Справщик Савватий
Стихотворения
Виршевая поэзия (первая половина XVII века)
М., «Советская Россия», 1989.- (Сокровища древнерусской литературы).
СОДЕРЖАНИЕ
Послание Силе Матвеевичу
Послание князю Алексею Ивановичу
Послание Кизолбаю Петровичу
Послание боярину Ивану Никитичу
Второе послание боярину Ивану Никитичу
Послание Алексею Саввичу
О слабом обычае человечестем
Послание архиерею, взыскующему мудрости
От дидаскала некого к высокоумну
Фрагмент послания некоему, обвиняющему в неразумном исправлении книг
Послание дьяку Василию Сергеевичу
Послание дьяку Василию Львовичу
Послание князю Семену Ивановичу
Послание Михаилу
Послание князю Алипию Никитичу
Послание протопопу Никите Васильевичу
Послание царю Михаилу Федоровичу
Наставления ученику князю Михаилу Никитичу
Послание Силе Матвеевичу
Что рцем и что возглаголем к твоей предоброй честности?
Есть бо слышим издавна о той твоей зелной ревности.
Со усердием ли собирает то свое доброе разумение,
То почто по се время удержал еси к нам свое
дерзновение?
Не подобает ти молчанием утесневатися,
От добраго разума и смысла срама ради удалятися.
Мертва вера без дел является {1};
Ум и остр без учения не навершается.
Мерзость есть безумному обличение,
Умному же и разумному бывает во учение.
Желателие мудрости хвалими суть от разумных,
Укоряет же ся много от буих и неразумных.
Сломление есть сердцу с таковыми нравы.
Источник есть сладок беседы здравы.
Летний плоды от лета до лета рождаются.
Ей, мудрии и разумнии мужие почасту пригожаются.
Мудроумнии паки всегда хвалят доброе рачение,
А ленивии же и нерадивии злое глубление.
Ты же како по се время к нам укосневаеши,
Философскому учению неприлежно внимаеши.
Еже бо они искренне повелевают ко учению прилежати.
Единомыслием и нелестию искати.
Воистинну неложно глаголет мудрое их писание,
И всем нам от них в доброе наказание,
Что учение свет есть души словесней {2},
Юнии же и младии устремляются к похотем к
бес<с>ловесным.
Но поелику мощно лучшее себя да избираем.
О рачении же твоем слышим всегда,
Господь же зрит — не видаем тебе никогда.
О еже бы еси нам образ свой показал,
Грубость бы нашу и недостоинство узнал.
Радостно быхом к твоему орудию подщалися,
Единому бы богу в Троици помолилися,
Чтоб он нас, грешных, своею благодатию осенил,
Но еще бы меж нами и добрый совет учинил.
О еже быхом написали к тебе нераздорно,
и от протчих бы людей было незазорно.
Медлен ум не может разумети мудрых,
От печали же и скорби погибает и у разумных.
Наитие печали зло есть всякому человеку,
А мы уже, грешнии, идем к последнему веку.
Хвалим твое доброе и изящное рачителство,
Сумняем же ся, видя таковое твое нерадителство.
Аще бы еси сего разума искренне желал,
В продолжение бы времяни не отлагал.
Аще ли паки велию веру и ревность держиш,
То почто твердо к нему не прилежиш?
Что нам о том к тебе много и писати,
Есть убо время еже о том и престати.
Люто убо есть лестное и неприлежное хотение,
О еже бо спримешевается тому и гордение.
Много же убо гордость добра погубляет;
Бог же таковым делателем не помогает.
И о том на нас гнева и досады своея не положи,
Еще же и духовную любовь свою к нам покажи.
Тако же пишем к тебе возразително,
Да будет тебе и впредь учително.
Подобает всякому человеку гордости не имети,
Смиренномудрие и тихость ко всем имети.
Гордость паки погубляет веяния добродетели,
А вся сила и мощ во общем нашем содетели.
Аще хощеши нелестно о сих радети,
Подобает ти о том неложно буди бдети.
Некто глаголет святый божественный отец,
Иже имеет на себе нетленный венец:
Несть мощно хитрости снавыкнути {3},
Аще неискренне к ней приникнути.
И паки, спя, супостат своих не победити,
И, лежа, ничто же добра не получити.
А ты, господине, толко глаголеши словесы,
А не сами исполнявши реченная делесы.
И паки давно бы ты нам образ свой явил,
И нас бы ты духовною своею любовию одарил;
И рек бы еси нам слово свое изо уст,
И всяко бы не отшел от нас пуст.
И елико бы истинный свет нас просветил,
Потолику бы убогий ум наш и счинил.
И паки рцем о сем преждереченная вспят<ь>,
Немощно бо такова дела в борзе взять.
И паки немощно тебе о сем упражнятися,
И вседушно на то дело уклонятися,
Понеже в подповеленном чину пребывает
И многия монастырския службы сохраняет.
Аще бы еси не в таковой суете был,
То всяко бы желание свое получил.
Прочее же буди покровен десницею вышняго бога,
Да сподобит тя небеснаго своего чертога.
Ныне и присно и во веки веков, аминь.
Да и впредь от нас своего жалования не отринь.
Послание князю Алексею Ивановичу
Кипарис древо благоуханно,
Но обаче и ваше благородие богом избранно,
Яко бы некия цветы от простыя травы,
Зане нозе всегда менши суть главы,
Юже всяк человек честнее всех удов почитает,
Тако и ваше благородие тому же подобает.
Лев всех устрашает своим рыканием,
Есть же и царский чин ужасает вашим к нему
предстоянием.
Красота царю и слава во изрядных его чинех,
Страх же его и гроза бывает на всех санех.
Еже бы и ты того же предстояния,
Юности же ради своея не забывай божественнаго
писания.
Имя же твое нарицается «толкование» {1},
Во еже бы тебе помнити отческое наказание.
Аравицкое злато {2} дивно есть зрети,
Не мнее же того и целомудрство в себе имети.
От него же велия похвала бывает,
В самыя бо вечныя обители душу селяет.
И ничто же похвалнее целомудреннаго пребывания,
Чтоб тебе не порудити своего достояния.
Юностным еще возрастом пребывает;
Много еси божественнаго писания и сам разумеваеш.
Не подобает с похотением зрети чюжди.х доброт,
От единаго бога ожидати его милостивых щедрот.
Горе назирающим красныя лица,
От того бо получит вечныя темница.
Господь сочетал тя есть к законному сочетанию,
Разумным своим смыслом внимай божественному писанию.
Естества различная воздвизают блудную брань,
Шлем спасения {3} утесневает гордань,
Не повелевает многим питием и ядением услаждатися,
И утробою и чревом разширятися.
Но обаче ваше благородие обилно сияет,
А наше недостоинство в скудости пребывает.
Хрустолиф камык {4} злат видением,
Человек же драг мудроумным своим разумением.
Ей, ей, хвалим еси и славим во царских чинех,
Любомудростным твоим нравом превосходиши всех.
О протчем же, государь, не у время писати,
Многочестная твоя, государя моего, ушеса отягчати.
Бог да исправит твое благородство,
Да не позазриши на наше неудобство,
Елико убо мы, нищий, сие грубое писанеице счинихом,
Тако твоему благородию и предложихом.
А аще нам, нищим, не достало к тебе писати,
Чтоб тебе неудобство наше презирати,
И паки жаловат<ь> своим великим милосердием,
И не отгонит<и> от себе никоим прилучным
жестосердием,
И ничто же тако ползует вам, царевым предстоятелем,
Что о неприступных быти помогателем,
И к его царскому величеству заступати о убогих.
Нищих и беззастулных обрадовати многих.
Лихи и злы неправедный судии,
В них же деются неудобный статии.
Чрева и утробы своя разширяют,
И домы своя всячески украшают,
И праваго обвиняют,
А виноватаго оправдают.
А все окаяннаго ради своего лихоимания.
И не мнят божественнаго писания:
Яко и неправедная мзда душу погубляет,
Грады и домы разоряет.
Еще же и царское повеление презирает,
На ту же окаянную мзду свою уповает.
Возвратим же ся вспять,
Как бы к настоящему слову престать.
Вемы бо, вемы, яко в богатстве и славе ум возвышается,
Еще же некогда и ожесточевается
И в скорби и в печали другу своему не разумевает,
И паки дружню беду ни во что же полагает.
В скорби убо и печали забывается ум,
Веселяся и богатея, полагает во глум.
Ты же, государь, много разума в себе имееш,
И божественное писание сам разумеет.
Не буди таковым обителем и обычаем ревнител<ь>,
Но обаче буди к нищим и сиротам истинный любител<ь>,
И беззаступным крепкий помогатель,
Яко ближний еси царев приятель.
Да и сам от Христа бога помилован будеш,
И вечных благ не отбудет.
Писано бо есть: милостивии помиловани будут {5},
А немилостивии в таковых обителех не будут.
Протчее же буди, государь, покровен десницею вышняго
бога,
И да сподобит тя стати у небесного своего чертога.
И во веки веков, аминь.
А ты, государь, жалованья своего не отринь.
Послание Кизолбаю Петровичу
Писание от отца духовнаго
к сыну духовному
Како и что имам писати к таковому твоему разумению,
Иже предал еси нас конечному забвению?
Зрим ныне славою и честию обносима,
Обаче к нашему достоинству отнюд непрележима.
Лестными словесы не хощем к тебе писати,
Бог же зритель, от мысли нашея не можем престати.
Аще еси добрым разумом одарен,
Юнному же и буему не буди повиновен.
Прелестная пиявица видимый сей век,
Еже бо и до гроба летит всех человек.
Тако ли мудроумие свое к нам явил,
Разумный души своея снабдения до конца забыл,
От него же велия полза души моей бывала.
Всегда про тебе добрая слава лежала.
И како еси нас, грешных, призрел,
Чести ради и богатства нами возгордел?
Юродство воистину и буйство, еже мир сей вседушно
возлюбити
Молебника ж<е> к богу о души своей забыти.
Непрестанно жаловахся на тя самому творцу и богу,
Иже всем нам дает милость свою попремногу.
Горе, горе в разуме согрешающим,
О бозрителныя ради славы око душевное ослепляющим!
Гордость и презорство велику спону души сотворяют
Ей, ей, ничто ж<е> человеку болши, кроме своея души,
Широстию же своею хотя, и ты погреши.
Не вем, по которому обычаю в таковое забвение положил,
И добродеание свое до конца от нас отлучил.
Чертоги царския лепо есть зрети,
И воистинну вящши о души своей бдети.
Разумный муж всегда души своея снабдетеля аки бога
почитает,
Ему же вдающая ока душевная помрачают,
Царство ж<е> небесное едва достизают.
Сам еси много разума и смысла в себе имееш,
А крепости во уме своем не имееш,
Но еже бы тебе самому в себе зрети,
И нас бы, грешных, хотя мало во уме своем имети.
Паче же недостойно бы тебе таковому нас забвению предавати
И пако подобало бы тебе нас во уме своем воспоминати.
И хотя б<ы> малым чим деянием нас, грешных, посетити,
Аще бог повелел нас, снабдетелей душ ваших, почитати.
А то гордость не дает тебе на то взирати.
Ей, ей, воистинну ничим же будет ея злее,
Лютою такою страстию обдержиму не получити
божественнаго елея.
Ниже бо та страсть добра никому не сотворяет,
Много ж<е> токмо в погибелный ров вметает.
Бывает бо некогда и добраго корени злое семя,
Того ради погубляется душевное бремя.
И безумно есть пред свиниями бисер пометати,
Такожде и в затчине уши что добро писати.
Егда грешник внидет во глубину зол, тогда не радит,
Того ради и бог ему не претит.
Аще ли будет в чем ему зде и попущает,
Но там таковаго вечная мука ожидает,
Понеже бо всегда ходит своим упрямством,
Аки лютым одержим пиянством.
И паки лютою тою страстию аки тмою помрачен,
Или яко в волчью кожу оболчен.
И что мне вящше того к тебе писати,
Уже время конец слову дати.
Аще и аер словес наполняти,
А зачтенных ушес не наполнити.
Аще у кого в сердцы искра божия загорится,
Таковый и малыми словесы научится.
Аще послушает нашего к тебе речения,
То и сам сподобится добраго течения,
Аще ли не послушает, то сам веси,
Что всевают таковую страсть в сердце лукавые беси.
Таж<е> буди от нас прощен,
И без нас будеш от бога обиновен.
И паки здравствуй о Христе
И хвалися о пречистем его кресте,
И тую злую страсть от себе отринь,
И будет тебе во веки аминь.
Аще ли же не послушает нас и того не отринеш,
То сам душу свою во ад ринеш.
Послание боярину Ивану Никитичу
Горняго Иерусалима желателю,
О всех своих неоскудно подателю,
Спомощнику и кормителю неимущим,
Под государьскою рукою всем живущим,
Остро<о>пасному и бодрому оку,
Днем и нощию смотрящу к самому Востоку,
Адаманъстей твердей души во всем,
Радостным сердцем призирающе ко всем,
Юностным еще возрастом в заповедех господних сияющу
И ныне в совершенных своих летех також пребывающу.
В лепоту реченное благодатное звание {1},
А у нас настоит изрядное нарицание,
Но и родьший быв п_о_б_е_д_и_т_е_л {2},
Утверженым своим умом такове ж си быв души своей
снабдител,
Не умолчим же паки глаголати твоей государьской
милости
И к нелицемерней твоей и конечной тихости.
Како недостойнии возможем рещи
И к твоему государьскому величеству притещи?
Та же кая труды тебе, великому государю {3}, принесем? —
Иже всегда даемое тобою от дому твоего несем.
Червию и виссом красятся {4} царьская багряница,
Юнот же и вдовиц обогащает твоя государьская десница.
Много глаголати нам о сем не у время,
Обаче же неложно рещи — благодатное семя.
Не лестию тебе, великому государю, сие изрековаем,
Аще и всегда недостойнии во гресех своих пребываем,
Христос мой бог и сосвидетел всех —
Слава добрая твоя происходит во всех.
Аще ли мы, недостойнии, и о сем умолчим,
Вседержителя бога како возблагодарим?
Аще кому что от него дарованно,
То како имамы прияти от него неблагодарно?
Истощевает бо он всякаго горделива
И каждаго милует к добродетели бодрелива.
Щедрость твоя государева ко всем велика,
А наша убогая мера к тебе, государю, не толика.
Подобает нам о таковых государех и бога молити,
А о данных нам от него о всех благодарити.
Дивно дарование бывает,
Аще кто во благих бога не забывает.
Язвы въглубленныя от искусных врачев исцеляютца,
Но обаче от дающих и милующих неимущий насыщаютца.
Аще ли кто твою государьскую милость к себе забудет,
За такое благодарство истязай будет.
Ей, ей, глаголем тебе, великому государю, неложно:
Много твоего государьского жалования изрещи не
возможно.
Листвием и плодом древо украшается,
И милованием и поданием всяка душа горе возвышается.
Что нам много глаголати к твоему благородству?
Ей, подобает престати нашему неудобству.
Летняя плоды от лета до лета бывают,
О добродетели прилежащему всегда венца соплетают.
Много глаголати несть треба, —
Благий же бог да сподобит тя небеснаго своего хлеба.
И с своими государьскими домочады,
Еже бы достигнути вам небесныя тоя ограды.
Ты же, великий государь, гневу на нас не положи,
Но паче благодарную свою милость на нас покажи.
Наделся на твою государьскую к себе милость
И конечную твою ко всем тихость,
Тако, убозии, и начертати дерзнухом.
Да будет благодарство твое осенено животворящим духом.
Во веки, аминь.
Второе послание
боярину Ивану Никитичу
Сие писанейце плачевно,
а, вмале и врачебно;
еще же о благодарстве,
да живет радость в великом государстве,
двоестрочием сложено
и от печали к радости ведено;
тебе ж, государю, прочести нескучне
во времени благополучне.
Великому государеву синклиту, {1}
благодати тезоимениту.
Рождьшему же звание «победител»,
государьскому имени таковый же быв снабдител.
Многогрешный монах челом ударяет
и с плачевным гласом изрековает.
Вем бо тя, государя, ныне кручинна и печална велми,
что велие светило угасе в нашей земли.
И великому государю царю был рожденный отец,
а стадо Христово пас всех нас, словесных овец,
и жезл свой страшно держал над всею Росиею,
яко же над древнею великою Асиею,
и яко столп стоя непоколебим,
и ни от кого же бысть победим.
И паки всей земли великое утвержение,
а врагом нашим страшное возражение.
Тебе же, государь, был единоутробный брат,
молбы и моления к богу творил на сопостат.
И того ради злии всегда побеждаема бываху
и плещи свои нам часто показоваху;
и паки со страхом трепетали
и на бежание себе устремляли.
И да подаст ему господь небесное царство,
а стужает по нем все великое государство,
таковаго великого государя лишився,
а против врагов еще не до конца ополчився.
И всем нам скорбь и печал об нем, государе, велика,
понеже убогая наша молба к богу не толика.
Обаче на него, всещедраго бога, надежда полагати,
о государском и о вашем многолетном здравие его
призывати,
чтобь ваша государьская держава во веки была
неподвижна,
и вера ваша, и любов к богу приближна.
И тако господь не отставит своея милости
и не презрит вашей государьской смиреной тихости;
и тако всем нам будет благо,
а государьское имя всегда бывает драго,
а врагом и сопостатом — страшно,
а нам, християном, — аки сладкое брашно.
И проженет их господь силою своею невидимо,
а християнское имя будет непобедимо!
