Стихотворения (Граве)

Стихотворения
автор Леонид Григорьевич Граве

Опубл.: 1892. Источник: elatma2008.narod.ru, az.lib.ru

СТИХОТВОРЕНИЯ Л. Г. ГРАВЕ

ОГЛАВЛЕНИЕ

• «Есть люди: их удел — тяжелое страданье»
• Развалины
• Осень
• «Под солнцем юга рождена ты»
• «Напоен благоуханьем»
• Родная песня
• Весна
• «Тенистая роща уснула в вечернем сияньи»
• «Прости, мой друг!»
• Памяти Д. Л……й
• Л. Н. Трефолеву
• «Как призраки, несутся дни стрелою»
• «Салим, Салим! Ударил твой конец»
• «Померкнул день»
• «В толпе глупцов, бездушной и холодной»
• Критянка сыну
• «Прикованный взором могучим»
• «Солнце юга, теплый воздух»
• «Милый друг, не могу я тебя разлюбить»
• «…Лампада догорала»
• Королеве Сербской Наталии
• «Настала ночь»
• «Свершилось. Час настал»
• «Близко… Гор прибрежных склоны»
• Зимняя песня
• «Ночь светла; блистает небо»
• «Я болен… стынет в жилах кровь»
• «Ветер тронул струны моря»
• «Лазурные волны, холодные волны»
• «Ясна, как зеркало, река»
• «Пора любви мгновенно пролетает»
• Две встречи
• «Все исполнено жизнью и светом»
• «Дремлют розы и лилеи»
• «Ковром зимы покрытые»
• «Родимая Волга, могучая Волга»
• «Cara mia! — блещут звезды»
• Перед грозой
• «Печаль и радость две сестры»
• «Благодарю за трепет упоенья»
• «Печально холодное солнце»
• «Пурпуровым сияньем»
• «Мгновенье одно умирает со мной»
• «Пускай моя смертельна рана»
• Грезы
• «Тускло светят лампы»
• «Звезды, дети прекрасные света!..»
• «Изведал я любовь без упованья»
• «Забудь меня: твое вниманье»
• «Что день — то новая могила»
• «Прошла любовь, увяли розы»
• Закат
• Сиделка
• «…В венках из роз душистых девы»
• Могильщик
• «При свете трепетном лампады»
• Дездемона
• Ломоносов
• «Торжественно сияет свод небес»
• «Я вас никогда не забуду»
• Похороны
• Женщине
• Голландские плотины
• Сон
• «Могучие звуки, волшебные звуки!..»
• «Безмолвна ночь»
• Сонеты
• «Живой мертвец, на век под эти своды»
• «Смутный шорох кругом и мерцанье»
• «Ясна и прозрачна безбрежная даль»
• «Вот, в кольце из лучей искрометных»
• «О как томительно идут»
• Цветы воспоминания
• «Бывало, музыка стихов»
• «Мой ангел, на груди твоей»
• Критянка в гареме
• «Ты говоришь — зачем тебя люблю я»
• В альбом
• «О, Волга мать!.. Перед тобой»
• "Мне не нравится знойное лето: "
• «О, понял я ужасное значенье»
• Тоска
• Строфы из поэмы «Две эпохи»
• Падение Киева
• Отрывок из поэмы
• Отрывки из неоконченной поэмы «Отшельница»
• Отрывки из драматической поэмы
• Отрывок («…Ты дал мне власть; покорный сонм рабов…»)
• Отрывок («Года бегут: на сцене мировой…»)

*  *  *

Есть люди: их удел — тяжелое страданье

И одиночество средь близких и друзей.

Безумны их мечты, несбыточны желанья —

Плоды подавленных, но роковых страстей.

Вся жизнь их кажется какой-то странной сказкой,

Бессмысленной игрой, хаосом странных грез.

Они желают скрыть под ледяною маской

Порывы лучших чувств и капли жгучих слез.

Мученье адское переносить с улыбкой,

Участья чуждого и жалости страшась,

И больно, больно им, коль иногда, ошибкой,

Движенье их души прорвется на показ.

Любовь их не нашла и не найдет ответа,

А вера умерла, убитая борьбой,

И ночь глубокая, без блеска, без рассвета,

Одела сердце их, как саван гробовой.

Развалины

Разрушен храм, упали колоннады,

Безмолвие и грустный сон кругом…

Обвесил плющ разбитые аркады

Сверкающим венцом.

Вот кипарис над одинокой урной

Стоит, как страж, поникнув головой….

А там, вдали, блестит залив лазурный,

Весь озарен луной.

Какая ночь! Везде очарованье,

Весь мир одет волшебной красотой…

Мильоны звезд, как прежде, льют сиянье

Из бездны голубой.

О, человек, но где ж твое творенье,

Твой пышный храм, где гордый сонм богов,

На чей алтарь, в покорном умиленьи,

Ты в жертву нес тельцов?

Исчезло все… Над утомленным миром

Иная власть, иная мысль царит:

Потомок твой уже иным кумирам

Свои мольбы творит,

И жертв иных струится кровь святая…

А выси гор и море тихо спят;

Пленительно, как в дни земного рая,

Лучи светил горят;

Льют аромат, качаясь тихо, розы,

На яворах и на траве густой

Дрожат росы серебряные слезы,

Как жемчуг дорогой…

Осень

На обнаженные поляны

Легли волнистые туманы.

Прозрачно-бледны небеса;

Кругом глубокое молчанье;

В багряной ризе увяданья

Стоят поблекшие леса.

Вот, над далекими горами

Взошла двурогая луна,

И светит трепетно она

Своими робкими лучами;

Недвижна сонная река,

И голубые облака

Отражены ее водами.

Как лик красавицы больной,

Недугом тяжким изнуренной,

Хорош природы утомленной

Печальный, мертвенный покой…

На все предметы взор невольно

Бросаю с тайной грустью я:

И наслаждаться ими больно,

И отвести очей нельзя!

