А. С. Кайсаров
Стихотворения
Воспроизводится по изданию: Поэты 1790—1810-х годов. Л.: Сов. писатель, 1971. (Библиотека поэта; Большая серия).
Электронная публикация — РВБ, 2007.
Биографическая справка
96. <А. И. Тургеневу>
97. Старинная песнь для новомодного альбома
98. Изъяснение в любви приказного
99. Перевод итальянской песни
100. Прости Саратову
Биографическая справка
Андрей Сергеевич Кайсаров (1782—1813) происходил из родовитой, но небогатой московской дворянской семьи. Из четырех братьев, кроме Андрея, в истории русской культуры и общественной жизни были заметны Михаил Сергеевич Кайсаров — переводчик и пропагандист Стерна и Паисий Сергеевич Кайсаров — генерал, любимый адъютант Кутузова в Молдавском походе и во время Отечественной войны, партизан и герой 1812 года.
Проведя детство в патриархальной домашней обстановке, А. С. Кайсаров поступил в 1795 году в Московский университет, но по приказу Павла I, вместе с другими дворянскими юношами, должен был вступить в военную службу и был определен сержантом в Семеновский полк. В конце 1790-х годов он сблизился с Андреем Тургеневым, Мерзляковым, Жуковским. Под их влиянием увлекся литературой, занялся самообразованием, с большим трудом добившись отставки. Вместе с друзьями Кайсаров пережил бурное увлечение молодым Шиллером и литературой «бури и натиска». В 1801 году он вступил в Дружеское литературное общество и, проникшись критическим отношением к чувствительной литературе, написал нашумевшую сатиру «Свадьба Карамзина». Уже в эти годы оформилось отрицательное отношение Кайсарова к крепостному праву и политическому деспотизму.
В 1802 году он уехал вместе с Александром Тургеневым учиться в Геттинген, где в 1804 году выпустил на немецком языке исследование по славянской мифологии (русский перевод — в 1809 году), а в 1806 году защитил на латинском языке диссертацию о необходимости уничтожения крепостного права в России, в которой объявлял крестьянство самым здоровым — духовно и физически — сословием, основой будущей национальной культуры.
Серьезно занявшись под руководством А. Шлоцера изучением русской истории, он одновременно штудировал славянские языки, профессионально интересовался сравнительным языкознанием. Совместно с Александром Тургеневым он совершил научное путешествие по маршруту Прага — Вена — Будапешт — Загреб, тайком заехал и в турецкую Сербию, посетив Белград. По пути он собирал рукописи, фольклор, устанавливал связи с национальными деятелями, проектируя создание общеславянского научно-культурного центра. После Геттингена Кайсаров совершил поездку в Англию, где работал над русскими рукописями в Лондоне.[1]
Вернувшись в Россию, он был в 1811 году приглашен профессором русского языка и словесности в Дерптский университет.
В начале Отечественной войны, совместно с профессором Рамбахом, Кайсаров организовал походную типографию, во главе которой и был поставлен в чине майора ополчения. Издавал листовки и первую в истории русской прессы фронтовую газету «Россианин» (на русском и немецком языках). Будучи близким к штабу Кутузова, он в период Тарутинского лагеря превратил типографию в один из важнейших центров публицистики 1812 года.
После смерти Кутузова Кайсаров не захотел оставаться на штабной службе и перешел в партизанский отряд брата. В 1813 году он погиб в битве при Гейнау. Есть сведения, что он сам взорвал себя вместе с артиллерийским обозом, чтобы склад не попал в руки неприятеля.
Стихотворения А. С. Кайсарова, собранные им самим в отдельную рукописную тетрадь, никогда при жизни автора не печатались. Рукопись сохранилась в архиве братьев Тургеневых (ПД). Отдельные тексты из нее были опубликованы в работе А. Фомин, Андрей Сергеевич Кайсаров — «Русский библиофил», 1912, № 4, с 23.
96. <А. И. ТУРГЕНЕВУ>
О ты, которого так много я любил,
Кого любезнее, всего милее чтил,
Чья дружба кроткая мне счастье доставляла
И в одиноку грудь отраду мне вливала,
Кем бывши я любим, о счастье не мечтал,
Всё счастие мое в тебе одном вмещал,
С тобою должен я, мой милый друг, расстаться!