Ты же в печал и в скорбь велию не вдавайся
и твердым своим смыслом, и умом укрепляйся:
и всем нам тамо быти,
и паки всякому естеству человечю смерти не избыти.
Есть же печал сокрушает сердце всякому человеку
и таковый человек не допровожает своего веку.
И иаки печал преже времени старость наводит,
а крепкоумный муж размыслом своим от себе отводит.
Аще от жалости не уме престати,
но обаче в меру подобает печал держати, —
да не будет сердцу сломление,
и уму и смыслу погубление.
Не позазри, государь, сему нашему к тебе дерзновению,
поне мало словцо приими к своему утешению,
яко же господь две цате оноя убогия вдовы {2}.
Увы нам всем без оныя честныя главы.
Но обаче государским крепкоумием и счастием все
исъцелится,
без нея же немало добра умалится.
Дай, господи, он, государь, здрав бысть на многие лета,
да сподобится зрети самого немерцающаго света.
Царева молитва выспрь к богу восходит,
писано есть: царь о мире бога умолит;
к тому же — и вашим синклитским радением,
и всея руския земля умолением
подаст господь на враги и сопостаты победу,
да не останется их ни следу!
И тако в веселии и в радости пребудем,
а ныне много тщеты государевым людем.
Надеяся на твою государскую к себе щедрость
и на божественную в сердцы твоем ревность,
потому недостойнии тако и дерзаем,
да и впредь от тебя милости к себе чаем.
Молим твое достойное величество
и благоутробное твое разумичество:
паки не остав<ь> своея милости от нас, грешных,
буди нам помощник и заступник во обычаех внешних.
Аще ли нам, грешным, не подобает сего снисковати,
ино — рождьшим нас от вас, государей, милости искати?
Обаче и нам небранно от вашего величества милости
просити,
и за вас, государей, бога молити.
Кроме бога да вас помощников себе не имеем,
а сами, грешнии, помощи себе не доумеем, —
от далния и последний есмы части,
не имеем, грешнии, никоторыя власти.
Того ради буди, государь, помощник и заступник от
приключшихся на нас, —
вся сила и ходатайство к царю бывает в вас.
Вы, государи наши, — под государем царем земле держатели
и искренний его доброхоты и приятели.
Вам подобает о всем об нас промышляти
и от насилующих, и от обидящих нас избавляти.
Буди, государь, покровен десницею самого херувимскаго
владыки,
да причтет тя с праведными своими лики.
Во веки, аминь.
И паки впредь своея милости от нас не отринь.
Буди, буди тако.
А без вашея милости не мощно жити никако.
Послание Алексею Саввичу
Сие посланейце — двоестрочно,
а пожаловат прочести неотсрочно.
Ароматный воды сладостне обонянии обоневают,
Любомудрых же словеса не мнее того слухи наслаждают
Елень течет на источники водныя {1},
Како же разумный муж не потечет на словеса благия?
Солнечный свет разгоняет облак темный,
Есть бо и мудроумный разрешает ум недоуменный.
Юхает сладостне кедровыя древеса во обонянии,
Соудивляют же мудрых словеса в наказании.
Аристотелския премудрости от клеврет его хвалимы
сут<ь> и доднесь.
В них же чаяти естествословный устав весь {2}.
И что дражае и лучши премудраго наказания,
Что же хуждыпи лености и невнимания?
Юность и лепота многих удивляют,
Чтение же и учение божественных догмат всех наслаждают.
Есть бо нырь хитрый далече ходит во глубину,
Ритор же и философ разсуждает и премудрую вину.
Нощь темную просвещает свет лунный,
Ей, много добра творит муж благоумный.
Цареви убо земному достоит личная красота,
Сфилософъственному же уму — совершенная чистота.
Адаманту камыку вси камыцы покаряются {3},
Велеумну же мужу вси люди удивляются.
Алавастр {4} яко же глаголется — «без рукояти»,
Тупым же умом и разумом без учения ничего не обияти.
Источники и реки, и потоки вся животная напаяют,
Истиннии же мудрецы и философы всех людей услаждают.
Щит и прочая броня избавляют от телеснаго уязвления,
А благоразумный муж возбраняет от нелепаго учения.
Четырьми стихиями весь мир состоится,
Есть же и премудрыми людми много добра творится.
Лев некогда единем обтечением своим многих зверей
уловляет,
Обаче и мудроумный муж учением своим всех удивляет.
Медвеный сот сладок есть во устах,
Бывает же и мудр муж приятен во тмах.
Источник сладок добре жажду утоляет,
Есть же и доброразумный муж словесы своими аки медом
услаждает.
Трава и вся ростимыя плоды земныя движются,
а и мудрии мужие многими похвалами пишутся.
Ныне же о сем к твоему благоумию прекратим,
да простыми гранесами навершим, {5}
понеже речь слову не достала,
а акростихида конец писмени стала.
И ты нам в том не позазри,
а ждем жалования твоего аки в жажду анагри {6}.
И по благодати святаго Духа мощно и вящи того
основания положити
и естествословия иные вины приводити.
Но не достанет ми о том лета,
подобает нам держатися добраго совета.
Сего ради вкратце начертах
и к тебе о сем восписах.
Зде же пишем к тебе просто,
да воздаст ти господь мзду во сто.
И молим твою достойную честность, —
всегда бо зриши царскую светлость, —
чтоб тебе наше недостоинство познати
и любов свою к нам показати.
Слышим про твое зелное рачителство
и желаем видети твое доброе разумичество.
Аще и не достойни есмы любовию к тебе присоединитеся,
обаче желаем от уст твоих понасладитися.
Аще нашим убожеством не погордишь
и сих паче нас многоумием своим одаришь.
Не дивно бо есть з знающими знатися,
предивно же с незнающими соединятися.
И паки не дивно с благоплеменитыми и гордыми дружбу
имети,
дивно же и богоугодно последними четами не гордети.
Не прогневайся за сие наше к тебе дерзновение,
что явили мы свое недоумение.
Безумно бо есть без вопрошания отвещевати,
обаче подобает благоразумных мужей искати,
яко же бчела от многих цветов мед составляет,
тако и разумный муж от мудрых людей блага словеса
избирает.
Прочее — буди нам поборател,
на завистников и досадител препирател,
аще и не рукоделанным ратным оружием,
но духовным своим любодружием,
быстрым своим речеточством,
аки бы некий воин храбр своим ратоборством.
А мы должни за тебя бога молити,
чтоб тебе от него вся благая получити.
И сим малым писанейцем тебе челом ударяем,
а на болшее творца своего и содетеля призываем.
Аще благодеяние твое к нам будет,
то и вящи того преизбудет;
а ныне сим утешайся,
а к нам любовию простирайся.
Аще и нелепо, и невитейно сложено,
обаче о любви ведено.
И в том нам не понеси,
но и паче добрым словом износи.
Писано есть: не осуждайте, да не осуждени будете,
и тем вечных и нестерпимых мук избудете.
И уже нам время о сем престати
и конец слову дати.
Да не веема время продолжим
и честная твоя ушеса отягчим;
но по нужи глаголу послужихом,
мним, яко и тако отягчихом,
зане не мощно сего вкратце изрещи
и благонравие твое на милость повлещи.
Прочее же — сохраняйся Христом
и огражайся животворящим его крестом.
О прочем же не смеем рещи,
чтоб тебя от себе не отсещи.
Сам много разума имеешь
и всякую скудость разумеешь.
И чтоб тебе к нам восписати,
да по сему можем познати;
и сие бы было нам вестно,
а премудрых людей вопрошати не безместно.
И сие писанейце послал к тебе с твоим любителем,
с таковым же зелным рачителем.
Ему же звание <имярек>.
О слабом обычае человечестем
Сие писание хощет быти учително,
слабому же обычаю и нраву возразително,
некоему мужу в православии живущу…
и паки добродетелну и дружелюбну мужу,
чтоб ему побежати насилованную свою нужу,
и отставати бы ему от слабого своего обычая и нрава,
и получити б ему от вечныя муки избава, —
от некоего многогрешна монаха,
желающа всегда божественнаго страха;
аще и двоестрочием или речи сугубством строк слагает,
но обаче от того же божественнаго собирает.
Понудил еси мене сие писание к тебе написати,
чтоб тебе от того своего слабого обычая и нрава
отстати
и прибегнути бы тебе к самаго вышняго деснице,
и помощи бы тебе безсмертной твоей царице.
И мы не вемы, како ум и мысли собрати,
иже бы к тебе твердо и полезно что написати,
и чтобы тебе на памяти своей держати,
а себе тебе от того нрава и обычая удержати.
Понеже человек обычаем своим бывает тверд и слаб,
яко же убо разумный и неразумный раб;
таковое убо умное то действо прирожением случается,
понеже некогда во время подобно и неподобно младенец
во чреве зачинается. {1}
Потому тако разны умы и обычаи во человецех бывают,
а друг друга крепостию и смыслом не спевают,
яко же святыя книги о том сказуют,
да и врачебная художества {2} такоже указуют.
И не у время о том много повествовати,
того ради подобает зде конец тому дати, —
да не проведется слово в долготу.
Добро убо есть, кто соблюдает душевную и телесную
чистоту.
От таковаго бо плод добр всегда возрастает
и рожден красно и разумно бывает.
Инии же мнози чада духом породиша
и в горний Иеросалим вселиша,
яко же мнози святии себе тако сотвориша
и сего ради племя в Сионе и сродники в Иеросалиме себе
учиниша.
Такова убо есть душевная и телесная чистота,
ей же не привмещается никоторая земная красота;
тем же, кто в нечистоте и в неподобное время зачинается,
таковый не всяк образом и разумом лепо произношается.
Той же, кто брака не имеет,
Илии пророка образ на себе имеет {3}
и в блуде, и в скверне пребывает,
таковый наипаче сам душу свою погубляет.
Начнем же паки настоящее сие речение
и свое к богу неисправление.
Что же убо глаголет вселенней учитель,
аще убо и преже был на церков божию гонитель? —
Ныне же аки велегласная труба во святилищи господни
вопиет
и всех нас во царьство небесное зовет;
звание жь его в толковании нарицается «советник»,
яви бо ся всея вселенныя проповедник {4}.
Глаголет же и велеречьствует своими усты сице,
святая бо его и непорочная душа ныне в самой божий
десницы;
что же убо в речении своем наводит
и всех нас ко спасенному пути приводит:
«Како убо, инем проповедав, сам неключим буду?
Аз же убо, недостойный, творя грехи, како инем учител
буду?
Сам убо себе никогда не имею научити,
чтоб ми нелепых дел не творити
и творцу своему и богу угодити» {5}.
Како бы толик велик таковое речение на ся принесе,
иже языком своим вселенную всю обнесе?!
Мы же, худии комари и гади, чему пригодни будем,
аще добрых дел сами творити не будем?
Како инем людем образ дадим,
а сами о добрых делех никогда не бдим?
И како о своей совести премолчим? —
всегда бо неподобная дела творим.
И паки благовестник вопиет {6},
иже бо всех нас в царство божие зовет.
Что же убо будет сицево его речение? —
Назнаменует бо самое совершенное учение.
Глаголет бо, их же начат Иисус творити же и учити,
того ради подобает не всем нам учителем быти,
но токмо в разуме и во уме быти совершенным
и самими душею и телом очищенным.
Паки Христос мой и бог глаголет,
от него жь сотона со всеми силами своими стонет;
глаголет же господь, иже сотворит и научит,
и тем словом всем нам претит.
Сей велий наречется во царьствии небеснем,
той же, окаянний, в житии сем прелестней.
Аще кто токмо научит, а не сотворит {7},
таковый милости божия не получит;
змий и в царствии небеснем наречется,
сии речь к вечному мучению отслется.
И тако же некто премудр пишет,
яко некоторым драгим бисером нижет:
все бо истязани будем, еже всех спасати;
и тем учит нас и повелевает нам преже всякому себе
учити {8},
како о том святое благовестив сказует
и всех нас таковым глаголанием наказует.
Аз же убо, недостойный, ни того, ни сего не имею,
токмо неподобная дела творити умею.
И паки благовестник же Христовыми усты глаголет,
якоже некто перстом во око колет
сице: «врачю, исцелися сам». {9}
Сие речет к неисправленным нам.
Како кто сам неисправлен инех может учити,
себе же паки не может никогда обучити?
Подобает бо преже своих уврачевати,
потом же о чюжих прележати.
Како убо аз, грешный, сам — многострастен
и яко убо человек — добру и злу самовластен:
захощет — добро или зло творит,
того ради душа его в рай или в муку варит;
и паки сам себе человек друг и враг бывает,
того ради отраду или место мучения приимает.
И уподоблюся кладезю скверну и нечисту
и отпадшему от древа во осеннее время листу,
понеже пуст и обнажен есмь добрых дел,
и прехожду уставленный ми от Христа, бога моего,
предел.
Всегда же свою волю и хотение творю во всем,
и не оправдаюсь пред ним, творцем и богом моим, ни в
чем.
Како же дерзну учити инех, —
сам бо грешнее и недостойнее паче всех.
И паки к вышереченному источнику притеку,
и совершенное глаголание на ся изреку.
что инех скверну и нечистоту отмыватощу,
самому же всегда в скверне и гнусе пребывающу!
И паки прииду ко обнаженному тому древу,
не достоин бо есмь грешный дару олтареву.
Токмо к настоящему слову притещи
и за послушание вкратце ти изрещи,
елика ми всесилный бог поможет.
Всяк бо надеяйся нань глаголати возможет.
Всегда бо велию твою доброту пред собою зрю
и по возможению своему тако и сотворю:
повелено есть нам друг друга учити,
чтоб нам никому зла дела не творити.
Аще кто будет и велми грешен,
но обаче да будет брата своего учити поспешен.
Брат бо от брата помогаем, яко град тверд бывает {10},
и господь, праведное солнце, всех нас на покаяние
призывает.
Понеже принудил мя еси сие писание к себе начертати,
чтоб тебе от онаго своего обычая и нрава отстати
и себе тебе от него воздержати,
и страх божий в сердцы своем держати.
И сам ты еси божественнаго писания много читал,
и колико лет на памяти своей держал.
Ныне еси по что конечне ослабел?
Мню бо, яко верою и делы оскудел.
Преудивляюся всякому человеческому нраву, —
на временную привменяет бо вечную славу
и всегда творца своего и бога презирает,
и святыя его заповеди преступает.
Возрим, како божиим хитротворением небо и земля
стоят {11}
и повеленный им устав держат.
Тако ж и светила, великое и малое, свое течение
сотворяют
и нам таковым своим уставом возбраняют;
понеже оно, бездушное естество, повеление творца
своего не преступает
и нам яко глаголы возбраняет.
Тако море и реки предел своих не преходят,
токмо реки во округ свой обходят;
море же наводнено яко чаша налита стоит
и нам же таковым уставом велми претит.
Аще ли некогда от великих ветр и зелне колеблется,
но обаче от своих предел не отлучается,
или, простершися, выступает,
но паки своего предела не оставляет
и вся творит божиим повелением
и уставленным ему от него положением.
Такожь и вся животная пребывают в повеленном им
уставе,
мы же нигоже стоим в преданней нам славе:
всегда бо творца своего и бога заповеди преступаем
и повеленнаго нам от него забываем;
и паки аки свиния в кале валяемся,
творцу же своему и богу теми своими злыми делы
супротивляемся
и умом своим и сердцем не устрашаемся,
токмо всегда на неподобная дела поощряемся.
Тако божественныя книги всегда аки трубы во церкви
божий вопиют
и всех нас во царство божие зовут.
Мы же вся мимо ущес своих пущаем,
паки, аспиды глухие, слухи своя затыкаем
и многия, и различный грехи содеваем,
и вечней муки быти яко не чаем.
Неложно бо есть реченное к нам, яко неразумием своим
горши есми скота,
понеже не помышляем в себе вечнаго живота;
скоту бо и всякому безеловесному естеству не надо того
разумети,
токмо свойственно ему есть чрево насыщенно имети
и в небытие отходити,
понеже господь бог не повеле в них словесней душе
быти.
Мы же душу словесну и разумну имеем
и вся заповеди господня разумеем.
И паки от него, создателя нашего и творца, всем нам
дано знати,
чтоб на святых его заповедей не преступати.
Мы же паки, знающе и ведяще, злая творим,
о душевной добродетели никако же бдим,
и всегда своя похотения исполняем,
и заповеди творца своего и бога преступаем.
Писано бо есть: горе в разуме согрешающим
и заповеди господня преступающим.
Ведый раб господина, воли его не творяй, много биен
бывает
и неведый раб господина малые раны приемлет.
Не вем паки, како ум и мысли приложити,
чтоб нам обычаи свои и нравы пременити
и творцу своему и богу добрыми делы угодити,
и с ним, творцем своим и богом, во веки жити.
Пишет бо ся ум у человека яко царь во главе,
и всяка убо плоть подобна привмененна растимой траве.
Кто будет над умом своим силен,
той бо сам чювством своим винен,
и всеми бо уды и члены владеет
и сам в себе крепости яко не имеет.
Ум же, той у человека яко царь во главе на престоле
сюду и обоюду зрит, седит,
и всем удовом своим разсужает,
и яко некий изрядный домоводец дом свой учрежает.
Не вем, кто его может укрепити? —
Токмо тело свое алчбою и жажею может уморити.
Обаче, рещи, вся в нем крепость и радость
содержится.
От кого жь иного твердости и разуму научится?
По сем велми преудивляюся
и паки, рещи, недомышляюся:
како и кто крепость ему подаст? —
разве кто все житие свое богу отдаст.
