Михаил Милонов
Стихотворения
Оригинал здесь — http://www.poesis.ru/poeti-poezia/milonov/frm_vers.htm
СОДЕРЖАНИЕ
Отрывок из Луциллиевой сатиры против его века
Пловец
Прощанье казака
Договор со смертью
Лягушка и вол
Послание к А. Е. Измайлову
Отрывок из Луциллиевой сатиры против его века
(Сатира шестая)
Какие времена! какое ослепленье!
За злато плебеи вступают в знатный сан,
Берут достоинств мзду и кроют преступленье!
Весь Рим — софистов сонм! нет истинных граждан!
Где древних праотцев прямое превосходство,
Их в бранях храбрый дух, их неизменный нрав,
Ко славе, истине любовь и благородство?
Всё пало, всё падет! таков судеб устав!
О, мир, довольствие, народа благоденство!
Весь град огнём вражды мятежной воспалён,
Благое сограждан сокрылося равенство!
И отрок слабых сил владыкой наречён!
Изображу ль семейств печальную картину?
И там порок возжёг погибельный раздор.
Подвластных ли возьму несчастную судьбину,
К владычеству ль простру свой огорчённый взор —
Везде лишь ищут польз других к вреду и стону,
Везде лишь сильному предстательство и кров;
Суды суть торжища, судьи — враги закону,
Бесчестьем осквернён и самый сан жрецов.
Где Рима древнего величие и сила?
Почто не обращен мгновенно он во прах!
Здесь прелесть слабых жен порфиры блеск затмила,
Там стыд властителей, там воев низкий страх…
Где любомудрый взор, стрегущий суд и брани?
Там знатный род возвёл надменного глупца
В священный сан вождя, дал меч и жезл во длани
И чтит достоинством гражданского венца!
О, участь жалкая! умов порабощенье!
В могиле хладной я почто ещё не скрыт?
Ах, лучше бы меня богов постигло мщенье,
Чем римлян чувствовать и бедствие, и стыд!
Оплачем, граждане, наш жребий униженный,
Я видел… о, почто очей был не лишен,
Наш сильный легион, коварством подкупленный,
Без браней, без побед повергшийся во плен!
Я зрел и алтарей, и жатв опустошенье,
Я зрел оратая среди его трудов —
Без силы, без надежд, с отчаяньем боренье!
Я зрел, при пышности вельможеских дворов,
Как вмиг, их алчности в угодность, исчезало
Терпение и труд чрез целый ряд годов,
Как истину и честь изгнанье осрамляло!
Я зрел… Отечество! красу твою и щит,
Героев, средь смертей себя на жертву несших,
И, возвратясь к себе, о, срам, о, вечный стыд!
Презор и нищету, и глад себе обретших!
Я зрел — и скорби мрак мой дух отяготил;
Оставим всё, о, вы, для коих предков слава
Ещё в душах жива, ещё сердец отрава, —
И будем Рим искать… среди одних могил.
1810
Падение листьев
Элегия
Рассыпан осени рукою,
Лежал поблекший лист кустов;
Зимы предтеча, страх с тоскою
Умолкших прогонял певцов;
Места сии опустошенны
Страдалец юный проходил;
Их вид во дни его блаженны
Очам его приятен был.
«Твое, о роща, опустенье
Мне предвещает жребий мой,
И каждого листа в паденье
Я вижу смерть перед собой!
О Эпидавра прорицатель! {1}»
Ужасный твой мне внятен глас:
«Долин отцветших созерцатель,
Ты здесь уже в последний раз!
Твоя весна скорей промчится,
Чем пожелтеет лист в полях
И с стебля сельный цвет {2} свалится».
И гроб отверст в моих очах!
Осенни ветры восшумели
И дышат хладом средь полей,
Как призрак лёгкий, улетели
Златые дни весны моей!
Вались, валися, лист мгновенный,
И скорбной матери моей
Мой завтра гроб уединенный
Сокрой от слезных ты очей!
