ЕВГЕНИЙ ПАНФИЛОВ
править«Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне»: Академический Проект; Санкт-Петербург; 2005
Евгений Андреевич Панфилов родился в 1902 году в Петербурге в рабочей семье. В 1917 году окончил высшее начальное училище и поступил работать на ленинградскую фабрику «Гознак». Занимался в литературной студни Пролеткульта, учился на рабфаке при Ленинградском государственном университете.
В 1920 году начал печатать свои стихи в журналах «Грядущее», «Юный пролетарий», «Пламя», руководил литературными кружками на Ижорском заводе и на заводе «Светлана». Учился в Ленинградском университете и одновременно работал подручным фрезеровщика на заводе «Русский дизель». В 1926 году вышла первая книга стихов и поэм «На рубеже», вызвавшая большое количество критических статей и рецензий.
В 1928 году вышел второй сборник стихов Панфилова «На седьмом этаже». Поэт печатался также в различных журналах и альманахах. Много времени отдавал Е. Панфилов рабочим литературным кружкам на заводе «Электросила» и другим.
Перед войной поэт подготовил к печати книгу своих избранных стихов — «Мечта».
В первые же дни Великой Отечественной войны Евгений Панфилов вступил добровольцем в ряды народного ополчения и погиб в тяжелых боях за переправу на реке Оредеж (Ленинградская область) в августе 1941 года.
302. «Ай, и много, много будет ласки…»
Ай, и много, много будет ласки
На цветущем берегу,
Если наши мысли без опаски
В неизведанное побегут.
Ой, звените, скрипки и гитары,
И пляшите, пилы, топоры:
Наше сердце — брызги Ниагары,
Наши помыслы — орлы!
И летят бестрепетною стаей,
Через тундры и солончаки,
Вдаль, туда, где изредка мигают
Огоньки…
Пусть туман и пуля-лиходейка —
В сердце страх не выищет угла:
Жизнь легка, как праздничная вейка,
И напевна, как колокола!
Ей-же-ей, пузатое и злое
Море в пене… Не видать земли…
Только мы, сквозь время буревое
Проведем удачно корабли!
Ай, и много, много будет ласки
На цветущем берегу,
Если наши мысли без опаски
В будущее побегут!
1921
303. У нас и у них
У нас шестеренки
Бегают, как девчонки
Шестнадцати лет,
А у них — нет.
У нас расплавленная медь —
Не медь, а солнце, сброшенное в мастерскую;
Ну, где у них вот заиметь
И перелить такую?
Наши стружки-серебрушки,
Что хорошие подружки:
За одной другая вслед,
А у них-то стружек — нет.
У нас паровой молот
Мужественен и молод:
Каждый удар легок и лих.
А что у них?
Ах, зато у них, у текстилей,
Сотни, тысячи девчонок,
Смех которых звонче и теплей
Разговора наших шестеренок!
1924
304. На седьмом этаже
Там, где люди, кони и трамваи,
Где автомобили и кино —
Много зданий, поглядишь, зевая,
Над панелью блеклой взнесено.
И в одном, меж небом и землею,
В этаже, взлетевшем на чердак,
Со своей двадцатилетнею женою
Проживает молодой чудак.
Он творит, строчит стихотворенья,
А она в затерянной тиши
Пересчитывает бережно поленья
И редакционные гроши.
Хорошо им на своем балконе
(Не балкон, а крыша) — точно с гор,
Гулкий город, словно на ладони,
И, как степь, размашистый простор.
Вот тяжелый мрачный Исаакий,
Крепостная бурая стена,
А налево, за мостом во мраке —
Выборгская сторона.
Хорошо им — воздух. В самом деле!
Только лягут рыхлые снега —
По квартире вьюги и метели,
Как в произведеньях Пильняка.
И балкон уже простая крыша,
И окошки не окошки — щель.
Заметает выше — выше
Бесконечная метель.
Хорошо им: не в ладах с плитою;
Даже в печку вглядываясь зло,
У печурки мечутся с едою,
От печурки требуют тепло.
Поневоле с января о даче
Замечтать придется молодым,
Если днями отовсюду скачет
Беспокойный дым.