*  *  *

Под солнцем юга рождена ты,

В стране любви, стране чудес:

Там лавры, мирты и гранаты,

Там лес потоплен в ароматы,

Там вечно ясен свод небес.

О, дочь Италии прекрасной!

В твоих пленительных очах —

Мрак ночи, свет денницы ясной,

И блеск улыбки сладострастной

На ярких, розовых устах.

Твой голос слаще песен рая

В созвучьях огненных гремит;

То разливаясь и сверкая,

То вдруг слабея, замирая,

Он и чарует, и томит!..

*  *  *

Напоен благоуханьем

Теплый воздух. Месяц полный

Облил палевым сияньем

Небеса, поля и волны.

В цветнике заснули розы,

Чуть листы дерев трепещут,

И росы алмазной слезы

На траве высокой блещут.

Все полно очарованья,

Всюду нега сладострастья,

И душа, забыв страданье,

Поневоле верит в счастье.

Родная песня

(Посвящается Е. В. Барсову)

Родная песнь! Полна тоской,

Ты льешься грустно и уныло,

Как плач вдовицы молодой

Над одинокою могилой.

В тебе живут былых веков

Злодейства, доблести и муки,

Звучит немолчный стон рабов,

Мольба любви и скорбь разлуки.

Когда, в тиши немых ночей,

Твой голос томный раздается, —

Струятся слезы из очей,

В груди на части сердце рвется.

Ты родилась среди степей,

В холодной мгле лесов сосновых,

При плеске северных морей,

Под грозным свистом вьюг суровых.

Народ, измученный борьбой,

В годины бед и испытанья

Тебе вверял, — кивот святой, —

Свои надежды и страданья.

И голос твой печали полн,

И вместе — вдохновенной силы,

Как этот плеск полярных волн,

Как этот шум лесов унылый…

Весна

В небе чистом и лазурном

Солнце вешнее сияет

И земле, еще холодной,

Поцелуи посылает.

Говорит оно: «Довольно

Ты, красавица, страдала:

Под глубокими снегами

Ты бесплодная лежала.

Пировал мороз суровый,

Наш разлучник; но страданья

Миновали: близок, близок

Час желанного свиданья!

Скоро я, моя невеста,

Уберу тебя цветами,

Зазвенят поля и рощи

Певчих пташек голосами.

Но морям твоим широким,

По рекам, веселья полны,

Заиграют, понесутся

Ярко-блещущие волны.

Я с высот лазурных щедро

В их волшебные кристаллы

Брошу жемчуг, и рубины,

И брильянты, и опалы.

И луга травой одену,

Наряжу в колосья нивы,

Побегут по ним, сверкая,

Золотые переливы!»

И земля, полна истомы

И восторга, и желанья, —

Все страстнее и страстнее

Льет горячие лобзанья…

*  *  *

Тенистая роща уснула в вечернем сияньи;

Прозрачны, как зеркало, синие воды залива;

Вот ветер повеял, звучат кипарис и олива;

Печальны те звуки, как трепетный голос прощанья.

Светлы и прекрасны божественной ночи светила;

Широко, широко раскинулся купол небесный…

А бедному сердцу и больно, и душно, и тесно, —

Мрачна и печальна души одинокой могила.

*  *  *

Прости, мой друг! Заботы и страданья

Тебя свели безвременно в могилу.

И пламенник обманщицы надежды,

Который тусклым и дрожащим светом

Тебе дорогу жизни озарял,

Погас с тобой, как огонек дрожащий,

Что осенью без пользы и тепла

В глухую полночь блещет на кладбище…

О, где те дни, когда с тобою вместе

Мы шли путем тернистым бытия?

Где дружества заветные беседы?

Исчезло все!.. Но живо предо мной

Рисуется прошедшее… Я помню,

Как пламенно ты говорил о славе,

О счастии; в твоей душе прекрасной

Жила святая вера в добродетель;

Печали и лишенья не могли

В ней заглушить высоких чувств. Как нежно,

Как страстно ты мечтал о той, чей образ

Одна лишь смерть из сердца твоего

Могла исторгнуть; и теперь навеки

Замолкло это сердце… Бедный друг!

Я не видал минут твоих последних, —

Я был далеко. Страшное известье

Ко мне пришло… И странно! Я не вдруг

Почувствовал всю тягость, всю печаль

Утраты… Скоро я вернулся снова

В родимый город, и — поверить трудно —

Наперекор сознанью роковому,

В моей душе жила еще надежда

Тебя увидеть… Истине ужасной

Я не хотел поверить; но когда

Пришел к твоей могиле, я, — как насыпь,

Которая сдавила грудь твою,

Печаль легла на сердце мне. Но скорби

Не выразить словами… Живо я

Припомнил миг разлуки: крепко, крепко

Сжав руку мне, сказал ты: «до свиданья»…

О, милый друг! Мы свидимся не прежде,

Как загремит архангела труба…

Памяти Д. Л……й

Ты умерла. На лике молодом

Лежит, печать тревоги и сомненья —

Ужасный след предсмертного мгновенья;

Но сердце спит глубоким вечным сном.

Так это жизнь?.. Любви безумной грезы.

Желанья, рой обманутых надежд.

Борьба, мольбы, отвергнутые слезы

И произвол тиранов и невежд…

Так это смерть?.. Ничтожество, забвенье,

Холодный труп, угасший блеск очей.

Венки цветов, могильный мрак и тленье

В сырой земле, средь гробовых червей…

Ты спасена. Позорные лобзанья

Не осквернят невинного чела;

Из мира мук, печали и страданья

Ты унеслась прекрасна и светла.

И мир тебе!.. Над девственной могилой

Растут цветы, и в тишине ночей

Свой чудный гимн, то страстный, то унылый,

Певец весны, заводит соловей.

Придет зима, и белой пеленою

Ее снега могилу обовьют,

И шумные метели над тобою

Иную песнь протяжно запоют.

Конец всему. Напрасны здесь сиянья

Весенних звезд, иль зимней вьюги вой —

Привет любви, и скорбь, и упованье:

Здесь спят равно и радость, и страданье…

Благословен ничтожества покой!

