Стихотворения (Немцевич)/ДО

Стихотворения
авторъ Юлиан Немцевич, пер. Юлиан Немцевич
Оригинал: польскій, опубл.: 1871. — Источникъ: az.lib.ru • Лешек Белый
Дума о Стефане Потоцком
Перевод В. Г. Бенедиктова

ПОЭЗІЯ СЛАВЯНЪ

СБОРНИКЪ
ЛУЧШИХЪ ПОЭТИЧЕСКИХЪ ПРОИЗВЕДЕНІЙ
СЛАВЯНСКИХЪ НАРОДОВЪ

править
ВЪ ПЕРЕВОДАХЪ РУССКИХЪ ПИСАТЕЛЕЙ
ИЗДАННЫЙ ПОДЪ РЕДАКЦІЕЮ
НИК. ВАС. ГЕРБЕЛЯ
САНКТПЕТЕРБУРГЪ
1871

ПОЛЬСКІЕ ПОЭТЫ.

править

Лешекъ Бѣлый. — В. Бенедиктова

Дума о Стефанѣ Потоцкомъ. — В. Бенедиктова

Ю. У. НѢМЦЕВИЧЪ.

править

Юліанъ Устинъ Нѣмцевичъ родился 4-го (16-го) февраля 1758 года, въ мѣстечкѣ Скокахъ, на самой границѣ Польши и Литвы. До двѣнадцати лѣтъ онъ воспитывался дома, подъ надзоромъ отца и богобоязненной матери. Въ 1776 году его опредѣлили въ Варшавскій кадетскій корпусъ. По окончаніи курса въ этомъ заведеніи, Чарторыжскій взялъ его къ себѣ въ адъютанты. 1783—1787 года онъ провёлъ заграницею, притомъ побывалъ въ Римѣ, Парижѣ и Лондонѣ, познакомился съ многими знаменитыми людьми и въ 1788 году воротился въ Польшу. Затѣмъ, во время возстанія 1794 года, онъ былъ адъютантомъ у Костюшки, вмѣстѣ съ нимъ попался въ плѣнъ подъ Маціевцами и вмѣстѣ съ нимъ былъ выпущенъ, по повелѣнію императора Павла, изъ плѣна на честное слово. Получивъ свободу, Нѣмцевичъ уѣхалъ въ Америку и прожилъ тамъ нѣсколько лѣтъ. Возвратившись оттуда, онъ былъ при Александрѣ I секретарёмъ сената въ Варшавѣ и предсѣдателемъ Общества Любителей Наукъ. Въ 1830 году онъ принималъ дѣятельное участіе въ польскомъ возстаніи, по усмиреніи котораго долженъ былъ бѣжать за границу. Долто странствовалъ онъ по разнымъ европейскимъ государствамъ, наконецъ поселился въ Парижѣ, гдѣ и умеръ 21-го мая 1843 года, на 83 году жизни. Нѣмцевичъ началъ писать очень рано и пробовалъ свои силы во всѣхъ родахъ: онъ писалъ басни, сатиры, баллады, драмы, романы и повѣсти, но ни въ одномъ изъ своихъ произведеній не съумѣлъ возвыситься надъ уровнемъ посредственности. Тѣмъ не менѣе онъ былъ человѣкъ живой, затрогивалъ всѣ животрепещущіе современные вопросы и постоянно ударялъ въ чувствительную струну патріотизма. Не смотря на всю слабость его «Историческихъ Пѣсенъ», послужившихъ образцомъ для «Думъ» Рылѣева, въ которыхъ Нѣмцевичъ хотѣлъ изобразить польскую исторію въ картинахъ, пѣсни эти въ свое время заучивались публикою наизусть.

I.

ЛЕШЕКЪ БѢЛЫЙ.

Покинута всѣми, одѣта небрежно,

Елена жмётъ въ сердцу печальному нѣжно

Любезнаго сына, крушится о нёмъ:

То Лешекъ, что Бѣлымъ былъ прозванъ потомъ.

«Ты веселъ», промолвила, "птенчикъ невинный;

Своей ты не вѣдаешь горькой судьбины:

Я стала вдовицей, ты сталъ сиротой;

Вельможные паны, зло-козненно глядя

На насъ, какъ настроилъ ихъ хитрый твой дядя,

Готовятъ погибель тебѣ, мой родной.

«Рождённый на свѣтъ для короны и царства,

Ты, бѣдный, ставъ жертвой людского коварства,

Всё въ мірѣ утратилъ! Въ своёмъ же краю,

Лишь матери скорбной къ родимому лону,

Скиталецъ, ты голову клонишь свою:

Гдѣ сыщешь иную еще оборону?»

«Сдержи, королева, слёзъ горькихъ потовъ!»