Счастливым можно ли ввек смертному остаться?!
И мне назначено суровою судьбой
Далёко от тебя вести в тоске век свой!
4 ноября 1801
97. СТАРИННАЯ ПЕСНЬ
ДЛЯ НОВОМОДНОГО АЛЬБОМА
Старички почтенной древности,
Наши дедушки и бабушки!
Ах! Когда б хоть на часок один
Вы в святую Русь явилися!
Что б за странности увидели,
Как чудесят ваши правнуки,
Как бы вы, всплеснув обеими,
Взвыли громким, горьким голосом:
«Ах ты свет наша святая Русь!
Как совсем ты перковеркалась!
Басурманские обычаи
Приняла земля крещеная!
Не одни фаты и фартуки,
Телогреи с сарафанами,
Не одни кафтаны русские
И горлатны черны шапочки
Бросили они, беспутные!
Нет в них сердца, нету русского,
Нет родного, нет ни кровного,
Нет ни дружбы, ни любови в них!
Ах, бывало, девка молодцу
Скажет: „Ваня, я люблю тебя!“ —
Молодец уж не кручинится:
Девка рада хоть во гроб за ним!
А зато ведь уж и парень-то
Девку любит верой, правдою,
Из огня и изо полымя
Выхватит свою лебедушку!
А теперь уж всё по-новому —
Малый бесом рассыпается,
А на думе всё непутное:
Сломит розу, — да и был таков!
Девка плачет, надрывается,
Коротает свою молодость,
А бездушный насмехается:
„Ну, вольно было ей верить мне!“
В старину, бывало, друга нет —
Сердце ноет, сокрушается,
Тяжело быть в одиночестве!
Свет не мил без друга милого!
А зато как уж найдет его,
Вдвое солнышко прекраснее,
Вдвое птички веселей поют,
И цветочки, и муравушка —
Как-то всё уж не по-прежнему!
И в печали, и в веселии
Делишь сердце с другом надвое.
А теперь уж и по крошечке
Сердца для друзей не станется;
Их считают не десятками,
А всё сотнями и тысячми.
Если деньги — и друзей тогда толпа,
Есть веселости — как мухи к меду льнут,
А приди злодей-невзгодушка — тогда
Все рассыпятся, и след друзьям простыл.
Ах! Бывало, друга милого
Имя на сердце написано,
А теперь — ну как запомнить всех?
Поголовную им перепись,
Надо им приход, расход вести.
О! Беспутные вы вну?чаты!
Ведь на то-то вам альбаумы
Басурмане ввозят кучами!
Уж хотя бы вы в альбаумах,
Как, бывало, мы в часовниках,
Доброму чему училися;
Но и этой нету радости
Вашим дедушкам и бабушкам.
Ах ты свет наша святая Русь!
Как совсем ты перковеркалась!»
Старички почтенной древности,
Наши бабушки и дедушки!
Вы утрите слезы горькие,
Вам слезами не исправить нас!
Ах! И я, ваш внук почтительный,
Должен вместе за толпой идти!
Мне Всемила написать велит
Что-нибудь в ее альбауме.
Как обычая идти не вслед?
Как Всемилы не послушаться?
Вот, Всемила, тебе песенка
Старомодная, не новая.
Если будешь ты когда-нибудь
В книжке листики рассматривать,
Если очередь меня дойдет,
Ах! Прочти тогда и мой листок!
Поневоле тогда вспомнишь ты,
Что и я когда-то в свете жил.
Может быть, тогда, задумавшись,
Скажешь тихо: «Он любил меня!
А любить ведь не грешно ничуть,
Сам небесный царь любить велит.
Он любил меня душою всей,
Рад был жизнью мне пожертвовать.
Этот листик написал он мне
В самый день мово рождения,
Хоть далёко он отсюда был,
Но душа его со мной была.
Он желал мне счастья, радостей,
Он желал мне ввек веселой быть,
Чтоб здоровье разливалося
По всем жилкам и составчикам;
Чтоб я в вечной цвела младости
Гордо, пышно — словно маков цвет!
Чтоб смеялась лю?дским глупостям,
Пересудам их и зависти,
Чтоб я шла своей тропинкою,
Чтобы сердца всегда слушала —
Сердце злому не научит нас,
Он желал мне — ввек Всемилой быть!»
