Птичка.
Есть у птички клѣтка; позолотой яркой
Блещутъ ея стѣнки. Подъ высокой аркой
На шнуркѣ шелковомъ, зеленью увита,
Къ потолку рѣзному клѣтка та прибита.
Есть у птички много и воды и сѣмя.
Каждый день служанка, наблюдая время,
Кормъ перемѣняетъ въ клѣткѣ ручкой бѣлой
И сосудъ хрустальный наливаетъ цѣлый.
Птичку-Фаворитку барыня лелѣетъ,
Собственнымъ дыханьемъ ея носикъ грѣетъ.
Гладитъ нѣжный пальчикъ, перья, чуть касаясь,
И уста цѣлуютъ птичку, улыбаясь.
Только бы, казалось, въ холѣ беззаботной
Пѣть бы пѣсни птичкѣ въ клѣткѣ позолотной.
Ну хоть въ поученье бѣднымъ про богатыхъ,
Какъ живутъ ихъ братья въ дорогихъ палатахъ.
Какъ ихъ убѣжденья, --искренни ль и прямы,
Каковы мужчины, каковы тамъ дамы,
Какъ умовъ лощеныхъ злы и остры сшибки,
И полны значенья женскія уіыбки.
Звѣзды и сужденья старцевъ важныхъ вѣски,
И блестящихъ франтовъ приговоры рѣзки.
Что бы этой птичкѣ подсмотрѣть плутовкѣ
Чудный дѣтскій профиль маленькой головки,
Какъ въ тѣни камелій тихо у окошка
Дѣвочка садится помечтать немножко.
По плечамъ рѣзвушки вьются кудри-зкѣйки,
Оттѣняя формы лебединой шейки.
Въ глазкахъ плутоватыхъ блещетъ пламень смѣлый —
Женщины зародышь въ дѣвочкѣ незрѣлой.
И зачѣмъ порою такъ она пугливо
Черныя рѣсницы клонитъ торопливо.
Сердце бьется чаще подъ ея платочкомъ
И стыдливый пламень бѣгаетъ по щечкамъ.
Что бы этой птичкѣ средь гостиной свѣтской
Разсказать про тайны груди полудѣтской.
Прелести такъ кратокъ мигъ вѣдь настоящій,
Скоро будетъ ангелъ барыней блестящей.
И съ осанкой гордой, подъ руку, по заламъ,
Холодно пройдется съ мужемъ генераломъ.
Всѣ ея движенья лгать привыкнутъ тонко
Не узнаетъ птичка прежняго ребенка!
Или чтобы птичкѣ… ахъ, да мало ль пѣсенъ….
Иль для свѣтлой думы душный уголъ тѣсенъ.
Иль ея не вырвать кормомъ и уходомъ.
Знать родится пѣсня подъ открытымъ сводомъ.
Знать для счастья мало жить въ теплѣ и холѣ
И исчахнетъ сердце безъ любви и воли.
Н. Кроль.
СТАРОЙ ЗНАКОМКѢ.
Безпечной юности веселая подружка,
Что сдѣлалось съ тобой, вертлявая рѣзвушка?
Какъ измѣнилась ты! какъ видъ твой нынѣ строгъ!
Гдѣ звонкій дѣтскій смѣхъ, и звонкій голосокъ,
И гибкій станъ змѣи, и плутовскіе глазки?
На щечкахъ дѣвственной невидно больше краски;
А ножки крошечной носочекъ кое-какъ
Обулъ твой домочадъ въ чудовищный башмакъ.
Сурово-холодна, смѣешься ли ошибкой —
Гримаса видится подъ прежнею улыбкой;
И вмѣсто розъ — увы! надѣла, наконецъ,
Какой-то тюлевый уродливый чепецъ!
А искренность твоя? Все стало вдругъ подлогомъ,
И вѣетъ отъ тебя холоднымъ педагогомъ.
Жаль, очень-жаль тебя! Затѣмъ ли мы норой
Такъ часто, хоть давно, встрѣчалися съ тобой?
Припомни: только ночь свои раскинетъ тѣни,
Густыя тополи, пахучія сирени
Манили насъ въ твой садъ, гдѣ воздухъ такъ душистъ,
Гдѣ, теплою росой омытый, каждый листъ
Какъ-будто нѣжится, бывало, полднемъ сжатый;
И любо было намъ аллейкой кудреватой
Идти рука съ рукой… О, сколько въ тишинѣ
Тебѣ я прошепчу, а ты прошепчешь мнѣ
Обѣтовъ, нѣжныхъ клятвъ и страстныхъ увѣреній,
Которыхъ навсегда потеряно значенье
Давно-давно для насъ! Припомни, какъ во всемъ
Подслушать, подстеречь сочувствія кругомъ
Искали мы съ тобой: мы вѣрили, любили…
Да, ты права: тогда съ тобой мы дѣти были!
Къ чему же привела вся опытность тебя?
Но лучше ль было намъ обманывать себя?
