этой ревности. Такъ, когда Орлай просилъ о замѣнѣ русскаго надзирателя, Павлова, иностранцемъ, почётный попечитель отвѣчалъ: «находя мнѣніе ваше весьма справедливымъ, что нужно имѣть въ гимназіи гувернёрами иностранцевъ для лучшаго обученія воспитанниковъ иностраннымъ языкамъ, нужнымъ почитаю замѣтить, что столь же необходимо обратить вниманіе на правильное и чистое употребленіе отечественнаго языка, наипаче въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ произношеніе и выговоръ имѣютъ ощущительную разность; по сему полагаю, что можно съ пользою для питомцевъ гимназіи оставить г. Павлова въ надзирательской должности». Спустя недѣлю по вступленіи въ должность, 8-го ноября 1821 года, Орлай, заявивъ конференціи о необходимости, «чтобы надзиратели во время дежурства не говорили иными языками, какъ иностранными», въ то же время указалъ на необходимость, «чтобы даже служители, всегда окружающіе пансіонеровъ, какъ-то: буфетчикъ и лакеи, знали какой-либо изъ иностранныхъ языковъ», то-есть французскій или нѣмецкій. Не рѣшившись самъ привести въ исполненіе послѣднюю мѣру, онъ обратился за разрѣшеніемъ къ почётному попечителю и получилъ слѣдующій замѣчательный отвѣтъ: «что касается до служителей, то не могу вамъ не замѣтить, что, во-первыхъ, выборъ въ оные иностранцевъ сопряжонъ съ большими трудностями и даже, можетъ-быть, съ излишними расходами; во-вторыхъ, питомцы гимназіи не должны никогда оставаться безъ надзирателя и какъ можно менѣе имѣть сношенія съ служителями вообще. Не смотря на сіе, если найдутся нѣкоторые французы или нѣмцы, коихъ съ удобностію можно нанимать въ служители гимназіи, то можете ихъ принимать». Съ тою же цѣлію усилить знаніе новыхъ языковъ почётный попечитель требовалъ, чтобы «профессоры словесностей, по крайней мѣрѣ въ четвёртомъ, пятомъ и шестомъ отдѣленіяхъ, преподавали на иностранныхъ языкахъ». Въ приведённыхъ выше «правилахъ распредѣленія времени воспитанниковъ пансіона» съ величайшею заботливостію преслѣдуется та же цѣль: вставши въ 5½ часовъ, пансіонеры привѣтствуютъ гувернёра и «разговариваютъ на языкѣ французскомъ, если гувернёръ въ дежурствѣ французъ, или на нѣмецкомъ, если нѣмецъ»; вторые полчаса шестаго «употребляютъ на одѣваніе и умовеніе, причёмъ разговариваютъ на французскомъ или нѣмецкомъ языкѣ» и такъ далѣе.
По ежемѣсячнымъ вѣдомостямъ инспектора и надзирателей о поведеніи пансіонеровъ можно заключить, что бывали выдающіеся случаи уклоненія отъ установленнаго порядка, лѣности, непослушанія и прочее. Приведу, для примѣра, хотя одно указаніе, въ которомъ довольно видное мѣсто занимаетъ Гоголь. Въ вѣдомостяхъ за февраль 1824 года записано: «многіе изъ учениковъ, особливо перваго и втораго отдѣленія (по языкамъ), отмѣченные въ спискахъ единицею, или ничѣмъ, не успѣли и не успѣваютъ, потому-что приходятъ въ классъ неготовыми и неисправными, то-есть безъ учебныхъ пособій, безъ упражненій и безъ знанія заданныхъ уроковъ. Отмѣтку за поведеніе получили по единицѣ: Яновскій — за неопрятность, шутовство, упрямство и неповиновеніе, Лёвъ Милорадовичь — за совершенное неповиновеніе и дерзость,
