И. О. Лялечкин
Стихотворения
----------------------------------------------------------------------------
Поэты 1880-1890-х годов.
Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание
Л., "Советский писатель".
Составление, подготовка текста, биографические справки и примечания
Л. К. Долгополова и Л. А. Николаевой
----------------------------------------------------------------------------
Содержание
Биографическая справка
512. "Мятежным вихрем суеты..."
513. Рассвет
514. Свидание
515. Летом
516. "Мне не жаль, что ночь минула скоро..."
517. "Не вчера ли в тени, меж зеленых ветвей..."
518. Серенада ("Пойдем со мной в тенистый сад...")
519. Весна
520. Канун Купала (Фантазия)
521. Ожидание
522-523. Из Шопенгауэра
1. К Канту
2. К Сикстинской мадонне
524. Весенний карнавал
525-526. Летние досуги
1. "Вот опять мы одни..."
2. "Говорят, что порой полуночной..."
527. Северная мелодия
528. Осенний путь
529. Октябрь
530. Символическое
531. В альбом N - ой (Сонет)
532. Из Катулла Мендеса
533. Allegro ("Прекрасна ты, - о, как прекрасна!..")
534. Сонет ("Покинем вертепы докучной тревоги...")
Среди поэтов, выступивших со стихами в начале 90-х годов, большие
надежды подавал Иван Осипович Лялечкин.
Биографические сведения о Лялечкине в критической литературе почти
отсутствуют. Даже для современников имя Лялечкина ассоциировалось только с
его стихами, он казался поэтом без биографии. В начале 900-х годов А. И.
Куприн как-то обронил в разговоре имя этого поэта:
"Когда видишь на обложке новое имя, то всегда приходит в голову -
имеет ли оно будущее, или это фамилия без будущего. Впервые я задумался над
этим несколько лет назад, когда мне попались стихи поэта Лялечкина. Стихи
были неплохи, хотя и незрелые, и видно было, что писал их начинающий молодой
автор. "Ну, хорошо, - сказал я себе, - сейчас он молод, и "Лялечкин" звучит
наивно и даже мило. А что же будет, когда он доживет до седых волос? Он все
еще будет Лялечкиным, и это будет смешно не вязаться с его поэзией, когда
она станет зрелой и серьезной. Нет, это фамилия без будущего, зрелого
писателя из него не выйдет". И странно, после этого небольшого сборника
фамилия Лялечкина мне больше не попадалась. Кажется, он умер молодым". {М.
К. Куприна-Иорданская, Годы молодости, М., 1966, с. 132.}
Стихи Лялечкина так и остались исповедью молодого, одаренного, но
незрелого поэта, активно выступавшего в поэзии всего несколько лет. Куприн
хорошо запомнил стихотворения Лялечкина, но не мог видеть его авторского
сборника - поэт не успел выпустить свои стихотворения отдельной книгой.
Скорее всего, Куприн ознакомился со стихами Лялечкина по сборнику "Молодая
поэзия" (1895), включавшему в свой состав десятки имен. В рецензиях на этот
сборник стихотворения Лялечкина ("Незабудки, васильки...", "Прости,
прости!.. Дай ручку мне, не бойся...") неизменно отмечались как пример
характерных для молодой поэзии настроений ухода от жизни в мир иллюзии и
мечты. {См.: А. Скабичевский, Литературная хроника. - "Новости и биржевая
газета", 1895, 13 апреля; (Шуф), "Молодая поэзия". - "Петербургский листок",
1895, 14 апреля.}
В первой половине 90-х годов имя Лялечкина, несомненно, было
известно в литературных кругах Москвы и Петербурга. Он общался со многими
начинающими поэтами, состоял в переписке с молодым И. А. Буниным. Среди
материалов архива Бунина, находящихся в рукописном отделе Государственного
литературного музея имени И. С. Тургенева в Орле, сохранилась небольшая
пачка из десяти писем Лялечкина, отправленных Бунину из Петербурга между
декабрем 1892 и октябрем 1894 года. Эти письма, достаточно любопытные как
человеческий документ, содержат также ряд биографических сведений,
открывающих с самой неожиданной стороны личность Лялечкина - поэта и
литератора.
Иван Осипович Лялечкин родился в 1870 году в семье бедного
чиновника, в Пензе; детство его прошло в этом городе. Затем семья переехала
в Сызрань, где Лялечкин окончил реальное училище. В 1889 году он отправился
из провинции в Петербург и поступил в Лесной институт, из которого выходил
дважды. В марте 1893 года Лялечкин все еще оставался на втором курсе - наука
мало увлекала его. Так же тяготился он своей недолгой службой в департаменте
земледелия и государственных имуществ, куда ему помогли устроиться в
трудную минуту друзья.
Почти все свободное время Лялечкин посвящал писанию стихов и театру. С
1891 года стихотворения Лялечкина часто печатались в журналах "Всемирная
иллюстрация", "Труд", "Живописное обозрение", "Звезда", "Наблюдатель",
"Книжки "Недели"", "Север", газетах "Свет", "Петербургская жизнь" и др.
Особенно сблизился Лялечкин с редакцией петербургского журнала
"Север". Среди своих знакомых, связанных с этим журналом, Лялечкин назвал
Бунину секретаря редакции Лебедева, поэтов Коринфского, Сафонова,
Мережковского, Минского, Льдова, Лохвицкую, Чюмину, Фофанова, Червинского,
Величко, Ладыженского и др.<ref>Письмо от 29 марта 1893 г.</ref> Впрочем, довольно
скоро Лялечкин разочаровался в компании столичных литераторов, среди которых
чувствовал себя изгоем.
"Вы спрашиваете, как наш "кружок" и как наша "компания"? - отвечал
Лялечкин Бунину. - Я должен Вам, как моему хорошему знакомому, сказать
откровенно, что у нас нет ни кружка, ни компании (если не считать
"С.-Петербургского драматического кружка" - в память Н. В. Гоголя...
