Сергей Третьяков
(1892-1939)
Стихотворения
----------------------------------------------------------------------------
Поэзия русского футуризма / Cост. и подгот. текста В. Н. Альфонсова и
С. Р. Красицкого, персональные справки-портреты и примеч. С. Р. Красицкого
- СПб., Академический проект, 1999.
Дополнения по:
Русская поэзия XX века. Антология русской лирики первой четверти века.
М., "Амирус", 1991
----------------------------------------------------------------------------
СОДЕРЖАНИЕ
326. "Зафонарело слишком скоро..."
327. Романс голодного ("Небо оклеено газетами...")
328. "Мы строим клетчатый бетонный остов..."
329. Лифт ("Вы в темноте читаете, как кошка...")
330. Веер ("Вея...")
331. "Снег ножами весны распорот..."
332. "Отрите слезы! Не надо плакать!.."
333. Рыд Матерный ("Эш ты, детина неструганная!..")
Дополнения
Атака. (Итого. 1924)
В октябре. (Там же)
Верблюд. (Там же)
Молодая гвардия. (Октябревичи. 1924)
Ночь. Пекин. (Итого)
Первомайская песня. (Там же)
Р. К. С. М. (Там же)
Фабрика. (Там же)
"Сергей Третьяков - рассудительный романтик с безумными загибами..." -
писал В. Шкловский {1}.
Первый этап футуристической деятельности Сергея Михайловича Третьякова
связан с группой "Мезонин поэзии", в альманахах которой в 1913 году
появились десять его стихотворений. К 1915 году, уже после распада группы,
была подготовлена и намечена к выпуску книга Третьякова "Железная пауза".
Она не была опубликована в связи с уходом автора на фронт и вышла лишь в
1919 году во Владивостоке. Здесь Третьяков стал одним из активнейших
участников литературной группы, сформировавшейся вокруг журнала
"Творчество". В 1922 году в Чите, где продолжилась деятельность группы, он
выпускает два поэтических сборника - "Ясныш" и "Путевка", работает в окнах
ДАЛЬТА (аналог РОСТА).
В 1922 году Третьяков переезжает в Москву, сближается с Маяковским и
принимает активное участие в разработке программы Лефа, в частности
"литературы факта".
В 1922 году В. Брюсов включил Третьякова в четверку писателей (наряду с
Маяковским, Пастернаком и Асеевым), которые находятся "в центре футуризма".
Третьяков, по мнению Брюсова, "уже дает законченные образцы того, чего может
достичь футуризм на своих путях..." {2}.
Писательская деятельность Третьякова разнообразна, кроме стихов он
пишет пьесы, самая известная из которых "Рычи, Китай!" (1926),
художественную прозу, киносценарии, путевые заметки о поездках в Европу и
Азию.
В 1937 году репрессирован.
1. Шкловский В. Крутая лестница // Воспоминания о Николае Асееве. М.,
1980. С. 85.
2. Брюсов В. Вчера, сегодня и завтра русской поэзии // Брюсов В. Среди
стихов: 1894-1924: Манифесты, статьи, рецензии. М., 1990. С. 596.
326
Зафонарело слишком скоро.
Октябрь взошел на календарь.
Иду в чуть-чуть холодный город
И примороженную гарь.
Там у корней восьмиэтажий
Я буду стынуть у витрин
И мелкий стрекот экипажей
Мне отстучит стихи былин.
Я буду схватывать, как ветер,
Мельканья взглядов и ресниц,
А провода спрядутся в сети
Стально-дрожащих верениц.
Мне будут щелкать в глаз рекламы
Свои названья и цвета
И в смене шороха и гама
Родится новая мечта.
И врежется лицо шофера,
И присталь взора без огня,
И дрожь беззвучного опора,
Чуть не задевшая меня.
<1913>
327. РОМАНС ГОЛОДНОГО
Небо оклеено газетами,
Земля обрюзгла.
Фонари над сумерками недопетыми
Светят тускло.
Червячком охры из тюбика
Фонарь на сырую панель.
Из четырехэтажного кубика
Оркестрион и хмель,
Чувствую ребро ворота
У самых ушей.