Л. H. Трефолеву

К славе гордые стремленья,

Сладкий трепет вдохновенья,

Бурный пыл страстей,

Ручки маленькой пожатье,

Поцелуи и объятья

В тишине ночей. —

Все исчезло, все умчалось…

Нам вино одно осталось.

Чтоб утешить нас.

Усладить печали наши:

Так нальем полнее чаши, —

Выпьем в добрый час!

За потухшие лобзанья,

За погибшие желанья

И за тех друзей,

Чьи утраченные силы

Спят на дне сырой могилы, —

Выпьем поскорей!

Наша жизнь — одно мгновенье:

И печаль, и наслажденье —

Призрак роковой.

День наш тихо догорает,

Ночь немая одевает

Небо черной мглой…

Но, мой друг, в ее молчаньи

Смерти грозное призванье

Не встревожит нас.

За приют холодный тленья,

За покой самозабвенья

Выпьем в добрый час!

*  *  *

Как призраки, несутся дни стрелою;

Печально все, немая мгла кругом…

Когда ж рассвет? Блеснет ли надо мною

Отрады луч живительным огнем?

Средь бурных волн несись, мое ветрило!

Еще в груди надежды дух живет:

Пускай теперь мне счастье изменило —

Исчезнет мгла, и светлый день взойдет!..

Так иногда, в неволю заключенный,

Из клетки вдаль глядит орел с тоской…

Но час придет: он встанет распрямленный,

И перед ним падет затвор стальной.

Питомец гроз сорвет и сбросит цепи,

Расправит грудь, взмахнет лихим крылом…

Скорей, скорей в лазоревые степи,

Туда, туда, где в тучах дремлет гром!

*  *  *

Салим, Салим! ударил твой конец,

И славы блеск исчез, как сновиденье,

Измят, разбит твой царственный венец,

И твой удел — позор и запустенье!

Безмолвен храм; пророков глас молчит,

Потух алтарь, не слышен звук тимпана;

Повсюду мрак; немая ночь лежит

Над грустными брегами Иордана…

О, царь племен! — ты сделался рабом,

Державный скиптр сменил ты на оковы:

Печаль, и скорбь, и плачь в дому твоем….

О, страшен гнев отмстителя Еговы!..

*  *  *

Померкнул день. Двурогая луна

Уже взошла. Прозрачной синей мглою

Оделся лес; в долинах тишина;

Туман встает над спящею рекою…

Привет тебе, о, ночь, царица сна,

Усталый мир зовущая к покою!

Привет тебе! Всесильною рукой

Врачуешь ты печаль души больной.

О, счастлив тот, кто в тишине полей,

В сияньи звезд, в величии творенья,

Иль на груди любовницы своей

Хотя на миг вкусив самозабвенье,

Мог отдохнуть от скорби и страстей!..

Пускай любовь и вера — заблужденье,

Но я б хотел навек безумцем быть,

Чтоб веровать, надеяться, любить…

*  *  *

(Посвящается Ф. Н. Плевако)

В толпе глупцов, бездушной и холодной,

Среди пиров и суеты пустой,

Избыток сил ты расточал бесплодно,

А время шло обычною чредой…

Уж в грудь твою закралось утомленье,

И, под рукой железною судьбы,

Твой дух слабел, и каждое мгновенье

Ты мог упасть, как падают рабы…

Но для тебя настало пробужденье:

Ты услыхал святой призыв любви, —

Тебе к добру он указал дорогу…

О, этот миг в душе благослови

И новому вполне отдайся богу!..

Всесилен он: могучею рукой

Он океан и бури усмиряет,

Врачует скорбь и смерти мрак немой

Сиянием надежды одевает.

Взгляни вокруг: весь мир окован злом,

В сердцах людей вражда царит от века…

Не бойся их; с бестрепетным челом

Иди на бой за право человека.

Пускай толпа льстецов и торгашей

Пред идолом колена преклоняет,

Пусть жалкий раб у гордых палачей

Одежды край с улыбкою лобзает…

Проклятием и злобою любви

Вооружи бичующее слово,

Робеющих отвагой вдохнови

И падшего страдальца призови

От лона мук на праздник жизни новой!

О, для чего я не могу с тобой

Идти вперед дорогою прекрасной?..

Увы, в груди, разбитой и больной,

Я прежних сил ищу теперь напрасно!..

*  *  *

Была пора, когда в груди моей

Священное горело ярко пламя,

Когда в толпе ликующих друзей

Я гордо нес свободной мысли знамя.

Конец всему… За мною мрак лежит…

Там слезы, кровь, темницы и могилы,

Там страшный вопль отчаянья звучит, —

То похорон и смерти плач унылый.

Я падаю, я изнемог душой…

Но все ж во мне достанет вдохновенья,

Чтобы любви и истине святой

Прощальное послать благословенье!

Критянка сыну

Возьми свой меч — отечество зовет;

То грозный клич иль смерти, иль свободы!

Уже давно родная кровь течет, —

Окрашены и скалы ей, и воды;

Уже давно пожаров дым густой

Нам кроткий блеск денницы застилает,

И не заря над Кандией родной,

А зарево во тьме ночей играет.

Уже давно, и каждый день и час,

Своих друзей в могилу провожая,

Мы слезы льем горючие из глаз…

О, Кандия, о родина святая!

Когда б огонь пожаров растопил

Твоих детей оковы вековые,

И радостно на берега родные

Свободы дух повеял из могил!..

Перед врагом, в огне тревоги бранной,

Явись, мой сын, с бестрепетным челом, —

Иль победи, иль на щите своем

Вернись ко мне, немой и бездыханный!

Не забывай — ты в Кандии рожден, —

В стране любви и доблести, и силы, —

Здесь каждая равнина — Марафон

Здесь каждое ущелье — Фермопилы!..

*  *  *

Прикованный взором могучим,

Стою пред тобой я безмолвно…

А сердце желаньем кипучим

И страстью безумною полно!..