основанного К. Льдовым). У нас есть только иллюзии. Все мы живем врозь. Если
мы где и встречаемся, то разве только на улице. И то, встретясь, стараемся
друг друга не увидеть или не узнать, или разбежаться в разные стороны. В
этом все наше общение!"<ref>Письмо от 3 ноября 1893 г.</ref>
Откровеннее многих других Лялечкин выразил кризисное состояние молодой
поэзии конца 80-х - начала 90-х годов прошлого века, жившей ощущениями
"безвременья" и идейного тупика. Упадок гражданской поэзии после смерти
Некрасова, обнаружившийся в мрачные 80-е годы, Лялечкин сознавал как
крушение гражданственных идеалов вообще. Вот что писал Лялечкин Бунину по
поводу знаменитого стихотворения Плещеева "Вперед": "Я не могу понимать тех
настроений, которые вызывают подобные стихотворения. Они точно стыдятся
говорить, что им живется тяжело и скучно. Нас, говорят, гнала роковая
судьба, и тернии кололи нам грудь, и тьма застилала нам дорогу, а мы не
падали духом! Мы, говорят, верили в свет и возрождение, хотя чувствовали,
что надежда нам изменяет и мечты нас обманывают. Мы, говорят, видели вокруг
только зло и несправедливость, но мы верили в торжество правды или, верите,
лгали самим себе, уверяя самих себя, что это торжество будет.
Я же говорю, не стыдясь, всем и везде, что, живя в этом пошлом
свете, среди пошлых людишек, среди огорчений, невежества, зверства,
неблагодарности и нищеты, я на каждом шагу падаю духом и скорблю. У меня нет
силы бороться с великою безрассудностью пошлости, и совесть моя не позволяет
мне кричать: вперед! Потому что впереди еще хуже!"<ref>Там же.</ref>
Отворачиваясь от тягостных сторон реальности, страшась настоящего и
будущего, Лялечкин стремился создать свой, особый условно-поэтический мир,
противоположный действительности и возвышающийся над ней. Во многом близкий
Фофанову и позднему Апухтину, Лялечкин действительно "падал духом на каждом
шагу" и разделял многие слабости эстетических установок поэзии "чистого
искусства".
20 августа 1893 года, в день похорон А. Н. Апухтина, Лялечкин
выступал у его могилы с чтением стихов, тогда же напечатанных. {См.:
"Новости", 1893, 21 августа.} Вместе с латинистом Н. И. Соколовым Лялечкин
принимал участие в подготовке переводов на русский язык сонетов Петрарки. К
осуществлению этого замысла были привлечены многие поэты, в их числе
Апухтин, Полонский, Фофанов, Минский, Мережковский, Сафонов, Червинский,
Лохвицкая, Федоров, Фруг, Коринфский, Бунин и др.
Второй после поэзии страстью Лялечкина был театр. Еще в детстве он
едва не сбежал из дому с пригласившей его актерской труппой. В Петербурге
Лялечкин играл в любительских спектаклях в Лесном театре, в зале Павловой и
на других подмостках. "Теперь бросить сцену мне так же трудно, как бросить
писать стихи, - признавался Лялечкин Бунину. - С сентября этого года я буду
уже играть не любителем, а настоящим актером в Ново-охтинском театре, в
Петербурге. С антрепренером этого театра я подписал контракт на весь будущий
сезон - с начала этого месяца. Конечно, актерство мое нисколько не помогает
заниматься лесными науками".<ref>Письмо от 25 июля 1893 г.</ref>
Для театра Лялечкин написал несколько комедий и водевилей -
"Воинственные жены", "Мамушки", "В дебрях лесных", "Любовь на выдумки
хитра". Выступал он и в качестве театрального рецензента (под псевдонимами
"Лесной", "Нарцисс-Сызранский" и др.).
Безнадежно больной Лялечкин умер 27 февраля 1895 года в Калуге, в
возрасте двадцати пяти лет, не совершив многого из того, что обещал. Бунин
посвятил Лялечкину некролог, который был передан в редакцию газеты "Свет",
где Лялечкин некоторое время состоял сотрудником. Однако днем раньше
редакция этой газеты поместила другой некролог, перепечатанный из "Нового
времени". Публикацию своих стихотворений в сборнике "Молодая поэзия"
Лялечкин не успел увидать. "Наш сборник едва успел выйти, - свидетельствует
П. Перцов, - как умер один из самых молодых его участников - И. О. Лялечкин
(1870-1895). В то время, помимо Надсона, это была первая смерть в рядах
молодой поэзии... Лялечкин возбуждал особенные ожидания в Брюсове. Жалуясь в
письмах ко мне на безнадежность всей юной поэзии, он делал исключения только
для Бальмонта и еще для Лялечкина". {П. Перцов, Литературные воспоминания.
1890-1902, М.-Л., 1933, с. 173.}
Брюсов ценил стихотворения Лялечкина за их искренность; он видел в
молодом поэте продолжателя линии Фета и Фофанова в поэзии и рассматривал его
стихотворные опыты как вполне созвучные новейшим исканиям русских
символистов. В пору подготовки сборников "Русские символисты" Брюсов
переписывался с Иваном Лялечкиным, считая его если не прямым соратником, то
по крайней мере ближайшим союзником в современной поэзии. Этот эпизод их
общения послужил темой лирического стихотворения Брюсова "На смерть И. Л."
из цикла "Близким" в книге "Tertia Vigilia" (1900). Среди русских поэтов,
причисленных к числу "близких", И. Л. (Лялечкин) был поставлен Брюсовым
после Лермонтова и Бальмонта.
Милый брат! ты звездой серебристой
Заблестел на ночном небосклоне,
Но предтечей безвестных гармоний
Закатился за далью росистой.
Ты предтечей безвестных гармоний
Тихо канул в вечерние тени!
Уронил я письмо на колени,
Утонул я в ночном небосклоне...
Характерно, что Брюсов в своей книге не расшифровал инициалов
адресата. Конкретный биографический эпизод подан в чисто символистическом
духе, так что за инициалами И. Л. читатель "Tertia Vigilia" мог угадать лишь
предельно обобщенный, идеально-возвышенный образ поэта со стремительной и
эфемерной судьбой, такой же короткой, как жизнь падающей звезды. Для Брюсова
Лялечкин был "предтечей", и он особенно остро чувствовал это, перечитывая
его стихи и перебирая старые письма.