Храпенье мокрого города
Заглушило писк мышей.
Ветер качает кадилами
Дуговых фонарей вверху,
Озябшему стали немилыми
Дамы с зонтом и в меху,
Лицо слезится ненамеренно.
Куда пойдешь?
Все возможности проверены.
Все - ложь.
<1913>
Москва
328
Мы строим клетчатый бетонный остов.
С паучьей ловкостью сплетаем рельсы.
Усните, слабые, в земле погостов,
И око сильного взглянуть осмелься!
Мы стекла льдистые отлили окнам,
В земле и в воздухе мы тянем провод.
Здесь дым спиралится девичьим локоном.
Быть островзглядными - наш первый довод.
Нам - день сегодняшний, а вам - вчерашний.
Нам - своеволие, момент момента,
Мы режем лопасти, взвиваем башни,
Под нами нервная стальная лента.
Швыряем на землю былые вычески.
Бугристый череп наш - на гребне мига.
Нам будет музыкой звяк металлический,
А капельмейстером - хотенье сдвига.
В висках обтянутых - толчки артерий...
Инстинкт движения... Скрутились спицы...
Все ритмы вдребезги... И настежь двери...
И настоящее уже лишь снится.
1913
Москва
329. ЛИФТ
Вы в темноте читаете, как кошка,
Мельчайший шрифт.
Отвесна наша общая дорожка,
Певун-лифт.
Нас двое здесь в чуланчике подвижном.
Сыграем флирт!
Не бойтесь взглядом обиженным
Венка из мирт.
Ведь, знаете, в любовь играют дети!
Ай, Боже мой!
Совсем забыл, что Ваш этаж - третий
А мой - восьмой.
<1913>
330. ВЕЕР
Вея Пестрея,
В крае Страдая
Пьяных В павлиньих кружанах,
Маев, Тепло горностаев
Пойте Раскройте, закройте,
Явно Чтоб плавно
Пейте На флейте
Юно Разбрызгались луны,
Яд! Что в окнах плескучих стоят.
1913
331
Снег ножами весны распорот.
В белых кляксах земля-горизонт.
Отскочил размоченный город,
Где в музее вздохнул мастодонт.
С линзы неба сливается синька
В лужи, реки, а край их ржав.
Поезд с похотной дрожью сангвиника
Зачервился, в поле заржав.
Я в купе отщелкнул щеколды.
В небо - взмахи взглядных ракет.
Сзади город - там щеки молоды,
Юбки гладки, в цветах жакет,
Пересмех синеватой закалки,
А под сердцем песни бродяг...
На лице твоем две фиалки
Продаются на площадях.
1914
332
Вадиму Шершеневичу
Отрите слезы! Не надо плакать!..
Мстить смерти смертью - бессмертно весело!
О сердце сердцем прицельно звякать...
Лизать подошвое теплое месиво.
В подушку неба хнычут не звезды ли?..
А вам не страшно - вы зрячи ощупью.
В лесах за Вислой вы Пасху создали,
В степи за Доном я эхо мощи пью.
Не спя недели... Вгрызаясь в глину...
Прилипши к седлам... И все сполагоря.
А ночью небо горбило спину
Крестя палатки гнилого лагеря.
Железо с кровью по-братски сблизились
Подпругу мести вольны рассечь они.
А поздно в ямах собаки грызлись
Над вкусным мясом солдатской печени.
Любви предсмертной не заподозрим.
Ведь, если надо, сдавивши скулы,
Последний бросит себя на дула
И смерть покроет последним козырем.
1915
333. РЫД МАТЕРНЫЙ
Эш ты, детина неструганная!
Где твоя харя сворочена?
Али бревнул потолочину,
Душа твоя недоруганная?
По опивкам что ли кабацким
Лазил губами бряклыми?
Где тряс затылком дурацким?
Где елозил зенками наглыми,
Тусклыми, брюзглыми
Да пальцами корузлыми?
Багра на тя нету!
От какого пня родила тя,
Лесная валежина?
Ну тя к лешему!
А зад-то в цветной заплате,
А перед, в крови что-ль, отпетый,
Уплеванный, да заезженный?