Когда ж к нему, с тоской, с слезами
И с распущенными придет
Вокруг лилейных плеч власами
Моих подруга юных лет,
В безмолвьи осени угрюмом,
Как станет помрачаться день,
Тогда буди ты лёгким шумом
Мою утешенную тень!"
Сказал — и в путь свой устремился,
Назад уже не приходил;
Последний с древа лист сронился,
Последний час его пробил.
Близ дуба юноши могила;
Но, с скорбию в душе своей,
Подруга к ней не приходила,
Лишь пастырь, гость нагих полей,
Порой вечерния зарницы
Гоня стада свои с лугов,
Глубокий мир его гробницы
Тревожит шорохом шагов.
1811
1 Эпидавр — город в древнем Аргосе, центр культа Асклепия, бога врачевания. Эпидавра прорицатель — врач.
2 Сельный цвет: крины сельные по-старославянски — белые полевые лилии.
Прощанье казака
С нежным верности обетом
Обойми меня, мой друг,
Я заутра, дня с рассветом,
Покидаю мирный луг!
Во своём гордясь убранстве,
Быстрый конь мой, вороной,
Землю бьёт в непостоянстве
И зовёт лететь на бой!
Опенёнными браздами
Он звучащий, в чуждый край
Понесёт на брань с врагами,
С Дона мигом на Дунай!
Там калёны вражьи стрелы,
Крови жаждущий булат,
Там неверных стран пределы
Смертью страшной мне грозят!
Там слетится с сопостатом
Сил изведать твой донец,
На коне своём крылатом
Встретить славу иль конец!
Договор со смертью
К друзьям моим
Так, други, умереть нам должно,
В конце ль, в начале наших дней,
Предвидеть смерти невозможно,
Ни защитить себя от ней.
Примите ж мой совет нелестный,
Да каждый думает из вас,
Как в путь сбираться неизвестный
И быть готовым каждый час.
Что до меня — то я, не ложно,
Спокойный к ней склоняю взор
И был бы рад, когда б возможно,
Вступить с ней даже в договор.
О смерть! разяща без разбора, —
Так стал бы я её молить, —
Отсрочь, не приходи ты скоро
Мой тесный угол навестить;
Мне двадцать лет — не многим боле,
Дай столько же ещё желать,
А там в твоей уж будет воле;
Но ране тяжко умирать.
Какая честолюбью пища
Оставить только по себе,
Что на краю прочтут кладбища:
Молитесь о его судьбе!
Нет, смерть! мне жизнь ещё не бремя;
Пусть поживу на свете я;
К тому ж у нас военно время!
Тебе дел бездна без меня!
Лишь двадцать лет прошу — и точно,
Минуты боле ни одной,
Готов я буду безотсрочно
И с благодарною душой
Тогда твоей предамся власти,
Благословляя свой предел.
Увы, возьмут на равны части
Любовь и дружба сей удел!
За то ни одного упрека,
Даю обет, не допустить
И, сколько твердость человека
Нам дозволяет, твердым быть;
Не возмутит мольба, роптанье
Мои последние часы,
Всё, что узришь при расставанье, —
Лишь пара слов и две слезы!
Ещё… о будь мне благосклонна!
Как роковой ударит миг
И устремишься, непреклонна,
Похитить свет от глаз моих,
Предвестника из страшной свиты
Не шли к мучительной борьбе;
На то чертоги знамениты,
Пусть там доложат о тебе;
Ко мне ж, увидя вход нескрытный,
Послом не возвещай приход,
Я сам, хозяин старобытный,
С тобою встречусь у ворот;
Друг другу мы — поклон учтиво!
Не будет спора между нас;
Вопрос, ответ, всё торопливо:
«Готовы ль вы?» — «Готов, сейчас».