Той же паки и твердость ему учинит,
понеже сам сия вся содержит,
всегда бо о помыслех своих бдит
и яко орел высоко парит,
не токмо кровы небесныя проходит, —
солнце же и луну, и звезды, ефирь же и вся небеса {12}
происходит;
страшно бе рещи, — и самаго престола владячня
касается,
и паки во своем месте — во главе своей обретается.
И не ипостасью {13} же своею тако содевает,
помыслию своею толико высоко летает,
сам же с своего места не движим пребывает.
Движим же, егда помыслы ражает:
свойственно бо есть ему на единем месте не стояти,
токмо ежечастно помыслы ражати.
Зри и внимай, какова его сила и деяние
и каковое превысокое мысленное достизание.
И сам себе укрепити яко не может,
кто же ин утвердити его возможет?!
Не от себе же сия тако изрековаем,
но в божественных писаниих и святых отец тако
обретоваем.
Ныне же паки како ум твой и свой укреплю? —
сам бо всегда греховныя вещи люблю;
и паки сам себе не могу укрепити,
чтоб ми нелепых дел не творити
и творцу своему и богу угодити.
И тебе ли, друга своего любимаго, могу научити? —
токмо паки к настоящему слову сему слово приложити,
чтобы тебе по прежнему своему обычаю и нраву жити.
Попомни прежнее свое к богу добродеяние
и частое к нему, творцу своему, прилежание,
и всегдашнее ко святилищу божию прихожение,
и веси, яко имел еси от него, творца, великое
поможение.
Добро убо есть, воистинну, добро родителское имети
поучение
и рожшия своея матери повеление.
Егда еси с покорением своим ея слушал,
тогда аки с сахаром семидалный хлеб вкушал;
егда же престал еси ея слушати,
тогда аки опреснок з горчицею учал вкушати.
Добро убо есть, воистинну, добро
аки избранное и чистое сребро
и кто рожших своих с покорением слушает,
яко на всяк день аки с медом хлеб свой вкушает.
Зло убо, воистинну, зло родителем своим не покарятися
и своим волям всегда вдаватися.
Таковии человецы зде зле стражут
и сами себе аки некоими узами вяжут.
Писано бо есть: чти отца своего и матерь
и не буди чюжих доброт назиратель,
и тако будеши на земли долголетен.
Ты же учинился еси яко безответен,
понеже рожшия своея вмале слушает,
к тому некогда и не в подобно время вкушаеш.
Часто еси ныне тако и стражешь
и яко узами сам себе вяжешь.
И когды ты ко творцу своему и богу прибегал,
тогда и он тебе много помогал,
и был еси в доволном изобилстве,
ото многих людей во обозрителнем дивстве,
Да и дом твой был наполнен всякия благодати
и невозможно было никому вины на тя взяти.
Егда же еси ли верою, ли делы оскудел,
того ради ныне никуды не поспел.
Тем молю твою сердечную добродетель, —
и всем нам учитель общий нашь творец и содетель, —
восприими свой первый добрый нрав
и да будеши душею и телом здрав.
Да даст ти господь по-прежнему свою благодать.
И всякому, не творя добра, добра не видать.
Попомни паки своего родителя
и добрым делом ревнителя,
каков был рожший тя твой отец,
ему же дал господь истинный християнский конец;
и каков был честен в человецех, —
ретко обретается таков в нынешних вецех!
Ты жь своим обычаем и нравом не толик уродился, —
всячески от рожшаго тя отменился.
Того ради — слаб и нетверд
и от того тебе соделается душевный вред.
Свидетел тебе той же нашь общий творец,
иже всем угодившим ему подает нетленный венец.
Жалею и печалую о тебе, любимый друже, велми.
И поревнуй тому естественному родителю,
и супротивляйся общему нашему врагу и борителю.
Егда найдет на тя твое неудержание,
прочитай сие наше к тебе начертание.
И держи сам себя аки коня браздою.
[И да будеши одарен от бога многою мздою.
И звание бо твое «крепость божия» нарицается {14},
нрав же твой и обычай слаб является.
Сего ради украси свое доброе звание
и положи во уме своем крепкое основание.
Буди умом своим и мыслию непобедим,
и да сотворишися своим и чюжим любим.
И да наречешися, по божественному писанию, сын
света" {15},
и да сподобишися мудрых совета.
Сия вся пишем к тебе по твоему к нам понужению
и не по нашему хотению.
И паки сия вся изрещи за Христову любов,
иже за нас пролия неповинную кров.
Аще паки и сами в неисправлении своем пребываем,
обаче тебе, друга своего любимаго, поучаем.]
Помяни сына Давидова, царя Соломона,
иже прикосновением к женам от боков своих соломона.
Прелстил бо ся на красную мадиямку,
ископал было себе глубокую ямку;
к чюжим богом и идолом поклонился
и на вышереченную мадиямку прелстился {16}.
Того ради бежи, бежи красных лиц
и держи предобрыя очеса своя ниц.
Александр Афартос прелстися {17} на еввину красоту,
тем учинил было всему своему царству конечную
пустоту;
и все свое отечество Ирод {18} посрамил,
и вся человеки великаго царства умертвил.
Також и ты не прелщайся на красное видение,
да не будет душевному твоему граду разорение,
и да не придаши душевнаго своего благородия
на смерть,
и да отидеши и древния грехи своя потерть.
Непросто бо есть таковое великое дело сотворити,
и всех людей таковым деянием удивити,
что<б> неудержаный пламень естества удержати
и лютыя страсти и сласти в себе связати.
Мы же ни страха божия, ни боязни в себе имеем,
токмо грехи своя творити разумеем.
Еще же и сладостне грехи своя сотворяем
и от таковаго сквернаго деяния не отступаем.
Ты же, господине мой, умом и крепостию млад,
яко бо некий новосажденный сад.
Блюдися, блюдися и паки блюдися во своем уме! —
Да будеши всякаго греха кроме.
Кто убо на земли был премудрея Соломона? —
и того жены учиниша сломана.
Кто же во всей вселенней силнее был Самъпсона? —
и того зделала жена его, нелепо рещи, аки Софрона {19}.
Прости и не позазри за простоту глагола,
понеже в то время сила самъпсонова молола.
Пострихши же главу, его Далида отда иноплеменником,
яко злым царевым изменником;
он же злым поруганием от них пострада,
понеже всю силу свою жене своей отда {20}.
Асирийского царя воевода — Олоферна,
его же хвала изо уст была многомерна, —
и тот прелстился на Июдифину красоту
и всему асириискому войску учинил вечную срамоту:
сам же от мудрыя учинися обезглавлен,
град же, на него же пришед взяти, от нея бысть
избавлен.
Она же, предивная, пришла во град свой с велию
похвалою
и главу олофернову принесла с собою под полою;
и всему Израилю спасение и избавление наречеся,
и слава ея во всю вселенную промчеся.
На вся же асирийския вой прииде тогда страх,
и вси разбегошася и растекошася аки прах,
и кождо не уведе, куды кому бежати,
зряй не успел ухватити своиво жребяти {21}.
Не буди ж и ты подобен безумному Олоферну
и имей в себе силу и крепость благоверну,
и не предаждь мысленныя главы своея красоте женстей
на отсечение,
сии речь — души своея на погубление.
И не учини себе великого во веки срама,
и не оскверни своего естественнаго храма.
Зри и смотри, что от красот женских случается, —
и самех силных хвала и слава побеждается;
единожды и дважды с сыном падшим восташа,
а от господа бога милость и прощение грехов своих
прияша.
И о сем чтый умом своим да разумеет,
яко вмале жена мужем своим аки метлою веет.
В лепоту рещи, Александр царь макидонский {22},
иже бысть изрядный всадник конский.
Дивлюся, яко мнози мужие землями и градами владеют,
а перед женами своими работы своя деют.
И уже доволно о сем к тебе, господину моему,
написахом,
иже от многих притчей и случаев изобрахом.
И уже ми время о сем престати
и обремененному кораблю ко пристанищу стати.
Еже<ли> божественная искра в сердце твоем
загоритца,
и добрая мысль во ум твой вселится,
можеши и сим начертанием уверитися
и умом своим и разумом умилитися.
Аще тмы, тмы и паки тмы словес изнаписати,
а затченных ушес несть мощно наказати.
Подобает ти законному браку присовокупитися
и от таковаго злаго деяния отщетитися,
а не любодейством утвердитися,
и противу супостата своего крепце вооружитися.
Яко же божественный апостол глаголет,
яко бы некто перстом во око колет,
яко лутче есть всякому человеку женитися,
нежели похотию яритися.
Аще ли ти некое пресечение не дает браку сопричтатися,
подобает ти к богу умом своим простиратися
и ему, светодавцу и творцу, молитися,
чтоб тебе от таковаго злаго дела лишитися.
И даст ти милость свою попремногу.
И, егда получиш себе благополучное время,
тогда понесеш свое тяжкое бремя.
Аще ли имаши у себе сущих своих родителей
и сердечных своих болителей
и ты им таковаго своего злаго дела не скажет,
токмо сам себе таковым злым деянием <с>вяжеш.
И они таковаго злаго деяния за тобою не ведают,
токмо отчеству своему последуют.
Аще ли бы они за тобою таков порок ведали,
то б крепце о том заповедали,
чтоб тебе таковаго злаго дела не творити
и души своея и тела не губити;
и запретили б тебе с великим радением
и со многим и крепким учением.
Аще, смотря, имаши у себе и единоутробных,
блюдися и от них словес злобных.
И како учнут тебе стужати
и за твое деяние посрамляти,
что имаши им ответ дати?
А тебе нечево будет им сказати,
понеже ты пред богом и пред ними виноват,
аще ли си по роду и болшой им брат.
Сего ради молим, молим твое доброродство:
помилуй свое телесное добродство,
престани, престани от таковаго злаго деяния,
да не лишен будеш вечнаго упования!
Аще ли не послушаеш сего нашего речения,
блюдися, блюдися и некончаемаго мучения.
Сия убо страсть на всех люта
и лишает всякого вечнаго живота.
Прочее буди милостию божиею храним
и душею своею и телом невредим.
Вящи убо того не имам что тебе писати.
Сам себе умом своим буди разумевати.
Добро от худаго дела знати
и протчия своя клевреты поучати.
Аминь.
Послание архиерею,
взыскующему мудрости
Честному и пречестному именитому отцу,
предстоящему всегда содетелю своему и творцу,
и паки великоименитому же званию,
по его, божественному, преданию,
и паки по его, господню, смотрению,
и по самодержца царя государя изволению,
небесоподобныя ограды опасному снабдителю
и доброразумному разсудителю.
Именование же твое, государь мой, премину,
да не поставиши нам сего в вину,
зане не у время ныне сего изъявити,
токмо подобает нам у тебе милости просити.
Многогрешный монах метание творит;
да простит тя, государя моего, божественный параклит {1}.
Зрим твое велие рачение
и умное твое разумение
к божественному писанию
и ко всякому доброму начинанию.
Сего ради доброумие твое хвалим
и всегда любомудрие твое славим,
яко добрая дела желаеш
и благоразумных мужей к себе призывает;
и хощеши от них таковому делу поискуситися
и любомудрственному разуму поучитися.
Паки подобает нам благоразумие твое хвалити,
да и самем от честных твоих уст учимым быти,
понеже явил еси к нам свое жалование и любов
и ввел еси нас в честный свой кров,
и преупокоил еси нас всем добрым устроением —
душевным и телесным наслаждением.
И ныне явил еси к нам свое велие милосердие.
Да воздаст ти господь возмездие.
Низрекл еси к нам тогда свое рачение,
чтобы видети тебе таковое разумение;
повелел еси нам сие писаниеце начертати,
чтобы тебе крепостне вразумляти.
И мы грехом своим по се время укоснели,
обаче и дому твоего преподобства долгое время не видели.
Воистину, тебе, государю, изорчем,
яко во многобурной суете всегда течем,
и яко некий корабль носим волнами,
тако и мы — скорбми своими и бедами.
Потому и довод наш не доходит,
яко все житие наше в суете исходит
и не дает о чем-любо упражнятися
и умом своим укреплятися.
И твоему бы благоумству на нас гнева не подержати,
но на творца своего и бога надежда полагати.
Той не оставит всякого просящаго
и заповеди его неленостно творящаго.
Тако не оставит и твоего прошения
и не лишит тя таковаго получения.
Токмо подобает у него с верою просити
и святыя заповеди его усердно творити.
Писано есть от самех божественных уст,.
по тому же последует и великий Иоанн Златоуст,
и инии божественнии отцы,
на них же ныне нетленныя венцы:
«Ищите прежде царствия небеснаго
и не любите света сего мира прелестнаго;
и сия вся вам приложатся,
и во оном веце мзды вам воздадятся».
И паки писано есть в божественном писании
и в самом том благовестном прочитании:
«Ищущему обретается, толкущему отверзается {2}
и всякому просящему дается,
и всяк смиряяйся вознесется».
И что нам твою честность поучати? —
Подобает нам и самем от вас приимати.
И сам ты веси божественное писание
и много в нем наказание,
мы же толико к твоей честности воспоминаем
и на добрую волю памят<ь> полагаем.
И ныне, убозии, елико возмогохом,
толико, нищий, и соплетохом,
и твоей честности предложихом;
аще и вкратце счинихом,
токмо жалуй нас, последнюю нищету,
и подаст ти господь умную остроту.
И ты, государь мой, сим утешайся,
а на предняя простирайся.
А о вящъшем преподаждь нам время,
да и то твое понесем бремя.
Ныне же о сем прекратим,
да не в долготу беседу продолжим.
Аще, грешнии, живи будем,
жалования твоего к себе не забудем.
Аще бог тя и поискал,
будеши и сам добрый дидаскал {3}.
Исполним твое желание
и то твое доброе начинание.
Ныне паки молим твое преподобство
и душевное твое благородство:
презирай на нас своею милостию
и благонравною своею тихостию.
А мы, грешнии, о душеспасителном твоем пребывании
и о многом тебе божеском даровании
должни о тебе всещедраго бога молити,
чтоб тебе вся благая получити.
Буди, государь, паки покровен вышняго бога десницею
и воздаст ти многократною сторицею,
ныне и всегда, и во веки веков, аминь.
Да и впредь нас от своея милости не отринь.
Сия малыя виршицы пожаловат принять,
а в болших сроку подать.
От дидаскала некого к высокоумну
Мудроумнии любящий ся дружбу правят егда,
и даже своим другом любезне способствуют тогда.
Люто волнение кораблю от сопротивных ветр бывает,
опасен всяк тамо в то время да пребывает,
спастися како от морския пучины и истопления,
твердаго отвсюду пристанища требуют и заступления.
И что видети бе страшнейше морскаго плавания,
в народех же суть лютейше убогаго кому пребывания?
Озаряются повсюду живущий солнечным светом,
премножае же сего — напастным и бедственным наветом.
О целомудрии ли кто и разуме стежателства тщится выну,
желанием многим спомогает другу в скорбную годину.
Аще и по вся дни древняя новыми помрачаются,
любов же истинная николи пременна учиняется:
о всех прискорбных дружних всегда бодръствует,
всячески же о сем и умом своим мудръствует.
А идеже кроме любви что бывает,
тамо Христос, по реченному, не пребывает.
Учителства бремя носящий ведят суть таковая,
чим содетелю своему должная воздают и каковая.
Имеяй благочестие исчитает вышняя почести,
науками же любомудрия улучают повсюду велия чести.
Истинне тщася кто от кого наук доразумения,
такову во всем помощь дают без сомнения.
И ведят противу всячески оних дароватися свыше,
ничим же бо тако изъясняется в нас любов преизлише.
Аще в скудости чьи недостатки весть кто исполняти,
должная требования им в нужах их преподавати.
О всех же, государь, благодеяниих твоих и подаянии
многосугубно воздастъся тебе в твоих одаровании,
навышших благ во изобилии довольства всех,
о них же улучаются горняго селения и жителства тех,
юже едино паче всего по бозе имеют рачителство
и в науках любяще премудростных видети торжество.
Припис:
Всяко же, государь, подаянию отдаяние бывает,
и от просящих лица отвращати закон не повелевает.
Да в том милостива мужа нрав его объявляется
и ищущих лутчего ум доброй познавается,
поелику моч чия бывает чем,
и потолику воздаяние неимущим учиняет тем.
Да в том право живущи благочестия не нарушают
и друзей присных от себя безмилосердием не отгоняют.
Естли когда нападает неприятель,
и друг всегда бывает спомогатель.
Естли может, помогает силою,
или болшую моч подает доброю мыслию,
да неприятеля его тем одолевает
и иже и закон быти тако повелевает.
Возбранити за сие весть бог,
что приятел кому в чем не спомог.
Слышим апостола Павла, сие похваляюще,
егда друг другу во всем спомогающе.
С радующимися радоватися
и с печалующими плакатися,
а, видев кого в упадке в чем,
не подобает его оставити до конца в том.
Естли кого бог пощадит,
не умеет ли против воздарит.
Люте всуе и во лжах сего мира
пременилася во обычаех справедливая мера.
Аще бо по человеколюбию божию все творили,
то бы безлестно друг друга любили {1}.
Недивне из детска несовершенным быти в разумех нравам,
младенчества ради таковым их справам.
Зло ж в средовечии в чем на суету ум покушен,
оставив лучшая, и к хуждьшему бысть весь попущен.
Да не бог таковым нравом быти повелевает,
грех ради наших диявола наветовати попущает.
