Стихотворения.
правитьПесня
править
Песня, песня раздается!
Звук родимый, дорогой.
Грудь моя на волю рвется:
Пой же громче, мой родной!
Сердце словно встрепенулось,
Опять дышится легко.
Сила прежняя вернулась.
Песня льется широко.
Не на долго. Вот затихла.
Снова мертвенная тишь.
Только ты еще не смолкло
Сердце: бьешься и щемишь.
Что ж ты смолк? Пропой немножко.
Песня душу отведет.
Новых звуков у окошка
Бедный узник жадно ждет.
Вот опять раздались звуки:
Только эти уж не те.
Это песнь тоски и муки,
Песнь о горе, нищете.
Видно мало, друг, утехи
И тебе житье дает!
Так поют не для потехи:
Так забитый лишь поет!
Знать, та прежняя синичка,
Звук отчаянья была,
И, подстреленная птичка,
Встрепенувшись, замерла.
Иногда и мне бывает
На минуту словно рай:
Это сердце изнывает, —
Капля льется через край.
Освежила на мгновенье,
А потом опять горит
Все сильней… Пока томленье
Сил совсем не изнурит…
1863 г.
Птенцы.
правитьМать неутешная, как ты страдаешь!
Муки твои нам все сердце сожгли.
Больно нам видеть, как ты изнываешь,
Мы за тебя бы охотно легли!
Но не помогут ни смерть, ни страданья.
Сколько ни гибни родимых птенцов,
Мать! Бесполезны твои ожиданья:
Им не осилить свирепых ловцов.
Ведь не пеньковою сетью: железной
Волю твою заковали они,
Любо им тешиться жертвой болезной.
Легче не будет, как ты ни стони!
Бьются, терзаются птенчики малые,
Жаждут оковы родимой разбить,
И разбивают — головки удалые.
Гибнут бесплодно, чтоб ей пособить.
— Ах, что бы вам, птенцы горемычные,
Годик-другой обождать, погодить,
Были бы вы к бою тогда попривычнее,
В сетях железо могло бы погнить!
— Годик-другой! Знать тоски вы не знали
И вместо сердца камень у вас.
Нас истомили родимой печали,
Нас убивал каждый прожитый час!
Горько тому, кого мать не качала,
Горько родную навек потерять:
Наша же скорбь без конца, без начала.
Меры не сыщешь ее измерять.
Кто разгадал, что такое неволя,
Светлых минут уж тому не знавать:
Что ж ему жить, коли знает, что доля
Матери: в рабстве весь век изнывать!
Лучше уж разом покончить с собою.
Сгинуть в бою за родимую мать.
Ведь не по нас примириться с судьбою:
Ныть бесполезно, постыдно дремать!
Мелкие птахи и в клетках довольны.
Робкому духом ведь любо терпеть.
Наши ж желания смелы и вольны:
Песни хотим мы свободные петь!
Если бы мать нас на воле вскормила
Вышло бы племя могучих орлов.
А без нее и житье нам не мило,
Больно глядеть на верхушки дубов!
Верьте: погибнем не жертвой напрасной.
Мы, умирая, про волю споем
И этой песнью дивно-прекрасной
Стан могучих бойцов созовем.
Братья, заслышав ее, встрепенутся.
Станет им стыдно и больно дремать.
Дружно они за работу возьмутся,
Сети порвут и спасут нашу мать!
Гибли бесстрашно орлы молодые.
Звонко их смертная песня лилась.
Ею ловцы потешались седые…
Мать, изнывая, на волю рвалась.
1863 г.
Бедность, горе и забота,
Вечная страда-работа —
Вот наша доля, друзья!
Стар человек или молод,
Голод, голод и голод —
Вот наш обычный припев
Есть и ум и познанья,
Есть и трудиться желанье,
Нет только денег у нас
Мы не копаем, не пашем,
Мы все перьями машем
В том вся наша беда!
Многое мы разумеем,
Только сказать-то не смеем:
Больно цензура строга.
Как бы охотно печали
Родины мы облегчали,
Только не слушают нас.
Может и было б иначе,
Если б мы были богаче, —
Бедность помеха всему!
Да уж оставим влиянье.
Было бы хоть пропитанье,
А то ведь нечего есть!