Среди стихотворений Лялечкина Брюсов особо выделял такие, как
"Пятнадцать лет - счастливая пора...", "Натуры более изысканной и тонкой..."
(Из Катулла Мендеса), "Прочь, бездушная действительность..."
("Символическое").
После выхода антологии "Молодая поэзия" Брюсов писал П. Перцову: "Во
всем сборнике, кажется, нет "страстных" стихотворений, а ведь их современные
поэты все-таки пишут. Важно не то, что наши юные поэты еще ничего не дали, а
то, что они и не могут ничего дать; это же - для меня по крайней мере -
вполне ясно из их произведений....Есть исключения - о! я ничего не говорю -
есть маленькие исключения. Есть Бальмонт... Есть... впрочем, увы! - был
Лялечкин. Вы, конечно, слышали о его смерти. Вот о ком можно пожалеть. Мне
случалось получать от него стихотворения из подготовленной им к печати
книжки. То были прелестные вещи. Надеюсь, друзья Лялечкина издадут
посмертный сборник стихов". {"Письма В. Я. Брюсова к П. П. Перцову.
1894-1896", М., 1927, с. 9-10.}
Сообщение о подготовленном для печати сборнике стихотворений
Лялечкина было подтверждено в некрологе. {См.: "Новое время", 1895, 4 (16)
марта.} Однако издание книги не осуществилось. Рукопись ее не обнаружена.
Стихотворения И. О. Лялечкина, напечатанные в периодике, впервые
объединены в настоящем издании.
512
Мятежным вихрем суеты,
Спеша, проходят дни за днями,
А душу с новыми годами
Волнуют старые мечты.
Всему есть грань, всему есть мера, -
Есть мера злу, мы ждем добра
И говорим: придет пора,
И будет - свет, любовь и вера.
Борясь с неправдою и злом,
Мы чаем светлый праздник встретить
И в нашей памяти отметить
Миг правды - правды торжеством.
Чем гуще мрак, чем зло сильнее,
Тем будет радостнее час,
Когда сойдется много нас
Делить победные трофеи.
Года идут, а мы всё ждем
Желанной радостной победы
И верим, что, минуя беды,
Мы к тихой пристани придем.
Не вняв страданьям бесконечным,
Мы свято чтим завет времен...
О человек, как ты силен
В своем терпенья вековечном!
<1891>
513. РАССВЕТ
Громче и радостней трель соловьиная
В чаще зеленой звенит...
Тает заря в небесах злато-алая,
Тает она и дрожит.
Зашелестели высокие тополи -
Их ветерок разбудил;
Он и цветам полевым пробудившимся
Что-то тайком говорил...
Он разогнал и туман, поднимавшийся
Тучей седой от реки.
Точно живые, проснулись и смотрятся
В зеркало вод тростники.
Скоро уж солнце! и первый сверкающий
Луч по кустам пробежит...
Громче и радостней трель соловьиная
В чаще зеленой звенит.
<1891>
514. СВИДАНИЕ
Медленно еду я рощей березовой,
Еду, не зная куда.
Гаснет и гаснет закат бледно-розовый,
Первая блещет звезда.
Месяц украдкой всплывает над рощею,
Путь предо мной серебря,
Вправо - чернеют кустарники тощие,
Влево - пылает заря.
Шире и сумрачней тени вечерние,
Гуще цветов аромат...
Думы бессменные, грезы бессонные
Дальше и дальше манят.
Вот миновал я и рощу, и медленно
Еду, не зная куда.
Ну же, мой конь! - и, ударивши шпорами,
Я отпустил повода.
Еду... А сердце мечтой непонятною
Сжалось и больно стучит.
Ночь благовонная, ночь благодатная,
Что-то она мне сулит?..
Чем-то знакомым вдруг в душу повеяло -
Силы нет ехать... пойду...
Тут мое счастье, что сердце лелеяло, -
В этом тенистом саду.
Грустный стою, опершися на загородь,
Липы чуть-чуть шелестят...
О, неужели моя ненаглядная
Выйдет в задумчивый сад?
Чу! будто хрустнуло!.. Вон что-то белое
Мне закивало, маня...
Боже! ужели?.. О счастье! О молодость!
Жизнь моя! радость моя!
<1891>
515. ЛЕТОМ
Опять звенят напевы мая
Влюбленной трелью соловья,
Опять с тобой, моя родная,
Поется мне - и весел я.
Скажи, мой друг, ты хочешь песен?
Скажи, мой друг, ты не грустишь?
Ведь этот вечер так чудесен,
Так благовонна эта тишь!
Дай руку, побежим в аллеи
Вечерней влагой подышать;
Там льются песни горячее,
Там им такая благодать!
Там песни птиц, без слов, названья,
В груди у нас разбудят вновь -
И позабытые желанья,
И позабытую любовь.
<1891>
516
Мне не жаль, что ночь минула скоро,
Мне не жаль, что скоро минет день...
Всё - слова любви, слова укора,
Даже клятв слова - всё только тень.
Эта страсть пройдет, как сновиденье,
Как и ночь, мелькнув едва на миг;
Я давно привык к разуверенью,
И давно к изменам я привык.
И с тобой грозящая разлука
Мне теперь уж вовсе нипочем:
Ведь любить всегда - такая скука!
А любить на миг - что пользы в том?
О, не верь ты чувствам, что дарят нам
Слезы счастья, - в них сокрыт обман,
Так в просторе моря необъятном
В тишине таится ураган!
Пусть бежит скорей она от взора,
Не любовь, а эта счастья тень...
Мне не жаль, что ночь минула скоро,
Мне не жаль, что скоро минет день.
<1891>
517
Не вчера ли в тени, меж зеленых ветвей,
Нам о счастье свистал молодой соловей?
Не вчера ли, не зная печали,
Мы сидели вдвоем и мечтали?
Было тихо в саду, освещенном грозой,
И земля, вся обвеяна нежной дремой,
Фимиамы куря, засыпала,
И заря разгоралася ало.
А сегодня печальна, тиха и бледна,
Как и пасмурный день, ты сидишь у окна,
Смутным грезам отдавшись душою,
И не вымолвишь слова со мною.
