Александр Ширяевец
Стихотворения
Оригинал здесь — http://nk-poety.narod.ru/win/main/main.html
СОДЕРЖАНИЕ
Матери
Свисток
Песня жизни
«О, сколько их, просящих хлеба…»
Из песен о городе
Из зимних картин
Цветы счастья (Папоротник)
Песня о двадцатом числе
Песня
Песня о Руси
Кабацкая
Полям
Пески
Клад
Рыбацкая
Скрипка
Скитница
Казанская татарка
Мордовка
Башня Сумбеки
«В душном городе нищ я и жалок…»
«Серый, хмурый день заглянул в окно…»
Святки
«Одному-то сужено — ряса да скиты…»
«Не сдержали станичники атаманов зарок…»
Угоднику
Миссис Бром. Америко-трагедия
«Ты с молитвами, с четками, с ладаном…»
Туркестану
Картинка
Осеннее
«Дышат пьяно лиловые выси…»
Аму-Дарья
Удалая
«Вышел день в рубахе синей…»
«День — мордвин, от сусла разомлелый…» (публикуется впервые)
Глаза
«Не надо мной летят стальные птицы…»
«Магам»
«Мои стихи певучей изразцов…»
«Я — в Жигулях, в Мордовии, на Вытегре…»
Сон мечети
У Хаваста
Илья Муромец (публикуется впервые)
МАТЕРИ
Нас с тобой нужда разъединила,
Злобная, голодная нужда,
Ты свои уж растеряла силы
По пути тяжелого труда,
И с тоской, волнуясь и не веря,
Смотришь в даль, загадочную даль;
С каждым днем обида и потеря,
С каждым днем сильней гнетет печаль.
Молод я, но та же ждет дорога,
Ты прошла, мой темный путь далек…
О блесни ж, заветный огонек,
Слишком было выстрадано много!..
25 июля 1905
СВИСТОК
Чу, гудит свисток фабричный,
Рвется к небу в воздух сонный
Наглый резкий крик,
Эй — вставай-ка, горемычный,
Спишь в бреду ты, утомленный,
Как больной старик.
Кончен отдых. Рано, рано
Безучастные машины
Начинают гул;
День пройдет в тупом тумане,
Ноют плечи, ломит спину,
Полночь — ты заснул…
И свисток разбудит снова,
И волнуясь торопливо,
Побежишь опять
Под машинный гул суровый
Труд тяжелый кропотливый
За гроши продать.
<1908>
ПЕСНЯ ЖИЗНИ
Кто-то тихим, грустным голосом поет, —
Песня льется, надрывается, звенит…
Грусть неясная волнует и гнетет,
Много сердцу эта песня говорит.
Как во сне, я вижу сгинувшие дни,
Молодые, улетевшие года…
Не зажгутся снова прошлого огни,
Не вернутся дни былые никогда.
В вихре жизни мчусь к желанному концу…
Отчего же злая грусть меня томит?
Смутный призрак наклоняется к лицу,
Песня стонет, надрывается, звенит…
<1908, 1913>
О, сколько их, просящих хлеба
На тротуарах, папертях!
Зачем вас осудило небо
Влачиться у нужды в когтях!
Или к молитвам вашим глухо,
Или не видит, как толпой
Ребята, старики, старухи
Стоят с протянутой рукой?!
А тут же рядом блеск богатства,
Веселый говор, сытый смех…
Одним — утонченные яства
И ряд утонченных утех,
Другим — скитание до ночи
Из-за гроша, из-за куска,
Всегда заплаканные очи,
Всегда голодная тоска!..
<1909>
ИЗ ПЕСЕН О ГОРОДЕ
Лишь вечер — дикие напевы
И стон шарманки зазовут
Туда, где крашеные девы
Торгуясь, тело продают…
… В узорах ярких скинет платье
И, взглядом опытным маня,
Свои продажные объятья
Раскроет с смехом для меня…
И вот безвольному, хмельному,
На миг сожмет мне душу стыд
И унесет меня к былому
И светом детства озарит…
… Я задрожу от скорби жуткой,
Но говорит твой взгляд: «Я жду!»