Мрут журналы без меры,
Право тяжеле холеры, —
Просто хоть в петлю ложись
Как ни вертись, ни метайся!
С жизнью, видно, прощайся!
Разве в питейную часть?
Это безвредней писанья,
Благонамеренней знанья
И казначейству доход!
Нынче же, к счастью семейных,
Много домов есть питейных.
Двинем же, братцы, в кабак!
Право, не будет укора,
Будем счастливы мы скоро,
Только не надо робеть!
Это единое средство
Выйти в невинное детство,
Меньше волненья уму.
А ведь всего что прекрасней,
Станем тогда безопасней.
Верно мы будем в чести.
Главное, не унывайте,
Новой дорогой ступайте
Так-таки прямо в кабак.
Там не забота, не горе,
А разливанное море
Нас ожидает, друзья!
1863 г.
Басня
править— «Не пора ли в путь, сестрица?
Скоро станет уж светать.
Ты валяться мастерица.
Люди будут ожидать».
— «Право, братец, подивишься,
Что тя Разумом честят!
Ой, смотри, ведь натужишься,
В желтый дом как поместят.
Из чего, скажи, ты бьешься?
Днем и ночью на ногах,
Суетишься, мечешь, рвешься,
Все городишь о благах!
О каких? Чего ты хочешь?
Словно ты указ какой!
Право, ты людей морочишь,
Баламутишь лишь покой:
Мой, свой собственный, народный,
Искушаешь словно бес.
Подойдешь как благородный,
А заманишь прямо в лес.
Ни властей не уважаешь,
Ни обычаев не чтишь.
Самого не почитаешь.
А меня-то как костишь!
Словно не сестра родная,
Дурой громко ведь бранишь!
Ты не думай: не одна я,
Скажут все, что ты грешишь.
Верь, не верь: а я слыхала
Про тебя как все звонят.
Вора, подлеца, нахала
Больше, чем тебя, ценят.
Хоть сестра, — а согласиться
С этим я должна была
И, намедни, изловчиться
В одном месте помогла.
Мы повыдумали меры,
Чтоб тебя посократить.
Ты зазнался уж без меры,
Вздумал край тот развратить!
Это верно: я ведь брешить
Чепуху-то не люблю.
Правдою могу потешить:
У источника ловлю!
Сам ты знаешь, что я вхожа
Всюду в первые дома.
Да что вхожа! Там пригожа.
Там хозяйка я сама!
Как тебя не вразумляет
Наших разница судеб?
Их ведь пропасть разделяет!
Или глух ты, или нет!
Я знатна, в чести и славе,
Денег куры не клюют,
Мыслю только о забаве.
Что хочу, все мне дают.
Я не ведаю печали,
Мне не тягостна узда.
Меня с счастьем повенчали
Труд других моя руда.
Правда, знаюсь я и с сбродом:
Только чернь мне нипочем.
Я сурова с хамским родом,
Я люблюсь все с богачем.
Я порядкам всем начало,
Я владыка на земле.
Как ты ни впускаешь жало,
Все же сила вся во мне!
Ну, а ты? Всегда забитый,
Оборванец, мой батрак,
Горе мыкаешь день битый,
А получишь четвертак.
В высшем обществе, чай, сроду
Не бывал. На чердаках
Место твоему народу,
Твоим умным дуракам!
Где-то за морем толкуют,
Ты теперь всему глава.
Но меня, брат, не надуют,
Это все одни слова.
Если б там был без обиды,
Стал бы ты шнырять сюда!
Я ведь видывала виды,
Не таскаюсь же туда!
А коль там твои владенья,
Хочешь, сделаем менок?
Вывези в свои именья
Всех, кто здесь тебе сынок.
Наших бы, взамен, повыбрал:
Ну хоть за двадцать двоих.
Только ваших бы Бог прибрал.
С нас довольно и своих!
У себя распоряжайся
Сколько хочешь ты тогда,
Только к нам уж не мешайся
И не суйся никогда.
Без тебя все было тихо!
Слышно, муха как летит.
Спали, ели, просто лихо.
Вдруг непрошенный визит!
И чего вы расходились?!
Вас там вовсе не хотят.
Да теперь распорядились.
Посмотри, как угостят»!