Минут последних я не множа,
На свет прелестный погляжу
И мигом, мягкое от ложа,
Возглавье в гроб переложу;
Вот всё — иль нет! ещё два слова:
К чему ужасный сей наряд,
Причуда варварства сурова,
И этот креп? и сей обряд?
К чему коса? и пожелтелый
Сквозной, гремящий твой скелет?
Ты омрачишь мой путь веселый,
А мне другой не страшен свет!
Нет, смерть, ты в радужной одежде,
Как ангел благости, явись,
Вели вперёд идти надежде,
Сама ж за веру придержись!
И путь к могиле мне цветами,
Не кипарисом устели;
Вы ж, други, братскими руками —
По горсти матери-земли!
И гимны в память, коль угодно,
Но прочь гоните плач и стон,
Приличней пиршество надгробно
Наместо мрачных похорон;
Сберитесь все — и без печали
Тогда на мой вы бросьте прах
Те юны розы, что венчали
При вас чело моё в пирах!
1815
Лягушка и вол
Притча
В тинном лугу, близ реки, между кочек, Лягушки сидели.
Подаль от топких болот было пастбище, злаком покрыто.
Зубом щипля мураву, там расхаживал Вол сановитый,
Тучен, и бодр, и велик! — И, Волу удивляясь, Лягушки
(Глупая шайка зевак!) из-за кочек, оскалясь, смотрели.
Зависть, одною из них овладев, как лозой подстрекала.
«Сёстры! — проквакала та, — ну скажите, чему тут дивиться?
Верьте иль нет — только я, коль хочу, с сим Волом поравняюсь.
Дело в охоте: сейчас надуваться я стану; и, право,
Ахнете, видя, как я толстяка пополам расцараплю,
Плотно ему вдоль спины запустя крючковатые когти».
— «Ну-тка, сестра, покажи удальство не словами, а делом», —
Был ей содружный ответ… И Лягушка давай надуваться
Меху подобно, каким раздувается пламя в горниле.
— «Взгляньте, похожа ли я на Вола хоть немного?» — «Нимало!»
— «Ин погодите ещё! вот сейчас! …Ну, теперь?» — «Ни на крошку».
Новые силы собрав, дуться, дуться Лягушка… и что же?
Лопнула! «Ква, ква, ква, ква!» — хохотня раздалась по болоту.
К вам обращаюсь теперь, о несчастны завистники знатных!
Словно лягушка сия, раздуваяся в тщетных затеях,
Лопнете вы, как она, и собою других насмешите.
1820
Послание к А. Е. Измайлову
Притчу мою поместя в издаваемом вами журнале,
Вместе в двустишьи вы мне подаете совет дружелюбный
Притчи размером таким мне отныне писать воздержаться,
Но для чего ж?.. Ах! прошу вас, внемлите совет Рифмокласта:
Сам он, отрекшись от рифм, благозвучным эксаметром пишет.
«Видите ль, — он говорит, — можно всё им писать, что захочешь:
Турк, перс, влах, финн, швед, галл, лях и татарин обритый,
Сладость вняв метра сего, вас поймут и не знавши по-русски.
Гул, вой, гром, треск и блеск сей стих нашим чувствам рисует;
Раз в раз щелканье в сталь чрез него отдается во слухе».
С тех пор отвергнул я рифм для пииты тяжёлое бремя,
И от сего же часа им пишу не одну эпопею —
Басней, песней, драм, эпиграмм, трагедий, комедий
В краткое время могу написать я огромные томы,
Ныне отрывок один к помещению вам посылаю;
Вскоре другие за ним вослед полетят через почту;
А в ожидании я остаюсь навсегда вам усердный
Милонов.
1820
М. В. Милонов. Стихотворения. Драматические произведения. Сцены и отрывки. Письма. Центрально-Чернозёмное книжное издательство. Воронеж, 1983. С. 222, 232, 236, 253, 271.
- ↑ Вольный перевод с французского элегии Шарля Мильвуа (1740—1786).