Стихотворения (Савин)/Версия 2

Стихотворения
автор Иван Савин
Опубл.: 1926. Источник: az.lib.ru • Возмездие
«Огневыми цветами осыпали…»
Новый год
«И смеялось когда-то, и сладко…»
«Не будь тебя, прочли бы внуки…»
Галлиполи
«А проклянешь судьбу свою…»
«Птичка кроткая и нежная…»
«Когда судьба из наших жизней…»
«Это было в прошлом на юге…»
Бездомье (неоконченное)
Молодость
«Кто украл мою молодость…»
«Придут другие. Они не вспомнят…»
«Все это было. Путь один…»
«Законы тьмы неумолимы…»
«Ты не думай, все запишется…»
Закат
На Сайме
У последней черты

Иван Савин

Стихотворения

Оригинал здесь — http://belyi-stan.narod.ru/index.files/savin.htm

ВОЗМЕЗДИЕ

Войти тихонько в Божий терем

И, на минуту став нездешним,

Позвать светло и просто: Боже!

Но мы ведь, мудрые, не верим

Святому чуду. К тайнам вешним

Прильнуть, осенние, не можем.

Дурман заученного смеха

И отрицанья бред багровый

Над нами властвовали строго

В нас никогда не пело эхо

Господних труб. Слепые совы

В нас рано выклевали Бога.

И вот он, час возмездья черный,

За жизнь без подвига, без дрожи,

За верность гиблому безверью

Перед иконой чудотворной,

За то, что долго терем Божий

Стоял с оплеванною дверью!

*  *  *

Огневыми цветами осыпали

Этот памятник горестный Вы

Не склонившие в пыль головы

На Кубани, в Крыму и в Галлиполи.

Чашу горьких лишений до дна

Вы, живые, вы, гордые, выпили

И не бросили чаши… В Галлиполи

Засияла бессмертьем она.

Что для вечности временность гибели?

Пусть разбит Ваш последний очаг —

Крестоносного ордена стяг

Реет в сердце, как реял в Галлиполи.

Вспыхнет солнечно-черная даль

И вернетесь вы, где бы вы ни были,

Под знамена… И камни Галлиполи

Отнесете в Москву, как скрижаль.

НОВЫЙ ГОД

Никакие метели не в силах

Опрокинуть трехцветных лампад,

Что зажег я на дальних могилах,

Совершая прощальный обряд.

Не заставят бичи никакие,

Никакая бездонная мгла

Ни сказать, ни шепнуть, что Россия

В пытках вражьих сгорела дотла.

Исходив по ненастным дорогам

Всю бескрайнюю землю мою,

Я не верю смертельным тревогам,

Похоронных псалмов не пою.

В городах, ураганами смятых,

В пепелищах разрушенных сел

Столько сил, столько всходов богатых,

Столько тайной я жизни нашел.

И такой неустанною верой

Обожгла меня пленная Русь,

Что я к Вашей унылости серой

Никогда, никогда не склонюсь!

Никогда примирения плесень

Не заржавит призыва во мне,

Не забуду победных я песен,

Потому что в любимой стране,

Задыхаясь в темничных оградах,

Я прочел, я не мог не прочесть

Даже в детских прощающих взглядах

Грозовую, недетскую месть.

Вот зачем в эту полную тайны

Новогоднюю ночь, я чужой

И далекий для вас, и случайный,

Говорю Вам: крепитись! Домой

Мы пойдем! Мы придем и увидим

Белый день. Мы полюбим, простим

Все, что горестно мы ненавидим,

Все, что в мертвой улыбке храним.

Вот зачем, задыхаясь в оградах

Непушистых, нерусских снегов,

Я сегодня в трехцветных лампадах

Зажигаю грядущую новь.

Вот зачем я не верю, а знаю,

Что не надо ни слез, ни забот.

Что нас к нежно любимому Краю

Новый год по цветам поведет!

*  *  *

И смеялось когда-то, и сладко

Было жить, ни о чем не моля,

И шептала мне сказки украдкой

Наша старая няня — земля.

И любил я, и верил, и снами

Несказанными жил наяву,

И прозрачными плакал стихами

В золотую от солнца траву…

Пьяный хам, нескончаемой тризной

Затемнивший души моей синь,

Будь ты проклят и ныне, и присно,

И во веки веков, аминь!

*  *  *

генералу Корнилову

Не будь тебя, прочли бы внуки

В истории: когда зажег

Над Русью бунт костры из муки.

Народ, как раб, на плаху лег.

И только ты, бездомный воин,

Причастник русского стыда,

Был мертвой родины достоин

В те недостойные года.

И только ты, подняв на битву

Изнемогавших, претворил

Упрек истории — в молитву

У героических могил.

Вот почему, с такой любовью,

С благоговением таким,

Клоню я голову сыновью

Перед бесмертием твоим.