— «Ну, натешилась, глупышка!
Двинем же меня катать.
Вот возьми, твоя подушка:
С ней удобнее дремать».
1863 г.
Из Байрона.
правитьПрости, о, если б возносилась
Душа, за милого прося,
Моя бы в небо уносилась,
Молясь усердно за тебя.
К чему слова, к чему стенанья!
Когда бы грешника спасти
Могло кровавое рыданье:
В [нем] было б меньше, чем в: прости!
Уста молчат, глаза так сухи,
А в голове и в сердце ад.
Те никогда не смолкнут муки,
Те думы ввек не замолчат.
Смешны бы жалобы тут были.
Не им мятеж мой погрести.
Я все забыл… Ведь мы любили
Затем, чтобы сказать прости!
1863 г.
Даме, приславшей букет.
правитьВы мне букет в тюрьму прислали.
Какие чудные цветы!
О, если бы порассказали
Они, ожив, вам все мечты,
Все мысли, думы, чувства, страсти,
Во мне вскипевшие, в ответ
На дружбу, верную в напасти,
На задушевный ваш привет!
Чтоб помнить вас — напоминаний
Не нужно моему уму.
Из нескольких воспоминаний,
Со мною запертых в тюрьму,
Мне заменяющих молитву,
Дающих силу, твердость, — вам
Всегда со злом ведущей битву,
Одно из первых мест отдам.
По времени я знал вас мало.
Но дума думе весть дает,
И мне моя давно сказала,
Что в вас сочувствие найдет.
В ком сердце вольно, смело бьется,
Кто не умеет быть рабом,
Тот неизменно отзовется
На стон подавленных трудом.
Поверьте: женщины вниманья
Одной — когда одна та: вы —
Ценю я выше колыханья
Стоустой, но пустой молвы.
И это не слова, не фразы.
Кто мыслит честно, тот не льстит,
Ни даже в шутку: как заразы
Он пустословия бежит.
Я в свете видел стад довольно
И мало личностей встречал.
Но с вами было мне привольно.
Всегда любимый звук звучал
В живом и умном разговоре,
Родного было много в нем,
А луч энергии во взоре
Грел электрическим огнем.
Зачем так мало вам подобных!
Как хорошо бы было жить
Среди людей, как вы, способных,
Зло ненавидеть и любить
Что честные считают правдой,
Свободой, разумом, добром,
А дураки зовут неправдой,
Позорят делом и пером!
Ум утомленный отдыхает,
Когда гляжу на ваш букет.
Но тяжко грудь моя вздыхает,
О том, что вижу в нем портрет,
Когда далек тот образ милый,
Который мне его послал…
И хочется владеть мне силой:
Я бы все цепи разорвал…
Букеты женщины мужчине
Всегда счастливому дарят.
Vae victis (горе побеждённым)! Прочь, кто в злой кручине!
Все угнетенным говорят.
Но вы — не все: для вас страданье —
Ремень для новых, крепких уз,
Уз дружбы — а не состраданья:
Я погибаю… но борюсь!
Мое не проиграно дело.
Ведь у меня союзник есть.
Он как гигант шагает смело
И сил его врагам не счесть.
Союзник мощный этот: Время.
Оно за нас горой стоит.
С ним юное взрастает племя,
В котором правды луч горит.
Пусть нас терзают, пусть нас губят.
Святое дело не умрет.
Отчизну Дети крепко любят
И лозунг будет их: вперед!
Вперед! И с каждым днем рутина
Должна дряхлеть, шататься, гнить:
От света гибнет паутина.
Ей вас недолго уж томить.
Дни избавления настанут —
(Хотя, конечно, не для нас:
В тюрьме ведь силы быстро вянут.
Идет там за день каждый час). —
Тогда, как водится, гонимых
Толпа с восторгом помянет,
Тогда преступников, свет, мнимых
Святыми, верно, наречет.
Так в мире было, и так будет,
Пока не станет он умней…
Погибшим жизни не прибудет,
Ни мертвым в их гробах вольней:
Но их наследство достается
Тем, кто был близок их сердцам…
Мое не многим остается,
Но все они подобны Вам.
1863 г.
Над Вифлеемом засияла
Звезда Святого Рождества.
Мария-дева передала
Нам во спасение Христа.