И я, с бесмысленною шуткой,
В твои объятья упаду…
<1910>
ИЗ ЗИМНИХ КАРТИН
Всю ночь, как призрак белый,
Пустившись в дикий пляс,
Метель в полях шумела,
Куда-то вдаль неслась…
И прилетала снова
На крыльях из парчи, —
И был, как стон больного,
Ее напев в ночи…
Всю ночь метель рыдала,
И крылась в сердце жуть, —
И сердце, ноя, знало,
Что счастья не вернуть…
<1910>
ЦВЕТЫ СЧАСТЬЯ
(ПАПОРОТНИК)
Расцветают в ночь Купала, небывалой красоты,
Как огни багряно-алы, чародейные цветы…
Чащи, заросли лесные обступили их гурьбой,
Караулят злые силы вместе с Бабою-Ягой…
Если счастье не ласкало никогда — иди туда:
Ровно в полночь на Купалу расцветет цветок-звезда.
Только знай, что злая сила и хитра и велика, —
Ждет удaлого могила из-за приворот-цветка…
Если страх душе неведом, на смекалку тароват, —
Рви его: пойдешь к победам, будешь счастлив и богат!
<1911, 1913>
ПЕСНЯ О ДВАДЦАТОМ ЧИСЛЕ
Посвящаю Грише Фирсову
Что нам живется скверно,
Друзья, сомненья нет,
Об этом уж наверно
Узнал весь белый свет.
Но в виде утешенья
Нам счастье принесло
За все наши мученья —
Двадцатое число…
Сдавили циркуляры
Нас так, что не вздохни,
Чуть провинился — кары,
И шею низко гни…
Приказов пишут томы
(Без них жизнь тяжела!)
Но забываем, кто мы,
Двадцатого числа…
Дежурим дни и ночи
И надрываем грудь,
Сиди, хоть нет уж мочи,
Не думай отдохнуть, —
Нам отпуск сновиденье
Лишь принести могло…
О, дай же нам забвенье,
Двадцатое число!
Угрюм чиновник с виду —
Забит, вот и угрюм,
Кляня свою «планиду»,
От горьких сохнет дум…
И иногда со стоном
Он гибнет в море зла,
Но выглядит бароном
Двадцатого числа…
За труд гроши дают нам
(Еще непрочь давать!)
Об уголке уютном
Не стоит и мечтать…
В квартирах ветер веет,
Эх, не для нас тепло!
А впрочем, что ж — согреет
Двадцатое число!
Ну, будет… Ведь негоже
О многом петь в наш век,
А я чиновник тоже
И бедный человек…
Споешь, потом потужишь,
Плохи будут дела, —
Боюсь, что не дослужишь
До этого числа…
<1912>
ПЕСНЯ
От сохи Микулы,
Полевой межи,
Унесло парнишку
В Город — царство лжи…
Силы удалые
Загубил я там,
Верить разучился
Огневым мечтам…
И теперь так жаль мне
Ясных дней былых,
Шум приветный бора,
Даль полей родных,
Где, простой, как дети,
Люд живет в тиши,
Сохранивши веру,
Чистоту души…
Где так щедро солнце
Шлет свои лучи
На кривые избы
На хлеба, бахчи…
<1912, после 1920>
ПЕСНЯ О РУСИ
В равнинах, которым нет края,
Забылась ты в снах хмелевых…
О Русь, дорогая, родная,
Как жутко в просторах твоих!