Фрагмент послания некоему,
обвиняющему в неразумном исправлении книг
<…> Тем тверд ум пишется паче многих книг
И самех тех златокованных вериг,
И ничтоже помышляет, кроме господняго
пребывания <… >
Еже бы паки и всем нам получити вечных благ,
Толко бы не запинал нам общий супостат наш и враг.
Во веки веков, аминь,
а ты от нас своего жалования не отринь.
Акростихиде конец стал,
а ум наш еще к тебе не престал;
и еще нам не достало писати,
чтобы нам против твоих вопросов ответ тебе давати.
И таковою виною яко бы нас охуждаеш,
и неразумию нашему всегда зазираеш.
Еще же о зазорех и поносех ваших во особом том нашем
разумении, —
бывают бо многи вины и в недоумении;
и в том некому ничему на кого дивовати, —
подобает доброразсудным умом разсудити.
Аще у кого будет ум и смысл велик,
таковый причтен будет со избранными в лик.
И вы нас в таковых мерах туне поношаете
и в том грех души своей содеваете.
Сие же пишем тебе любве ради, не в брань,
да будет на тебе всегда божия длань.
И не вмени себе сего в досаду и во гнев, —
подобает говорити всякое дело разсмотрев.
Начнем же паки к твоему благоумию начертовати,
чтобы тебе праведне и изрядне разсуждати.
Несть бо дивно кому сего и не знати, —
всего божественнаго писания не изыскати!
Никто же несть солнце, всего мира не осияти,
такожде и божественнаго писания всего не перезнати.
Несть паки, несть муж, иже всему научен, —
бывает бо некогда и мудрый от простаго обличен.
Того ради не подобает никому своею премудростию
превозноситися,
но достоит всякому до смерти учитися!
Аще кто похвалится вся ведети — сие лжет,
некогда же и срам самь на себе наведет.
Несть мощно силна кладезя ведром износити,
такожде и книжнаго разума во уме умне кому изучити.
Мнози убо премудри и философи в малости своей разум
изрековают
и всякому нам хвалитися не повелевают.
Мы же, грешнии, аки пси от крупиц падающих от
мудроумия их насыщаемся
и аки перстом краеви их учения касаемся,
и, елико мощно, по своей убозей силе розумеваем,
а в глубину или в высоту ити недоумеваем.
О прочем же великоименнем помолчим,
да не сами себе велик зазор навлачим.
Несть убо лепо высоких касатися
и не за свое достояние кому взиматися.
Довлеет нам, грешным, и о сем,
разумный же муж недоумевати будет во всем.
И преуготовлены у тебя бывают словеса на вопрос,
всяк убо человек пишется еллинским языком «анфропос» {1},
и повеленно ему взирати к своему жителству,
а не зазирати брата своего неразумичеству.
Аще еси и сам божественаго писания много умееш,
а во иных вещех такожде сказати недоумееш.
Того ради, яко же и выше рекли есмы, несть се дивно.
Зазирай брату своему творити дело непоносивно.
А се некогда над нами таковою виною яко искус являеш,
что во время неудобственнаго часа о чем-либо
вопрошает.
Сам веси что в таковый год ум у человека и как бывает,
и разумнаго своего устава отбывает.
А се мы, грешнии, у такова великаго государева дела
пребываем
и мыслию своею в то время тебе сказати не доспеваем:
есть нам что и кроме того разумевати,
а всего божественнаго писания не истолковати.
Воистинну, подобно есть морстей глубине {2},
и тебе бы нам не зазрити о таковей вине.
Многажды человек море преплывает, во обычной реце
утопает;
такожде и в божественном писании, мудрое разумев,
у простых недоумевает.
Ты зря о едином своем деле упражняешися,
а к нашему делу не так поостряешися.
У нас же будет сугубее того десяторицею,
того ради и молимся наставляеми быти безсмертною
десницею;
да нас наставит и научит своею благодатию.
Того ради и вам не подобает никому зазирати нашу
братию.
Аще учнеш нас таковым узором поносити,
тем тебе от бога милости не получити.
Но и паче себе укор наносиш от благоразумных,
всегда бо приемлют досаду мудрыя от безумных.
И ты нам в том своим многоразумием не зазирай,
а сие наше грубое писанейце воспоминай.
И паки буди нас жаловати своим благоумием,
и не поносити бы тебе нас нашим недоразумием,
якоже и выше сего тебе изрековали,
что и сами мудрый разум свой в малости нарицали.
Вящши уже того не имам что к тебе писати,
уже подобает кораблю ко пристанищу стати.
А на твоем жаловании попремногу челом ударяем
и разумичество твое везде похваляем.
Аще еси и многим разумом одарен,
буди же к нам своим мудроумием отворен;
и просвещай наше недоумение,
а твое сяжет мудроумное разумение.
Писано есть: человек человеком учим бывает {3},
а бог всим благодать свою подавает.
Паки не рцы нам тайным мышлением,
но глаголи истинным сердечным речением;
что мы, грешнии, у такова государева великаго дела
пребываем
и по его царьскому велению всемирную ползу сотворяем,
и подобает вашим верстам от нас просвещатися,
а не нам от вас таковому разуму научатися.
Что твое речение тако глаголет,
яко перстом во око колет?
Мы же к нему отвещаем: не тако потому подобает быти,
что друг друга в каковей-любо вещи поносити,
но достоит всем во истинней любви Христове жити
и друг друга нелестно и беззавистно учити
чем кого господь бог по своей велицей милости одарил
и разум его, и смысл просветил.
Неложно бо есть, что мы у такова государева дела
пребываем,
но обаче разумных мужей к себе призываем,
кто бы наше недоумение просветил
и недостатки ума нашего навершил.
Яко же трудолюбивая пчела от всех цветов собирает
и от того разумом своим медвеныя соты разтворяет,
такожде и доброрачителныи муж мудрых мужей себе
собирает
и от них разум свой просвещает.
Недивно бо есть, что, у такова дела будучи, чего не знати,
яко же прежде рекли, яко морския глубины не испытати,
такожде и божественнаго писания до конца не изыскати.
Аще ли речеши нам, что на нас то дело положено, —
тако и есть — по царьскому изволению быти нам
повелено.
И велено нам исправляти и в мир подавати.
И на нас вся и справа и вина лежит,
а мы речем, что и вам разумети не бранит:
у всякого человеческаго естества господь бог разума
не отнял,
и от него всякого благодарения себе восприял.
И аще кто имеет у себе ум и смысл здрав,
тот себе, по своему разуму, и прав;
аще на нем то дело и положено,
обаче никому разумети не возбранено.
И вы в том много зазираете,
не смеем рещи дерзо, что во ином месте и сами
не знаете.
А многие статии есть и стары, неправо лежат, —
ваши братия, разумнии мужие много нам о том претят,
чтобы мы их по чину и по делу положили
и знающим вам без сумнения учинили.
И нам того инде тако учинити не умети,
понеже не всякому дано много разумети.
И от многих лет тако во все люди вкоренилося,
и прежде нас иным исправити не угодилося.
Потому так таковые вины по се время и лежат,
и на нас ваша братия ту не дивят.
А инии, не знающе, много разсуждают
и нас, недостойных, нарочно поношают.
Есть же много, что тако тому подобает быти,
а не надобно того на ин разум пременити.
А иные многия статии неудобь разумны,
а по своему их разуму зделати — и мы паки будем
безумны.
И мы их по старому сложению пологаем,
и на свой разум в таковых статиях не уповаем, —
господь бог своим промыслом да исправит,
а нас в том виноватых не поставит!
И вы нам в том престаните поносити,
чтобы вам благословение, а не клятву получити.
И не прогневайся на нас за сие дерзостное речение.
Воистинну, есть велико книжное учение,
еже рещи Домасковы похвала {4},
о ней же по всей земли многая слава.
Нас же всех призываете своими добрыми советы,
а мы по своей убозей силе таковы вам творим ответы.
И паки сколко недостаточно ум наш сяжет,
потому тако своего разумения и стрежет.
А болши того дерзати недоумеваем:
елико мощно, тако и разумеваем.
Те слагали и разумевали паки по благодати святаго
духа,
а мы, грешнии, просим благодатнаго воздуха.
Да подаст нам господь бог благодати своея хотя мало
осенение.
Да будет в нас, по убозей силе нашей, разумение.
Тяжко бо есть затарелыи обычаи пременити, —
и возмнится всем, яко в новоучение положити.
И сами знаете, что много неудобно инде положено,
но от старых и давных времен тако учинено;
и по своему разуму зделати не уметь,
понеже безумному и разумная статия аки сеть.
И сие писанейце в велико вмени,
а сам своею мыслию, во уме своем привмени,
аще чтобы де учинейо и несложно,
смущенным умом изящно разумети и свозможно.
А се в философском училищи не бывах
и риторских строк не читах: {5}
елико он истинне свет нас, грешных, просветил,
потолику убогий ум наш и счинил.
И тако твоему благоразумию и предпослахом,
елико по той нашей убозей силе написахом.
И о сем нам, грешным, своим разумением не позазри, —
осуждающим многи бывают от бога казни, —
что мы сие свое грубое писанийце продлили
и любочестная твоя ушеса отягчили.
Понеже не мощно таковаго речения въкратце написати,
подобает его в пространстве сказати.
Прочее буди покровен десницею вышняго бога,
да сподобит тя стати у небеснаго своего чертога.
Буди, буди всем нам тако.
А без добрых дел не мощно угодити никако.
Послание дьяку Василию Сергеевичу
Вельми преудивляюся твоему благоумию,
А не вем, како написати тебе по своему недоразумию.
Светлому бо царскому величеству предстоиши,
И рождьшее от него премудрому разуму учиши.
Любомудрием же своим всех удивлявши,
И божественное писание аки бисерие собиравши.
Юза воистинну сребрена и злата на выи человеку —
многое учение,
Царева же светлость на ком — радость и веселие.
Еже бо ничтоже болши царского приближения,
Радует бо ся и цветет лице от сердечного того веселия.
Губит же умы и омрачает образ государское непризреиие,
К тому же еще злое поношение.
Его же с лютою горестию проходити,
В лепоту аки пелыни чаша пити.
И от того убо ум и мысли помрачаются,
Чувьства же вся и члены ослабляются.
Юродствен убо ум человечь становится в таковом
пребывании,
Честен же и велик человек бывает при царском
предстоянии.
Еже бо ничтоже болши зде от бога таковаго дара,
Развеселят бо сердце аки сладкаго пития златая чара.
Ныне же паки что имамы тебе, государю своему, писати,
Еже бы тебе по-прежнему милостию своею на нас
призирати.
Цветут по юдолиям и по горам крины селныя,
Свет же некогда дают видети и други неизменный.
Аще еси приступен к царскому величеству,
Воспомоги же и нашему недоразумичеству.
Аще паки помилован еси от бога отца,
Того ради незабуди нас, предстоя у того царского
лица.
И ничто же тако ползует ближним царевым предстоятелем,
Иже бы им быти к царем о неприступных помогателем.
Щит во время рати защищает от телеснаго уязвления,
Есть же и друг верен помогает во время царскаго
непризрения.
Честь и милость царева красит всякого человека,
Ей немощно веема отбыти настоящаго сего века.
Люто воистинну и прелюто жити человеку без призора,
Понеже сломляется сердце его от великого позора.
Мнит ми ся такову человеку и во дни аки в нощи
пребывати,
Буйством же и юродством самому себе облогати.
Иже бо никто же может много соли зобати,
Есть же и смущенным умом немощно изящно разумевати.
Тако же конец краегранесии зде стал,
А ум наш убогий еще не устал.
И понуждает нас еще рещи,
И благонравие твое на милость себе привлещи.
И паки еще хотим к тебе, государю своему, написати,
Да не вем, како разсеянный ум свой собрати.
Понеже от скорби и печали рассевается,
И быстро разумевати не поостряется.
Писано есть ум смущен немощен бывает от забвения,
Понеже не имеем к себе крепкаго царскаго призрения.
Аще в мале званейце и пребываем,
Но болшаго радования себе не обретаем.
И паки не имеем о себе к царю крепкаго ходатая,
И по разумишку своему и по смыслишку истиннаго поборатая.
Того ради припадая ко общей нашей матери земли,
Ты же, государю мой, добродею о сем внемли.
По премногу твоей честности челом ударяем,
И совесть свою тебе объявляем.
Буди подражатель самому Христу богу,
И паки да подаст ти милость свою премногу.
Яко он повелевает друг друга любити,
По Соломону аки граду тверду быти1.
Писано есть: друг верен — покров крепок,
А не верен — аки плот лепок.
Оперетися на него крепко, и он поводится,
А о добром друзе аки о потпоре человек держится.
И паки друг верен, паче злата и сребра,
Не забудем и мы прежняго твоего к себе добра.
И паки другу верну измены несть,
А все наши мысли и сердца един господь весть.
И паки земные плоды от лета до лета рождаются,
А добрии друзии по вся дни пригождаются.
Сего ради буди сему словеси подражатель,
И к нам грешным истинный приятель.
Аще еси великою честию пред нами и почтен,
Буди же и к нам своим жалованием присвоен.
И тако милости твоей всегда до нас много,
Да по грехом нашим воздароватися тебе от нас немного.
Чем бы тебе противу сего отплатити,
Токмо должны всегда о тебе бога молити,
Чтобы тебе и паки подоровал господь свою милость,
А нам бы твоею молитвою получити кротость.
И мнози дивуются твоему доброму нраву,
И за то вышел еси в великую славу.
Яко же и выше рекох самому царскому величеству предстоиши,
И доброрасленную отрасль от него учиниши.
В благополучный же час буди от нас царю-государю
слово заложити,
И таковою милостию нас, грешных, одарити.
Как тебе невидимый бог о нас известит,
И сердце твое благоразумие озарит.
И да воздаст ти господь многократною сторицею,
И да всегда будеши покровен невидимою его десницею.
Послание дьяку Василию Львовичу
Вскую укоснел ми по сие время к твоей честности
писати,
А всем нам повелевает друг от друга любви искати.
Солнечныя лучи вселенную осиявают,
И друзи бо вернии много добра сотворяют.
Люто, воистинну люто без друга жити,
И внешнее житие в нищете проходити.
Юхание благовонно сладостно входит во обонянное
чувство,
Любление же дружие подает многое доброразумство.
Вервь триплетенна едва преторгается,
Обаче и друг верен не изменяется.
И паки верну другу измены несть никогда,
Понеже сердце свое в друзе своем имеет всегда.
Червленицы и багряницы царские дивно есть зрети,
Юза же любовная друга ко другу не мнее того мнети.
Червит виссон {1} тоже царское одеяние,
Есть же друг верен творит многое добродеяние.
Распинается убо за друга своего везде,
Не помышляет же убо о погибающей той мзде.
Ей воистинну ничтоже вящши друга верна,
Царя же небеснаго и бога милость неизмерна.
Статир {2} драгий удивляет очеса,
А друг верен украшает правдою свои словеса.
Восток сияет многими благоуханьми,
А друг верен словет добрый своими деяньми.
Травы и цветы украшают сушу,
А друзи вернии услождают тело и душу.
И что ми много о том словес плодити,
И честным твоим ушесем тягость наносити.
Ей вижу твое к себе сердечное рвение,
Любит бо господь бог нелестное дружие любление.
О нем же должны есмы всегда пещися,
Молю же твою честность, чтобы тебе от нас жалованьем
своим не отрещися.
Господь бо и бог повелел всем тако жити,
Иже бы друг друга нелестно любити.
Ей без любви ничто же добро творится,
Творяй же ю в царство небесное вселится.
И зде уже акростихида стала,
А мысль наша в нас еще не престала.
Вопиет бо аки быстроструйный ключ,
Мьного бо господь бог дает недостойным благодатный
свой луч.
От горести сердца тако вопием,
А твоего жалованья аки меду испием.
Того ради еще хощу к тебе писати,
Чтобы тебе, государю моему, на памяти своей
подержати.
И не забыти бы тебе обещаннаго к нам слова,
Рожден бо еси воистинну от звания лвова.
И заложити бу тебе глагол к своему жалователю и
кормителю,
И государеву-цареву добродетелному правителю.
На нем верь же ныне многое бремя лежит,
Звание же толкование менит {3}.
Прикладом же дукс {4} именуется,
Пред царем же государем говорит не обинуется.
Рождьшаго же имеет тезоименита лицу божию {5},
И всегда поклоняется царскому подножию.
По реклу же именит твоему отцу {6},
Показал бы мне свою милость последнему государеву
чернецу.
Иже бы он пред царем-государем слово о нас заложил,
И таковою бы милостию нас, грешных, одарил.
Возможно ему тако сотворити,
И царю-государю добрым словом нас огласити.
Царь бо государь во всем его слушает,
Некогда же много и от рук его кушает.
Мы по грехом нашим аки изверги бездушны пребываем,
А искренняго себе приятеля не обретаем.
Кто бы об нас ясне царю-государю исповедал,
И разумишко и мыслишко наше поведал.
И если бы нас он, царь-государь, своею милостию
призрел,
И аки многоценною ризою одел.
Понеже царская милость паче всего мира,
И наслаждаются людие аки сладкаго пира.
За бесчисленный грехи наша безчастны родилися,
И вящыпия царския потребы не пригодилися.
Токмо за малое потребство главу свою питаем,
А болши того чести себе не обретаем.
Яко же и прочий человецы царскою милостию сияют,
И многое благодеяние себе приобретают.
Аще и не подобает нам чести искати,
Но обаче не достоит же кому царския милости отбегати.
Но всегда подобает ея желати,
И на бога все упование пологати.
И всегда ему, творцу своему и богу, молитися,
И о гресех своих воспоминатися.