22 сентября 1809
98. ИЗЪЯСНЕНИЕ В ЛЮБВИ ПРИКАЗНОГО
Понеже в справках предъявилось
И самый суд определил,
Чтоб сердце бедно покорилось
И Асмодей тебя любил;
Понеже, взявши в уваженье
Судеб жестоких приговор
И рассмотрев определенье,
Которое скрепил тот вор,
Что славится здесь Купидоном,
Лишь каверзы одни творит
И в уголовном свете оном
Делами всякими кутит;
Понеже в день созданья света
Указ верховный состоял,
На коем значится отмета:
«Любовь чтоб каждый испытал!»
Понеже сердца в уложеньи
Параграф первый то ж гласит,
Что должен по узаконенью
И даже Асмодей любить!
Причин сих ради приказали
Любовь мне милой объявить
И декларацью предписали
Самой Пленире сообщить.
Законов в силу поступая,
Сим ведать я тебе даю,
Чтоб, под сукно не отлагая,
Решила ты судьбу мою.
Чтоб сердце ты благоволила,
Законно справив, отказать
Иль приговором положила
С меня закладную в нем взять;
Чтоб завтраками не кормила,
Сказала скоро мне ответ, —
Понеже знай, тиранка мила:
Сухая ложка рот дерет!
1809
99. ПЕРЕВОД ИТАЛЬЯНСКОЙ ПЕСНИ
Бедное сердце, терзайся!
Навек, надежда, прости!
Кем я одним лишь дышала,
К гробу тот кажет мне путь!
Кто обо мне пожалеет?
Слезку уронит ли кто?
Если друг сердца изменит,
В ком нам отрады искать?
Почто ж не отнял ты жизни?
На что мне жизнь без тебя?
Или, ты думаешь, можно
Сердцу без друга дышать?
Слушай последнюю клятву,
Милый изменник души!
Верной останусь до гроба!
Буду за гробом любить!
1809
100. ПРОСТИ САРАТОВУ
Итак, готово всё? Никита! Шубу мне!
Уж это говорю я въявь, а не во сне.
Пора, брат, со двора! Пора в Рязань пуститься,
Поплакав, потужив, с Саратовым проститься.
Не вечно ведь, дружок, и маслице коту,
Бывает иногда великий пост в году.
Итак, поедем же! — но нет, не торопися:
Я с благородными, ты с чернию простися!
«Прости, полдюжина почтеннейших мужей,
Плюмажем скрывшая ослину стать ушей!
Кто солью, кто вином по силам управляя,
Ни соли, ни вина отнюдь не презирая,
Не брезгаете вы, чтоб ими провонять:
И солью, и вином ведь можно дом собрать!
Пускай глупцов толпа вам вечно повторяет,
Что вора, как огня, всяк честный убегает,
Но вы не слушайте: всё это лишь пустяк!
Будь вор — так ты богат, будь честен — ты бедняк!
Прости, почтеннейший эльтонский обладатель,
Веселий и пиров князьям изобретатель!
Ползи тропинкою, которою ты полз:
В столице кланяйся, а здесь ты вздерни нос;
То гостю милому красотку подставляя,
Министра жадного то деньгами ссужая,
Ты чудо новое пред светом уж явил
И самую чуму геройски победил.
Когда заслугами ты станешь так блистать,
Нетрудно и тебе в сенаторы попасть.
Не всяк одним путем мог счастия добиться,
А честью ведь нельзя так скоро дослужиться.
Юноне чванствами и гордостью подобной,
С Венерою одной кокетствами лишь сходной,
Пожалуй, от меня супруге поклонись
И поученьице сказать ей потрудись:
Когда по случаю вперед ей доведется,
Что милою она турчанкой уберется,
Для талии стянув к несчастью толсто брюхо,
Поедет в маскерад, шепнула бы на ухо
Тебе, что нынешний нарядный туалет
Потребует подчас и Целый факультет;
Чтоб были под рукой и сонный Андреевский,
И сладкий Реингольм — искусный врач немецкий,
Чтоб, если дурнота случится ей на пире,
Ей помощь обрести по крайности в клистире.
Прости ты, сборщица и куриц, и гусей,
И волжских осетров, и волжских стерлядей!
