Весна! но что мнѣ принесетъ
Расцвѣтъ весны?.. Ея приходъ
Встрѣчалъ я пѣснями бывало,
Когда для юности живой
Еще любви недоставало…
Весна смѣнялася весной;
Пришла любовь — и ураганомъ
За нею шумно протекла
Съ мечтами, съ радужнымъ обманомъ,
Заботъ и думъ тяжелыхъ мгла…
Встрѣчая грустными очами
Опять приходъ весны живой,
Я плачу тихими слезами —
Какъ надъ могилою родной--
Надъ обманувшими мечтами.
К. Фофановъ
Съ новымъ годомъ, съ новымъ счастьемъ,
Съ новой радостью, друзья!
Полоненные ненастьемъ
Межъ развалинъ бытія, —
Мы встрѣчаемъ жизнь иную,
Какъ встрѣчаемъ новый годъ.
За свою страну родную
Каждый въ часъ свободы пьетъ.
Такъ поднимемъ же мы кубокъ
За народъ, его борцовъ,
За родной нашъ полушубокъ
И за честь правдивыхъ словъ!
К. Фофановъ.
29 декабря 1905 г.
ЗАМѢТКИ.
I.
Сонъ не сонъ, и бдѣніе — на бдѣнье;
Гдѣ какъ зло унижено стремленье,
И гдѣ ложь сіяетъ межъ тревогъ, —
Развѣ зримъ порабощенный богъ?
II.
Искать въ тревогахъ дня ничтожныя заботы,
Любить безумно всѣхъ — не вѣруя въ любовь —
Все это — мишура житейской позолоты!
Все это — чаша жизнь, все это — наша кровь!
III.
До колыбели мы ничто, а послѣ смерти — то же.
Пространство между нихъ Ты разрѣшаешь, Боже!
И между первыхъ двухъ — оно намъ всѣхъ дороже.
К. Фофановъ.
Голубая неба мгла
Душнымъ пологомъ легла
И, тоскуя, обожгла
Запыленную листву.
По обрывамъ, у канавъ
Вьются пчелы — и припавъ
Къ стебелькамъ зеленыхъ травъ, —
Мнится — грезятъ наяву.
Зной, повсюду тяжкій зной!
И томленье и покой, —
Лишь оборванной струной
Шмель, летая, дребезжитъ.
За лѣсами, — цѣпь холмовъ —
Изъ косматыхъ облаковъ:
Вихремъ молніи и громовъ
Небо издали грозитъ!
К. Фофановъ.
Отъ луны небесной, точно отъ лампады,
Бѣлый и прозрачный блескъ разлитъ. Вдали
Темныя аллеи, полныя прохлады,
Шепчутся о тайнахъ неба и земли…
Гдѣ-то торопливо скрипнула калитка,
Кто-то раздвигаетъ влажную сирень…
Вонъ въ кустахъ мелькнула бѣлая накидка,
Въ озаренной чащѣ проскользнула тѣнь.
Нѣтъ, вокругъ все тихо! Это только греза.
За окошкомъ осень… Это шепчетъ мнѣ
Въ ароматной дремѣ молодая роза,
Тихо увядая на моемъ окнѣ…
К. Фофановъ.
Пусть эта ночь темна, какъ душная тюрьма,
Но сердцу весело — въ немъ алый день восходитъ
И въ сумрачный чертогъ безсмертнаго ума
Сіянье райское наводить.
И тѣни легкія неуловимыхъ сновъ
Плывутъ и рѣютъ надо мною,
Какъ бѣлая толпа весеннихъ облаковъ
Надъ нивой золотою.
Но я боюся ихъ блистательной красы,
Боюсь, что отравятъ чарующія грезы
Мои счастливые часы,
Мои восторженныя слезы
Прекраснымъ вымысломъ обманчивыхъ картинъ
И въ ихъ сіяніи потонетъ, померкая,
Моя дѣйствительность, какъ капля дождевая
Въ шумящемъ грохотѣ пучинъ!
К. Фофановъ.
Смерть шута. править
Въ смятеньи дворъ веселый короля;
Все мрачно въ немъ; хозяинъ хмуритъ брови,
Молчитъ, печаль съ пажами не дѣля,
Заговоритъ — досада въ каждомъ словѣ.
Придворныхъ дамъ нарядная семья
Близъ королевы медленно тѣснится,
Прекрасный принцъ вздыхаетъ и боится
За краткій сонъ земнаго бытія.
Въ тяжелыхъ люстрахъ не блестятъ огни.
Унылый залъ почилъ въ молчаньи строгомъ;
Нѣмая смерть витаетъ надъ чертогомъ
И дремлетъ онъ въ таинственной тѣни.