И паки чтобы нам всегда милость свою подовал,
И благодать бы свою всегдашнюю даровал.
И царю бы государю о нас грешных извещевал,
И царь бы государь своею милостию нас обогощевал.
Плачем и сетуем о своем безчастьстве,
Аще и много людей в велицем сем государстве.
А и мы грешнии были не в лишке,
Аще еще и в малем сем пребываем именишке.
Понеже много-много трудов положено,
И от младости к старости сведено, а царские милости
конечно не получено.
А все то деется нашего ради великого греха,
Завистная бо и ненавистная статия лиха.
Не дает полезнаго разумевати,
Токмо обыча ей ум и сердце помрачати.
Еще злым нашим случаем и безчастием,
Не пособити же тому ни осмочастием {7}.
Велий дар есть от бога счастное рождение,
На нем же бывает зелное царское призрение.
Лют же и горек недоброполучный час,
Вонь же не слышен бывает вопиющаго глас.
Вонь же бесчастный где ни пошел погубил,
И желаннаго своего не получил.
У безчастнаго везде горит и тонет,
И сердце его всегда болезненно стонет.
Ох увы и безчастну и недостаточну мужу,
Претерпевает бо всегда в себе злую нужу.
И сердце его злою горестию заливается,
И ум его выну в нем забывается.
И ходит и седит яко изумлен,
Понеже ум его всегда в нем забвен.
От великого того своего сердечнаго рвения,
И жалея своего добраго разумения.
Не лож бо есть реченно от мудрых,
Яко мног и умные досады приемлют от безумных.
И когда разум и смысл в человеце явится,
Тогда печаль и скорбь приложится.
Воистинну тако неложно,
Противу рожну прати невозможно {8}.
И уже время нам о том престати,
И честная твоя ушеса отягчати.
Мним без сумнения яко и тако отягчили,
И многое время таковыми словесы продолжили.
Но по нужде бо воистинну глаголу служим,
Понеже всегда о своей совести тужим.
А сам себе пособити не умеем,
А к государем-царем дерзости не имеем.
Того ради паки молим твою честность,
Да явиши ко оному государю свою дерзость.
Чтобы он пожаловал к царем-государем слово заложил,
И нам бы таковым богатством одарил.
А мы за него, государя своего, должны бога молити,
Чтобы ему все благая о себе получити.
Послание князю Семену Ивановичу
Сие послание двоестрочно,
Почести его будет неотстрочно.
Понеже писано дружелюбство,
Тем и строчки положены те сугубство.
Како убо и что имамы писати к твоему разумению,
Понеже бо срамляемся и сумьняемся по своему
недоумению.
Яко бо выше нашего достояния тако нас нарицают,
Зане ведя нашего неможения таковое бремя на нас
налагают.
Юродство есть и буйство яже ничто не имея дерзати,
Сопротив мудрых и разумных отвещевати.
Ей тако глаголем к твоему доброму неложно,
Мутным бо и смущенным умом то сотворити невозможно.
Егда паки ум смущен и колеблем бывает,
Никакоже разумную свою силу являет.
Удаляеть же ся и не хотя от своего разумнаго деяния,
И лишается от своего же премудростного внимания.
Во еже бо скорбь и печаль нашедши забавляеть его
разумение,
Аще и многу силу имать в себе к рассуждению.
Ныне же наш грешный ум тем же одержим,
Обонпол суетою и печалию яко вихрем обносим.
В ресноту убо к твоей честности изрековаем,
Во еже бо счинити к тебе разумно недоумеваем.
Чужду же ся твоей умной разумности,
Юже получил еси по своей юности.
Что понуждаешь нас тебе тако написати,
Еже бы облак уныния твоего разгнати.
Радуемжеся о таковем твоем к нам о дивном люблении,
Но не можем стати в глубоцем и мудром разумении.
Еже бы утешити твою мысль довольно,
Царю же и владыце всех сотворити извольно.
Сам еси ты божественному писанию много учен,
Аки неким другим богатством от бога одарен.
В кую меру повелевавши нам тако к себе утворити,
А нам паки силен многи вины растворити.
Таче за любовь Христа моего и бога,
И не лишит нас небеснаго своего чертога.
И по твоему к нам грешным принуждению,
Что пишешь к нам и нашему недостоинству по своему
изволению.
Елико бо убогая наша сила может счинити,
Любомудрие же твое и сердечное болезнование обвеселити.
О том много хощем тщания имети,
Много убо бог дает всякому человеку разумети.
Буди же здрав и долголетен,
И по твоему жалованию о нас неотметен.
Есть же убо твое и наше стоит покраегранесие,
Ты же и сам издавна веси.
И по ся черту акростихидное положение стало,
А настоящего сего речения много к тебе не достало.
Все начертанно будет во второй епистолии,
И ко всем твоим сердоболем. Аминь,
Послание Михаилу
Мудраго убо речение: яко в злохитру и лукаву душу
премудрость не вселится {1},
И еще аще кто братем своим возгордится.
Христос и бог наш всех нас учит,
Аще кто и всю землю премудрость изучит.
И не повелевает ему хвалитися,
И лестными и лукавыми словесы кому с другом своим
любитися.
Утаити ли кто хощет лукавое любление,
Человеколюбец же бог зрит всех нас сердечное мышление.
Есть бо лукавство и не утаится,
Развращенными словесы лестный друг объявится.
Ныне же слышым от тебе про себе поносныя глаголы,
Еже бо и всякому творят сердечные расколы.
Цена убо велика и неизменна нелестну другу,
Сопричтенна будет от, части солнечном светосиянному
кругу.
А злохитрому и лестному ни едина будет цата,
Всегда бо недобрым словом поносит своего брата.
Аще еси и всех человек зовешися мудрее быти,
Но обаче божественнаго писания не мочно никому до
конца изучити.
Яко же силна кладезя немощно ведром изнести,
Тако и божественнаго писания количеством не изчести.
Аще кто похвалится вся ведети, той солжет,
И сам на себе зазорное слово несет.
И кто тебе научил таковому злому коварству,
И мнози люди зазирают твоему нелепому лукавству.
Что хупишися и хвалишися выше своея меры,
А мы и все христоименитыя своея веры.
И не подобает нам мудростьми своими хвалитися,
Токмо достоит всем о кресте Христове возноситися.
Свидетеля самого себе на тебе постовляем,
И всесилнаго бога с молением зрети призываем.
Яко вси в чем от тебе не скрывахомся,
И во всем к тебе сердечне простирахомся.
Ты же льстил нам тогда аки некий злый, лукавый лис,
И всегдашний убогаго нашего дому вис.
Хотя от нас, грешных, слышати многих божественных
словес,
Мы же, убозии, предподавахом тебе не в вес.
Аки некий тщий сосуд пшеницею предполняли,
Теми божественными словесы ум твой напояли.
А того злаго лукавства и лести в тебе не знали,
Аще бы и ведали и мы тебе отнюдь тако и не открывали.
А есть и тогда проныречение твое в тебе зрели,
Да во очи тебе глаголати не посмели.
Что не хотя тебя раздражати,
И духовнаго союза с тобою разрушати.
И яко некоторый младенец от сосцу материю питался,
Тако и ты от наших многогрешных божественных словес
насыщавался.
И еще не смеем дерзо рещи, яко некоторый от
безсловесных <…>
От крупиц, падающих от нас, грешных, приимал,
И всякое речение радостне начертавал.
Сам веси, что глаголем все неложно,
А с лукавым и с пронырливым в любви жити невозможно.
И ныне за наше благодеяние,
Воздаешь нам зло воздояние.
Себе выше всех людей похваляешь,
А нас кабы и не по делу охуждаешь.
И наши грешный труды своими нарицаешь,
Не явственно ли сам свое безумие объявляешь.
В лепоту тако безумнии и немыслении творят,
Что сами себе всех мудрее мнят.
И кормихом тебе аки клушу или врана яглами,
А ты колешь нам сердце своими словесы, аки некиими
иглами.
И всегда источавах тебе божественная словеса,
Не могут бо прямо смотрети развращенный очеса.
Всегда смотрят розвратно,
А злому и доброе дело бывает неприятно.
Мы же, грешнии, зрехом тебе всюду всего,
Что еще при нас, грешных, не знаешь ничего.
Аще и не в смех и в поношение сие слово поставишь,
Но тем у нас благодати не убавишь.
Еще у нас по божию дарованию останется,
А твоя любовь за твое лукавство с нами до конца
розстанется.
И кроме тебе, знают нас, грешных, в велицем сем
государстве,
Аще и много людей в российском царстве.
И тебе от нас тем из всех людей не отвести,
И всего от нас грешных не отнести.
Аще будет последи по нас и поскорбишь,
Но ползы себе и приобретения не получишь.
Понеже досадательныя словеса, аки раны вменяются,
А добродетелныя глаголы, аки медвенныя сотове гортанию
вкушаются.
Аще ли будет и в презорство нас положишь,
Но ни тем нас, грешных, не оскорбишь.
Учнем убо жити всяк по себе,
А мы были не злодеи тебе.
Якоже и выше рехом всем сердцем тебе открывалися,
И чем нас Христос бог наш одоровал, тем с тобою
зделялися.
А ты сам себе тем нарутил,
И духовный союз меж нами нарушил.
Теми ныне досадителными своими словесы,
Аки некоторыми развратными колесы.
Раби бо есми и холопи вси царевы,
Подобает нам и всем приимати дары алтаревы.
И кождой из нас по себе живет,
И утроба наша данный нам урок жрет.
Еще же и ина была ^наше к тебе помажение,
И ты все то положил в забвение.
И днесь еще в написании лежит,
Нам же всегда торопом претит.
А ты паки всего того нашего добра тебе забыл,
А нас теми своими поносными словесы оскорбил.
Бог тебе судия да пречистая его мати,
А впредь тебе за твое злохитрство немощно веры яти.
И усты своими, что ни глаголешь, все лжешь,
И сам на себе недобрую славу зовешь.
И многие люди знают твою ложь,
А и нам есть ныне стал ты, аки острый нож.
За таковое твое словесное досаждение,
За наше к тебе сердечное радение.
И уже нам вящши того писати к тебе несть треба,
Подобает нам желати нужныя тща хлеба.
Аще и аер словес кому счинити,
А лукаваго и лестнаго добру не научити.
Сам о себе ответ богу даст,
А по делом его тако ему господь и воздаст.
Прости нас, грешных, во всех сих наших к тебе
словесех,
А гордость и лукавство никого не поставит при небесех.
Аще же ти и тягостно сие наше речение возмнится,
Но последи радостно явится.
Понеже несть друг иже на друга своего гнев держит,
И совести своея ему не объявит.
Мы же совесть свою тебе объявляем,
И твое лукавство и лесть тако же пред тобою пологаем.
И в том нас не позазри, что пишем к тебе простовато,
Сам ты горазд писать мудровато.
Слышал, что хвалишися своими усты,
И никого не поставишь против своея версты.
Мы же, грешнии и убозии, елико возмогаем,
Тако по своей убозей силе и начертаваем.
И несть треба писать сего витейно,
Добро тому, кто живет благоговейно.
И ни к кому нравом своим не лукав,
И того ради душею и телом бывает здрав.
И сие наше писанейне аще изволишь блюди,
И сам себе в своей совести суди.
Что таковыми еси своими словесы пред нами виноват,
А явился еси к нам аки некий супостат.
Но обаче бог тебе простит во всем,
А не простая реку, что не оскорбляли тебе ни в чем.
Прочее здравствуй всегда о Христе бозе,
И да сподобит тя стати при небеснем своем чертозе.
И во веки веков аминь,
А тот нелепый нрав свой от себе отринь.
Аще ли такова нрава от себе не отринешь,
То и паки многим людем постынешь.
Вящши паки того не имам, что писати,
Токмо достоит молчанию предати.
Во веки аминь.
Послание князю Алипию Никитичу
Сие послание списано рачительно,
Пожаловати почести тако же любительно.
Государеву-цареву именитому ближнему его
предстоятелю,
О божественных догматех крепкому прилежателю.
Спочтенному убо от бога пречестным отечеством,
Порожденному же законным венечеством.
От благого паки кореие происшедшему,
Добрым же тем разумом и смыслом процветшему.
Афинейския убо премудрости сладко есть слышати,
Разумна же мужа и везде дивно есть видети.
Юхают убо в полях и наслаждают благово князя цветы,
Како же наудивляются мудрых мужей советы.
Ничто же бо их есть честнейши,
Яко самыя красоты бывают дивнейшии.
Зрети убо красота и лепота прелестно,
Юже зряй с похотию умирает безвестно.
А мудроумна мужа разум живот и свет,
Людие же призывают его в добрый совет.
Источник сладок беседа с премудрым,
Подобает будет и слышатель мудрым.
Юродство есть воистинну премудрым мужем досаждати,
Не умеющему ничего же самому себе мудра и разумна
вменяти.
И паки: муж неискусен ни единому слову достоин,
Како же убо ум сего и премудрым будет пристоин.
И ничто паки неразумному и горделивому будет
свойство,
Токмо бы сотворити ему клеврету своему завистное
братоубойство.
И тебе бы, государю, таковому злому обычаю не
ревновати,
Чист бы разум свой смысл от того держати.
Юза убо крепка мудра мужа свой добрый ум,
Много же умиляет и самый нелепый шум.
Ничтоже паки разумна мужа дражайши,
О еже бо бывает некогда и самаго богатства множайши.
Глагол убо багатаго всем людем сладок и приятен
является {1},
Обаче и мудра мужа разум от многих восхваляется.
Глаголание убо свое почасту к нам простиравши,
Ревность же убо и жалованье свое к нам, недостойным,
являвши.
Есть же вкратце слово к твоему благоразумию рещи,
Что широты божественного писания никому же не претещи.
Не токмо по твоему великому жалованью тако нас
нарицаешь,
А свое умение и разумение уничтожаешь.
Хрусалиф убо камык {2} яко злато есть видением,
Сприличился же тому и ты своим разумением.
Аще ли будет и не до конца премудрости научен,
Но воистинну благоутробием и смирением от бога почтен.
Аще ли ты, государь, возмнитца, что лестно изрековаем,
Творец наш и бог зритель, что всю правду изрицаем.
И еще к тебе, государю своему, притецем,
И к твоему благоразумию рцем.
Щедрый государь наш бог Иисус Христос зрит,
Что милость твоя и жалованье всегда нас бдит.
Паки же повсегда нас, грешных, своею милостию присвояешь,
Аки сладкою водою благоутробием своим напаяешь.
Дивно убо паки красота и доброта руки кому зрети,
А вящьши всего лучьши любовь и негордение ко всем имети.
Понеже бо любовь покрывает множество грехов,
А творяй же ю возможет избыти от великих врагов.
Аще нам своими усты претит,
Зрит господь мой бог, добродетель творити велит.
Еже бы нам, грешным, и малого нашего разуменейца в
себе не скрывати,
Мы же, грешнии, можем ли противу тебе, государь,
ответ дати.
Любяй нас и милуяй к таковым глаголом ходишь,
И к божественному писанию приводишь.
Человеколюбец убо бог всякой души зритель,
Ей не хощу быти потому скрытель.
Люта убо есть гордость,
Понеже бо много погубляет и самую умную острость.
Много же убо видим гордостию превозносимых,
Буестию же и завистию одержимых.
И того ради не желается и малаго своего разуменейца
дати,
Еже бо и не подобает таковым преподовати.
Токмо повелевает о таковых язык свой удержевати,
Чтоб им не на льсти и не на гордасти взимати.
Аминь.
Послание протопопу Никите Васильевичу
По божественной благодати царския души снабдителю,
А к нам, недостойным, по своей милости призрителю.
В толкованиих победителному званию {1},
Рождьшему же тезоимениту бывшу царскому именованию {2}.
Многогрешный и недостойный монах,
По нужде отложив от себе весь срам и страх.
Падая, о общую матерь челом ударяет,
И милости у тебе, государя своего, прощает.
Чтобы не погнушатися нашею многою нищетою,
Понеже срам есть честному мужу глаголати с последнею
четою.
Твое же смиренномудрие, государя своего, зрим,
Что таковым нравом еси непобедим.
И всех тихостию своею утешает,
Паче же и к нам, грешным, милость свою являет.
Не вемы же, по которым нашим к тебе, государю своему,
трудом,
Разве рещи: вся добрая совершаются божиим судом.
Яко же многажды бог человеку о человеце добрую мысль
влогает,
И таковою своею милостию и щедротами помогает.
И ныне паки молим твою, государя моего, достойную
честность,
Чтобы тебе, государю, паки показати к благочестию
ревность.
И принесенное ти от нас писанейце прияти,
И благоразумным умом своим и мыслию вняти.
И своими честными и благоговейными усты прочести,
И государю-царю самому честненько поднести.
Некли он, государь, изволит прочести своими царскими
усты,
Яко написано и сложено некроме ресноты.
И аще ему, государю-царю, год явится,
То наше убожество вельми о том возвеселится.
Любо повелит государь и в печатное воображение положити,
Чтобы православной нашей вере и паки в славе и хвале
быти.
Да имь, государем нашим царем, велия хвала и слава.
Понеже несть добрейши их царского благочестиваго устава.
Аще и без нас, грешных, хвалим и славим суть от всех,
Но обаче не из лиха будет и в наших грубных словесех.
Аще и двоестрочием начертанно,
Но божественному писанию ничтоже будет бранно.
Понеже, государь, писано все от божественнаго же писания,
И от всех отец истиннаго указания.