Еленѣ сказалъ престарѣлый Говоровъ:

«Отцу я служилъ до конца, сколько могъ —

И сынъ его будетъ до гроба мнѣ дорогъ:

Доколь еще въ силахъ владѣть я мечёмъ —

Не будетъ терпѣть онъ обиды ни въ чёмъ.»

Шли годы. Росъ Лешекъ, по прозвищу Бѣлый,

; Подъ старца надзоромъ, и доблести въ нёмъ

Росли, развивались. Правдивый и смѣлый,

Онъ шествовалъ Пястовъ достойнымъ путёмъ,

Искусенъ былъ въ рыцарскихъ ратныхъ забавахъ

И счистливо дѣйствовалъ въ битвахъ кровавыхъ.

Говорокъ сердечной своей прямотой

Развилъ къ себѣ ненависть въ сферѣ придворныхъ.

Завистники къ Лешку приходятъ толпой

И просятъ отъ имени гражданъ покорныхъ,

Чтобъ Лешекъ Говорка изгналъ отъ двора:

«Тогда надѣвай и корону! ура!»

Смиренная въ комнатѣ скромной сидѣла

Тогда королева въ нарядѣ простомъ,

Гдѣ золота даже она не имѣла

Ни блёстки единой — и Лешекъ притомъ

Былъ тутъ же, сидѣлъ погружонъ въ размышленье:

Его удивило пословъ предложенье.

Молчаніе длилось. Говорокъ возсталъ:

«Прими», онъ смущонному Лешку сказалъ,

"И властвуй! Народъ тебѣ тронъ предлагаетъ:

И такъ — я дождался желаннаго дня!

Пусть край нашъ родной отъ того не страдаетъ,

Что зависть преслѣдуетъ злобно меня!

"Я старецъ: земной непрельщаемый властью,

Уйду въ уголокъ родовой я земли

И буду доволенъ изгнанника частью;

Ты жъ смуты смири, мятежи удали

И всякое зло отъ родимаго края,

Правдиво и доблестно имъ управляя!

«Когда жь я услышу, дастъ Богъ, что того,

Кого я усердно воспитывалъ смлада,

Возлюбитъ народъ, какъ отца своего,

Пошлётся и мнѣ еще въ мірѣ отрада:

Изъ ссылки на тронъ твой я взоръ возведу

И, сладко утѣшенъ, въ могилу сойду.»

Въ слезахъ королева внимала, слезами

И всѣ заливались; а тронутый князь

На рѣчь ту отвѣтилъ такими словами:

"Нѣтъ, Лешекъ по самый послѣдній свой часъ

Не сможетъ забыть (долгъ тутъ сердцемъ указанъ)

Чѣмъ краю, себѣ и Говорку обязанъ.

«Нѣтъ, я не хочу, чтобы тотъ человѣкъ,

Кто призрѣлъ меня, безпокровнаго, въ мірѣ,

Безвѣстнымъ изгнанникомъ кончилъ свой вѣкъ,

И сколько бы ни было блеска въ порфирѣ,

Въ воронѣ и скипетрѣ — для моего

Для сердца другъ вѣрный дороже всего.»

И чувствъ благородныхъ младой возвѣститель

Наградою взысканъ отъ Господа былъ:

Князь Польши, могучій въ бояхъ побѣдитель,

Самъ вскорѣ корону себѣ возвратилъ,

И старый Говброкъ при жизненномъ склонѣ

Въ душевной отрадѣ зрѣлъ Лешка въ коронѣ.

В. Бенедиктовъ.

II.

ДУМА О СТЕФАНѢ ПОТОЦКОМЪ.

Слухъ къ моей пѣснѣ склони, молодёжь!

Пѣсня моя — не къ забавѣ:

Нѣтъ, моя пѣсня — къ тому, да найдёшь

Въ ней ты призваніе къ славѣ!

Слушай, какъ славы блестящій вѣнецъ

Передъ воинственнымъ строемъ

Въ битвѣ стяжалъ себѣ юный боецъ,

Павъ за отчизну героемъ.

Взрыты Подоліи злачной поля

Грозной Хмѣльницкаго ратью;

Полнится стономъ и воемъ земля;

Нивы своей благодатью

Пахарь не тѣшится: бросилъ свой плугъ;

Плѣнницъ несчастную долю

Пастыри дѣлятъ; съ подругою другъ

Вмѣстѣ сдаётся въ неволю.

Счастіемъ, славой и старостью сытъ,

Вождь-Николай горе чуетъ

И о напасти всеобщей скорбитъ:

Чѣмъ онъ теперь уврачуетъ

Боли отечества? Старецъ вздохнулъ —

Взмокли слезами морщины:

Славное прошлое онъ вспомянулъ,

Полнъ безъисходной кручины.