Убогие, бедные хаты…
Кружится-шумит вороньё…
Покрыли, прикрыли заплаты
Могучее тело твое…
Заснула, и снятся дни злые,
И снится былая судьба:
Колышутся орды Батыя
И губят поля и хлеба…
Как тучи, каленые стрелы
Несутся… И кровь, и огонь…
И топчет пронзенное тело
Татарский безжалостный конь…
Ты много врага загубила,
Да враг-то велик и силен,
И выю в бессилье склонила,
И долог был лютый полон…
И видишь ты, видишь в кошмаре
Иное, иные века:
Насели цари и бояре,
И снова обида горька…
И вот на равнинах без края
Забылась ты в снах хмелевых…
— Проснешься ль и сгонишь, родная,
Ты полчища воронов злых?..
Июль 1912, 1916
КАБАЦКАЯ
Одному-то — утехи да золото,
А другому — сума, лоскуты…
— Кем-то жизнь моя смята, размолота,
Кем-то радости все отняты…
Голоси про «Варяга», гармоника!
Разрыдаюсь, что сам не герой…
Разуважит судьбина покойника
Той сосновой доской гробовой…
Кто помянет бездольного пьяницу,
Что расскажут, споют обо мне?! —
И от думы душа затуманится…
— Утопить бы кручину в вине!
Тем — палаты, утехи и золото,
А тебе — кабаки, беднота!..
— Кем-то сгублена жизнь и размолота, —
Эх, недаром она пропита!
<1913>
ПОЛЯМ
В. С. Миролюбову
Я из Города — из плена
К вам приду
И на травы, и на сено
Упаду!
Загляжусь, как васильковый
Лен цветет.
— Пусть кует мне жизнь оковы —
Не скует!
Словно в золоте червонном,
Ходит рожь,
Шелестит-шуршит с поклоном:
— Узнаёшь?
Звонкой песней вместе с жницей
Я зальюсь!
Над судьбой-озорницей
Посмеюсь!
Манит к воле голос в поле
Ветровой!
Опьянею я от воли
Полевой!
1913
ПЕСКИ
Спят, зацелованные зноем,
Шелками желтыми цветут.
Нет ни души, лишь с нудным воем
Протащится порой верблюд;
Уродливо горбы колышет,
Тюки обвесили бока.
Плетется сонно и не слышит
Ударов сонных вожака…
Зной так и пышет… Знойно-сине
Застыло небо… Вот расцвел
Мираж… Пропал… Молчит пустыня,
И душный сон ее тяжел…
Пески… пески… Взбугрились хмуро,
Околдовал их пьяный зной…
Спят, и не полчища ль Тимура
Во сне им видятся порой?
Но все равно, недолго в грезах
Им забываться, и свистки
Шальных, крикливых паровозов
Разбудят мертвые пески…
19 сентября 1913, 1924
КЛАД
— «Аль весь век носить онучи!
Срам!.. И девки не глядят!»
И пошел он в лес дремучий
Поискать заветный клад.
— «Чай, недаром молвят старцы,
Будто там вон, под бугром,
Цепью скованные лaрцы
С атамановым добром»…
… Заработал тяжким ломом,
Ажно пронял жар и пот…
— Вот, не будет бобылем он,
Первым выйдет в хоровод!
Темень… Шорох… Чьи-то зенки,
Словно уголь… Хвост… Рога…
Кто-то ловит за коленки…
Топот, крики: «Ага-га!»
— «Не трусливого десятка!» —
Молвит парень. — «Не спугнуть!»
Но душа уходит в пятки,
И мутит лесная жуть…
Звякнул лом о клад заветный…
Парню дрожь унять невмочь:
— «Будут все теперь приветны!
В жены — старостину дочь!»
«Слава Богу!» —
Только это
Молвил, — вырос вновь бугор…
… Прошатался до рассвета —
И в онучах до сих пор…
1 января 1914, 1916
РЫБАЦКАЯ
По заре наша ватага
Уплывала на улов.
— Будет рыба — будет брага,
Взвеселится рыболов…
Лёгка лодочка-смолёна
Птицей ринулась с весла…
— Волга — матушка студёна,
Много ль в сети нанесла?..
— Руки — рученьки могучи,
Невода тянуть пора!