Мало лозиной выдран,
Знать рыком тебя гвоздило, щенок.
Ишь ты, ладонь, как выдра,
Пятаками нищими вылощена.
Не я ли скулы обвыла,
Просолила щеки скореженные?
Не я ли тряслась, что кобыла
Разлукою состреноженная?
Садись! Али лопнуло ухо!
Садись, головешка дурья!
Лопай - видишь, краюха!
Лакай - вон тюря!
- Что видел, сказывай!
- Бога видел.
- С ума что ли спятил?
- Бога видел.
- Толкуй дятел!
- Я видел Бога.
- Не Бог ли тебя и обидел,
Что стал ты баской да казовый?
- Видел Бога.
- Спьяна приснилось!
А где видал?
- А где попало: в корчме, у боен,
На паровозах и на базаре.
- Скажи на милость!
Каков собой он?
Небось, на брюхе валялись смерды.
Такой явился немытой харе
Сам Милосердый...
- Матка, слушай:
Бог гудет
Мужицкою погудкой.
Бог идет
Мужицкою походкой,
Землю рвет
Мужичьим сошником,
Бог бьет
Мужицким кулаком.
Бог это - взглянешь - пьяное рыло,
Бог это - щупнешь - мозоль-короста,
Ремень завыл - это Бог-воротила
Пляс - это Бог наработался досыта.
- Чур, окаянный!
Крестная сила.
Сгинь! Брешешь! Пьяный!..
- Я землю видел;
Она, что бомба,
Гляди - взорвется,
Фитиль - в Москве.
- Очнись, паскуда!
Земля - что блюдо...
В кувшине квас,
Глотни покуда
На добрый час.
- Матка, людей глядел я.
Оголтелые.
Голод алые,
Грязнотелые.
Подковами таково-то ковко тявкают.
У каждого в глазе - неба кусок.
У каждого в сердце - березный сок.
Топоры-то по родному рявкают,
А песни песнятся - весенняя вода.
Людина, что льдина - большая.
Села суматошат, пучат города,
Давят мироедов, бьют попрошаек.
И куда идут,
И о чем поют,
Невдомек мне.
Только сердце вскипи и екни.
Братаны, куда?
Аль тесно в наделе?
Тайгой загудели:
- Туда. За года.
На вольные станы.
За море. За горы. За гай.
- Я с вами, братаны.
- Шагай.
- Несешь, блажной, околесину.
Язычина с прикола сбился.
Сволочи ветром нанесено -
С охальниками сблудилея.
Нишкни! От такого блуду
Прощения нет. Замаливай!
Слышишь, велю -
Мать я.
Ишь разалелся мальвой,
Шатия.
- Матка, молиться не буду.
- Будь же ты проклят! Сама замолю:
За хулу
Прости, Милосердый, сына,
Сына прости!
Премудрый,
Не попусти!
Знаю, сын мой - псина;
Кровь моя! Кровь моя!
Мальчонка был белокурый,
Трепокудрый,
Малый.
Пищал у груди, молока просил,
Головенку от вшей притыкал скрести.
Господи Сил,
Прости!
Кровь моя! Кровь моя!
Земля, сударыня, милуй!
Сама, небось, мать.
Муравой муравленная
Древами древними
Городами - деревнями
В ризы резные оправленная.
Воду водишь,
Грязи грузишь,
Рожь рожаешь,
Вьюгами вьючишь,
Озими зимами.
Гробу - бугор,
Глотке - глоток,
Голоду - хлеб.
Милуй, земля, не серчай!
Мне ли свечой не торчать
Обоим - тебе да Богу.
Кровь моя! Кровь моя!
- Матка, сбирай в дорогу!
Чего глаза намокли-то?
- Проклят! Проклят! Проклят!..
- Матка! Целуй, что ли.
Теперь не вернусь ужо.
Матка, а нонче на воле
Людно - поди и свежо.
Ну, сторонись, будя,
Нацеловалась, чай!
Слышишь, шагают люди?
Прощай!
- Кровь моя! Родненький, кровушка, сынушка,
сынка - ах!
- Бог гудет
Мужицкой погудкой
Бог идет
Мужицкой походкой.