Подожди, моя радость, промчится гроза -
И над нами заблещет небес бирюза,
И на смену глухому ненастью
Улыбнется желанное счастье.
<1891>
518. СЕРЕНАДА
Пойдем со мной в тенистый сад,
Пойдем, мой нежный друг, -
Там жизнь, цветы и аромат,
И бархатный там луг...
Сгони пугливый сон с ресниц,
Покинь постель свою, -
В саду щебечут хоры птиц,
И я тебе пою.
Уж солнце весело глядит
В раскрытое окно,
И кущи темные ракит
Заждались нас давно.
Всё громче свищет соловей,
Всё ярче краски дня...
Пойдем же в сад гулять скорей,
Красавица моя!
<1891>
519. ВЕСНА
По садам уже, кудрявясь,
И на липах, и на кленах
Распустилась нежно завязь
В бахромах темно-зеленых.
У ручья, в волокнах ила,
Под душистой тенью клена,
Лепестки свои раскрыла
Голубая анемона.
Зацвела нитчаткой заводь,
Как в узорной пелеринке,
И над нею вышли плавать
Бледно-желтые кувшинки.
Над рекою утром рано
Пар клубится дымкой тонкой,
И слышны из-за тумана
Влажный блеск и рокот звонкий.
И по соснам вновь запрыгал
Дятел громко и проворно,
Из-под шишек, в чаще игол,
Вышелушивая зерна.
<1892>
520. КАНУН КУПАЛА
(Фантазия)
Лес не дремал... Цветы не спали,
Живой росой окроплены;
Шурша листвой на ветровале,
Играл зефир с лучом луны.
Не спали птицы в теплых гнездах,
И по опушке, вдоль межи,
Ползли, вдыхая влажный воздух,
Желтоголовые ужи.
Под сенью пихт и сосен хмурых,
Как тень проворны и легки,
Ловя жучков, на ржаво-бурых
Стволах сновали пауки.
И там, среди ложбин, в которых
Ручьи бессонные гремят,
В тени на пестрых мухоморах
Впивал тарантул жгучий яд.
И оглашали томным криком
Лесов загадочную ширь
В своем злорадстве алчно-диком
Сова и мрачный нетопырь.
Давно заря зарю сменила,
А в темном лесе, как шакал,
Всё кто-то выл, стеня уныло,
Всё кто-то воздух оглашал.
Уж поздно. Над безмолвной кроной
Душистой ночи сумрак лег;
Кой-где в кудрях травы зеленой
Блестит Иванов червячок.
И над рекою, осиянны
Печально-кроткою луной,
Гуляют стройные туманы,
Как привидений легких рой.
Скользит луна лучом отвесным
По глади сонных теплых вод...
И вот - плывет в созвучья тесном
Русалок звонкий хоровод.
И то - на берег вдруг прилегши,
Они сверкнут звездами глаз,
То - в тьму ветвей проворней векши
Взлетят и скроются зараз.
И долго их напев унылый
Звучит чудесно-ярким сном...
То замолчит, то с новой силой
Рокочет в сумраке ночном.
И вновь смолкает... тише... тише...
Волна баюкает волну...
И лишь полет летучей мыши
Порой пронижет тишину.
А в дебрях, по дорожке пешей,
Ступая глухо, не стуча,
Идет-бредет косматый леший,
Как филин, звонко хохоча.
Дохнет на папортник, и - чудо! -
Разрезнокудрые листы
Усеют пылью изумруда
Яркоогнистые цветы.
Идет и свищет... Эхо плачет...
Дрожит земля в бреду глухом...
И слышно: ведьма мчится-скачет
В железной ступе с помелом.
А леший, клад свой в полночь вырыв,
Русалкам кажет, что в нем есть:
Там самоцветов и сапфиров
Им в целый век не перечесть.
И вновь лесник седобородый
Их гонит гиканьем к реке...
И вновь, молясь с ночной природой
На непонятном языке,
Он кличет фей русоволосых
Из недр мечтательно-глухих;
И, к их ногам сложив свой посох,
Садится сказки слушать их.
<1892>
521. ОЖИДАНИЕ
Незабудки, васильки -
Васильки и незабудки...
Жду я в поле у реки, -
Нет и нет моей малютки...
Жду. О боже, как хорош
Этот кроткий вечер лета!
Золотится в поле рожь,
Соловей рыдает где-то...
Жду... И хочется рыдать
Самому мне нежной песней:
Той, чей взор цветка прелестней,
Не видать и не видать!
Время мчится... Жду опять...
Солнце медлит в ожиданьи...
Солнце хочет на прощанье
Русый локон целовать...
Жду... Давно погас восток...
Я томлюсь, я изнываю
И, сорвавши василек,
Лепестки перебираю...
"Любит?.. нет?" - и лепестки
Шепчут - "да!"... А нет малютки...
Незабудки, васильки -
Васильки и незабудки.
<1893>
572
522-523. ИЗ ШОПЕНГАУЭРА
1
К КАНТУ {1}
Я смотрел за тобой в голубых небесах,
В голубых небесах пропадал твой полет;
Я остался один здесь, поверженный в прах;
Твое слово мне - щит; твоя книга - оплот!
Я хотел оживить мой пустынный приют
Звучным словом твоим, полным слез и огня;
Все мне чужды они, что со мною живут;
Жизнь далекой могилой глядит на меня... {2}
<1894>
2
К СИКСТИНСКОЙ МАДОННЕ
Она несет Его смиренно миру,
И смотрит Он на этот грешный мир,
Тоской, смущением и ужасом объят.
Он видит всё: всю суматоху бед,
И дикое неистовство безумья,
И безысходное стремление надежд,
И боль неисцелимую мучений.
Всё видит Он; но взор Его сияет
Таким спокойствием, такой святою верой
И блеском торжествующей победы,
Что ясно и земле, покорной лишь страстям,
Что перед ней Спаситель мира - сам.
<1894>
{1 День, когда умер Кант, был так безоблачен и ясен, как редко бывают
у нас дни; на лазурно-голубом небе летело только маленькое легкое облачко в
зените. Рассказывают, что один солдат обратил на него внимание окружающих и
сказал, что это душа Канта, которая летит к небу. А. Ш.