Аще ли же государь-царь и не повелит быти в печатном
тиснении,
Толко бы наша грешныя трудишка были пред ним,
государем-царем, во изъявлении.
В том его, государя-самодержца царя, воля,
А наша пред ним, государем-царем, всегда неволя.
Токмо бы паки наша государю-царю была работа,
А его царская милость паче всякого меда и сота.
Или он, государь, и так изволит прочести за прохлад,
Зане благочестивая наша вера от всех вер аки
доброплодный виноград.
Зане благочестие всегда растет и множится,
И, пребывая в ней, з добрыми делы в царство небесное
вводится.
Аще же мы и своею слабостию и согрешаем,
Но обаче на премногия щедроты божия уповаем.
Яко милостив есть и щедр ко всем,
Аще и прогневаем его, творца своего, во всем.
Терпит же и ожидает к последнему покоянию,
И к вечным благим воздоянию.
Не хощет бо создания своего погубити,
Но хощет, чтобы всем живот вечный получити.
Аще ли будет — сами чести своея не познаем,
То како с праведными в лику быти чаем.
Сего ради всяк человек сам себе друг и враг бывает,
А бог зла творити никому не повелевает.
Того ради не подобает на бога вин пологати,
Токмо достоит у него, творца своего, милости прошати.
Да даст комуждо добрый конец,
Общий бо наш содетель и творец.
О иноверных же тех верах что рещи,
Пребывают бо всегда аки темные свещи.
Аще ли будет и зазорно их укоряти,
Но обаче недостоит же их похваляти.
Понеже ничтоже в них благочестивно совершается,
Весь их закон и устав нашей православней вере
сопротивляется.
И все те их веры от еретиков и богохулников учинены,
И по господню словеси водою и духом не крещены {3}.
Таковии во царство небесное не внидут.
Токмо в ней винограда христова изыдут.
Наша же православная християнская вера,
Яко и в последованном написании скажет {4} яко
златокованная мера.
От самого господа нашего Иисуса Христа и от святых его
апостол и ученик нам предана,
И от святых вселенских седьми соборов утверждена.
Да и тебе, государю, мощно о том слово царю-государю
предложити,
Чтобы таковому делу в печатном воображении быти.
Царь-государь тебе в такове деле и слове послушает,
В снабдевании бо царския души своея тебе слушает.
И еще не престая молим твое, государя своего,
благоумство,
Чтобы тебе призрети на наше к царю недоступство.
Как тебе, государю моему, всемилостивый бог известит,
И сердце твое благодатными лучами озарит.
Ничтоже свойственно приступным государю-царю,
Паче же тебе, служащему таковому великому
божественному олтарю.
Еще же велие и достохвалное дело имущу,
И самого диадиму носящаго безсмертную егот царицу
пасущу.
Сиречь царскую душу его содержащу,
И всегда о ней со опасением бдящу.
Яко беззаступным и недоступным помогати,
Аки жаждущую душу в знойный день студеною водою
напаяти {5}.
И паки и сам, государь, помилован будеши от Христа
бога,
И да сподобишися от него небеснаго его чертога.
Вящши же того не, имам, что к тебе, государю своему,
писати,
И честная твоя ушеса отягчати.
Довлеет нам, грешным, по сем,
Яко смышлен еси ты, государь, и разумен во всем.
Яко же доброделная земля и от малых семен плод
сотворяет,
Тако и разумный муж от малых словес много разума являет.
И еще молю твое, государя своего, многое разумение,
Не положити того грубого нашего плетения в забвение.
На добрей своей памяти подержати,
И в благополучный час государю-царю в царствии его руце
вдати.
Некли ему, государю-царю, о нас, грешных, божественный
параклит известит,
И наше убожество своею царскою милостию обогатит.
Аще и сугубством строк сложено,
Но обаче много трудов и рвения положено.
И паки как ему, государю-царю, от бога известится,
Так и милость царская на нас, грешных, явится.
К тому же и твое благое слово может помощь сотворити,
И к нему, государю-царю, доброглаголанием нас, грешных,
огласити.
Прочее буди, государь, покровен херувимскаго владыки
десницею,
И паки да подаст ти зде и тамо стократною сторицею.
Во веки веков аминь,
А ты, государь, и паки милости своея от нас, грешных,
не отринь.
Буди нас выну своим жалованьем призирати,
Чтоб нам милости твоея не отбывати.
Послание царю Михаилу Федоровичу
Преславну бо ти сущу государю-царю во всех царех,
ревностию божественною сияющу паче всех.
Единому благочестия браздодержателю,
Росийскаго государства и иных многих земел обладателю.
Люблением заповедей господних душу свою царьскую
просвещающу,
а на богомолцов своих своею милостию всех обогащающу.
В лепоту твое царское звание реченно лице божие {1},
неложно вси ми, убозии, твое царское подножие.
Остропасному и чистому твоему душевному царскому оку,
молитву свою возсылающу к самому вышнему востоку.
Утверженному ти пакы государю в заповедех господних,
и ум свой царьский имущу всегда в горних.
Бог тебя, государя-царя, произбрал,
любомудренный нрав тебе, государю, подаровал.
Анфакс камык зелен видением {2},
государьская твоя царская душа красна богу молением.
От бога всякая власть сущая дается,
человек же сам собою отнюдь не вознесется.
Ей яко солнце имя твое царское сияет на вселенную,
содрьжишь бо в себе, государь, к богу веру несумненную.
Та ж паки благочестиву ти царю сущу,
и богоданным ти скипетром всех нас пасущу.
Во всех землях славно ваше царское нарицание,
О нем же удивляется всякое нечестивое именование.
Много ж царей и королей под небесемь,
у вас же, государей наших царей, благочестивно во всем.
Гордостию своею вси тии невернии превозношаются,
обаче дар их и жертва тако к богу не приношаются.
Светла и высока престольна ваша царская держава,
преизобилует бо в ней благодатная слава.
Обаче что еще о божием даре изорцем,
даровал тя, государя, господь царским венцем.
Адамант камык дражае во всех камыцех {3},
род же ваш царский славен вселенныя в концех.
Юхают и цветят крины селныя в полях,
царское ж твое имя славно во всех ордах.
Асирейския и сирския цари славны и велики быша та
времена,
родом же своим и верою не доспеша в ваши царские
стремена.
Юхания благовонна сладце обоневают,
и ваши царские руце всех нас обогащевают.
Всех превыше благочестивый царь на земли,
его же подобает славити вельми.
Луна и звезды едину нощь просвещают,
и ваши царские десницы всех людей обогащевают.
Кто не подивится твоей царской тихости,
о еже бо ныне вси в твоей государской милости.
Морю свойственно есть все реки в себе приимати,
уму ж цареву всех мудрых умов разумы обоимовати.
Красота царю благочестие и вера к богу,
на него ж сходит милость божия попремногу.
Яко некий цвет прекрасный произбран от всех человек,
зане еси государь смиреномудрием своим всех превостек.
Юноши светлы предстоят при твоей царской славе,
много ж и иных чинов во твоем государском уставе.
И кто не подивится вашему государскому величеству,
Христос бог избирает вас к таковому разумичеству.
Аще наше убожство о вашем царском величестве умолчит,
й како нам господь своим гневом не попретит.
Леторасль зиме и лете зеленеет,
ум же твой царев всегда к богу мысль свою имеет.
Филосовския разуми нас поучают,
еже и царем дерзати не повелевают.
Да несть лепо сокровища скрывати,
от царьския же милости кому отбывати.
Радуется и веселится человек, будучи в царской
светлости,
отбывает же и унывает умом своим, пребывая в своей
велицей бедности.
Велие дарование тому от бога бывает,
иже на кого царь-государь милостию своею призирает.
Червию и виссом красятся {4} ваша царская багряница,
юноты ж и сироты обогащеваются от вашия царския
десница.
Во истинну ваша царская милость паче камени сапфира {5},
снасыщаются, веселятся людие аки от сладкого пира.
Еже бо кто в вашей царской милости пребывает,
яко во истинну ум его не забвен бывает.
Радуется и веселится сердцем своим вся часы,
ум же его вразумляется разумными словесы.
Смиряет же ся и унывает человек в презрении,
и сего ради ум его и смысл бывает в забвении.
И кто не подивится вашей царской державе,
и многообразней повсюду належащей славе.
Солнце разсевает луча своя на вселенную,
а твое царское имя тако ж славится во всю поднебесную.
Много царств и земел от бога учиненых,
обаче Московское ваше государство отлично от всех
неверных.
Да что о том много повести и речей творити,
единого в троицы бога подобает о тебе, государе,
молити.
Радуемся и веселимся о твоем царском многолетнем
здравии,
желаем и молим бога о земном многоплодном подании.
Цветет и ростет вся движимая землею во время лета,
усостроена ж все премудро у предвечнаго света.
Реки и источники и потоки вся животная напояют,
а богатство и изобилности вся люди украшают.
Добро есть видети землю изобилну во всем,
от бога же даровапно тебе, государю нашему, быти надо
всем.
Весь восток и юг сладостми сияет,
а твое государство прочим изобилством
избыточествовает.
Токмо подобает нам всегда у бога милости просити,
и чтоб тебе, государю, и нам вся благая от него
получити.
Срадуем же ся и веселимся о тебе, государе-царе,
яко праведныя молитвы твоя к богу не в мале.
Писано есть царь о мире бога умолит,
тако и господь своею милостию изволит.
Дай бог ты, государь, здрав был на многи лета,
да сподобишись зрети самого немерцаемого света.
И с своею благоверною христолюбивою царицею,
да покрыет вас господь своею невидимою десницею.
И со искреннею твоею добродеею,
и с вашими государскими благородными чады
да сподобит вас бог небесныя своея ограды.
И с вашими благоговейными богомолцы,
иже молят о вас единаго бога в троицы.
И пречистую его богоматерь,
иже на всех на нас истинный призиратель.
И всех великих московских чудотворцов,
и древних онех святых отец и богомольцев.
И еще со всем твоим царским сигклитом,
иже от всех земель и царств именитом.
И со всем христолюбивым воинством и з доброхоты,
иже приносят к тебе, государю, неизменныя своя работы.
И со всем православным християнством,
иже под всем твоим великим Росийским государством во
веки. Аминь.
Еще твое царское звание,
и лица божия нарицание.
Преж в началестрочия стоит,
а нас, убогих, велик страх обдержит.
Зане превыше своего достояния дерзаем,
обаче на твою милое-ть царскую уповаем.
Ты, государь, милостив и щедр ко всем,
да некли и нас, убогих, пощадишь во всем.
Аще кто от твоего царского приближения свесть,
той тебе, государю-царю, и повесть.
Аще ли твое царское величество и само искус имеет,
то и без сказателя да разумеет.
И за сие наше дерзнутое слово,
а глагол царев а не рыкание лвово.
Не излей, государь, своего царскаго фияла,
несть бо такова благочестива царя-государя.
Во истинну, во истинну тако,
а без твоей царской милости не мощно быти никако.
Еще паки молим твое царское величество,
зане пристоит наше убогое к тебе, государю,
разумичество.
Ты убо, государь-царь, яко бог на земли,
того ради подобает у тебя, государя, милости просити
вельми.
Мы ж, убозии, последняя твоя государева чета,
затворяются от нас везде твоя царская врата.
Не имеем входа и дерьзновения к твоему царскому
величеству,
токмо дивимся твоему государскому благоразумичеству.
И сего ради сетуем и унываем,
яко благополучна времени себе не обретаем.
Где бы тебе, государю, своя недостатки изрековати,
и от тебя, государя, милости царя проплати.
Страшно убо есть царю приступати,
и многия глаголы и речи пред ним простирати.
И того ради ум и смысл избавляется,
и язык и к устне ясне не простирается.
И паки несть достойно к тебе, государю великому царю,
приходящему по тело Христово к самому божественному
олтарю.
Худу и малу червю пред тобою, государем-царем,
гласити,
токмо подобает от тебя, государя-царя, милости
просити.
Аще мы и иноцы не подобает нам чести искати.
но обаче не бранной твоей царской милости претекати,
Не положи, государь, на нас, убогих, своего царскаго
гнева,
аще и вина наша, богомолцов твоих, пред тобою,
государем, доспела.
За сие наше убогое к тебе, государю, дерзновение,
велико убо к богу наше согрешение.
Вами, государи-цари, вмале знаеми,
сего ради аки руб при пути от всех попираеми.
Того ради милости просим от тебя, государя-царя,
свое течение пред тобою, государем-царем, творя.
Некли призриши, государь, на убогих своею царскою
милостию,
и покрывши наше недостоинство своею тихостию.
Как тебе, государю-царю, всесилный бог известит,
царское твое сердце благодатными своими лучами озарит.
Как твое царское величество и изволит,
а наше убожество всегда о тебе, государе-царе, бога
молит.
Тако ж будем твоею царскою милостию призрени,
и не до конца от всех человек отриновени.
Да и рождьшее червишко наше помиловано будет,
и своего достояния не отбудет.
Иже ныне пребывает в твоем царском чину {6},
к тебе приносит свою рабскую вину.
Прочее дай бог ты, государь, здрав был и многолетен,
и во всем царском величестве пресветел.
На своем царском высокодржъавном престоле,
а нам бы всегда быти в православном нашем символе.
И за тебя, государя-царя, бога молити,
чтобы тебе, государю, вся благая от него получити во
веки. Аминь.
Бьет челом богомолец твой, государев царев,
преже бывшей у тебя, государя, служитель олтарев.
Простый многогрешный манах,
а не ермонах.
Званием убогий <Савватиища>, {7}
иже твоея милости царския всегда ища.
Наставления ученику
князю Михаилу Никитичу
Прещение вкратце о лености и нерадении
всякому бываемому во учении,
и поучение о любомудренном постижении
от некоего нарочита дидоскала,
чтобы во уме память не престала
всякому во учении бываемому
и от божия благодати назираемому,
и яко добро есть учение во младости,
нежели во старости.
Аще и двоестрочием слогается,
но обаче от того же божественнаго писания
избирается.
Того ради достоит сие поучение почасту прочитати,
чтобы ко учению крепостне прилежати
и леность и нерадение от себя отревати,
яко леность и нерадение всякое благое дело,
паче же всего губит душу и тело.
Бодрость же и тщание много добра сотворяет,
понеже сию бесмертную нашу царицу горе возвышает.
Зде же тебе, зримому нами ученику,
и всем таяжде всякому возрасту реку:
Подобает вам учение любити,
аки сладкую реку пити,
понеже учение добро и похвално есть при всех,
аще получиши его во младых ноктех.
Того ради достоит ти о сем не нерадети,
но упразднившемуся прилежания мудрости не умети.
Како и что учнем писати к твоей младости?
Не тако бо бывает лепо учение в старости.
Яко же и мяхкому воску чисто печать воображается,
зело и учение от младых ноктей крепостне во ум
вкореняется.
И юность и младость тобою владеет,
многу же спону изобилство деет.
И ничто же дражас мудроумного учения,
хотя кто и много имеет в себе телеснаго наслаждения.
Аще еси и изобилен всем,
да не будеши ленив и при всем,
леность паки и нерадение добра не сотворяет,
ум же и мысли на зло дело претворяет.
Ныне молим изрядное твое прирожение,
иже бы тебе держати в себе крепкоумное разумение.
Како же паки напишем к твоему младому возрастению,
иже бы тебе прилежати к сему доброму разумению?
Тул во время рати избавляет от телеснаго уязвления,
и твое бы уразумение избавило тя от словесного
посрамления.
Честь и бесчестие мужу во устех,
юность же и младость разумная преудивит всех.
Червит виссон багры царския,
есть же и учение попремногу украшает те же чины
государския.
Реки и источники вся животная напаяют,
не менее же того и мудрии мужи учением своим всех
наслаждают.
Ей, ей, неложно тебе от грешных устен своих изнесем,
церковнаго же великаго светилника глаголы привнесем.
Свет убо есть и разум доброе учение {1},
аще будет у тебе к нему крепкое рьвение,
и воистинну паки похвален будеши от всех,
а и ныне остроумие твое похвално есть при инех.
Токмо отрини от себе леность и нерадение,
иже погубляют доброе разумение.
И зрим, что еси к учению остроумен,
радуемся, что ты в то во учебное время был единоумен.
Аще надеешися на то свое остроумие,
дерзо же паки рцем: леность погубляет и самое
благоразумие.
Око нездраво ни чисто к солнцу зрит,
вемы же: не всякий младый ум крепостне ко учению
прилежит.
Аще бог тя таковым даром обогатил,
телесное же твое благолепие велми украсил,
и тебе бы всего того леностию своею не потеряти,
со многим радением ко учению сему прилежати,
яко сладкое вкушати ядение <…>
и отческаго повеления слушати,
аки семидална хлеба с сахары кушати.
И аще не восхощеш послушания имети,
то не можеш великия мудрости имети.
Прочее буди со здравием многолетен
и противу вопросов учинися быти ответен.
Во веки веком аминь,
а нас от своего жалавания не отринь.
А в том на нас гнева и досады не держи,
но в разумении своем положи,
что пишя к тебе якобы претително,
чтобы было тебе разумително,
лиха же тебе не хотим,
токмо младый ум твой крепим,
чтобы ты был мужествен и разумен во всем
и не посрамлен был ни в чем.
Аще ли ти ныне и тяжко мнится,
но последи ум твой и сердце возвеселится,
зря в себе тако все доброе учение,
аки паки некое сладкое вкушение.
И ныне пишем к тебе акы к полному леты,
чтобы тебе и днесь перенимати разумныя советы
и вышереченную ту леность от себе отревати
и децкому игранию не внимати.