Землю рвет
Нашим сошником
Бог бьет
Мужицким кулаком.
1919-1921
Владивосток - Тяньцзинь
ПРИМЕЧАНИЯ
Настоящее издание впервые представляет под одной обложкой произведения
практически всех поэтов, входивших в футуристические группы, а также
некоторых поэтов, работавших в русле футуризма. Большинство текстов,
опубликованных в малотиражных и труднодоступных изданиях, впервые вводится в
научный обиход. Естественно, при составлении и подготовке текстов возник ряд
сложных проблем, обусловленных характером материала. Русский литературный
футуризм - явление чрезвычайно разнородное в идейно-эстетическом плане.
Кроме наличия в футуризме нескольких групп, весьма существенно отличавшихся
друг от друга, внутри самих этих групп в большинстве случаев не наблюдалось
единства, а совместная деятельность поэтов часто носила случайный характер.
В книгу включены произведения, опубликованные в 1910-1922 годах, -
именно этими датами можно определить период существования русского
литературного футуризма (в 1910 году вышли первые футуристические альманахи
"Студия импрессионистов" и "Садок судей", 1922-й - год смерти В. Хлебникова,
прекращения существования последней футуристической группы "Центрифуга" и
рождения Лефа). Исключением являются некоторые стихотворения И. Северяниным,
поэта, первым из футуристов вошедшего в большую литературу, первым
употребившего в русской литературной практике термин "футуризм" и чье раннее
творчество уже обладает ярко выраженными чертами футуризма северянинского
типа, а также несколько произведений В. Хлебникова и И. Зданевича,
датированных 1922 годом, но опубликованных в 1923 году.
Главный вопрос, который пришлось решать при подготовке текстов к
публикации, - вопрос текстологический.
Составители сборника руководствовались стремлением представить русскую
футуристическую поэзию в первозданном виде, такой, какой ее знали
читатели-современники. Произведения даются по первой публикации, без
позднейшей правки (для большинства произведений, ввиду отсутствия
переизданий, первая публикация и является каноническим текстом). Однако,
учитывая специфику многих футуристических изданий, приходится признать, что
в полной мере задача воспроизвести "живой" футуризм невыполнима и ряд
существенных потерь неизбежен. Так, литографические книги, где тексты
давались в рукописном виде и поэзия сочеталась с живописью, адекватному
переводу на типографский шрифт, естественно, не поддаются. Поэтому пришлось
отказаться от включения в настоящий том некоторых произведений или в
некоторых, исключительных, случаях, давать вторые публикации (большинство
стихотворений Божидара, отдельные произведения Н. Асеева).
Орфография текстов приближена к современным нормам (учтены реформы
алфавита и грамматики), но разрешить проблему орфографии в полной мере не
предоставляется возможным. Кубофутуристы и поэты группы "41?" декларировали
нарушение грамматических норм как один из творческих принципов. Случалось,
что они приветствовали и типографские опечатки. В произведениях "крайних"
(А. Крученых, И. Терентьев) отказ от правил имеет такой очевидный и
демонстративный характер, что любая редакторская правка оборачивается
нарушением авторского текста. Но и во многих других случаях (В. Хлебников,
Д. Бурлюк и др.) практически невозможно дифференцировать намеренные и
случайные ошибки, уверенно исправить опечатки. Поэтому за исключением
правки, обусловленной реформами последующего времени, орфография в
произведениях кубофутуристов и поэтов группы "41?" сохраняется в авторском
(издательском) варианте. Очевидные орфографические ошибки и опечатки
исправляются, за отдельными исключениями, в текстах поэтов других групп, не
выдвигавших принципа "разрушения грамматики".
Что касается пунктуации, то она во всех случаях сохраняется без правок,
соответствует принятым в настоящем издании принципам воспроизведения
текстов.
"Ночь в Галиции" В. Хлебникова, "Владимир Маяковский" В. Маяковского,
"Пропевень о проросля мировой" П. Филонова и произведения Н. Чернявского
ввиду особой важности изобразительной стороны их издания или практической
невозможности привести их в соответствие с современными грамматическими
нормами воспроизведения даются в настоящем томе репринтным способом.