Как курочка живет, по зернышку клюя,
Так длится взятками жизнь жадная твоя.
Собою публику усердно забавляя,
То образ знаменья руками представляя,
То в польском плавая линейным кораблем,
То поступью своей равняясь с журавлем,
Повсюду кошечьи ты взоры обращай,
Во всяком уголке супруга открывай,
Остри ты языка убийственное жало,
Что в злобных женщинах опаснее кинжала;
Как будешь ты и впредь с такою пользой жить,
Нетрудно и тебе у фурий хлеб отбить!
Прости, жеманная ты кралечка виннова,
С супругом в парике, с валетиком бубновым!
Назвав тебя Любовь, сыграл родитель шутку,
Так точно, как бы я назвал павлином утку!
Коль должно бы мне вас к растеньям применить,
Позволь его с репьем, тебя с грибом сравнить!
Прости, горластая румяная девица,
В чиханье первая меж нами мастерица!
К спасению души и тела к облегченью
Желаю жениха я вашему смиренью.
Прости, седой глупец, отец и муж, прости!
Знать, счастью твоему в степях сих не цвести!
И деньги, и жену на двойку ты поставив,
Весь город о себе три дни болтать заставив,
Побоями скончал саратовский свой век
И тем нам доказал: всяк ложь есть человек!
Прости, брат Александр! И жить ты научися:
Не силою своей — душою ты гордися,
Будь добр, как ты теперь, будь ласков и учтив,
Ты денег не люби — и будешь век счастлив!
Прости, Нептунов сын! Друг нежный и смиренный,
Имей к добру всегда ты сердце откровенно,
Коль чувства ты свои так чисты сбережешь,
Ты друга и среди степей себе найдешь.
Чувствительности часть бывает часто слезна,
Глупец ее бранит, но всё она любезна!
Ты часто в скорбный час мне муки услаждал,
И чувств унылых жизнь ты снова воскрешал!
Прости, старинных слов искусный открыватель
И женщин миленьких усердный обожатель!
Пусть будешь ты любим, как милых ты любил,
При смерти бы сказал: „Я счастлив в жизни был!“
Прости, любезная и кроткая Всемила,
Которую судьба так щедро наградила!
Умом и прелестью, и сердцем одарить —
Всё это лишь в одной Всемиле поместить
Когда, судьба, тебе так кстати показалось,
Дай, чтоб достоинствам и счастие равнялось!
Прощай, Николенька! Алешенька, прости!
Пусть будет ангел вас невинности пасти!
Старайтесь маменьке во всем вы быть подобны,
Так точно, как она, быть милы и незлобны;
Когда же будете вы внятно говорить,
Когда возможете чувств силу изъяснить,
Скажите, чтоб она здоровье берегла
И, коль не для себя, для вас чтобы жила!
Простите, все друзья! Ах, может, навсегда,
Быть может, нам не быть уж вместе никогда!
Жизнь только миг, цвет сельный человек.
Пройдет лишь ветра дух — и скроется навек!»
Никита! Но когда никто не воздохнет
И барина твово слезинкой не почтет?
Тогда… Но колокол у врат моих звенит —
Пусть тройка удалых от горя нас умчит!
22 ноября 1810
ПРИМЕЧАНИЯ
96. Печ. впервые по автографу ПД. Посвящено отъезду из Москвы отправлявшегося на службу Андрея Тургенева.
97. РБ, 1912, № 4, с. 23 (с сокращениями). Печ. полностью впервые по автографу ПД.
98. Печ. впервые по автографу ПД.
99. РБ, 1912, № 4, с. 22.
100. РБ, 1912, № 4, с. 24 (с сокращениями). Печ. полностью впервые по автографу ПД.
Всяк ложь есть человек — цитата из псалма 115.
Брат Александр — Тургенев А. И. (1785—1846), с которым Кайсаров вместе учился в Геттингене, путешествовал по славянским землям и вновь встретился в 1810 г. в Саратове. Имена саратовских знакомых Кайсарова установить не удалось.
- ↑ Распространенные в биографической литературе сведения о получении им степени доктора медицины в Эдинбургском университете (он уже был доктором философии в Геттингене) и избрании почетным гражданином г. Думфиса, видимо, апокрифичны — английские источники их не подтверждают.