А мы, грешнии, рождъшаго тя и твоему желанию жадни,
и по вашему велению ради приходити к вам по вся дни,
и по своей силе убозей тебя учити,
чтобы тебе настоящее сие учение получити.
Вящши сего не имам что к тебе писати
младаго и колеблющаго ума с нуждею наказати.
И подобает ти сие писанейцо блюсти до своего живота,
чтобы твоя всегда назирала разумичная острота,
лености и нерадению тебе не вдаватися
и против них крепостне вооружатися.
Аще научиши себе в вышереченной той младости,
то и велия честь и хвала ти будет в старости.
Паки писано есть: учение — свет,
понеже приводит в мудрых совет.
А неучение нарицается тма,
понеже от мудрых посрамляется веема.
Адамант камык тяжек есть измерением,
тако же и любомудростный муж драг есть своим
разумением.
И паки наказанный мудрости
и исполненный умной глупости,
аки злат сосуд, бисера наполнен,
или яко некий источник, сладкия воды исполнен.
А неученому горе, аки сосуд скуделний пуст {2},
понеже ничто не может добра изнести от своих уст.
И всегда ходят во своем неразумии
и не размышляют о своем безумии.
Токмо обычай ему мудрых укоряти
и сердца их раздражати,
и свое безумие утешати,
и чтобы никому ничего не знати.
И ты сего деяния не внимай,
но лучшее от всего избирай
и на уме своем полагай,
а нас, грешных, в памяти своей не забывай.
И сему писанейцу конец,
а всем наставник и учитель общий наш творец,
ему же слава и держава во веки веком,
а кроме его не тако жити ни о ком.
Прочее буди паки покровен вышняго десницею,
да воздаст ти разума и смысла сторицею.
Азбука отпускная тебе, моему ученику.
Истинно и неложно тебе изреку,
яко не печалуюся тако ни о ком,
понеже не зрю такого рачения ни в ком,
яко же тебе господь бог подаровал.
Мню, яко от чрева матерня таковым даром тебе
назнаменовал.
Звание же твое тезоименито <…>
И тебе бы то даное от бога разумение всегда на памяти
своей держати,
И никако же ти отбывати,
и выну ему, Христу своему и богу, молитися,
и в том даннем тебе от него даре трезвитися.
И обагатил тя аки неким драгим богатством,
сииречь изрядным калигравством {3},
еще же к тому и зелным тем великим рачением,
всяка убо добро бывает божественным мановением,
без него же паки ничто же благодарится,
всяк бо, моляйся ему, просимого от него не лишится.
Дает бо молящемся ему независтны своя дары,
яко же пресладкаго пития налияны златыя чары.
Слогает же ся сие тебе посланейцо по алфавиту,
чтобы ти от бога по сему своему умению быти имениту.
Еще же и двоестрочием счиняется,
обаче и твое остроумие тому да научается.
Аз бо, многогрешный имярек, твой дидоскал,
много тебе от своих си калигравственных словес писал.
Божиею благодатию научил тебя своему умению,
и тебе бы держати к нему ревность велию,
всегда бы тебе на памяти своей держати,
и децкое бы тебе мудрование от себя отревати.
Грубо воистинну и неразумно, еже нашед — погубити,
и многия труды ни во что же не положити.
Добро убо есть о всяком таковом любомудрии
упражнятися
и пустошных игр отвращатися.
Ей, ничто же учения дражайши,
некогда же бывает сребра и злата множайши.
Жити бо во младости всякому человеку без учения
нелепо,
яко же неученому коню ходити будет свирепо.
Зело убо есть непохвално неученому не учену быти
и недобрым именованием слыти.
Зря тя ныне в таковем учении ведми разумна,
да не услышу тя никогда леностию твоею и нерадением
безумна.
Ничто же честнее в человецех учения,
и тебе бы не преслушати сего нашего к тебе речения.
И аще не восхощеши сих наших словес себе слышати,
то не будеш семидална хлеба с сахары кушати.
Красно убо есть воистинну учена мужа зрети,
яко злата сосуда подобает его имети.
Ленивых же и нерадивых о себе охуждают
и не умеющих же ничего велми не похваляют.
Муж мудр хвалим есть от всех,
яко же и выше сего о сем рех.
Никако же не мози ленитися.
всегда бы тебе о досужестве своем трезвитися,
отроческому бы и детцкому обычаю не внимати
и их мудрование далече от себе отревати.
Похвала молодым и старым — учение,
того ради подобает ти о сем имети много рачение.
Ревность конная на рати познавается,
а мудроумный муж от своего досуга похваляется.
Срам есть мужу ничто не умети,
глупо же и неразумно мудра себе имети.
Терние и волчец подавляет пшеницу,
леность же и нерадение погубляет и хитротворную
десницу.
Учение паче злата и сребра бывает,
понеже хитростию своею всех удивляет,
филосовския обычаи и нравы научит,
о всякой хитрости прилежно нам упражнятися велит.
Хитрость бо науки любит прилежание,
понеже от того бывает многое притяжание,
от лености же и нерадения добра не бывает,
но и паче много добро погибает.
Царския дворы изрядне устрояются от разумных,
хощу и тебе видети во многоумных.
Честно и славно в человецех богатство,
похвално же велми бывает и хитроумное изрядство.
Щелковидыое ухищрение дивно есть зрети,
не менее же того и калигравство чистое кому имети.
Щедрый господь наш бог Исус Христос,
его же учение в святей божий церкви божественный
дискос {4},
на <…> и пречистое тело пологается,
и всяк достойный ему да причащается,
и на всех на нас милостию своею призирает,
и комуждо по своей милости таланты раздавает.
Тако же и на тебя своею милостию призрил,
чтобы ты данный той талант от него вразумил,
и тако тя таковым даром обогатил,
а яз, грешный, по его же велицей милости тебя
научил.
И тебе бы паки о сем не ленитися,
и всегда бы тебе о том трезвитися.
И будеши похвален в велицем сем государстве,
да сподобит тя господь быти в небесном царстве.
Вящи же того не имею что к тебе писати,
глаголю: паче и многими словесы не наказати,
разумный же и о малых словесех научится
и всегда о добром учении тщится.
Тако бо еси и ты к тому своему разумению тако же был
рачитель,
и к нам зельною своею добротою был любитель,
и никако же щадиши своего сребра,
да не лишит тя господь всякого добра,
и не токмо единаго сребра своего не щадишь,
но и за вся потребная нам не стоиш.
И за то паки велик ти дар от бога будет,
и паки мног разум во уме твоем преизбудет.
Прочее буди покровен десницею херувимъскаго владыки,
да причтет тя во свое время со избранными своими
лики,
и во веки веком аминь.
Комментарии
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
БАН — Библиотека Академии наук СССР в Ленинграде
ГБЛ — Государственная библиотека СССР им. В. И. Ленина
ГИМ — Государственный Исторический музей
ГПБ — Государственная публичная библиотека им. M. E. Салтыкова-
Щедрина в Ленинграде
ИОРЯС — Известия Отделения русского языка и словесности Российской
Академии наук
ПЛДР — Памятники литературы Древней Руси
ЦГАДА — Центральный государственный архив древних актов
ЧОИДР — Чтения в Обществе история и древностей Российских
Панченко — Панченко А. М. Русская стихотворная культура XVII века.-
Л., 1973
Силлабика — Русская силлабическая поэзия XVII—XVIII вв. / Вступ. ст.,
подгот. текста и примеч. А. М. Панченко.- Л., 1970.- Б-ка поэта (Б. с.)
Шептаев — Шептаев Л. С. Стихи справщика Савватия.- ТОДРЛ.- Т. XXI.-
М.; Л., 1965.
ТОДРЛ — Труды Отдела древнерусской литературы
СПРАВЩИК САВВАТИЙ
Среди поэтов-книжников первой половины XVII столетия заметно
выделяется фигура чернеца Савватия. Его перу принадлежит наибольшее число из
дошедших до нас стихотворных произведений этого периода. Как правило, свое
авторство он отмечал в акростихе, именуя себя своеобразно — «Савватиища». Не
исключено, что в конце 20-х — начале 30-х гг. Савватий состоял при дворе
Михаила Федоровича, о чем как будто свидетельствует одно из его посланий к
царю, в котором он представляется как «прежде бывшей у тебя, государя,
служитель олтарев». Возможно также, в это время он положительно
зарекомендовал себя и на педагогическом поприще. Во всяком случае, позднее
поэт не раз говорил о своем «дидаскальстве» (т. е. учительском звании), а
его служба в московской Книжной справе началась в сентябре 1634 г., с
подготовки к печати учебной Азбуки. Приходно-расходные книги Книжной справы
свидетельствуют, что в справщиках чернец Савватий пробыл до сентября 1652 г.
За этот период им был создан широкий круг поэтических произведений и,
по-видимому, не менее широкий круг именитых последователей и литературных
оппонентов. Савватия-поэта отличала многогранность творческих интересов: он
успешно работал в жанрах традиционной гимнографии, обращался и к
полемической прозе (Книга мудра и удобна: вопросы и ответы разные.- ГИМ,
Синод, собр., № 370, автограф). Однако эти стороны его творчества
практически не изучены.
Учитывая скудость документальных сведений о Савватии, заслуживает
внимания следующая запись в Синодике нижегородского Макарьева монастыря:
«Род государева духовника Благовещенскаго протопопа Стефана Внифатьевича:
Дорофеа, священника Василия, инока Иустина… инока Саватиа» (цит. по:
Белокуров С. Арсений Суханов.- Ч. I.- М., 1891.-С. 170). Таким образом, поэт
и справщик Савватий мог быть старшим родственником знаменитого духовника
царя Алексея Михайловича, Стефана Вонифатьева.
Послание Силе Матвеевичу
В послании, написанном приблизительно в 30-40-е гг. XVII в.,
проводится основная мысль о необходимости постоянно учиться, продолжать
оттачивать ум, даже если он «остр», поскольку «учение свет есть души
словесней». Послание адресовано в некий монастырь, монаху Силе Матвеевичу,
исполнявшему обязанность священника монастырской церкви (на что указывает
фраза: «в подповеленном чину пребывает и многия монастырския службы
сохраняет»). В нем прочитывается слегка искаженный акростих: ЧСТНОМУ МУЖУ
СИЛЕ МАТФЕЕВИЧЮ <М>НОГОГРЕЧНОИ МОНАХ САВАТ<ИИ> ЧЕЛОМ ВИЕТ.
Текст послания печатается впервые, по рукописи конца XVII в. ГБЛ,
собр. Н. С. Тихонравова, ф. 299, № 411, л. 187—189.
1 Мертва вера без дел является…- цитата из Соборного послания Иакова
(II, 26).
2 …учение свет есть души словесней…- Мысль эта выражена в
Библии, в Прогласе Константина Философа к Евангелию (X в.); она прошла через
древнерусскую учительную литературу, отразилась и в стихотворном предисловии
к старопечатной Азбуке 1634 г. (см. с. 321).
3 Несть мощно хитрости снавыкнути…- Выражение приписывалось Иоанну
Златоусту. Хитрость — искусство, ремесло.
Послание князю Алексею Ивановичу
Послание было написано предположительно в конце 30-40-х гг. XVII в.
Несмотря на юный возраст, его получатель, по словам автора, превосходит всех
своим любомудрием, «хвалим… и славим во царских чинех», «яко ближний…
царев приятель». По-видимому, адресатом послания был князь, стольник Алексей
Иванович Воротынский, отец которого, Иван Михайлович, был в такой великой
чести у государя (например, в начале 20-х гг. он назначался главным воеводой
Москвы), что и сын его, Алексей, числился у царя в первых вельможах. На это
указывают Разрядные книги 30-х гг. и документы по местническим спорам.
Послание содержит акростих: КНЯЗЮ аЛЕКСЕЮ ИВАНОВИЧЮ МНОГОГРЕШНИ <МО>НАХ
ЧЕЛОМ Б<И>ЕТ.
Текст послания печатается впервые, по рукописи конца XVII в. ГБЛ,
собр. Н. С. Тихоиравова, ф. 299, № 411, л. 197 об.- 199 об.
1 Имя же твое… «толкование»…- Согласно Азбуковнику: «греч. Алексей
— пособитель или толковник» (ГИМ, Муз. собр., № 439, л. 135).
2 Аравицкое злато…- Аравийское (белое) золото — одно из названий
платины, бытовавшее в древнерусской лексикографии.
3 Шлем спасения…- цитата из Послания апостола Павла к Ефесянам (VI,
17).
4 Хрустолиф камык…- термин восходит к библ. книге Исход (XXVIII,
17), откуда попал в Хронику Георгия Амартола (X в.), Изборник Святослава
1073 г. и др. памятники древнерусской литературы. Имеется в виду «хризолит»
— драгоценный минерал золотисто-зеленого цвета.
5 …милостивый помилованы будут…- цитата из Евангелия от Матфея (V,
7).
Послание Кизолбаю Петровичу
Писание от отца духовнаго к сыну духовному
Послание может быть датировано периодом 30-40-х гг. XVII в. Имя
адресата его — Кизолбай — представляется русской огласовкой персидского
«кизылбаши» (красные шапочки), как в России XVII в. называли иранцев или
персов. Видимо, Кизолбай Петрович был одним из тех персов, что,
перекрестившись в православие, состояли на государевой службе (к примеру, в
должности «слоновых толмачей», т. е. водителей слонов, подаренных царю
персидским шахом Аббасом). Становясь христианином, Кизолбай Петрович, по
традиции, избирал себе на всю жизнь духовного отца, призванного исповедовать
его и наставлять к покаянию. В послании Савватий как раз и напоминает об
этом. «Писание» содержит искаженный переписчиками акростих: КИЗОЛБАЮ
ПЕТРОВИЧЮ МНИГОГ<Р>ЕШНИ ЧИР<Н>ЕЦ САНПШШАще АЕЛНМ БТИТ…
Текст «Писания» публикуется впервые, по рукописи последней трети XVII
в. ГБЛ, собр. А. П. Гранкова, ф. 711, № 98, л. 301—302 об.
Послание боярину Ивану Никитичу
Послание относится приблизительно к 30-м годам XVII в. Адресат его —
боярин Иван Никитич Романов — родной брат отца царя Михаила, Филарета
(Федора) Романова, принадлежал к самому верхнему слою придворной
аристократии. Судя по всему, Иван Никитич покровительствовал Савватию и
щедро «жаловал» его еще с того времени, когда тот служил непосредственно при
дворе. Умер И. Н. Романов в 1640 г. Текст послания строится по акростиху:
ГОСПОДАРЮ ИВАНУ НИКИТИЧЮ МОНАХ САВАТИИЩА ПАДАЯ НА ЗЕМЛИ ЧЕЛОМ БИЕТ.
Памятник воспроизводится по его первому изданию: Лопарев X. М.
Описание рукописи московского Чудова монастыря № 57-359 // ЧОИДР.- 1886.-
Кн. III.- Июль — сент.- С. 8-9.
1 В лепоту реченное благодатное звание…- Иоанн (с др.-евр.- благость
или глас).
2 …родьший быв победител…- Такое значение имеет греческое имя
Никита.
3 …тебе, великому государю…- Поэт явно завышает звание адресата.
«Великим государем» тогда было принято называть только царя и патриарха.
4 Червию и виссом красятся…- т. е. красной и белой льняной тканью.
Второе послание боярину Ивану Никитичу
«Писанейце» написано вскоре после смерти патриарха Филарета (1 октября
1633 г.) как утешительное послание его брату И. Н. Романову. Обращает на
себя внимание представленная в нем характеристика умершего патриарха, в
которой он показан скорее как вселенский самодержец, чем просто глава
русской церкви. В послании использованы многие фразеологические обороты и
приемы, отличающие предыдущее послание Ивану Никитичу. Так, поэт называет
себя «многогрешным монахом», обыгрывает имя адресата (Иван — «благодати
тезоименит»), его отчество ("рождьшему же звание «победител», т. с. Никита)
и т. п.
Текст «писанейца» печатается впервые, но рукописи XVII в. ГБЛ, собр.
Н. С. Тихонравова, ф. 299, № 380, л. 106—108.
1 Великому государеву синклиту…- Синклит (греч.) — совет. Здесь:
«государеву советнику».
2 … яко господь две цате оноя убогия вдовы.- Подразумевается
евангельский рассказ о вдове, отдавшей последние две монеты на нужды
иерусалимского храма. Христос назвал ее дар самым большим (Марк, XII,
41-43).
Послание Алексею Саввичу
«Посланейце двоестрочно» составлялось в середине 30-х гг., точнее — до
1636 г., когда А. С. Романчуков (подробнее о нем см. ниже) в чине посланника
был направлен в Персию. Судя по содержанию эпистолы, еще до отъезда за
границу Романчуков был близок к царю, и Савватий искал с ним дружбы.
«Посланейце» содержит акростих: АЛЕКСЕЮ САВИЧЮ ЧЕРНЕЦ САВАТИИЩА ЧЕЛОМ БИЕТ.
Ныне известны три его списка: 1. середины XVII в. БАН, Архангельское
собр., № 527, л. 94-98 об.; 2. последней трети — конца XVII в. ГБД, собр.
Н. С. Тихонравова, ф. 299, № 380, л. 110—112; 3. ЦГАДА, ф. 181, № 250, л.
193 об.- 197.
Текст послания печатается впервые, по рукописи последней трети XVII в.
ГБЛ, собр. Н. С. Тихонравова, ф. 299, № 380.
1 Елень течет на источники водныя…- цитата из Книги притчей
Соломона.