О, дай мне, молю, — наслажденья,

В объятьях твоих — сладострастья,

Забвенья, забвенья, забвенья,

И миг упоительный счастья!..

*  *  *

Солнце юга, теплый воздух,

Мирты, лавры и оливы,

И в волнах кристальных моря

Ярких радуг переливы;

Песни, пламенные звуки,

Милый лик и взор чудесный, —

Все наполнило мне душу

Чувством радости небесной.

Но зачем в минуту счастья

Сердце полно тайной муки?

Ах, прекрасный день свиданья

Днями сменится разлуки!..

И на севере далеком,

Полон тягостного горя,

Буду с грустью вспоминать я

Этот взор и это море!

*  *  *

Милый друг, не могу я тебя разлюбить.

Тяжкой муки в душе не могу погасить…

О, прости мне страданья мои!

Не сердись на меня, дорогая, молю:

Я, ты знаешь, тебя бескорыстно люблю —

Не прошу я взаимной любви.

Перед дивной, небесной твоей красотой

Я невольно склоняюсь покорной душой,

Ей молюсь в обожаньи святом.

Но, я вижу, тебя раздражают, мой друг,

Эта мрачная скорбь, этот вечный недуг,

Что мне душу сжигают огнем.

Я, ты знаешь сама, не могу не грустить:

Повторяю — нет сил мне тебя разлюбить, —

Без надежды ж любить не легко!..

Но безумную страсть, горечь муки моей,

Я, в груди утомленной, от взоров людей,

От тебя схороню глубоко.

Буду реже и реже видаться с тобой,

При свиданьях владеть я сумею собой —

Буду весел и радостен я…

И под маскою шуток веселых и слов

Будут скрыты, как гроб под гирляндой цветов

Язвы сердца и мука моя…

*  *  *

(Посвящается Ф. К. Иванову)

…Лампада догорала… На постели,

Задумчивый, печальный он сидел,

Облокотясь на столик. Карандаш

Его рука водила по бумаге

И вдруг остановилась; он взглянул

На свой рисунок, женскую головку

Изображавший… Скорбию и гневом

Его глаза сверкнули; он припомнил

Оригинал божественный и, бросив

Бумагу на пол, встал и подошел

К открытому окну… Сияло небо

В бесчисленных звездах, и полный месяц

Своим волшебным светом обливал

Дремавший сад; прохладный ветерок

Едва скользил по листьям и в окно

Душистою волной врывался…

Он смотрел вокруг, но мысль его была

В другой стране, другую ночь он видел:

Прозрачное, лазурное, пред ним

Лежало море; по водам кристальным

Едва заметный трепет пробегал;

И купол неба с яркими звездами

В их глубине бездонной отражался;

Душистые лимонные леса

Поили воздух страстным ароматом:

Вокруг забытых одиноких урн

Недвижные стояли кипарисы…

. . . . . . . . . . . . . . . .

Королеве Сербской Наталии

Волшебным блеском красоты

Тебя природа одарила;

Но этот дар печальный ты

Страданьем тяжким искупила.

Высоко рок тебя вознес:

Тебе в удел дана порфира…

Увы! печаль и горечь слез

Знакомы и великим мира!

Так вянут пышные леса,

Заслышав осени дыханье,

Дождями плачут небеса,

Темнеет месяца сиянье;

Порой лик солнца золотой

Мрачат печальные затменья:

Восторг сменяется тоской,

За счастьем следует мученье…

Была прекрасная пора:

Восстали спящие народы

Во имя чести и добра,

Во имя братства и свободы.

Они отважно шли на бой;

Но им надежда изменила:

Порыв отваги молодой

Слепая одолела сила.

Ей боле не было преград

И, все круша перед собою,

Она неслася на Белград

Широкой, пламенной рекою.

Царя раздался мощный глас;

Величью подчинилась сила:

Владыки слово в этот раз

Ее поток остановило.

В волненьях бури роковой,

Среди невзгод тревоги ратной,

Спасенья светлою звездой

Была ты, ангел благодатный!

И дни борьбы настали вновь:

Полны враждой, сражались братья,

Лилась на поле битвы кровь,

Звучали грозные проклятья.

В то время нежный голос твой.

Среди громов и стонов битвы,

Был мира вестию святой,

Был гимном скорби и молитвы.

Но за усилия твои

Спасти и жизнь и честь отчизны,

За жертвы чистые любви

Тебе остались укоризны,

Разлука с сыном и позор…

Пускай безумной клеветою

Твоих врагов преступный хор

Теперь глумится над тобою, —

Твой образ чистый и святой

В веках грядущих ярко встанет,

Твой лавр, — венец терновый твой, —

Сияя славой, не завянет!..

*  *  *

Настала ночь. Луна сияет

На синем куполе небес,

И сном глубоким почивает

Страна божественных чудес…

Тенистый явор и олива

Заснули в тишине ночной;

Недвижно зеркало залива,

Осеребренное луной.

Как будто хоры привидений,

Стоят ряды дворцов немых,

Легли серебряные тени

На стены мраморные их…

А сладкогласные октавы

Певцов Италии святой

Звучат, как эхо древней славы,

Вдали, над сонною волной…

*  *  *

Свершилось. Час настал. Ты меркнешь надо мной,

Мое последнее, прекрасное светило…

Опять оделось все холодной черной мглой,

Опять душа моя безмолвна, как могила…

Простите навсегда, о, рой волшебных грез,

И пламенный восторг, и сладкие волненья!..

Но я не упаду, но не пролью я слез, —

Я схороню в душе и злобу, и мученье.

Я снова одинок в пустыне бытия:

Нет в небе божества, нет в мире упованья…

Хаос и мрак кругом, — и проклинаю я

И жизнь, и смерть, и вас, безумные желанья!..