Теперь… теперь не то; смѣшно искать же смысла
Ужь въ шопотѣ травы — теперь намъ нужны числа,
Не чувство, а разсчетъ. Вотъ поле — яровой
Посѣять здѣсь велимъ; вотъ лѣсъ — на строевой
Отдѣлимъ эту часть, а на топливо лишки.
И стала намъ теперь больница отъ одышки
Природа — вотъ и все! Но грустно иногда
Какъ вспомнишь, что у насъ похитили года…
Н. К--ль.
ВЪ ТЕРМАХЪ. править
Опятъ въ развалинахъ. Лукавый проводникъ,
Въ истасканномъ плащъ и съ миною безпечной,
Минутой пользуясь пускаетъ въ ходъ языкъ,
Поправивъ весело колпакъ остроконечный.
Невѣжество мое взявъ темой на авось,
Преданья старины толкуетъ вкривь и вкось:
Вотъ, говоритъ, бассейнъ, синьоръ; а это зала,
Гдѣ ванны принималъ самъ кесарь Каракалла;
Вотъ бани женскія, тутъ былъ водопроводъ.
Но я не слушаю, что мой вожатый вретъ,
И не бужу тѣней, давно почившихъ въ Летѣ,
Забывъ на этотъ разъ всѣхъ кесарей на свѣтѣ.
Картиной новою мой восхищенный взглядъ
Проникнуть силится даль древнихъ колонадъ,
Вѣнчанныхъ зеленью плюща и павилики.
По нимъ картинною мѣстами полосой
Темно румянятся кудрявыя гвоздики,
Съ ихъ южнымъ запахомъ и южною красой.
Вотъ цѣлый потолокъ, остатокъ залы жалкій,
Поваленъ временемъ, поросшій мхомъ лежитъ;
Послышавши шаги, по немъ паукъ бѣжитъ,
И робко прячется подъ алою фіалкой.
Обломки мраморовъ чернѣющихъ, колонъ,
И свѣжесть зелени, — всѣ краски для картины!
И полдня жаркими лучами освѣщенъ
Такъ грандіозно видъ покинутой руины!
Повсюду хорошо, — куда не бросишь взоръ!
За что же, люди, васъ безсмысленный позоръ
Заставилъ здѣсь просить съ ножами часто хлѣба!
Сковалъ на вѣкъ вашъ духъ ханжей сомкнутый кругъ,
Тогда какъ жизнь кипитъ вокругъ,
И сверху синее смѣется вѣчно небо!
Но грузъ тяжелыхъ духъ спѣшу я отклонятъ.
Что пользы проклинать! Здѣсь хочется любить!
Здѣсь какъ-то вѣрится еще въ возможность счастья;
И слово теплое глубокаго участья
Мой шепчетъ за тебя, Италія, языкъ!
Однако же пора; давно мой проводникъ
Съ меня не сводитъ глазъ и съ хитрою улыбкой,
Слѣдитъ внимательно за мною, какъ за рыбкой
Мальчишка съ удочкой слѣдитъ на берегу.
Прости картинный гробъ! — ужъ солнце на бѣгу
Пол-круга очертивъ, за Апенины сѣло,
И цвѣтомъ розовымъ развалину одѣло.
Еще прости, — пора; — уже изъ далека
Прохлада вечера на крыльяхъ вѣтерка
Съ дыханьемъ свѣжихъ травъ съ Альбанскихъ горъ несется.
Я камышекъ беру; — вожатый мой смѣется,
И отрицательно качаетъ головой.
Но вынутый піастръ глазъ жадный соблазняетъ,
И чуть не термы всѣ мнѣ стражъ самъ предлагаетъ,
Заранѣ отъ меня ждавъ выходки такой.
Хоть правда горькая, — но скажется; потомки
Великихъ Регуловъ, какой урокъ вамъ данъ!
Вы продали-бъ теперь не только всѣ обломки, —
Колоны Августовъ и самый Ватиканъ!
Н. КРОЛЬ.
Римъ. 1860.
РЕТРОГРАДЫ. править
Назойливъ, въ регрессивномъ станѣ,
Разлить стремясь безсильно ядъ, —
Въ какомъ-то нравственномъ туманѣ
Ждетъ поворота ретроградъ.
Напрасно, выросшій въ прогрессѣ,
Мыслитель честный возстаетъ; —
И съ жалкой грустью желчно прессѣ
Застой глупцовъ передаетъ.
Временъ боярщины безправой
Таковъ въ мозгу у нихъ желвакъ,
Что всѣ погромы мысли здравой.
Не прошибутъ его никакъ.
И лишь года сотрутъ въ рутинѣ
И замѣтутъ послѣдній слѣдъ.
Такъ древле странствовалъ въ пустынѣ
Народъ несчастный много лѣтъ.
Когда жъ все вымерло гнилое,
Что за тупую старину; —
Вступило племя молодое,
Въ обѣтованную страну!
Н. Кроль.