2 Аристотелския премудрости… естествословный устав весь.- Возможно,
поэт имеет в виду конкретную книгу — «Тайная тайных», известную также под
названием «Аристотелевы врата». Книга эта была переведена в конце XV —
начале XVI в. и вскоре осуждена церковью как еретическая.
3 Адаманту камыку… покаряются…- См. примеч. 4 на с. 399, Слово
2-е.
4 Алавастр (греч.) — алебастровый флакон с благовониями.
5 …да простыми гранесами навершим…- Отмечая здесь конец
акростиха, поэт говорит, что продолжит послание обычными стихами
(«гранесами»).
6 …аки в жажду анагри.- Онагри (греч.) — дикие ослы.
О слабом обычае человечестем
Стихотворение написано в форме дидактического наставления другу,
просившему укрепить «свой слабый обычай и нрав». Оно может быть датировано
условно 30 −40-ми гг. XVII в. Имя адресата выясняется из фразы — «звание бо
твое „крепость божия“ нарицается», чему соответствует еврейское «Кирилл».
Сведения об адресате ограничены данным наставлением и в основном сводятся к
следующему: это был начитанный светский человек средних лет из уважаемой
благочестивой семьи, в которой занимал положение старшего брата.
Текст стихотворного наставления печатается впервые по рукописи
последней трети XVII в. ГИМ, Муз. собр., № 2936, л. 186—196, 206—209 об.
1 …во время подобно и неподобно младенец во чреве зачинается.-
Видимо, здесь идет речь об астрологическом учении — ятроматематике, согласно
которому способности и характер человека ставились в зависимости от
«благоприятного» или «неблагоприятного» расположения небесных светил в
момент его зачатия и рождения.
2 …врачебная художества…- медицинские науки.
3 …Илии пророка образ на себе имеет — т. е. будет сожжен небесным
огнем (см. примеч. 4 на с. 417).
4 …в толковании нарицается «советник»… всея вселенныя
проповедник.- Имеется в виду апостол Павел. В толкованиях на Евангелие
Григория Двоеслова он именуется «советником божиим» (от евр.
5 «Како убо… богу угодити» — парафраз слов апостола Павла (Деяния,
XXII, 19-20).
6 И паки благовестник вопиет…- апостол Иоанн Богослов (см. примеч. 1
на с. 427).
7 Аще кто токмо научит, а не сотворит…- парафраз изречения Христа из
Евангелия от Матфея (XXIII, 3-4).
8 …повелевает нам преже всякому себе учити…- Это наставление
читается в ряде «Поучений к иереям» — Григория Богослова, Иоанна Златоуста,
а также Афанасия Александрийского (295—373).
9 …"врачю, исцелися сам" — цитата из Евангелия от Луки (IV, 23).
10 Брат бо… яко град тверд бывает…- цитата из Книги притчей
Соломона (XVIII, 19).
11 Возрим, како… небо и земля стоят…- Следует парафраз слов
«Шестодгева» Иоанна, экзарха болгарского.
12 …ефирь же и вся небеса…- Эфир — верхний чистейший слой
воздуха (в противоположность нижнему слою — аеру).
13 Ипостась (греч.) — букв. сущность.
14 И звание бо твое «крепость божия» нарицается…- Кирилл (см. выше).
15 …по божественному писанию, «сын света»…- парафраз слов
апостола Павла: «Вси бо вы сынове света есте» (Первое послание к Солунянам,
V, 5).
16 …идолом поклонися и на… мадиямку прелстился.- Об этом
повествует 3-я книга Царств (XI). Мадиане — кочевой народ, родственный
Израилю.
17 Александр Афартос прелстися…- Имеется в виду царь Сирии сын
Антиоха IV Епифапа (греч. Афартос — Песмелый). О его женитьбе на дочери
египетского царя Птолемея Клеопатре рассказывается в Первой книге
Маккавейской (XI, 58-60).
18 Ирод — видимо, Ирод Великий, сын Антипатра, царь иудейский.
19 …нелепо рещи, аки Софрона.- Сафрон (греч.) — больной, плохой;
дрянь.
20 …всю силу свою жене своей отда.- Легенда о Самсоне и Далиде,
которая с помощью хитрости лишила его сказочной силы, приведена в библ.
книге Судей Израилевых (XVI, 4-22).
21 …не успел ухватити своиво жребяти.- Это кратчайшее переложение
нескольких глав (VI—XV) библ. книги Иудифь.
22 …Александр царь макидонский — Александр Македонский прозванный
«Великим» (356—323 до и. э.).
Послание архиерею, взыскующему мудрости
Послание составлено приблизительно в 30-40-е гг. XVII в. и адресовано
настоятелю, по-видимому, одного из московских монастырей.
Адресат носил высокий сан — недаром он именуется «преподобством»,
«именитым отцом», имеющим «великоименитое звание». К поэту он был расположен
по-дружески, приглашал его в гости и даже выслушивал от него философские
наставления. Послание известно в двух списках последней трети XVII в. (ГБЛ,
собр. А. П. Попова, ф. 236, № 70, л. 390—392 об. и ГБЛ, собр. Н. С.
Тихонравова, ф. 299, № 411, л. 195—197 об.).
Оно публикуется впервые, по более исправному списку Тихонравова.
1 …божественный параклит — божественный заступник, утешитель (от
греч. «параклетос»).
2 «Ищущему обретается, толкующему отверзается…» — парафраз слов
Христа: «Ищите и обрящете, толцыте, и отверзется вам» (Евангелие от Матфея,
VII, 7).
3 …добрый дидаскал — хороший учитель.
От дидаскала некого к высокоумну
Стихотворение можно условно отнести к тому же периоду, что и
предыдущее. По форме это — назидательное послание, обращенное к некоему
«мудроумцу», отказавшему поэту в дружеском расположении. Настойчивая просьба
к нему обозначена в акростихе: МИЛОСТИВО ПОЖАЛОВАТ УЧИНИТИ НАДО МНОЮ.
Сохранилось несколько списков этого послания XVII — начала XVIII в. (ГБЛ, ф.
726, № 2; ГБЛ, ф. 299, № 380; БАН, Архангельское собр., № 527 и 210;
ЦГАДА, ф. 181, № 250 и др.).
Текст послания «к высокоумну» печатается впервые, по рукописи
последней трети XVII в. ГБЛ, собр. Н. С. Тихонравова, ф. 299, № 380, л.
114—115 об.
1 …безлестно друг друга любили…- контаминация из нескольких
посланий апостола Павла.
Фрагмент послания некоему,
обвиняющему в неразумном исправлении книг
Послание относится ко времени работы Савватия в Книжной справе
(30-40-с гг.) и содержит его любопытные суждения по поводу своей
профессиональной деятельности. Первая акростишная часть послания утрачена,
однако по ее последним строкам можно предположить, что акростих завершался
словами: …<САВА>ТИИ ЧЕЛОМ БИЕТ. Вторая часть послания известна в двух
списках конца XVII в.- ЦГАДА, ф. 181, № 250, л. 204 об.- 210 об. и ГБЛ,
собр. А. Н. Попова, ф. 236, № 70, л. 374 об.- 380 об.
Текст сохранившегося фрагмента послания печатается впервые, по
последнему из названных списков.
1 …человек пишется еллинским языком «анфропос»…- Греч. анфропос —
человек.
2 …подобно есть морстей глубине…- Источником стиха являются
слова Ефрема Сирина: «Книги бо глубины морю подобии суть» (Слово святаго
Ефрема како подобает слушати книг.- Измарагд.- Ч. I.- Л. 3 об.).
3 …человек человеком учим бывает…- парафраз выражения: «Учаще
учением человеческим» (Евангелие от Марка, VII, 7).
4 …еже рещи Домасковы похвала…- Видимо, имеется в виду похвала
знанию, читаемая в первой главе «Диалектики» Иоанна Дамаскина.
5 …в философском училищи не бывах и риторских строк не читах…-
традиционная оговорка многих древнерусских писателей-книжников.
Послание дьяку Василию Сергеевичу
Послание адресовано учителю царевича Алексея Михайловича, дьяку В. С.
Прокофьеву, который состоял в этой должности с марта 1634 по ноябрь 1637 г.
По мнению Л. С. Шептаева, исследовавшего и опубликовавшего памятник, он был
составлен Савватием не позднее сентября 1634 г. В это время поэт еще не был
справщиком и говорил о себе, что «пребывает в малом званейце». Акростих:
ВАСИЛИЮ ЦЕРГКЕВИЧЮ ЧЕРНЕЦ САВАТИИЩЕ ЧЕЛПМ БИЕТ.
Текст послания печатается по изд.: Шептаев.- С. 12-14 (по рукописи
ЦГАДА, ф. 181, № 250. л. 227 об.- 230).
1 По Соломону аки граду тверду быти — выражение из библ. Книги притчей
Соломона (XVIII, 19).
Послание дьяку Василию Львовичу
Дьяк В. Л. Волков принадлежал к верху приказной бюрократии. С начала
30-х гг. он служил в Оружейной, а затем в Серебряной палате. Адресуя ему
послание, Савватий просил о тем, чтобы Волков походатайствовал за него перед
своим покровителем. Имя последнего означено в послании с помощью
этимологических толкований, это — князь Алексей Михайлович Львов, ведавший с
1638 по март 1652 г. приказом Большого Дворца и Печатным двором. Строки
послания В. Л. Волкову «связаны» акростихом: ВАСИЛИЮ ЛВОИПЧЮ ЧЕРНЕЦ САВАТАИ
чЕЛОМ ГИЕТ.
Текст послания печатается по изд.: Шоптаев, — С. 14-16 (по рукописи
ЦГАДА, ф. 181, № 250, л. 230—233 об.).
1 Червит виссон…- красит виссон (см. примеч. 4 на с. 427).
2 Статир (статер) — греческая золотая и серебряная монета (средние
века).
3 Звание же толкование менит.- По Азбуковнику, значение «пособитель
или толковник» придано имени Алексей (ГИМ, Муз. собр., № 439, л. 135).
4 Дукс (лат.) — князь, государь.
5 Рождьшаго же имеет тезоименита лицу божию…- Михаила (с евр.- «лицо
божие»).
6 По реклу же именит твоему отцу…- т. с. Львов.
7 Осмочастием называлось грамматическое учение о восьми частях слова
(«Еже о осми частех слова»), приписывавшееся Иоанну Дамаскину.
8 Противу рожну прати невозможно — греческая поговорка, с которой
господь обратился к Савлу (Павлу), возводившему гонения на христиан (Деяния
апостолов, IХ, 5).
Послание князю Семену Ивановичу
Данная эпистолия написана в ответ на акростишное послание Савватию от
князя Семена Ивановича Шаховского, по-видимому, где-то в 40-х гг. В ней
Савватий утешает своего именитого адресата, просившего развеять сгустившееся
над ним «облако уныния». Стихотворение содержит слегка искаженный акростих:
КНЯЗЮ СЕМЕНУ ИВАНОВВЧЮ ЧЕРНЕЦ САВАТИИ ЧЕЛОМ БИЕТ.
Печатается по изд.: Шептаев.- С. 17 (по рукописи ЦГАДА, ф. 181, №
250, л. 190—191).
Послание Михаилу
Произведение представляет собой обличительное послание бывшему
ученику, который посещал дом Савватия, старательно записывал все, что ему
«предподавали», а после не только возвел на своего учителя «поносныя
глаголы», но и «грешныя труды» его приписал себе.
Послание Михаилу написано в первой половине XVII в. Дошедший до нас
текст содержит испорченный позднейшими переписчиками акростих: МИХАИлУ
ЧЕРНЕЦ САВАНЯТАИ <И>кИЧАИТСИ…
Печатается по изд.: Шептаев.- С. 18-20 (по рукописи ЦГАДА, ф. 181, №
250, л. 243—246 об.).
1 …в… лукаву душу премудрость не вселится…- выражение из библ.
Книги притчей Соломона (XXIV).
Послание князю Алиппю Никитичу
Можно предполагать, что послание было создано не позднее середины XVII
столетия, О его адресате известно только то, что он был близок к царю, часто
общался с Савватием, беседовал с ним о «божественных догматах» и, очевидно,
покровительствовал ему. В тексте послания читается акростих: ГОСПОДАРЮ КНЯЗЮ
АЛИПЮ НИКИТИЧЮ МНОГОГРЕЧ<НИ> <МО>НЛХ САвАТИИЩЧ ПАДАП АА ЗЕМЛИ ЧЕЛоМ БИЕТ.
Печатается по изд.: Шептаев.- С. 21 — 22 (по рукописи ЦГАДА, ф. 181,
№ 250, л. 191 об.- 193 об.).
1 Глагол убо багатаго всем людем сладок и приятен является…-
свободная интерпретация слов: «Богатый возглагола, и вси умолчаша, и слово
его вознесоша даже до облак» (Книга премудростей Иисуса сына Сирахова, XIII,
28).
2 Хрусалиф убо камык…- См. примеч. 4 на с. 426.
Послание протопопу Никите Васильевичу
Никита Васильевич Кавадеев, которому адресовано послание, был известен
в качестве духовника царя Михаила Федоровича и протопопа кремлевского
Благовещенского собора (с янв. 1635 по апр. 1644 г.). По смерти Михаила —
после 1645 г.- он принял постриг в монахи Троицкого Богоявленского монастыря
под именем Никифор. Ясно, что Савватий составил свое послание задолго до
ухода Никиты в монастырь; вероятно, в начале 40-х гг., когда в Москве в
связи с приездом датского королевича Вольдемара горячо обсуждался вопрос об
отношении православных к лютеранству и другим вероучениям. На это, в
частности, указывает характер самого послания, в котором поэт просит
показать царю написанные им вирши «о иноверных» и выражает надежду, что они
могут быть напечатаны.
Текст послания печатается по изд.: Шептаев.- С. 22-24 (по рукописи
ЦГАДА, ф. 181, № 250, л. 239—242 об.).
1 В толковании победителному званию…- т. е. Никите (см. примеч. 2 на
с. 427.).
2 Рождьшему же тезоимениту быешу царскому именованию.- Отсюда следует,
что отчество Никиты — Васильевич (см. примеч. 8 на с. 400.).
3 …по господню словеси водою и духом не крещены…- Имеются в виду
слова Иоанна Крестителя в Евангелии от Марка (I, 8).
4 …в наследованном писании скажет…- Имеется в виду Псалтырь
особого состава — с последованием («восследованием»), включавшая помимо
псалмов избранные песнопения, молитвы, поучения и т. д.
5 Аки жаждущую душу… студеною водою напаяти — выражение из библ.
Книги притчей Соломона (XXV, 26).
Послание царю Михаилу Федоровичу
Послание написано в период между осенью 1634-го — летом 1645 г. В
жанровом отношении его можно определить как придворное «приветство». Текст
послания содержит акростих: ПРЕРЛАВНОМУ И БЛАГОЧЕСТИВОМУ ГОСПОДАРЮ ЦАРЮ И
ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ МИХАИЛУ ФЕДОРОВИЧЮ ВСЕЯ РУСИИ<И> САМОДЕРЖЦУ РАДОВАТИСЯ…
Печатается по изд.: Шептаев.- С. 25-28 (по рукописи ГБЛ, ф. 299, №
380, л. 102—106).
1 …твое царское звание реченно лице божие…- Михаил (см. примеч. 5
на с. 432).
2 Анфакс камык зелен видением…- Анфракс (греч.) — рубин,
прозрачный красный самоцвет, драгоценный камень; называя его «зеленым», поэт
ошибается.
3 Адамант камык дражае во всех камыцех…- См. примеч. 4 на с. 399,
Слово 2-е.
4 Червию и виссом красятся…- См. примеч. 4 на с. 427.
5 …царская милость паче камени сапфира…- Сапфир (греч.) — синий
драгоценный камень.
6 Да и рождьшее червишко наше… пребывает в твоем царском чину…-
Савватий говорит о своем сыне, состоящем на царской службе.
7 …званием убогий <Савватиища>…- В рукописи — «имярек».
Наставления ученику князю Михаилу Никитичу
Князь М. Н. Одоевский не достиг такого же высокого положения при
дворе, как его отец Никита Иванович, управлявший в разные годы Казанским и
Сибирским приказами, возглавлявший выборный совет по составлению известного
Уложения 1649 г. Он умер в юном возрасте в ноябре 1653 г. Следовательно,
адресованные ему наставления — «Прещение вкратце» и «Азбука отпускная» —
могли быть составлены Савватием не позднее этого времени. Из наставлений
явствует, что Савватий выполнял обязанности приходящего домашнего учителя М.
Н. Одоевского. «Прещение вкратце» содержит акростих: КНЯЗю МИХАДЛУ НИКИТИЧЮ
ЧЕРНЕЦ САвАТИИ РАДОВАТИСЯ; «Азбука отпускная» включает азбучный акростих (от
буквы А до Щ).
Печатается по изд.: Панченко.- С. 248—252 (по рукописи БАН,
Архангельское собр., № 527, л. 108—114).
1 Свет убо есть и разум доброе учение…- См. примеч. 2 на с. 425.
2 …вки злат сосуд, бисера наполнен… аки сосуд скуделний пуст…-
парафраз выражения из Второго послания апостола Павла к Тимофею (II, 20-21).
3 …изрядным калигравством…- В условиях России XVII в. владение
каллиграфией (греч.) — искусством изящного начертания слов — имело большое
практическое значение, но подлинными его мастерами становились немногие из
тех, кто выработал в ученических штудиях красивый почерк.
4 Дискос (греч.) — круглое блюдо с крышкой, используемое в церковном
ритуале символического пресуществления святых даров (Причастия).