Настоящее издание состоит из следующих разделов: вступительная статья,
"Кубофутуристы", "Эгофутуристы", "Мезонин поэзии", ""Центрифуга" и
"Лирень"", "Творчество", "41?", "Вне групп", "Приложение", "Примечания".
Порядок расположения шести разделов, представляющих творчество
футуристических групп, обусловлен хронологической последовательностью
образования групп и их выступления в печати. При расположении авторов внутри
этих разделов неизбежна некоторая субъективность: учитывались место,
занимаемое поэтом в группе, его вклад в футуристическое движение,
организаторская деятельность. В случае, если поэт участвовал в деятельности
нескольких групп (А. Крученых, Н. Асеев, С. Третьяков, К. Большаков и др.),
его произведения включены в раздел группы, где состоялся его футуристический
дебют. Исключение сделано для С. Боброва, В. Шершеневича и Р. Ивнева,
опубликовавших свои произведения в эгофутуристическом издательстве
"Петербургский Глашатай", но сыгравших определяющую роль в "Центрифуге"
(Бобров) и "Мезонине поэзии" (Шершеневич).
Произведения каждого автора расположены в хронологическом порядке по
авторскому указанию даты. При отсутствии авторской датировки дата
указывается по первой публикации - в этом случае она дается в угловых
скобках, обозначающих, что произведение написано не позже указанного срока.
Подборке произведений каждого автора предпослана справка-портрет, целью
которой является не столько изложение биографических сведений, сколько
освещение участия данного поэта в футуристическом движении. Тем более не
входит в задачи издания изложение жизненного пути авторов, чье поэтическое
творчество либо имело эпизодический характер (В. Шкловский, Р. Якобсон и
др.), либо в главных своих чертах определилось вне футуризма (Б. Пастернак,
Г. Шенгели и др.).
В раздел "Вне групп" включены произведения авторов, не примыкавших к
конкретным футуристическим группам, но считавших себя футуристами, либо
поэтов, чье творчество близко поэтике футуризма. Раздел не исчерпывает
списка авторов, которых можно в него включить.
В раздел "Приложение" вошли основные манифесты и декларации
футуристических групп. Порядок расположения текстов соответствует
поэтическому разделу.
Примечаниям к текстам предшествует список условных сокращений названий
индивидуальных и коллективных футуристических сборников и других изданий, в
которых принимали участие футуристы, а также критических работ и мемуарных
книг, выдержки из которых приводятся в примечаниях.
Примечание к отдельному произведению начинается со сведений о его
первой публикации; затем, после тире, указаны последующие издания,
отразившие эволюцию текста; указание лишь одного источника означает, что в
дальнейшем текст не публиковался или не подвергался изменениям. В случае,
если текст печатается не по первой публикации, указание на источник
публикации предваряется пометой: "Печ. по". В историко-литературном
комментарии даются сведения о творческой истории произведения, приводятся
отзывы критиков и мемуаристов. Завершает примечание реальный комментарий,
раскрывающий значение отдельных понятий и слов, а также имен собственных,
встречающихся в тексте.
В примечаниях учтены и частично использованы комментарии к разным
изданиям поэтов-футуристов, выполненные Р. Вальбе, В. Григорьевым, Т.
Грицем, Р. Дугановым, Е. Ковтуном, В. Марковым, М. Марцадури, П. Нерлером,
Т. Никольской, А. Парнисом, Е. Пастернаком, К. Поливановым, С. Сигеем, Н.
Степановым, А. Урбаном, Н. Харджиевым, Б. Янгфельдтом.
Список условных сокращений, принятых в примечаниях
АвО - Авто в облаках. Одесса, 1915
ЖП - Третьяков С. Железная пауза. Владивосток, 1919
КЗ - Крематорий здравомыслия: Вып. 3-4. М.: Мезонин поэзии, 1913
Нижегородец - Нижегородец: Ежедневная вечерняя коммерческая,
литературная, театральная и спортивная газета. Нижний Новгород, 1911-1914
ПвВЧ - Пир во время чумы: Вып. 2. М: Мезонин поэзии, 1913
Творчество - Творчество: Журнал культуры, искусства и социалистического
строительства. Владивосток; Чита, 1920-1921
Сергей Третьяков
326. ПвВЧ.
