Въ то же время происходила сильная распря между правленіемъ и семействомъ покойнаго директора, остававшимся ещё въ прежнемъ помѣщеніи и даже пользовавшимся по прежнему казённымъ содержаніемъ. Распря эта, будучи любопытна сама по себѣ, какъ эпизодъ изъ первоначальной исторіи заведенія, въ то-же время, бросая свѣтъ на семейную среду директора, имѣетъ біографическій интересъ и въ отношеніи къ Кукольнику-отцу, и къ Кукольнику-сыну, тогда одиннадцатилѣтнему мальчику, а впослѣдствіи — даровитому и плодовитому русскому литератору.
Сначала правленіе, изъ уваженія къ заслугамъ директора, относилось съ большимъ вниманіемъ и заботливостью къ осиротѣлому семейству и въ своихъ донесеніяхъ почётному попечителю ходатайствовало о предоставленіи ему казённаго содержанія впредь до полученія вдовою Кукольника вида для свободнаго жительства. Но такія отношенія прекратились скоро. 25-го мая въ общее собраніе правленія явились учитель французскаго языка Аманъ и надзиратель Зельднеръ и заявили, что они «не желаютъ и не могутъ долѣе исправлять надзирательской должности, такъ-какъ статская совѣтница Кукольникъ, почасту приглашая къ столу своему или на чай нѣкоторыхъ воспитанниковъ, не извѣстно изъ какихъ видовъ или своекорыстныхъ интересовъ, внушаетъ имъ неприличный для юношества образъ мыслей противъ надлежащаго уваженія ихъ наставниковъ и надзирателей, вперяетъ имъ, что Аманъ не есть настоящій учитель, что онъ по состоянію своему происходитъ изъ мѣщанъ и не свѣдущъ въ поручённой ему должности, что будто покойный мужъ ея составилъ ему, Аману, счастіе, извлёкши его изъ состоянія мѣщанства, что Зельднеръ, какъ иностранецъ, будучи неизвѣстнаго состоянія, едва ли можетъ принадлежать къ благородному сословію; что Пилянкевичь, провождая всё время у своей сестры (вдовы Кукольника) и во всёмъ отъ нея интересуясь, а потому во всёмъ потворствуя и угождая ей, не только не отклоняетъ дѣтей или сестру свою отъ вышеизъяснённыхъ внушеній, но, въ угодность ей и какъ бы изъ собственныхъ личныхъ какихъ выгодъ, подтверждаетъ рѣчи ея и тѣмъ болѣе въ юношескихъ сердцахъ возжигаетъ искру неповиновенія и непослушанія, изъ чего слѣдствіемъ можетъ произойти одна не малая утрата и даже порча ихъ нравственности, особенно неминуемое уклоненіе отъ общихъ правилъ благоповеденія». Пилянкевичь, присутствовавшій въ собраніи, «всталъ съ своего мѣста и, вмѣсто надлежащаго изъясненія дѣла, причинъ и обстоятельствъ его, сталъ поносить Амана и Зельднера, произносилъ на нихъ весьма неприличныя и самыя оскорбительныя рѣчи, называя ихъ разными именами, одному ремесленному состоянію мѣщанства принадлежащими, причёмъ не удержался въ дерзости своей изречь оскорбительную хулу даже на всё собраніе, именуя оное какимъ-то скопищемъ и преунизительнымъ словомъ — шайкою, и таковую, столь неприличную, столь же и явно нарушающую общій порядокъ дерзость свою заключилъ самымъ грубымъ выходомъ изъ собранія и крѣпкимъ при затвореніи дверей ударомъ съ неблагонамѣренными вѣщаніями и, что всего неприличнѣе, съ угрозами, ссылаясь осо-