— В неводах-то рыбы — кучи,
Словно груды серебра!
Поклонились Волге с лодки
За удачливый улов…
— Захмелела вся слободка,
При колечке рыболов!..
25 мая 1914, 1920 (?)
СКРИПКА
Пела скрипка, и чудился раненый
Белый лебедь… алела волна…
И мерещился взгляд затуманенный
Свет-Царевны в плену колдуна…
— «Не печалься, тюрьму опрокину я!
Ты недаром меня столько ждешь!»
Но звенела тоска лебединая:
— Не найдешь… Без Царевны умрешь…
1914
СКИТНИЦА
Унывно-ласковые взоры —
Родник нездешней красоты…
Уста — раскольничьи затворы,
В снах — заповедные скиты…
Уйдешь из мира, примешь схиму,
Схоронишь девичью красу…
И узришь крылья серафима
Ты в смольной келье и в лесу…
И не уронишь наземь четки,
Не побледнеешь у ворот,
Когда невесело на лодке
Жених твой мимо проплывет.
<1915>, 1920 (?)
КАЗАНСКАЯ ТАТАРКА
Глаза — агаты. Сколько зноя!
И так стройна, и так смугла!
Есть что-то дикое, степное, —
Не с Тамерланом ли пришла?..
Тебя мольбой и вздохом слёзным
Никто б разжалобить не смог,
А вот перед Иваном Грозным
Сама упала бы у ног!
<1915>
МОРДОВКА
На белой, узорной рубахе
Монет и ужовок не счесть!
Румяна… Вот кинутся свахи!
А косы — одной не заплесть!
А голос — певучий и зычный:
Как выйдешь с подругами петь,
Заслушался б город столичный,
Заслушался б сам Кереметь!..
Пусть зимнее солнце так тускло,
Пусть снежная вьюга пушит, —
Напаришь похмельного сусла
И выпьешь — огонь пробежит!
Ты чтишь и иконы, и мощи,
Обедню, молясь, простоишь…
— Кто ж тянет в священные рощи,
Кому заклинанья творишь?
<1916, (?)>
БАШНЯ СУМБЕКИ
Давно-давно умолк Сумбеки
Великий плач, а ты — цела.
И будешь ты грустить вовеки
О тех, кого пережила.
Не о Сумбеки ли прибоем
Поет весенняя река?
Одна… не скачут с диким воем
На помощь ханские войска…
Лишь ночью жуткой и туманной,
В годину битвы роковой,
Услышишь снова вой гортанный
И плач Сумбеки горевой…
<1916, (?)>
В душном городе нищ я и жалок,
И тоску одолеть мне невмочь…
Снятся пляски и песни русалок
В колдовскую Купальскую ночь…
— Сам не свой я! Мерещится, снится,
Как аукает Леший в бору,
И огнится, взлетая, Жар-птица,
И разбойничий клад на яру…
Жутко мне… Захирею я скоро…
Не заглянет сюда Лесовик…
— Убежать бы к родному простору,
На зазывный русалочий крик!
<1916, 1918>
Серый, хмурый день заглянул в окно,
В золотой парче Осень с песней шла…
Скоро хлынет дождь… Ах, не все ль равно!
Вспомню дни Весны, и душа светла!
Зацветал тогда твой привольный сад,
Ты ждала меня, лаской нежила…
Колдовская речь! Приворотный взгляд!
На всю жизнь меня ты утешила!..
… Серый, хмурый день заглянул в окно,
В золотой парче Осень с песней шла…
Полумгла и дождь… Ах, не все ль равно, —
Вспомню быль весны, и душа светла!
<1916>
СВЯТКИ
Месяц — ласковый кудесник —
Встал, и ясен и пригож,
А в селе — гульба и песни, —
Расходилась молодежь!
Снежный хруст… Возня и шутки,
Брызжут пылью снеговой…
— Как зовут?.. — Зовут — Зовуткой!
А тебя? — Меня — Бовой!