*  *  *

Близко… Гор прибрежных склоны

В блеске вечера сияют…

Вот до слуха долетают

Звуки пламенной канцоны…

А корабль как бы прикован,

Чудной песнью очарован,

Недвижим едва трепещет…

И кругом, шумя, сверкая,

Набегая, убегая,

Море радостное блещет…

Зимняя песня

Я помню — увядали розы

И георгины в цветниках,

Блеснули первые морозы,

Сребрился иней на лугах.

Заметно осень уступала

Седой зиме свои права;

Глубоко речка задремала, —

В дыханьи холода журчала

Ее волна едва, едва…

Дымились сизые туманы

Среди нолей, вокруг холмов,

И рано гаснул день багряный

Во мгле вечерних облаков.

Я ждал, когда снегов постели

На дол холодный упадут,

Когда декабрьские метели

Во тьме полночной запоют.

Я думал: снова вдохновенье

Ко мне, при шуме их, сойдет,

Душе больной успокоенье

И позабытые виденья

Зима, как прежде, принесет…

Она пришла… Но что ж? — усталый,

Сражен неравною борьбой.

Я на призыв ее родной

Уж не ответил, как бывало!

Исчезли творческие сны,

Угасли пылкие желанья,

И, полон грусти и страданья,

Я возвращенья жду весны!..

*  *  *

Ночь светла; блистает небо

Изумрудною лазурью,

Море плещет вкруг развалин

Вечно шумными волнами.

Ряд зеленых кипарисов

Сторожит обломки храмов,

По разбитым колоннадам

Плющ венки свои развесил.

На оставленных могилах

Рдеют пламенные розы, —

Здесь, в жилище мрачной смерти,

Жизнь веселая проникла…

Жизнь и смерть с начала мира

Тесным связаны союзом:

Обе служат неизменно

Силе творческой орудьем.

Цель одна у них: из праха

Жизнь творенья созидает,

Смерть, для сферы новых действий,

Им меняет только формы, —

Созидает, разрушая…

По закону мирозданья

Жизнь и смерть одно и тоже,

Только — разные названья…

*  *  *

Я болен… стынет в жилах кровь,

Темнеет свет очей. —

То гаснут вера и любовь

В больной душе моей.

Вот ночь взошла на небеса…

И сон, и мрак окрест;

В тумане горы и леса,

Не видно в тучах звезд…

Нет, счастья мне уж не встречать

На жизненном пути!..

Куда ж идти, чего желать?..

Прости, мой друг, прости!

*  *  *

Ветер тронул струны моря…

Словно арфа золотая,

Зазвучали эти струны,

С ветром бешеным играя.

Им в ответ, послало небо

Тучи, молнии и громы…

Эти молнии и бури

Сердцу бурному знакомы!..

*  *  *

Лазурные волны, холодные волны,

Куда вы несетесь, шумите о чем?

В вас небо глядится, и яркие звезды

В кристалле блестят голубом.

Я помню прозрачные майские ночи,

Таинственный отблеск алмазных лучей

И в зеркале ясном реки задремавшей

Сиянье любимых очей.

Те ночи исчезли, те очи угасли,

Но память их в сердце усталом живет…

О них-то ваш голос, как будто рыдая,

Мне грустную песню поет.

*  *  *

Ясна, как зеркало, река,

Лишь только изредка, слегка,

Налет мгновенный ветерка

Подернет рябью лоно вод,

Да лист поблекший шевельнет…

Вот прогудел далекий звон,

Торжественно и плавно он

В холодном воздухе плывет…

О, как волшебно хороша

Природа в трауре своем!..

И в этот миг моя душа,

Объята странным полусном,

Без дум, желаний и страстей,

Живет одною жизнью с ней…

*  *  *

Пора любви мгновенно пролетает,

Как легкий сон, как светлая мечта;

Как дочь весны, лилея, увядает,

Едва блеснув, земная красота…

И то, что жизнь блаженством наполняет,

Чем эта жизнь прекрасна и свята,

Проходит все, как смутное виденье.

Не долго нас лелеет заблужденье:

Фантазии волшебной меркнет свет,

Познание и мрак разуверенья

Сменяют в нас надежды юных лет.

И попусту растратив наши силы

Средь мелочной и суетной борьбы,

Печально мы влачимся до могилы, —

Игрушка злой иль ветреной судьбы…

Две встречи

I

Я видел ее посреди освещенного храма:

Венчальные гимны под сводами громко звучали,

И свечи горели, и в легком дыму фимиама

Таинственным блеском златые иконы блистали.

Она с женихом у налоя стояла… Небрежно

На плечи спадали волнистые кудри, и очи —

Волшебные очи! — сияли любовию нежной

Светлее, чем звезды во мраке пленительной ночи…

II

Я видел ее на кладбище… В роскошном пурпурном сияньи

Весеннее небо тонуло, и пел соловей сладострастно,

По листьям душистых черемух беззвучно зефира дыханье

Скользило, и майское солнце горело так ясно, так ясно…

Печально, протяжно надгробные гимны звучали,

С рыданьем и плачем теснилась толпа над могилой,

И факелы странно при солнечном блеске сверкали,

И звон похоронный лился так, уныло, уныло…

*  *  *

Все исполнено жизнью и светом,

Все ликует и блещет красой,

Лишь один я на празднике этом

Гость печальный, с обычной тоской.

Что за пир на равнинах небесных,

Как оделась на праздник земля!

Как, заслушавшись песен чудесных,

Сладко дремлют леса и поля!

И гремят, и несутся те звуки,

Оглашая безмерную даль…

Я им внемлю, исполненный муки,

Но не дремлет злодейка печаль!..

Все я помню вас, дни золотые, —

Дни моей пролетевшей весны,

Все я помню вас, песни былые,

И любви чародейные сны!

*  *  *

Дремлют розы и лилеи,

Окропленные росой,

Светом матовым аллеи

Облил месяц золотой.

Вот, певец весны прекрасной,

В темной зелени ветвей

Песнь заводит сладкогласный,

Вдохновенный соловей.

Звуки чудные несутся,

Оглашая спящий сад:

То затихнут, то зальются

Громом трелей и рулад.