327. Нижегородец. 1914, 21 августа.
328. КЗ.
329. КЗ.
330. ЖП.
331. ЖП. Мастодонт (от греч. mastos-грудь и odus - зуб) - вымершее
млекопитающее семейства хоботных.
332. АвО - ЖП, без поев. Сполагоря - легко, вольно.
333. Творчество. 1921. № 7. В. Брюсов назвал "Рыд матерный"
"прекрасной диалогической поэмой" (Брюсов. С. 596). Зенки (устар.) - глаза.
Баской - см. примеч. 3. Гай (укр.) - небольшая роща.
ДОПОЛНЕНИЯ
ФАБРИКА.
Верть колес, осей; гармонизация аккорда
Дуговой фонарь лунит у стены.
Я пришел из клеточек и созвездий города.
На мне кепка и сальные штаны.
Брошу в оси вопросы и росчерки.
Здесь каждый фонарь изумительно желт.
Траурны на телегах ломовые возчики,
А оттуда не пускает железный болт.
Там спички в пачки, доски потрескивают,
Ремни мнутся на лясканьи колес,
И плачут котлы, пламенем поблескивая,
Плотными каплями нефтяных слез.
А вечером выйдут, закопченые, на берег,
И, сплевывая в воду, закачаются домой,
А с той стороны созвездья двоюродных фабрик
Проблильянтят воду златорваной бахромой.
В ОКТЯБРЕ.
В октябре есть привкус спирта.
Обведен самый дальний увал.
Твердый лес после летнего флирта
Золотые кольца сковал.
Неподвижна воздуха глыба.
Холод ошеломил поля.
Облако проплывает, как рыба,
Плавниками не шевеля:
У меня румянец тунеядца
И вязаный шарф до ушей.
И хочется вслух рассмеяться
Над серьезью речных голышей.
И воздух дрогнет, как струнка,
Расколется легче стекла,
А легкая, плоская лунка
Продавит озер зеркала.
ВЕРБЛЮД.
На шали зарева закатного кургана,
На серебре степного блюда -
Молчание верблюда.
Светло степное ветряное пойло.
Мхом обволок клокастый войлок
Пуды усталого мяса.
По колеям небесного сосуда
Аэролит протрясся.
Верблюд пойдет на утро вязко
Вращать чигирь.
На ироничном рте болтается увязка,
В копытах - гул булыжных гирь.
Верблюд, беги! А то придет погонщик,
Плевком колючим плюнет кнут.
На зареве зари верблюжий выгиб тоньше.
Горбы с курганами обнимутся, уснут.
АТАКА.
Кусаются ружья.
За каждым бугром - солдат.
В поле так пусто, как в зале дворцовых палат.
Люди - камни, сырые и неуклюжие.
Может быть, умерли? Может быть, нет их,
В полушубки одетых?
Вдруг это комья земли
Легли
И смертельно иззябли?...
Взмах рук
Вдруг.
Скачок неуклюжий.
Зык сабли.
Ляскнула тысяча ружей.
Рванулись шинели
Под благовест звонкой шрапнели.
Шопот. Суконный потоп...
По блеску, крику, знаку
В атаку!
Сердце настежь. В атаку! Упрямо
В атаку! Все ближе. В атаку!
Лоб расколот... Мама!
К ружейному звяку
Рвота пушек.
На глину, скользя на штыки
Под пенье свинцовых мушек.
Зрачками в зрачки.
Телом на тело. Ладонью в красное...
Ликованье последнее, страстное,
Звонкое, цепкое, липкое...
Злоба каплет с штыка под сопение шибкое,
Под пудовый удар кулака...
Отходили, упорствуя.
Кусались, клубились в кустарнике.
Стала теплою глина черствая,
Как хлеб из пекарни.
Тепловатым причастьем насытили
Отощавший желудок полей.
И опять каменея
На шершавой ладони земли
Залегли
Победители.
НОЧЬ. ПЕКИН.
Зеленозвездое тысячеточье.
В иероглифах мифа бархат.