— Мне кольцо не подаришь ли?
— Подарю, да не при всех!..
С пляской ряженые вышли, —
Ой, умора! Визг и смех!
Месяц, ласковый кудесник,
Зачинает ворожбу…
А в селе — гульба и песни
И гаданье про судьбу…
<1916, 1922>
Одному-то сужено — ряса да скиты,
А другому — бархаты, Жигули да нож.
— Путь — моя дороженька, и куда же ты,
Да в какую сторону парня поведешь?..
Где-то: в дыме ль ладана, о грехах стеня,
В келье я последнюю перейду межу,
Аль на площадь Красную поведут меня
И на плахе голову буйную сложу?..
6 января 1917
Не сдержали станичники атаманов зарок:
Схоронить атаманушку промеж трех ли дорог, —
На Болотной на площади на колу голова, —
Так с повольницей царская расплатилась Москва!
Стихла голь, и не пенится в Жигулях пьяный мед,
Снова Кривда кобенится и с побором идет…
Да зато Стеньки аховый не забудется клик,
Пусть монахи с анафемой, — песней вспомнит мужик!
Ноябрь 1917
УГОДНИКУ
Пусть безумствую, кощунствую,
И кляну свои пути, —
Суждено мне — сердцем чувствую
Вновь с мольбой к Тебе прийти…
Перед ликом встану благостным
Хлынут слезы, что ручьи,
Пусть по-детски будут радостны
Дни последние мои…
6 декабря 1918
МИССИС БРОМ
Америко-трагедия
I
Муж — король кофейно-чайный,
(Кто не знает мистер Брома!)
Деловит необычайно,
Посему так редко дома…
Миссис (родом из Ташкента)
Все скучает… ищет друга,
И, конечно, ждет момента
Водрузить рога супругу…
II
Жарко летом в Нью Иорке,
Разъезжаются все янки…
Бромы тоже. На пригорке
Дача грустной туркестанки…
По делам кофейно-чайным
Колесит муж ряд плантаций,
Ищет ярких встреч случайных
Миссис (впору ей стреляться!)
III
И случилось — (все возможно! —
Лишь была бы воля Рока…)
По соседству — гость вельможный,
Магараджа, сын Востока…
Имя… впрочем, важно ль это!
Право, длинное такое…
Суть ведь в том, что он с рассвета
Шлет и розы и левкои…
IV
Магараджа статен, строен,
В драгоценных весь каменьях,
Не один дворец построен
У него в своих селеньях…
Яхты… и аэропланы
(Миссис к ним питала слабость!..)
… И сердечные туманы
Разлетелись… в сердце радость!..
V
По делам кофейно-чайным
Мистер Бром летит в экспрессе,
Магараджа (не случайно!)
С миссис вылез в поднебесье…
Мистер Бром, дымя гаванной,
Шпарит мысленно активы,
Миссис шепчет: «Мой желанный,
Как красиво! Как красиво!»
VI
Гм… да… После дел кофейных
Возвратился Бром на дачу,
Но не видит плеч лилейных,
Ищет, ищет… чуть не плачет!
Где же, где? Глядит в испуге…
— Сто чертей! Но нет смуглянки…
И остался без супруги
Мистер Бром, нью-иоркский янки…
VII
Где кумирни, как громады,
Где идут все к Гангу с жаждой,
По буддийскому обряду
Повенчалась с магараджей
Миссис Бром… — Глаза, как угли
У супруга, и суровым
Не бывает… Ездят в джунгли, —
Жизнь не та, что с мистер Бромом!…
VIII
… Мчатся месяцы и годы,
Утекают в море реки…
Снова на сердце невзгоды, —
Ах, нам счастье не навеки!
Миг, и вдруг покажет жальце
Жизнь (об этом знает каждый).
… Грезит миссис о ямайце,
Будет с носом магараджа…
1918
Ты с молитвами, с четками, с ладаном,
А я с песней да рваной сумой…
— Аль забыла, что нами загадано?