Хорошо, как образ чудный

Итальянки молодой,

Блещет небо изумрудной,

Лучезарной красотой.

Все полно любви и счастья:

Шорох трепетных ветвей,

Мирной ночи сладострастье

И волшебник соловей…

*  *  *

Ковром зимы покрытые

Долины и леса,

Туманами повитые

Седые небеса;

То ночи непроглядные,

То бледный, тусклый день,

Лачужки ненарядные

Забытых деревень, —

Все полно в вас холодною,

Печальной красотой,

Все дышит неисходною,

Глубокою тоской…

Кручина и страдание

Живут в немых полях,

И слышатся рыдания

И чей-то стон в лесах.

О, солнце, солнце красное,

Пошли свой яркий луч!

Развейтесь, мгла ненастная

И черный сумрак туч!

Приди, весна желанная,

С корзиной роз в руках,

Лилеями венчанная,

С огнем любви в очах!

Исчезни, грусть тяжелая,

И, радости полна,

Раздайся песнь веселая,

Свободна и звучна,

Пролейся перекатною,

Широкою волной

Над степью необъятною,

Над лесом, над рекой, —

Душе, томимой муками,

Больному сердцу дай

Упиться сладко звуками

И вечно не смолкай!

*  *  *

Родимая Волга, могучая Волга,

Засыпана снегом, окована льдом,

В объятьях зимы-чародейки, ты долго

Дремала таинственным сном.

Но время настало: расторгнувши цепи,

Проснулась твоя голубая волна, —

К широкому морю, в далекие степи,

Ликуя, несется она.

И розовых тучек веселая стая,

В роскошном сияньи весны золотой,

По синему небу, беспечно играя,

Мелькает, летит над тобой…

В душе утомленной забытые грезы

Воскресли толпою незваные вновь:

Минувшая радость, минувшие слезы,

Былая вражда и любовь…

О Волга, утратив давно вдохновенье,

Измучен тяжелой, неравной борьбой,

Валов твоих шумных знакомое пенье

Я слушаю с тайной тоской…

*  *  *

Cara mia! блещут звезды

В синих небесах;

Смолкли песни, и гондолы

Дремлют на волнах.

Воздух чист. Жасмин и роза

Сладкий запах льют,

И во мгле садов тенистых

Соловьи поют…

О скорее, cara mia!..

Свет зари погас,

Тих любви и сладострастья

Вдохновенный час…

Перед грозой

О, верь мне, верь: гроза близка…

Еще безмолвен лес дремучий,

Спокойна спящая река,

Но на востоке облака

Уже слились, сплотилось в тучи.

Уже гремел далекий гром

И замер в воздухе немом;

Но скоро, скоро он проснется…

Прорвав завесу черных туч,

Сверкнет кровавых молний луч,

И ветер шумный пронесется

Над пробудившейся рекой;

Подъяты силой роковой,

Воспрянут, заклубятся волны;

Как рать бестрепетных бойцов,

Они помчатся, гневом полны,

К скалам далеких берегов,

Неся с собою разрушенье…

Утихнут буря и волненье,

И на лазурный небосвод —

Желанный вестник обновленья —

Светило яркое взойдет.

Душа томится ожиданьем,

Грустит… но верь, гроза близка…

Так перед радостным свиданьем

Сжимает сердце нам тоска.

*  *  *

Печаль и радость — две сестры:

Лишь только с нами за пиры

Садится радость молодая

И песни звонкие поет, —

Уже во след за ней идет,

Идет печаль, старуха злая!..

И радость резвая бежит,

Ее завидя… Блекнут розы,

В руках бокал с вином дрожит,

Из глаз невольно льются слезы…

*  *  *

Благодарю за трепет упоенья,

За светлый рай земной,

За чудные, хоть краткие мгновенья,

Когда я был с тобой;

Благодарю за ласковые звуки

Чарующих речей…

Пускай теперь огонь палящей муки

Горит в душе моей;

Пускай, полно безумною любовью, —

Всегда полно тобой, —

В груди моей исходит сердце кровью,

Сжимается тоской…

Пусть для меня немая мгла ненастья

Затмила Божий свет,

Пусть я купил ценой любви и счастья

Страданье долгих лет…

Лишь об одном, тоскуя и страдая,

Молиться буду я:

Чтобы тиха, ясна, как утро мая,

Была вся жизнь твоя,

Чтобы тебя заботы не смущали,

Чтоб ангела земли

Земная грусть, сомненья и печали

Коснуться не могли.

*  *  *

Печально холодное солнце

Сияет с лазурных небес,

Как грустная песня разлуки,

Звучит умирающий лес.

Прости же надолго, о лето,

Спадаешь ты лист за листом,

Уныло, заря за зарею,

Ты гаснешь во мраке немом.

Поблекнув, поникли с тоскою

Головки последних цветов,

Оделись прозрачным туманом

Вершины далеких холмов.

В груди моей скорбью и мукой

Изнывшее сердце полно, —

Как будто, с цветами и лесом,

Само увядает оно.

*  *  *

Пурпуровым сияньем

Одеты небеса,

Полны благоуханьем

Цветущие леса;

Расторгнув цепи льдистые,

Лаская берега,

В немую даль сребристые

Струи несет река.

Вся красотой торжественной

Природа убрана,

И радостью божественной

Душа упоена,

И, в праздник возрождения

Природы молодой,

Забытых дней видения

Воскресли в ней толпой…

*  *  *

Мгновенье одно умирает со мной,

Другое меня возрождает:

В нем снова живу я; но жизнью иной —

Минувшая жизнь исчезает.

Дряхлея и вновь расцветая душой,

Вперед я стремлюся крылатой стрелой.

Прошедшее мрачно, недвижно стоит

В своей погребальной одежде:

Но будущность взоры приветно манит,

И смело я верю надежде:

Пусть тленье и гробы за мною лежат —

Вперед я стремлю испытующий взгляд.

И вот уж к закату склоняется день,

И меркнут земные светила:

Путь кончен; ложится печальная тень,

Открылась немая могила…

Но я не смущаюсь — скорее вперед!