2 На этот же мотив у Э. Золя имеется прелестное стихотворение под
заглавием "Облачко", которое удачно иллюстрирует неоконченные стихи
Шопенгауэра. Переводчик.}
524. ВЕСЕННИЙ КАРНАВАЛ
Шумят ручьи, бегут ручьи,
Горя в лучах весны,
И небеса лучистые
В водах отражены.
Проснулись дебри мшистые,
Склонясь пред солнцем ниц;
Идет весна, поет весна,
Сзывая хоры птиц.
И где б, смеясь, ни шла она,
За ней, как тень легки,
Летят пажи нарядные -
Живые мотыльки.
И стелет луг парадные
Пред ней ковры цветов,
Весна идет, весна поет
Под влажный шум лесов:
"На тишь полей, на глади вод,
Благословляя край,
Дохнул красой мечтательной
Веселый, светлый май.
Он полон обаятельной
Небесной красоты,
Он смел и волен, как Эол,
И радостней мечты.
Он тьму и холод поборол,
Призвав на землю свет,
Он весь в лазурь небесную
И в золото одет.
Мечтою бестелесною,
Как ангел светлый тих,
Равно он сеет вкруг тепло -
На добрых и на злых...
Победно в прах повергнув зло,
Не помнит он обид,
Он правдою нетленною
Сердца миротворит.
И надо всей вселенною
Он сыплет, как цветы,
Любви божественные сны
И райские мечты".
Лишь только смолкла песнь весны,
Что дальних вод струи, -
Как ей в ответ согласные
Запели соловьи.
И в сумерки прекрасные
Все розы расцвели,
И реял песен перезвон
От неба до земли.
И ей, весне, со всех сторон
Звучать не уставал
Хвалой земли воскреснувшей
Зеленый карнавал.
<1894>
525-526. ЛЕТНИЕ ДОСУГИ
1
Вот опять мы одни.
Всё как в прежние дни:
Темный развесистый сад,
Летняя ночь и луна!
Осуществился наш сон,
Я еще больше влюблен,
Только не знаю, зачем
Грустью томится душа?..
Точно о прошлой весне
Ночка напомнила мне;
Точно чего-то мне жаль,
Точно кого-то здесь нет.
Боже, зачем бы печаль,
Счастлив так буду едва ль...
Нежная ручка твоя
Тихо трепещет в моей.
Иль непокорной мечтой
Рвуся я к девушке той,
Что я любил на заре
Детских лазоревых дней;
Иль не тебя я люблю,
Хоть и безумно влюблен?
Разве теперь ты не та?
Разве теперь я не тот?
Нет, как и в прежние дни,
Счастливы мы - и одни.
Темный развесистый сад,
Летняя ночь и луна.
2
Говорят, что порой полуночной
Только землю осветит луна,
Сторожа ее сон непорочный,
Кто-то стройный стоит у окна.
Говорят, что зарею прекрасной
Чьи-то тени скользят по земле;
Дрожью голос звучит сладострастный,
Тонет вздох в очарованной мгле.
Говорят, что я весь леденею,
Как в глаза ей при встрече смотрю;
И что грежу во сне только ею,
И о ней наяву говорю.
Говорят, что я вяну - и в горе
Всё твержу о каком-то конце...
Что ни искорки нет в моем взоре,
Ни кровинки на скорбном лице...
Не хочу я с собой лицемерить
И твержу, что я счастлив, - и лгу;
И пытаюсь я людям не верить,
И не верить никак не могу.
<1894>
527. СЕВЕРНАЯ МЕЛОДИЯ
Когда Нева застонет, словно вьюга,
И хоры птиц умчатся вновь на юг, -
Вздыхая о тепле пленительного юга,
Я о тебе грущу, далекий милый друг...
Войду ли в сад в полдневный час досуга,
В поблекший сад, от холода и мук, -
Ищу мечтой я нежных красок юга,
И о тебе грущу, далекий милый друг...
Сорву ль цветок, цветок последний луга, -
В волшебном сне я вижу светлый юг,
И всё пою о нежном счастье юга,
И о тебе грущу, далекий милый друг...
Когда бы я, покорный раб недуга,
Мог птицей стать - по воле неба вдруг, -
Я б полетел туда, где блещет солнце юга,
Вздыхая о тебе, далекий милый друг...
<1894>
528. ОСЕННИЙ ПУТЬ
Моросит. Мы едем рощей;
Едем две и три версты.
Вкруг берез кустарник тощий
Сыплет желтые листы.
И летят они за нами,
И догнать коней хотят,
Но, бессильные, коврами
Устилают землю в ряд.
Путь далек. Проедем снова
Мы не две, не три версты,
Злом гонимые сурово,
Точно холодом листы...
Что нас ждет: тепло ль участья?
Иль, как листья под дождем,
Не найдем себе мы счастья
И покоя не найдем.
<1894>
529. ОКТЯБРЬ
1
Падают листья... В заглохшей аллее
Воздух томится и плачет от скуки...
Падают слезы, как поздние листья,
Слезы разлуки...
Падают листья... Мечты и желанья
Тщетного ищут, грустя о свободе...
Солнце! Явись и солги на прощанье
Кроткой природе...
Падают листья... Минувшего тени
Бродят за мной по пятам, как страданья,
Сердцу поют лебединую песню
Воспоминанья...
2
В аллеях увядшего сада.
Осенней унылой порой,
Два призрака в полночь глухую
Блуждают неслышной стопой.
Обнявши друг друга за талью,
В мечтах вызывали они
Отцветшие радости жизни,
Минувшие светлые дни...-
"Ты помнишь ли наши восторги,
Любви загоравшийся свет?
Ты помнишь ли первые клятвы
И речи последние?" - "Нет!"
"Ужель и при имени друга
Твоя не волнуется грудь?
Ужель ты лобзанья забыла?"
- "Лобзанья я помню чуть-чуть...
Как небо сине тогда было!
Как ярко надежда цвела!"
- "Ах, смерть потушила желанья,
Как бренные наши тела!"
