не думал сберегать игравшиеся на кибинском театре комедии. Единственные следы этой литературной деятельности мы находим в эпиграфах к «Сорочинской ярмарке» и к «Майской ночи».
Из этого видно, что Гоголь в самом раннем возрасте был окружен литературною и театральною сферою, и, таким образом, тогда уже был для него намечен предстоявший ему путь. Он, можно сказать, под домашним кровом получил первые уроки декламации и сценических приёмов, которыми впоследствии восхищал близких своих приятелей. Приезжая домой на вакации, он имел не один случай, если не видеть театр Трощинского, то слышать о нём и позаимствовать кое-что от своего отца. Как бы то ни было, только в Нежинской гимназии мы находим его не только писателем и журналистом, но и отличным актёром. Но прежде, нежели расскажем, как всё это было, мы должны для порядка своего повествования упомянуть, что Гоголь получил первоначальное образование дома, от наёмного семинариста. Потом готовился к поступлению в гимназию в Полтаве, на дому у одного учителя вместе с младшим своим братом Иваном; но когда их взяли домой на каникулы и младший брат умер, Николай Васильевич оставался некоторое время дома. Между тем тогдашний черниговский губернский прокурор Бажанов уведомил отца Гоголя об открытии в Нежине Гимназии высших наук князя Безбородко и советовал ему поместить сына в находящийся при этой гимназии пансион, что и было сделано в мае месяце 1821 года. Гоголь вступил своекоштным воспитанником, а через год зачислен казённокоштным.
Гоголь представляется нам красивым белокурым мальчиком, в густой зелени сада Нежинской гимназии, у вод поросшей камышом речки, над которою взлетают чайки, возбуждавшие в нём грёзы о родине. Он — любимец своих товарищей, которых привлекала к нему его неистощимая шутливость; но между ними немногих только, и самых лучших по нравственности и способностям, он избирает в товарищи своих ребяческих затей, прогулок и любимых бесед, и эти немногие пользовались только в некоторой степени его доверием. Он многое от них скрывал, по-видимому, без всякой причины или облекал таинственным покровом шутки. Речь его отличалась словами малоупотребительными, старинными или насмешливыми; но в устах его всё получало такие оригинальные формы, которыми нельзя было не любоваться.
Бывшие наставники Гоголя аттестовали его, как мальчика скромного и «добронравного»; но это относится только к благородству его натуры, чуждавшейся всего низкого и коварного. Он действительно никому не сделал зла, ни против кого не ощетинивался жесткою стороною своей души; за ним не водилось каких-нибудь дурных привычек. Но никак не должно воображать его, что называется, «смирною овечкою». Маленькие злые ребяческие проказы были в его духе, и то, что он рассказывает в «Мёртвых душах» о гусаре, списано им с натуры. Подобные затеи были между его товарищами в большом ходу.
