовъ, слѣдственно кругъ свой имѣетъ самый обширный и, пріобрѣтаясь навыкомъ и опытностію (per habitum et ехреrientiam), требуетъ только возможно частаго и почти безпрерывнаго упражненія въ подражаніи и сочиненіи разныхъ пьесъ объ оныхъ предметахъ, о коихъ впрочемъ вступающему въ сей кругъ ученія юношѣ ни риторика, ни поэзія, составныхъ подлинныхъ идей, кромѣ сухихъ правилъ, недосредственно отнюдь не доставляетъ».
Оказалось однако, что не только обширная программа для седьмого класса не была выполнена, но и вообще ученики высшихъ классовъ, седьмаго и открывавшагося восьмого, въ теченіе двухъ лѣтъ, по собственному заявленію Никольскаго, «практически не упражнялись въ предметахъ россійской словесности и совершенно оставлены были безъ занятій по словесности и чрезъ то не только къ сочиненіямъ въ прозѣ