Так тени влюбленных безумцев
Блуждали бесшумно, как мгла;
И только осенняя полночь
Слова их подслушать могла.
<1894>
530. СИМВОЛИЧЕСКОЕ
Прочь бездушная действительность!..
Я хочу лучистых грез,
Мотыльков, веселых ласточек,
Белых ландышей и роз!..
Я хочу упиться чарами
Смутных чувств и белых снов -
При волшебном лунном трепете,
В царстве фей и соловьев!
Я хочу безмолвной музыкой,
Точно воздухом, дышать;
Уловить неуловимое,
Непостижное понять!..
Только светлая, влюбленная
И счастливая мечта
Знает царство вечной юности,
Где любовь и красота!
Прочь бездушная действительность!..
Я хочу лучистых грез,
Мотыльков, веселых ласточек,
Белых ландышей и роз!..
<1895>
531. В АЛЬБОМ N-ОЙ
(Сонет)
Пятнадцать лет - счастливая пора!
Как хороши желанья в эти годы!
Как ярки впечатления природы,
Исполненной восторгов и добра!..
День - весь из золота, а ночь - из серебра.
Не знает грудь тоскующей невзгоды.
Оковы сброшены. Природа - храм свободы.
Божественные дни и вечера!..
Пусть дольше длится прелесть этой сказки
И скучные часы замедлят ход к развязке,
Что рок слепой для жизни начертал;
Пусть дольше он хранит от ядовитых жал
И ваши символические глазки,
И ваших уст застенчивый коралл.
<1895>
532. ИЗ КАТУЛЛА МЕНДЕСА
1
Проснулось утро... Светлый бог взошел!..
Ты молвила: "Приди!" - и я пришел.
Спустя немного ты сказала: "Пой!" -
И долго пел я пред тобой.
Но ночь пришла, ночь неги и тревог...
"Уйди!" - сказала ты. Но я не мог...
2
Натуры более изысканной и тонкой
Не видел я в тумане сладких грез:
То было тело нервного ребенка -
От кончика ботинки до волос!
Но хрупкий инструмент был с яркою окраской...
Лишь прикоснись к нему, он вспыхивал огнем -
И начинал вибрировать под лаской,
Как скрипка под смычком!..
<1895>
Калуга
533. ALLEGRO
Прекрасна ты, - о, как прекрасна!
Как ты мила! - о, как мила!
Моя душа с твоей согласно
В один восторг мечты слила!
Поверь, дитя, что наши грезы
Не будут ввек разлучены,
Как аромат стыдливой розы
С улыбкой кроткою весны!
Пускай томимся мы в разлуке,
Твоя краса в душе моей:
Твоих речей живые звуки
И аромат твоих кудрей!
И если дух твой беззаботный
Простится с грешною землей, -
Я встрепенусь, как гость залетный,
Я встрепенусь и - за тобой!
В одно сольем очарованье
Любви нетленной существо,
Как два бесплотные созданья,
Питомцы солнца одного!
Земных восторгов не забудем,
Звездой затеплившись вдали,
И утешать надеждой будем
Несчастных пасынков земли.
<1895>
534. СОНЕТ
Покинем вертепы докучной тревоги,
Покинем с мечтою о мире ином, -
И к мирному храму не в блещущей тоге,
А в рубище ветхом - пойдем!
Пойдем, чтобы слышать о свете, о боге,
Нетленного духа священный псалом;
И встанем, как мытарь, в дверях на пороге,
С поникшим смиренно челом!
На торжище шумном, где душно, как в склепе,
Оставим злых помыслов бренные цепи
На торжище буйном людской суеты, -
И к храму снесем покаянье, - и в храме
К престолу положим дарами
Души покаянной мечты!
<1895>
ПРИМЕЧАНИЯ
Настоящий сборник преследует цель дополнить представление о массовой
поэзии 1880-1890-х годов, которой посвящены другие тома Большой серии
"Библиотеки поэта". За пределами сборника оставлены поэты того же периода,
уже изданные к настоящему времени отдельными сборниками в Большой серии
"Библиотеки поэта" (П. Ф. Якубович, А. Н. Апухтин, С. Я. Надсон, К. К.
Случевский, К. М. Фофанов, А. М. Жемчужников); не включены в сборник
произведения поэтов, вошедших в специальные тома Большой серии:
"Революционная поэзия (1890-1917)" (1954), "Поэты-демократы 1870-1880-х
годов" (1968), "Вольная русская поэзия второй половины XIX века" (1959), "И.
З. Суриков и поэты-суриковцы" (1966) и др. За пределами сборника оставлены
также поэты конца XIX века, имена которых были известны в свое время по
одному-двум произведениям, включенным в тот или иной тематический сборник
Большой серии (например, В. Мазуркевич как автор слов известного романса
"Дышала ночь восторгом сладострастья...", включенного в состав сборника
"Песни и романсы русских поэтов", 1965).
Составители настоящего сборника не стремились также ни повторять, ни
заменять имеющиеся многочисленные стихотворные антологии, интерес к которым
на рубеже XIX-XX веков был очень велик. Наиболее крупные из них: "Избранные
произведения русской поэзии" В. Бонч-Бруевича (1894; изд. 3-1908), "Русские
поэты за сто лет" А. Сальникова (1901), "Русская муза" П. Якубовича (1904;
изд. 3 - 1914), "Молодая поэзия" П. Перцова (1895) и др. Во всех этих
сборниках поэзия конца века представлена достаточно широко. Следует, однако,
заметить, что никаких конкретных целей - ни с тематической точки зрения, ни
со стороны выявления каких-либо тенденций в развитии поэзии - составители
этих и подобных изданий, как правило, перед собой не ставили. {Исключение
представляет лишь сборник, составленный П. Перцовым и ориентированный, как
видно из заглавия, на творчество поэтов начинающих. О трудностях, возникших
при отборе имен и определении критериев отбора, П. Перцов подробно рассказал
в своих "Литературных воспоминаниях" (М.-Л., 1933, с. 152-190).} Столь же
общий характер имеет и недавняя хрестоматия "Русские поэты XIX века" (сост.
Н. М. Гайденков, изд. 3, М., 1964).