И началась другая эра,
Дней и годов иной отчет.
Господь за нас страдал и верил,
Что мир к спасению ведет.
Он вел прямою всех дорогой,
Даруя праведный нам путь,
Но мир погряз в разврате многом,
И тяжек груз греховных пут.
Давайте путы эти сбросим,
Начнем по-праведному жить,
По всем естественным законам
Работать, отдыхать, любить!
1864 г.
Дедушке и другим именинникам.
правитьСегодня именинник дед,
Его мы поздравляем,
Ему счастливых долгих лет,
Мы от души желаем!
Желаем, дедушка, тебе,
Чтоб сердце было юным,
И мы за праздничным столом,
Ещё не раз побудем!
Тебе желаю, дедушка,
Счастливых долгих лет,
За эти годы чтобы
Не знал ты горьких бед.
Чтоб ты, отец отца мой,
Здоров и весел был.
Чтоб все свои печали
Скорее позабыл.
«Прости», — я любящим скажу.
Вот слово утешенья.
И так уж посещали нас
Нередко огорченья.
И так уже терзала нас
Боль, горькая разлука.
Но радуйтесь душой сейчас
За брата, сына, внука.
О, если б мог, я поспешил
В ваш милый, тёплый круг.
Но, что пожал, то заслужил
Ваш слишком пылкий друг.
1864 г.
Пусть другие здесь пишут стихи,
Я не буду — лишь эти вот строки.
Прорастают зелёные мхи
Там, где брал я у жизни уроки.
Не дает мне пленительных дум
Отягченный бессонницей ум.
Нет, друзья, не меня вдохновит
Край оков, где все сердце томит,
Где безмерность лесов и степей,
Населяют при звуках цепей,
Где столетия, из рода в род
Изнывает несчастный народ.
Где нельзя нам ни мыслить, ни жить,
Где должны мы в лишениях гнить
И все молча сносить и терпеть.
Я не создан невольником петь.
Я тогда воспою этот край,
Когда воля посеет в нем рай
И проснувшийся разум сотрет
Человека осиливший гнет.
1865 г.
Стихотворения печатаются по автографам, сохранившимся в деле III отделения 1 эксп. 1862 г. № 230, часть 54.
Автограф стихотворения «Над Вифлеемом засияла» находится в Санкт-Петербурге в РНБ.
Стихотворение «Дедушке и другим именинникам» — там же.
Стихотворение «Пусть другие здесь пишут стихи» публикуется по автографу, имеющемуся у Ольги Константиновны Булановой — дочери адресатки — Веры Викторовны Ивашевой. Впервые стихотворение напечатано было неисправно М. К. Лемке в книге его «Очерки освободительного движения 60-х годов» (см. 2-е изд. СПБ. 1908, стр. 226—227). Разночтения в тексте у М. К. Лемке имеются в 4-м стихе: вместо «бессонницей» у него напечатано «нелепицей»; 13-й стих отсутствует вовсе. Затем О. К. Буланова-Трубникова напечатала текст этого стихотворения в своей книге «Три поколения» (ГИЗ, 1928, стр. 83). Здесь повторены неисправности те же, что у М. К. Лемке; кроме того, в 6-м стихе допущена опечатка: вм. «где вас сердце», следует «где все сердце»; в 15-м стихе произвольный вариант: «Я не создан невольником, нет», должно: «Я не создан невольником петь». Датировано стих. в книге О. К. Булановой-Трубниковой 30 ноября 1865 года, это неточно и неверно. В автографе дата 3 ноября — ее же приводит и М. К. Лемке (в назв. книге стр. 227). Недавно О. К. Буланова-Трубникова напечатала в сб. «Звенья», кн. V, изд. «Academia», 1935, стр. 377, полный текст стих., но с указанными ошибками в 4-м и 6-м стихах; 13-й стих есть, но в датировке путаница: вм. 3/XI — 1865 г. — 30/XI—1865 г.
Источник текста:
«Литературное наследство». Т. 25 — 26. М., «Жур.-газ. объединение», 1936 г. С. 426—442.
Датировка по: Серно-Соловьёвич Н. А., «Публицистика, письма», М, «Издательство АН СССР», 1963 г. Серия «Литературные памятники». С. 425—426.