Галлиполи

Когда палящий день остынет

И солнце упадет на дно,

Когда с ночного неба хлынет

Густое, лунное вино,

Я выйду к морю полночь встретить,

Бродить у смуглых берегов,

Береговые камни метить

Иероглифами стихов.

Маяк над городом усталым

Откроет круглые глаза,

Зеленый свет сбежит по скалам,

Как изумрудная слеза.

И брызнет полночь синей тишью.

И заструится млечный мост…

Я сердце маленькое вышью

Большими крестиками звезд.

И, опьяненный бредом лунным,

Ее сиреневым вином,

Ударю по забытым струнам

Забытым сердцем, как смычком…

*  *  *

А проклянешь судьбу свою,

Ударит стыд железной лапою, —

Вернись ко мне. Я боль твою

Последней нежностью закапаю.

Она плывет, как лунный дым,

Над нашей молодостью скошенной

К вишневым хуторам моим,

К тебе, грехами запорошенной.

Ни правых, ни виновных нет

В любви, замученной нечаянно.

Ты знаешь… я на твой портрет

Крещусь с молитвой неприкаянной..

Я отгорел, погаснешь ты.

Мы оба скоро будем правыми

В чаду житейской суегы

С ее голгофными забавами.

Прости… размыты строки вновь…

Есть у меня смешная заповедь:

Стихи к тебе, как и любовь,

Слезами длинными закапывать…

*  *  *

Л. В. Соловьевой

Птичка кроткая и нежная,

Приголубь меня!

Слышишь — скачет жизнь мятежная

Захлестав коня.

Брызжут ветры под копытами,

Грива — в злых дождях…

Мне ли пальцами разбитыми

Сбросить цепкий страх?

Слышишь — жизнь разбойным хохотом

Режет тишь в ночи.

Я к земле придавлен грохотом,

А в земле — мечи.

Все безумней жизнь мятежная,

Ближе храп коня…

Птичка кроткая и нежная

Приголубь меня!

*  *  *

Когда судьба из наших жизней

Пасьянс раскладывала зло,

Меня в проигранной отчизне

Глубоким солнцем замело.

Из карт стасованных сурово

Для утомительной игры,

Я рядом с девушкой трефовой

Упал на крымские ковры.

*  *  *

Это было в прошлом на юге,

Это славой теперь поросло.

В окруженном плахою круге

Лебединое билось крыло.

Помню вечер. В ноющем гуле

Птицей несся мой взмыленный конь.

Где-то тонко плакали пули.

Где-то хрипло кричали: огонь!

Закипело рвущимся эхом

Небо мертвое! В дымном огне

Смерть хлестала кровью и смехом

Каждый шаг наш. А я на коне.

Набегая, как хрупкая шлюпка

На девятый, на гибельный вал,

К голубому слову — голубка —

В черном грохоте рифму искал.

Оригинал здесь — http://www.kolumbus.fi/edvard.hamalainen/docs/savin3.htm

БЕЗДОМЬЕ

(неоконченное)

Не больно ли, не странно ли —

У нас России нет!..

Мы все в бездомье канули,

Где жизнь — как мутный бред,

Где — брызги дней отравленных,

Где — неумолчный стон

Нежданных, окровавленных,

Бессчетных похорон…

Упавшие стремительно

В снега чужих земель,

Мы видим, как мучительно

Заносит нас метель…

Молодость

Упасть на копья дней и стыть.

Глотать крови замерзшей хлопья.

Не плакать, нет! — Тихонько выть,

Скребя душой плиту надгробья.

Лет изнасилованных муть

Выплевывать на грудь гнилую…

О, будь ты проклят, страшный путь,

Приведший в молодость такую!

*  *  *

Кто украл мою молодость, даже

Не оставил следа у дверей?

Я рассказывал Богу о краже,

Я рассказывал людям о ней.

Я на паперти бился о камни.

Правды скоро не выскажет Бог.

А людская неправда дала мне

Перекопский полон да острог.

И хожу я по черному свету,

Никогда не бывав молодым,

Небывалую молодость эту

По следам догоняя чужим.

Увели ее ночью из дому

На семнадцатом детском году.

И по-вашему стал, по-седому,

Глупый мальчик метаться в бреду.

Были слухи — в остроге сгорела,

Говорили пошла по рукам…

Всю грядущую жизнь до предела

За года молодые отдам!

Но безмолвен ваш мир отсиявший.

Кто ответит? В острожном краю

Скачет выжженной степью укравший

Неневестную юность мою.

*  *  *

Придут другие. Они не вспомнят

Ни боли нашей, ни потерь,

В уюты наших девичьих комнат

Толкнут испуганную дверь.

Им будут чужды немые строки

Наивных выцветших страниц,

Обоев пыльных рисунок строгий,

Безмолвный ряд забытых лиц.