Дѣйствовать радъ бы, да хилъ ужь — сѣдой,

Мечъ выпадаетъ изъ длани;

Есть у него только сынъ молодой,

Годный на нодвиги брани.

Юный Потоцкій Стефанъ съединялъ

Съ ликомъ плѣнительнымъ силу

И при разсказахъ о битвахъ дрожалъ,

Преданъ воинскому пылу.

«Сынъ!» старый гетманъ сказалъ ему: "глянь!

Нуженъ отечеству воинъ,

Воинъ могучій: за родину стань!

Будь своихъ предковъ достоинъ!

Благо отчизны имѣй лишь въ виду!

Ты ей въ ограду поставленъ;

Я же счастливцемъ въ могилу сойду,

Если ты будешь прославленъ.

«Съ Богомъ!» И рыцарь отцомъ-старикомъ

Обнятъ. Родительскій голосъ

Сладокъ ему. Увѣнчалъ шишакомъ

Онъ чорно-кудрый свой волосъ.

Съ милой разстаться готовъ онъ: съ рѣсницъ

Брызжетъ слеза при поклонѣ,

Только её между дамъ и дѣвицъ

Онъ усмотрѣлъ на балконѣ.

Елизавета прекрасна, чиста,

Всѣмъ обожаема свѣтомъ;

Розы — ланиты, коралы — уста;

Вѣрность священнымъ обѣтамъ

Въ сердцѣ она своёмъ юномъ хранитъ:

Ею владѣть будетъ вправѣ

Тотъ лишь, кто явно себя отличитъ

Вѣрностью чувству и славѣ.

Рыцарь отважный, готовый къ борьбѣ,

Въ панцырѣ, въ шлемѣ — предъ нею:

«Всѣмъ», говоритъ, «я обязанъ тебѣ

Въ жизни сладчайшимъ, и всею

Этою жизнью я — твой. Призывать

Буду я въ битвѣ кровавой

Имя твоё и враговъ поражать…

Если жь паду, то — со славой!»

Рѣчь у него на устахъ замерла;

Елизавета жь, рыдая,

Бѣлую ленту съ себя сорвалй

И, на него надѣвая,

Молвила: «бейся! Да всё возвратимъ

То, что утрачено нами!

Столько жь будь счистливъ ты, сколько любимъ,

И торжествуй надъ врагами!»

Трубъ раздаётся воинственный громъ;

Рыцари въ сборѣ тѣснятся;

Панцыри, шлемы сверкаютъ кругомъ;

Пыльные вихри крутятся.

Людъ любопытный и съ крышъ и съ воротъ

Смотритъ: всё вдругъ встрепенулось;

Мостъ передъ замкомъ опущенъ — и вотъ

Войско на бой потянулось.

Цѣлую ночь оно шло впопыхахъ:

Вотъ ужь и Жолтыя-Воды!

Солнце въ кровавыхъ взошло облакахъ,

Предзнаменуя невзгоды.

Войска ряды за рядами Богданъ

Въ полѣ широко раскинулъ;

Неустрашаясь числомъ ихъ, Стефанъ

Горсть своихъ ратниковъ двинулъ.

Бой заварился мгновенно. Огни,

Смерть разносящіе, рыщутъ;

Падаютъ шлемы, куда ни взгляни;

Стрѣлы пернатыя свищутъ.

Вдругъ, гдѣ опаснѣе, жарче былъ бой,

Вождь съ юнымъ пыломъ сердечнымъ,

Въ грудь пноражонный враждебной стрѣлой,

Никнетъ, объятый сномъ вѣчнымъ.

Смертью младого вождя потрясёнъ,

Духъ его рати — въ упадкѣ;

Кликъ боевой обращается въ стопъ;

Къ праху его въ безпорядкѣ

Скорбные воины спѣшно идутъ,

Кровь его ранъ отираютъ

И на щитахъ своихъ тѣло несутъ:

«Сгибла надежда!» взываютъ…

И схоронивши вождя своего,

Близко къ его изголовью

Шлемъ привязали пернатый его

Лентой, забрызганной кровью.

Тамъ злополучная плачетъ одна

Въ темно-зеленой дубравѣ,

Плачетъ и стонетъ — до гроба вѣрна

Вѣрному милой и славѣ.

Спи, юный рыцарь, подъ сѣнью древесъ!

Пусть надъ могилой твоею

Мѣсяцъ пріязненно, свѣтитъ съ небесъ!

Прочіе жь воины, ею

Пусть вдохновляясь въ отважной борьбѣ,

Мчатся въ пылъ битвы кровавой

И со врагами, подобно тебѣ,

Бьются и гибнутъ со славой!

В. Бенедиктовъ.