Там вечное солнце на небо взойдет.

*  *  *

Пускай моя смертельна рана,

Неисцелима скорбь моя, —

С надменной гордостью титана

Переношу страданье я.

Весь мир исчез передо мною,

И в нем осталась ты одна,

И величава, и ясна,

Богиней чистой и святою:

О, как мучительно тобою

Душа усталая полна!

Но смерть близка: придет мгновенье,

И сердце, утомясь в борьбе,

Стремясь вкусить самозабвенье,

Свое последнее биенье

Отдаст, красавица, тебе…

Грезы

Я слышу: над розой поет соловей

В молчании ночи прохладной,

И песнь его дышит волненьем страстей,

Печали полна безотрадной.

Грустит он, что время прекрасной весны

Проходит, как тень, как виденье,

Что розы, и ночи, и песни даны

Ему на одно лишь мгновенье.

Я вижу: скрываясь в дали голубой,

Несутся лазурные волны,

Несутся свободной и резвой семьей,

И блеском и говором полны.

Но грустен их говор: по лону морей

Им скучно в пустыне безбрежной

Носиться без цели… Любви и страстей

Все просит их ропот мятежный.

Я вижу: задумавшись роща стоит

В таинственном лунном мерцаньи,

По листьям зеленым беззвучно скользит

Ночного зефира дыханье.

И шепчутся листья, объяты тоской,

Про их сокровенные грезы,

И тихо вздыхая, роняют порой

На землю алмазные слезы.

Им грустно, что краткая жизнь им дана,

Что осень несет увяданье:

Увы! не увидит другая весна

Их зелень, их тень и сиянье…

*  *  *

Тускло светят лампы; в полусвете

Весь театр; дрожащий сумрак бродит

По стенам; я жду нетерпеливо…

Вот она из-за кулис выходит.

Очи блещут ярче звезд алмазных,

Что горят на небе южной ночи, —

Ах, всю жизнь, в волшебном упоеньи,

Все глядел бы я на эти очи!

Вот она запела: что за звуки!..

Будто пламень, песня в душу льется,

Грудь трепещет, сердце, — словно птичка

В тесной клетке, — шибко, шибко бьется!

Полились серебряные трели…

В море звуков тонет все: сокрылся

Этот мир, — но светлый и прекрасный,

В тех же звуках, новый мир явился.

Ах, не вечно этой песне длиться —

Вот она уже и отзвучала…

Все исчезло… Тускло светят лампы,

С грустным шумом занавесь упала…

*  *  *

Звезды, дети прекрасные света!

Нет, в томительный бедствия час,

Не допросится сердце ответа,

Не дождется участья от вас.

Вам неведомы наши страданья,

И заботы, и черные сны, —

Равнодушно вы льете сиянье

С недоступной своей вышины…

*  *  *

Изведал я любовь без упованья,

Печаль без слез;

Мои мечты, заветные желанья —

Все рок унес.

Мне тяжело; изнемогают силы,

Изныла грудь…

Иду… Увы, далеко до могилы

И труден путь!

Полна тоски и мрачного сомненья

Душа моя:

В стране теней желанное забвенье

Найду ли я?..

*  *  *

Забудь меня: твое вниманье

Не подарит мне счастья вновь:

Моя безумная любовь

Полна и злобы, и страданья.

Волшебный блеск твоих очей,

Твой поцелуй, руки пожатье

С преступной совести моей

Не снимут страшного проклятья.

Напрасно нежный голос твой

Мне говорит о примиреньи:

Душе преступной, воле злой

Не обрести уже прощенья.

Надежды свет давно исчез

В душе, измученной борьбою.

Пусть ты посланница небес —

Бессильно небо надо мною…

Другим неси дары любви

И красоты твоей сиянье.

Их благодатью обнови,

Пролей в их душу упованье.

Меня забудь! Нельзя спасти

Того, кто пал, как я, глубоко;

Я проклинаю силу рока,

Но покоряюсь ей… Прости!

*  *  *

Что день — то новая могила

И новый плач. Во мрак немой

Нисходит все: любовь и сила,

Веленьем воли роковой.

Удел их — мрачное забвенье,

Их мысль угасла навсегда,

Их жизнь промчалась, как виденье,

Для них в грядущем нет следа…

И ты почил; но над тобою

Бессилен рок. Твой враг молчит…

Светло над урной гробовою

Заря бессмертия горит!..

*  *  *

Прошла любовь, увяли розы

Моей пленительной весны,

Исчезли пламенные сны,

Исчезли радостные грезы.

Один, печален, одинок,

Влача в разбитом сердце горе,

Скатаюсь я в житейском море,

Как утлый брошенный челнок.

Иду — куда судьба ведет…

К чему о прошлом сожаленье?

О, знаю я, — пробьет мгновенье:

Покой и сладкое забвенье

Душа усталая найдет!..

Закат

Прости, о солнце! Завтра ты

Из бездны голубой,

В сияньи новой красоты

Восстанешь над землей.

А этот день?.. Уж никогда

Не возвратится он,

И с ним исчезнет навсегда

Восторг любви, как сон.

Увы, придут за днями дни

Обычной чередой,

Но счастья прежнего они

Не принесут с собой…

Сиделка

Нет силы, — устал я!.. Недуг роковой

Крушит меня, жжет и терзает.

И сушит мне мозг, и свинцовой рукой

Изнывшее сердце сжимает.

Нет отдыха днем, злые грезы томят

В бессонные долгие ночи,

И кровь замирает, и тяжко горят

Иссохшие впалые очи.

Одна мне отрада: сиделка моя, —

Смерть, тихо склонясь к изголовью

С участием нежным глядит на меня

С глубокой и страстной любовью…

О, смерть, ведь и сам я, томясь от любви,

Все жду твоего поцелуя!..

Когда же, склонившись в объятья твои,

Спокойно и сладко усну я?..