Драконью кожу распяли ночью
Над мыком города - монарха.
Зубами стен назои скрипок,
Жуя, перегрызают жилы.
Из язв харчевен тучный выпях
Гангреной пищи обложил.
И апельсины фонарей
Чудовно зреют у дверей.
Посевы звезд взойти мерещатся.
Оцепенело неба в стуже лицо.
По древесине века резчица
Грызет и грезит полночь-жужелица,
Гвоздей звездящих, сыпких бус ли
Набрызган мраку емкий ковшик.
Ночной торговли ноют гусли,
Шушуки спален проколовши.
Зызыгнут гзонгом звонари.
Багрея, зреют фонари.
И если голову закину,
Увижу - время с донным звоном
Вращает небосвод Пекина
Торжественный, как свод законов.
1921.
ПЕРВОМАЙСКАЯ ПЕСНЯ.
Трубы заводов, гряньте
Маршем на нашем пути!
С солнцем на красном банте
Молодо нам итти.
Товарищи, стройся в колонны!
По сердцу равняйте шаг!
Сегодня над маем зеленым
Алейся, рабочий флаг!
На первый май из края в край,
Труда солдат, ряды смыкай!
Знамена вей! Сердца взломай!
Рабочий май!
Сегодня машинам не топать.
Пускай отдохнут станки.
Отрем трудовую копоть
Ладонью железной руки.
Настежь глаза раскроем,
И песни наших рядов
Забьют океанским прибоем
В улицы всех городов.
На первый май из края в край,
Труда солдат, ряды смыкай!
Знамена вей! Сердца взломай!
Рабочий май!
Каждой угрозе вражьей
Крикнем: Смотри! Не тронь!
Товарищ! Крепись на страже!
Жги, мятежей огонь!
Земля - наша вольная площадь.
Мы - королей короли.
В небе над нами полощут
Красных знамен патрули.
На первый май из края в край,
Труда солдат, ряды смыкай!
Знамена вей! Сердца взломай!
Рабочий май!
1920.
Р. К. С. М.
От отцов мы узнали -
Не взорвав - не пройдешь.
За вами! За нами!
Всей земли молодежь.
Отцам грянем:
- Готовы. Идем.
Старье таранить
Октябрьским путем.
Одинаковы речи
Станка и деревни.
Мы все - Октябревичи.
Мы все - Октябревны.
Комсомол. Береги
Государство рабочих.
Эй, враги!
Руки прочь!
Нас не трожь!
Сердца - динамит. Слышишь: бурлят они;
Четок, приказ по советской орлятне.
Всем! Всем! Всем!
Ряды крепче смыкай молодежь.
Р. К. С. М.
МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ.
I.
Железными резервами
Мы выросли везде.
Клянемся, будем первыми
В строю, в бою, в труде.
Врагов труда валить в размол
Вставай, всемирный комсомол.
Мы - Молодая Гвардия,
Непобедимый стан.
Мы - Молодая Гвардия
Рабочих и крестьян.
Мы знаем цену пота,
Неволи и пинка,
Мы выросли, работая
У плуга и станка.
Над каждою трущобою
Наш вольный зов звенит,
Упорною учебою
Грызем наук гранит.
Не нам бояться боя -
Винтовка нам родня.
Ведем мы за собою
Всемирный молодняк.
Когда же мир расколется,
Рванет команда - в строй,
Сомкнутся комсомольцы
В шеренги брат с сестрой.
Версальское базарище
Давно пора в трубу.
Германские товарищи,
Штыком решай борьбу!
II.
Окончены дискуссии.
В руке винтовку сжав,
От Бадена до Пруссии
Жги порох мятежа.
Настали дни восстания,
Пора хрустеть костям.
Да здравствует Германия
Рабочих и крестьян!
Третьяков Сергей Михайлович. - 8.6.1892-9.8.1939. Один из теоретиков
ЛЕФа. Автор пьес, очерков, сценариев, переводов. Репрессирован.
"Итого". Стихи. М, 1924. "Речевик". Стихи. М.-Л., 1929. "Рычи,
Китай!" Событие в 9 звеньях. М.-Л., 1930. 