Где трамваи и народ — толпою,
Где безделье мечется и труд —
Вот над этой взбалмошной землею
И мои знакомые живут.
<1926>
305. «Так устал! Постель давно желанна…»
Так устал! Постель давно желанна.
Сон, как ястреб, сторожит меня.
Я иду. Встречает плеском ванна,
Ледяного полная огня.
Окунаюсь раз, другой и третий,
Фыркая, выскакиваю вон.
За спиною никнет на рассвете
Птицей обескрыленною сон.
Вновь сижу… Проносятся трамваи…
Здравствуй, утро жизни трудовой!
Рукопись, так долго черновая,
Наконец-то стала беловой.
1936
306. Весенняя ночь
Вечер сутолоки на исходе.
Тишина, теплынь и легкий дождь.
Майской ночью по такой погоде
Молодо по улице идешь.
Тусклы Исаакия колонны,
Парапета призрачен гранит.
За Невой, как поезд отдаленный,
Дождь над парком Ленина шумит.
Вот грохочет ливень, нарастая,
Возле, рядом падает стеной.
Я иду, и струи, расступаясь,
Как друзья, торопятся за мной.
Хорошо! Ужель мне с гаком тридцать?
Честный паспорт, ты, пожалуй, врешь.
Продолжай звенеть и серебриться,
Прибалтийский полуночный дождь!
1937
307. Здравствуй!
Мы идем березовой аллеей
И глядим с улыбкой на восток:
— Здравствуй, мой прославленный конвейер!
— Здравствуй, верный фрезерный станок!
На учете каждое мгновенье,
И станки спешат, как поезда,
Торжествуя, плещет вдохновенье
Молодого нашего труда.
Вот гудки отбоем загудели,
С честью день окончен трудовой.
— Здравствуй, парк культуры и веселья!
— Здравствуй, легкий парус над Невой!
Самолет скользит в лучах заката,
И слежу не отрываясь я.
— Здравствуй, сокол, Соколова Ната,
Смуглая ровесница моя!
Мы сидим, а день такой чудесный
По волнам от нас уходит прочь…
День погас. Ну что ж, он прожит честно.
— Здравствуй, наступающая ночь!
1937
302. Лит неделя (прил. к № 181 газ. «Петроградская правда») 1922. № 10: Васильев И., Панфилов Е., Ричиотти В. Певучая банда. Петербург, 1923.
Вейка — извозчики-финны, промышлявшие в Петербурге во время масленичных гуляний.
303. Ленинградская правда. 1924, 13 сент.
304. Красная панорама. 1926. № 37
Исаакий — Исаакиевский собор в Ленинграде, памятник русского позднего классицизма. Построен в 1818—1858 гг. по проекту А. Монферрана.
Как в произведеньях Пильняка . Пильняк (Вогау) Борис Андреевич (1894—1938?!), русский советский писатель, красочно изображал быт революционной эпохи.
305. Панфилов Е. Мечта. Л., 1958.
306. Звезда. 1940. № 7, вместе со стихотворением № 307.
Тусклы Исаакия колонны. Исаакий — см. примеч. 304.
307. Звезда. 1940. № 7, вместе со стихотворением № 306.
«Стихи остаются в строю»: Советский писатель; Москва; 1958
«Осеннее пальто и теплая рубаха…»
Осеннее пальто и теплая рубаха
Не согревают утром в сентябре;
На сопках снег лежит как сахар,
И снег на улице и на дворе.
Днем, перед солнцем расступясь немного,
Заголубела облаков гряда;
Грязным-грязна вихлястая дорога,
И на базарной площади вода.
Звенят капели, хлопотливо птаха
Клюет овес, разбрасывая грязь.
На сопках снег блестит как сахар,
На сопках снег лежит не шевелясь.
И я хотел пуститься в рассужденья,
Что, мол, и ты, боец, наперекор
Беспомощной сумятице осенней,
Сияй, как снег дальневосточных гор.
Но, зная, что звучит все это слишком громко,
Что людям надоела трескотня,
Я вскинул на плечо походную котомку,
И рифмы отскочили от меня.