В задачу составителей данного сборника входило прежде всего дать
возможно более полное представление о многообразии поэтического творчества и
поэтических исканий 1880-1890-х годов. Этим и объясняется известная пестрота
и "неоднородность" в подборе имен и стихотворных произведений.
Главная трудность заключалась в том, чтобы выбрать из большого
количества имен те, которые дали бы возможность составить характерное
представление об эпохе в ее поэтическом выражении (с учетом уже вышедших в
Большой серии сборников, перечисленных выше, из числа которых на первом
месте следует назвать сборник "Поэты-демократы 1870-1880-х годов").
Для данного издания отобраны произведения двадцати одного поэта.
{Некоторые поэты, включенные в настоящий сборник, вошли в состав книги
"Поэты 1880-1890-х годов", выпущенной в Малой; серии "Библиотеки поэта" в
1964 г. (вступительная статья Г. А. Бялого, подготовка текста,
биографические справки и примечание Л. К. Долгополова и Л. А. Николаевой).}
Творчество каждого из них составители стремились представить с возможной
полнотой и цельностью. Для этого потребовалось не ограничиваться примерами
творчества 1880-1890-х годов, но в ряде случаев привести и стихотворения,
созданные в последующие десятилетия - в 1900-1910-е годы, а иногда и в
1920-1930-е годы. В результате хронологические рамки сборника несколько
расширились, что позволило отчетливей выявить ведущие тенденции поэтического
творчества, складывавшиеся в 1880-1890-е годы, и те результаты, к которым
они в конечном итоге привели.
При отборе произведений составители старались избегать "крупных" жанров
- поэм, стихотворных циклов, драматических произведений. Несколько
отступлений от этого правила сделаны в тех случаях, когда требовалось с
большей наглядностью продемонстрировать особенности как творческой эволюции
поэта, так и его связей с эпохой. Сюда относятся: Н. М. Минский
(драматический отрывок "Последняя исповедь", поэма "Гефсиманская ночь"), П.
С. Соловьева(поэма "Шут"), С. А. Андреевский (поэма "Мрак"). В число
произведений Д. С. Мережковского включен также отрывок из поэмы "Смерть", а
в число произведений Н. М. Минского - отрывок из поэмы "Песни о родине".
В сборник включались преимущественно оригинальные произведения.
Переводы помещались лишь в тех случаях, если они были характерны для
творческой индивидуальности поэта или если появление их связано было с
какими-либо важными событиями общественно-политической жизни (см., например,
переводы Д. Л. Михаловского, С. А. Андреевского, А. М. Федорова, Д. П.
Шестакова и некоторых других).
В основу расположения материала положен хронологический принцип. При
установлении порядка следования авторов приняты во внимание время начала
творческой деятельности, период наибольшей поэтической активности и
принадлежность к тем или иным литературным течениям. Стихотворения каждого
автора расположены в соответствии с датами их написания. Немногочисленные
отступления от этого принципа продиктованы спецификой творчества того или
иного поэта. Так, в особые разделы выделены переводы Д. Л. Михаловского и Д.
П. Шестакова, сонеты П. Д. Бутурлина.
Даты стихотворений по возможности уточнены по автографам, письмам,
первым или последующим публикациям и другим источникам. Даты, указанные в
собраниях сочинений, как правило, специально не оговариваются. Даты в
угловых скобках означают год, не позднее которого, по тем или иным данным,
написано произведение (как правило, это время его первой публикации).
Разделу стихотворений каждого поэта предшествует биографическая
справка, где сообщаются основные данные о его жизни и творчестве, приводятся
сведения о важнейших изданиях его стихотворений.
Были использованы архивные материалы при подготовке произведений С. А.
Андреевского, К. Р., А. А. Коринфского, И. О. Лялечкина, М. А. Лохвицкой, К.
Н. Льдова, Д. С. Мережковского, П. С. Соловьевой, О. Н. Чюминой, Д. П.
Шестакова. В ряде случаев архивные разыскания дали возможность не только
уточнить дату написания того или иного стихотворения, но и включить в текст
сборника никогда не печатавшиеся произведения (ранние стихотворные опыты Д.
С. Мережковского, цикл стихотворений К. Н. Льдова, посвященных А. М.
Микешиной-Баумгартен). На архивных материалах построены биографические
справки об А. Н. Будищеве, А. А. Коринфском, И. О. Лялечкине, Д. М.
Ратгаузе, Д. П. Шестакове. Во всех этих случаях даются лишь самые общие
указания на архив (ПД, ГПБ, ЛБ и т. д.). {В биографической справке о Д. П.
Шестакове использованы, кроме того, материалы его личного дела, которое
хранится в Государственном архиве Татарской АССР (Казань).}
Стихотворения печатаются по тем изданиям, в которых текст впервые
окончательно установился. Если в последующих изданиях стихотворение
иередечатьшалось без изменений, эти перепечатки специально не отмечаются. В
том случае, когда произведение после первой публикации печаталось без
изменений, источником текста для настоящего издания оказывается эта первая
публикация и данное обстоятельство в каждом конкретном случае не
оговаривается. Специально отмечаются в примечаниях лишь те случаи, когда
первоначальная редакция претерпевала те или иные изменения, произведенные
автором или возникшие в результате цензурного вмешательства.
Примечания строятся следующим образом: вслед за порядковым номером идет
указание на первую публикацию произведения, {В связи с тем, что в сборник
включены представители массовой поэзии, произведения которых печатались в
большом количестве самых разных изданий, как периодических, так и
непериодических, не всегда с абсолютной достоверностью можно утверждать, что
указанная в настоящем сборнике публикация является первой. Это относится
прежде всего к произведениям, приводимым по стихотворным сборникам.} затем
следуют указания на все дальнейшие ступени изменения текста (простые
перепечатки не отмечаются), последним обозначается источник, по которому
произведение приводится в настоящем издании (он выделяется формулой: "Печ.
по..."). Далее следуют указания на разночтения по сравнению с автографом
(или авторским списком), данные, касающиеся творческой истории,
историко-литературный комментарий, пояснения малоизвестных реалий и т. п.
Разделы, посвященные А. Н. Будищеву, П. Д. Бутурлину, К. Н. Льдову, Д.