И лишь въ одномъ готическомъ окнѣ
Горятъ лампады и, слезяся воскомъ,
Мерцаютъ свѣчи: въ мрачной тишинѣ
Тамъ прахъ шута лежитъ на ложѣ жесткомъ.
Онъ, какъ мудрецъ, какъ рѣзвое дитя,
Свой вѣкъ провелъ безпечно и шутя;
Воспитанный средь роскоши дворцовой,
При шепотѣ завистливыхъ льстецовъ,
Онъ не любилъ ни славы, ни чиновъ,
Питая душу жизнію суровой,
И что имѣлъ, все бѣднымъ раздавалъ, —
Трофеи шутокъ: золото, алмазы,
Изъ царскихъ рукъ подаренный фіалъ,
Расшитый плащъ, затѣйливыя вазы, —
Все несъ онъ въ даръ голодной нищетѣ.
И бѣдняки въ смѣющемся шутѣ
Заступника и друга находили.
Онъ былъ одинъ предъ хмурымъ королемъ
Защитникомъ несчастныхъ — и о немъ
Не разъ бѣднякъ поплачетъ на могилѣ.
Презрѣвшій жизнь, теперь спокоенъ онъ:
Съ его лица сбѣжала тѣнь улыбки;
Онъ позабылъ комическій свой сонъ, —
Мірскихъ тревогъ обиды и ошибки…
Въ одномъ углу сквозь сонный полумракъ
Бѣлѣется истрепанный колпакъ,
Въ другомъ углу — заплатанная тога.
Ничтожный шутъ, играющій давно-ль
На пиршествахъ безсмысленую роль,
Теперь уснулъ въ величьи полубога..
Еще не смѣло тлѣніе могилъ
Его чела холоднаго коснуться.
Уже не разъ, бояся улыбнуться,
Король къ одру любимца подходилъ,
На блѣдный трупъ смотрѣлъ прилежнымъ окомъ
И отходилъ въ молчаніи глубокомъ.
И думалъ онъ: «Въ какой облечь нарядъ
Тебя, мой другъ? Ты кончилъ жизнь земную.
Въ твоихъ чертахъ читаю жизнь иную…
Ты мудростью и святостью объятъ.
Небесная мила тебѣ мечта,
Но былъ смѣшонъ нашъ міръ безумно-тлѣнный», —
И приказалъ усопшаго шута
Король одѣть въ нарядъ свой драгоцѣнный.
К. Фофановъ.
К. М. ФОФАНОВЪ. править
Смотри, какъ міръ сталъ золъ и грубъ;
Какъ путы, рветъ онъ крылья!
Еще онъ живъ, еще не трупъ,
А полнъ уже безсилья!
Его роскошество полно
Ненасытимой злобы,
И алчетъ жертвъ с’лѣпое дно
Глухой его утробы!
Его веселье, блескъ и шумъ,
Лобзанья и объятья —
Влекутъ смятенье черныхъ думъ,
Угрозы и проклятья.
Дѣла людей живутъ — въ тѣни,
На торжищѣ святыни;
Какъ были слѣпы въ оны дни, —
Такъ слѣпы и донынѣ!..
Когда же міръ позоръ стряхнетъ,
И къ правдѣ слухъ приклонитъ,
Или въ грѣхѣ, какъ въ безднѣ водъ,
Безумствуя, потонетъ?
И Богъ отдастъ его звѣрямъ
И злу на растерзанья,
И что сіяло счастьемъ намъ,
Одѣнетъ тьмой страданья!
Такъ царь библейскій, что звался
Навуходоносоромъ,
За то, что гнѣву отдался, —
Насытился позоромъ.
Отъятъ отъ власти и людей
Былъ свергнутый владыка,
И жилъ въ пустынѣ, межъ звѣрей,
Безсмысленно и дико.
Онъ убѣгалъ это всего
Чѣмъ смертные богаты, —
И стали волосы его —
Какъ грива льва, косматы.
И рыскалъ онъ, подобенъ льву;
Роса его поила;
Спалъ на землѣ и ѣлъ траву,
И все забылъ, что было.
Искалъ онъ смерти, — смерть не шла,
Не находилъ гробницы;
Брада до чреселъ отросла,
И когти — какъ у птицы.
Не будьже ты, о, міръ слѣпой,
Отверженцу подобенъ, —
Воспрянь воскресшею душой
И къ правдѣ будь незлобенъ!
Свой падшій духъ, свой гнѣвъ смири!..
И снова предъ тобою
Да возсіяетъ свѣтъ зари,
Чуть видимой за тьмою…