Иному Богу, иной невесте

Моленье будет свершено.

И им не скажет никто: отвесьте

Поклон умолкнувшим давно…

Слепое время сотрет скрижали

Годов безумных и минут,

И в дряхлом кресле, где мы рыдали,

Другие — песни запоют…

*  *  *

Все это было. Путь один

У черни нынешней и прежней.

Лишь тени наших гильотин

Длинней упали и мятежней.

И бьется в хохоте и мгле

Напрасной правды нашей слово

Об убиенном короле

И мальчиках Вандеи новой.

Всю кровь с парижских площадей,

С камней и рук легенда стерла,

И сын убогий предал ей

Отца раздробленное горло.

Все это будет. В горне лет

И смрад, и блуд, царящий ныне,

Расплавятся в обманный свет.

Петля отца не дрогнет в сыне.

И, крови нашей страшный грунт

Засеяв ложью, шут нарядный

Увьет цветами — русский бунт,

Бессмысленный и беспощадный…

*  *  *

Законы тьмы неумолимы.

Непререкаем хор судеб.

Все та же гарь, все те же дымы,

Все тот же выплаканный хлеб.

Мне недруг стал единоверцем:

Мы все, кто мог и кто не мог,

Маячим выветренным сердцем

На перекрестках всех дорог.

Рука протянутая молит

О капле солнца. Но сосуд

Небесной милостыни пролит.

Но близок нелукавый суд.

Рука дающего скудеет:

Полмира по миру пошло…

И снова гарь, и вновь тускнеет

Когда-то светлое чело.

Сегодня лед дорожный ломок,

Назавтра злая встанет пыль,

Но так же жгуч ремень котомок

И тяжек нищенский костыль.

А были буйные услады

И гордой молодости лёт…

Подайте жизни, Христа ради,

Рыдающему у ворот!

*  *  *

Ты не думай, все запишется.

Не простится. Ты не жди.

Все неслышное услышится.

Пряча тайное, колышется

Сердце-ладонка в груди.

Умирают дни, и кажется:

Прожитой не встанет прах.

Но Христу вся жизнь расскажется.

Сердце-ладонка развяжется

На святых Его весах.

Жизни наши будут взвешены.

Кто-то с чаши золотой

Будет брошен в пламень бешеный.

Ты ль, хмельная? Я ль, повешенный

Над Россией и тобой?

Закат

Декабрьский вечер синь и матов.

Беззвездно в горнем терему.

Таких медлительных закатов

Еще не снилось никому.

Глаза ночные сжаты плотно,

Чуть брызжет смуглый их огонь,

Как будто черные полотна

Колеблет робкая ладонь.

Поют снега. Покорной лыжей

Черчу немудрые следы.

Все строже север мой, все ближе

Столетьем скованные льды.

Бегу по сказочной поляне,

Где кроток чей-то бедный крест,

Где снег нетронутый желанней

Всех нецелованных невест.

Мне самому мой бег неведом.

Люблю бескрайности пустынь.

Цветет закат. За лыжным следом

Следит серебряная синь.

Недвижна белая громада

Снегов в узорчатой резьбе…

Вчера мне снилось, что не надо

Так много плакать о тебе…

На Сайме

Чего здесь больше, капель или игл?

Озерных брызг или сосновых хлопьев?

Столетний бор, как стомачтовый бриг,

Вонзился в небо тысячами кольев.

Сбегают тени стрельчатой грядой

На кудри волн по каменистым склонам,

А лунный жар над розовой водой

Приколот одуванчиком зеленым.

Прозрачно дно. Озерные поля

Расшиты желтыми шелками лилий.

Глухой рыбак мурлычет у руля

Про девушку, которую убили.

В ночную воду весла уронив,

Дремлю я, сердце уронив в былое.

Плывет, весь в черном бархате, залив

И все в огнях кольцо береговое.

Проснулся ветер, вынурнув из трав,

Над стаей туч взмахнул крылом незримым…

И лунный одуванчик, задрожав,

Рассыпался зеленоватым дымом.

У последней черты

И.Бунину

По дюнам бродит день сутулый,

Ныряя в золото песка.

Едва шуршат морские гулы,

Едва звенит Сестра-река.

Граница. И чем ближе к устью,

К береговому янтарю,

Тем с большей нежностью и грустью

России «Здравствуй» говорю.

Там, за рекой, все те же дюны,

Такой же бор к волнам сбежал,

Все те же древние Перуны

Выходят, мнится, из-за скал.

Но жизнь иная в травах бьется,

И тишина еще слышней,

И на кронштадтский купол льется

Огромный дождь иных лучей.

Черкнув крылом по глади водной,

В Россию чайка уплыла —

И я крещу рукой безродной

Пропавший след ее крыла.