Разлюбила простор волновой?..
Глянь-взгляни на леса непокорные,
На речную раздольную синь,
И скуфеечку бархата черного
В удалые расплески закинь!
Пусть старухи вздыхают и молятся,
Не молиться, а петь нам с тобой!
— Слышишь: в песнях и в пляске околица!
Погляди, как взметнулся прибой!..
<1918, 1923>
ТУРКЕСТАНУ
Край солнца, хлопка, рисовых полей,
Лоз виноградных, ароматов пьяных,
Ты нeлюб мне недвижностью своей,
Ты не живешь, ты — в чарах снов дурманных!
А жизнь зовет на новые пиры,
А жизнь творит за ярким чудом — чудо…
— Пусть зацветут шелками Бухары
Твои мечты, твоим навеки буду!..
<1919>
КАРТИНКА
Посевов изумрудные квадраты,
Ряд тополей, талы, карагачи,
Речонка… Запах близкой сердцу мяты
И солнца необычные лучи.
На ишаке старик длиннобородый
Трусит рысцой… Заплатанный халат,
Но выглядит калифом. Ищет броду
Сартёнок смуглый, мутным струям рад.
А вдалеке, грядой неровно-длинной,
Вонзились в небо горные вершины.
<1919>
ОСЕННЕЕ
Догорают, червонятся листья опавшие,
Тянет в степи сожженные петь на ветру…
Нынче снилась Аленушка, горько рыдавшая
Во сыром, обнищалом, осеннем бору…
Шелестела дубровушка, словно ласково сетуя,
А она разливалася — ни кровинки в лице…
И всплакнул я во сне над весною отпетою,
О загубленных силах, о близком конце…
<1919, 1922>
Дышат пьяно лиловые выси,
Как всегда, беспечальны…
Месяц четок, как был при Чингисе,
Весь хрустальный.
Громкий выкрик призывно-покорный
С высоты минарета.
Звон дутара тягуче-минорный
Где-то…
<1919, 1924>
АМУ-ДАРЬЯ
Лавиной неприглядно-бурой
Бурлит меж низких берегов,
И будто слышен голос хмурый:
— «Я — дочь снегов и ледников!
Всё опрокину, всё смету я!»
И вот, разрушив ряд плотин,
Вдруг воду желтую, густую,
Стремит по новому пути!
Всегда в борьбе неутомимой,
Всегда тоска созревших сил!
За это в крае нелюбимом
Тебя одну я полюбил!
<1919>
УДАЛАЯ
Солнце — в мурмолке Кудеяровой!
Золотой кафтан лихо вскинуло!
— Не спасет свеча воску ярова!
Волга пьяная в душу хлынула!..
Позабыл-замял на полслове я
Староверское славословие!..
— С той кабацкою славной голью я,
Кинусь с песнями во раздолие!..
10 ноября 1920
Вышел день в рубахе синей,
Женихается с зарей.
С кладенцом — мечом Добрыни
Солнце встало над горой.
Убежала ночь-уродка,
Чуть слышна ее тоска.
Заплясала в пене лодка
Молодого рыбака!
15 ноября 1920
День — мордвин, от сусла разомлелый, —
Снял онучи, зашагал в лесок.
Баловался земляникой спелой,
Горячо глотал березный сок.
Побежал на визги человечьи
К плёсу — бабы бултыхались вплавь.
Задышал вдруг огненною печью,
Увидавши медовую явь…
Проглядел, как тихо ночь подкралась,
Наложила ептимью: «Казнись!»
Бил поклоны, а душа металась
К телу бабью, на сверкучий визг…
16 ноября 1920
ГЛАЗА
Посмотришь бегло — будто бы как все…
Посмотришь глубже — засосало в омут!
Глаза, глаза!.. И льнешь лучом к росе,
И давит, жжет квадрат холодных комнат.
И кто ж тебе придется по душе?