С. Мережковскому, Н. М. Минскому, Д. Л. Михаловскому, Д. М. Ратгаузу, П. С.
Соловьевой, Д. П. Шестакову, подготовил Л. К. Долгополов; разделы,
посвященные С. А. Андреевскому, А. А. Голенищеву-Кутузову, К. Р., А. А.
Коринфскому, М. А. Лохвицкой, И. О. Лялечкину, С. А. Сафонову, А. М.
Федорову, С. Г. Фругу, Д. Н. Цертелеву, Ф. А. Червинскому, подготовила Л. А.
Николаева; раздел, посвященный О. Н. Чюминой, подготовил Б. Л. Бессонов.
СОКРАЩЕНИЯ, ПРИНЯТЫЕ В ПРИМЕЧАНИЯХ
BE - "Вестник Европы".
ВИ - "Всемирная иллюстрация".
ГПБ - Рукописный отдел Государственной публичной библиотеки им. М. Е.
Салтыкова-Щедрина (Ленинград).
ЖдВ - "Журнал для всех".
ЖО - "Живописное обозрение".
КнНед - "Книжки "Недели"".
ЛБ - Рукописный отдел Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина.
ЛН - "Литературное наследство".
ЛПкН - "Ежемесячные литературные приложения к "Ниве"".
МБ - "Мир божий".
Набл. - "Наблюдатель".
НВ - "Новое время".
ОЗ - "Отечественные записки".
ПД - Рукописный отдел Института русской литературы (Пушкинский дом) АН
СССР.
ПЖ - "Петербургская жизнь".
РБ - "Русское богатство".
РВ - "Русский вестник".
РМ - "Русская мысль".
РО - "Русское обозрение".
СВ - "Северный вестник".
СМ - "Современный мир".
СТИХОТВОРЕНИЯ
512. ЖО, 1891, Hs 6, с. 98.
513. "Труд", 1891, № 4, с. 365.
514. "Труд", 1891, № 10, с. 3S5.
515. ЖО, 189t,№ 22, с, 362.
516. ЖО, 1891, № 25, с. 410.
517. "Труд", 1891, № 15, с. 287.
518. "Труд", 1891, № 20, с. 136.
519. КнНед., 1892, № 5, с. 120, с подписью: "И. Л - ин".
520. ЖО, 1892, № 25, с. 402.
521. "Север", 1893, № 33, с. 1779. По воспоминаниям П. П. Перцова,
который включил это стихотворение в сб. "Молодая поэзия" (СПб., 1895), оно
"оказалось едва ли не на первом месте во внимании критики и публики, став
каким-то символом "бесполезного" (и отметаемого) искусства - в его
противоположности "полезному" (и приветствуемому). И Михайловский, и
Скабичевский цитируют эту пьесу. Теперь эта фарфоровая пастораль не лишена
своеобразной прелести, как обломок милых наивных времен..." (П. Перцов,
Литературные воспоминания, М.-Л., 1933, с. 174-175). А. Скабичевский,
выделив это стихотворение Лялечкина, дал резкий приговор сборнику в целом:
"Если бы я был составителем этого сборника, то эпиграфом к нему я избрал бы
следующее начало стихотворения г. Лялечкина "Незабудки, васильки...". Я
напечатал бы эти стихи на заглавном листе сборника именно потому, что они
исчерпывают все содержание его. В какую бы вы ни заглянули страницу его,
везде вы только и видите: "незабудки, васильки, васильки и незабудки". Мало
ли что волнует и печалит людей, от чего они ликуют или рыдают!.. ничего не
существует для наших молодых поэтов, кроме созерцаний того, как "золотится в
поле рожь, соловей рыдает где-то", и ничего не волнует их, не заставляет их
рыдать, как лишь томительные своим однообразием любовные вожделения "нет и
нет моей малютки"" ("Новости", 1895, 13 апреля). Поэт В. Шуф, представленный
в сб. "Молодая поэзия", в своей рецензии на него иронически процитировал
строчки из стихотворения: "Я принадлежал, когда-то к цеху молодых поэтов, но
мне, попросту сказать, наскучило петь про "васильки, незабудки, незабудки,
васильки". Затем, я совершенно охладел к "малютке дорогой". После такого
отступничества я не имел уже права считать себя молодым поэтом"
("Петербургский листок", 1895, 14 апреля).
522-523. Набл., 1894, № 5, с. 318, 319. В письме к И. А. Бунину от 30
апреля 1894 г. Лялечкин писал: "Я только начинаю печататься в толстом
журнале, и начинаю неудачно - с "Наблюдателя" и неудачными стихами "Из
Шопенгауэра". Прочтите..." (Государственный литературный музей им. И. С.
Тургенева в Орле, рукописный отдел).
524. ПЖ, 1894, 1 мая.
525-526. ПЖ, 1894, 17 июля.
527. ПЖ, 1894, 11 сентября.
528. ПЖ, 1894, 18 сентября.
529. ПЖ, 1894, 9 октября. Вольный перевод стихотворения Поля Верлена
"Colloque sentimental" ("Чувствительная беседа"). Переведено также И.
Анненским.
530. ПЖ, 1895, 12 марта. В одном из писем к П. Перцову по поводу
издания сб. "Молодая поэзия" Брюсов писал: "...читали ли Вы посмертные
стихотворения Лялечкина в Петербургской жизни:
И Ваши символические глазки,
И Ваших уст застенчивый коралл.
Или:
То было тело нервного ребенка
От кончика ботинки до волос!
Клянусь, что это очаровательно! О стихотворении "Прочь бездушная
действительность" я уже не говорю" (Письма В. Я. Брюсова к П. П. Перцову,
М., 1927, с. 15).
531. ПЖ, 1895, 12 марта. См. примеч. 530.
532. ПЖ, 1895, 12 марта. Перевод стихотворений "La matin riait
ingenu..." и "Ton coeur est d'or pur, tout est vrai..." французского поэта
Катулла Мендеса (1841-1909). См. примеч. 530.
533. ПЖ, 1895, 26 марта. См. примеч. 530.
534. ПЖ, 1895, 2 апреля.