Калик немало пустишь ты по свету!..
Тону, тону в глазах, как в Иртыше
Тонул Ермак… И нет спасенья, нету…
17 ноября 1920
Не надо мной летят стальные птицы,
Синиц с Дуная мне прилет милей!
Я наяву, — да это мне не снится! —
Плыву в шелках червленых кораблей!..
— Вокзалов нет!.. Железных хриплых рёвов!
Нет паровозов черных! — я не ваш!..
— Есть вешний шум в сияющих дубровах,
Запев Садко, звон богатырских чаш!..
17 ноября 1920
«МAГАМ»
О, «маги» рифм, изысканных донельзя,
Волхвы с бульваров Питера, Москвы,
Не стoите вы пуговицы Ерьзи
И волоса с Конёнковской главы!
К чему плести венки сонетов кислых?..
Разливом книг вливаться в города? —
Цветущий жезл в перчатках ваших высох,
В вас крови нет! — гематоген! — вода!
19 ноября 1920
Мои стихи певучей изразцов
Мечетей Самарканда, но зачах я
В лучах чужих!.. — Страна моих отцов,
Несусь к тебе на песенных ладьях я!..
Звенит здесь небо сказкой бирюзы,
Но нету в нем Ильи-Пророка грома!..
С пахучим сеном не скрипят возы!..
Не дышит прель Весны и чернозема!
Что в розах мне!.. Пускай цветут шелка
Огнями зорь — не здесь я!.. Не в пустынях!..
Я слышу зов родного василька!..
Я у разливов Волги хмельно-синих!..
13 декабря 1920
Я — в Жигулях, в Мордовии, на Вытегре!..
Я слушаю былинные ручьи…
— Пусть города найлучшие кондитеры
Мне обливают в сахар куличи —
Я не останусь в логовище каменном!
Мне холодно в жару его дворцов!
— В поля! На Брынь! К урочищам охаянным!
К сказаньям дедов — мудрых простецов!
15 декабря 1920
СОН МЕЧЕТИ
Приснился сон мечети старой,
Что не мечеть она, а сад…
Запели птицы и дутары,
Шумел веселый водопад…
Сходились девушки — как пери,
Твердили странное, и вот
Мечеть раскрыла настежь двери,
Проснулась и чего-то ждет…
17 января 1921
У ХАВАСТА
Утро. Солнце и ветер. Небо — сплавы сапфира.
Скудно-желтые степи. Позабытый курган.
Замечтался, и вот повелители мира
Поднялися с полками из неведомых стран.
Паровозный свисток… Вереницею длинной
Потянулись вагоны… Вновь минувшее спит.
Но запомню надолго горький запах полынный,
Смуглолицую девушку в древней степи.
<1921>
ИЛЬЯ МУРОМЕЦ
Забражничали вешние ветра,
Трубят хвалу забытому Стрибогу.
— Илюшенька, пора бы встать, пора!
Да где ж — сидит. Что плети руки, ноги.
Над Карачаровым метельный вой,
Бьет батогом Оку мороз сердито.
— Вставай, Илюшенька! Вставай, родной!
А ноги будто оловом налиты.
Так просидел он тридцать три годка
Под тихий свет лампад неугасимых.
Деревенела матери тоска, —
Заела сына немочь, подкосила!
— Стук-стук в окно. — Калики! — заходи!
И вот ввалились нищие бродяги;
Такая мочь из каждой прет груди,
В глазах степная, земляная брага!
Заветным словом одарен Илья,
Заохала родимая сквозь слезы:
Встает сынок, выходит из жилья,
И пожню с займищем расчистил борзо!
Смеются перехожие: вот-вот!
Давно бы так! Чуть-чуть не засмердило!
Дивится Карачаровский народ,
А там и Русь и свет весь дался диву!
— Илюшенька, остепенись, присядь!
А он с работой днюет и ночует.
И не уймут Илью, и не унять
Вовеки силу земляную!
Февраль 1924