*  *  *

…В венках из роз душистых девы

Сидят за праздничным столом,

Звучат веселые напевы,

Бокалы искрятся вином.

В чаду волшебном наслажденья,

Забыв заботы, горе, труд,

Мы пьем, смеемся… а мгновенья

Невозвратимые бегут, —

И жизнь по капле исчезает

Под их мелькающим крылом:

Так солнце пламенным лучом

Снега весною растопляет…

Увы! веселье отлетит,

Исчезнут также счастья грезы,

Увянут праздничные розы,

И хор веселый замолчит.

Вся жизнь промчится, как виденье,

Как легкий сон, — могила ждет…

Но первый — кто из нас сойдет

В страну печальную забвенья?

. . . . . . . .

Незримо за столом сидит

Незваный гость, и, не спуская

Очей недвижных, он глядит,

Как мчится стрелка часовая…

Холодный, мрачный и немой

Он нашим песням не внимает, —

Он ждет минуты роковой

И молча жертву выбирает…

Могильщик

Буйный ветер тучи гонит,

Листья желтые крутит;

Опустевшее кладбище

В мраке ночи тихо спит.

Лишь могильщик одинокий,

С мрачной важностью лица,

Роет новое жилище

Для безмолвного жильца.

С грустью смотрит он на небо,

На седые облака…

Вдруг нежданно страх тревожный

Обнял душу старика:

Видит он, во мраке ночи,

Будто, тени мертвецов

В темных мантиях теснятся

У деревьев, у крестов;

Слышит он их страшный шепот —

Речи тайные могил,

И, железный бросив заступ,

Он глаза рукой закрыл.

Полно трусить, — рой могилу!

Это черные кресты,

Да крутит осенний ветер

Пожелтевшие листы…

Завтра явится хозяин,

Надо дом исправно сдать:

Может быть живой без крова,

А мертвец не станет ждать…

*  *  *

При свете трепетном лампады,

Пред ликом Девы пресвятой,

Молюсь: да снидет луч отрады

Во мрак души моей больной!

Страдаю я; слабеют силы;

Мне счастья в жизни не видать:

Увы! безмолвные могилы

Не могут мертвых возвращать…

Но тех, кого люблю так нежно,

Тех, для кого я жил — храни,

И скорбь, и вихрь страстей мятежный

От них, о Дева, отжени.

Мои же сократи мученья,

Уснуть мне дай последним сном,

И осени меня забвенья

Всеисцеляющим крылом!

Дездемона

Ты поешь под зеленою ивой,

Дездемона, в ночной тишине.

В ясном небе играет зарница,

Бледный отблеск дрожит на волне.

Ты поешь, и плакучая ива

Грустным шумом зеленых ветвей

Будто струны таинственной арфы,

Вторит песне унылой твоей.

Ты поешь — твое сердце пылает

Тяжкой муки и страсти огнем,

Плачут очи… и слезы, и звуки

Тихо льются в молчаньи ночном…

Ломоносов

Петра увидев пред собою

Средь галилейских рыбарей,

Христос сказал: «Иди за мною, —

Отныне будь ловцом людей».

И Петр с покорностью смиренья

Приял Спасителя веленье

И, полон рвением святым,

Оставив все, пошел за Ним…

И ты, наш рыбарь вдохновенный,

Когда челнок отважный твой

Скользил над бездной опененной,

Услышал тоже зов святой.

В заботах дня, в ночном молчаньи,

Как струн таинственных бряцанье,

Тебе звучал он, за собой

Маня далеко — в путь иной.

Свое высокое призванье

Прозрел ты в блеске вечных льдов,

В лучах полярного сиянья

И в шумном пении валов;

С тобою речь вели светила,

Земля и небо говорило —

И их таинственный язык

Ты сердцем пламенным постиг

И в путь пошел — апостол слова,

Чтоб братьев поучать своих,

И бросил семя жизни новой

Ты в недра пажитей родных, —

Посев науки величавый,

Залог грядущей громкой славы, —

Смотри: теперь обильный плод

Оно сторицей нам дает.

Как шум морей, когда грозою

Дохнет на бездны лоно туч,

Язык наш, созданный тобою,

И необъятен, и могуч;

И гармонически прелестный

Он веет музыкой небесной,

Как песнь любви, как гимн святой,

В напевах девы молодой…

*  *  *

Торжественно сияет свод небес;

Как струны арфы, Богом вдохновленной,

Его лучи природе обновленной

Поют: «Христос воскрес!»

Священный миг!.. Божественные звуки,

Мы слышим вас, полны восторгом, вновь

В больной душе уснули скорбь и муки…

Всем радость и любовь!

Великий день улыбкою встречая,

Осыпана жемчужинами рос,

Прекрасная, как в дни земного рая,

Идет весна, царица молодая,

В венке из белых роз…

Ее ночей таинственные тени

Вновь обовьют и землю и эфир,

Слетят толпы пленительных видений,

Для светлых дум, для чистых вдохновений

Проснется Божий мир.

В час утренний, душистою волною

Цветов и трав польется фимиам,

И заблестит волшебной красотою

Природы вечный храм.

*  *  *

Я вас никогда не забуду,

Апрельские синие ночи,

Когда мне так ярко сияли

Красавицы чудные очи;

Когда белоснежную ручку

К горячим губам прижимая,

Я понял, что в мире есть счастье

И радости светлые рая…

В дыханьи весны ароматной,

При блеске цветущего мая,

Быть может, и снова с тобою

Сойдусь я, моя дорогая…

Блеснут ли мне снова приветом

Твои лучезарные очи,

Так ярко, так нежно, как прежде,

В апрельские синие ночи?..

Похороны

В тумане багровое солнце,

Окутаны мглой небеса,

Таинственным шорохом полны,

Поблекшие дремлют леса.

Под тенью берез пожелтевших,

Над голой песчаной скалой,

Толпятся надгробные камни

Печальной и тесной семьей.

На страже немого кладбища

Возвышенный храм не стоит;

Ограда решеток чугунных

Забытых могил не хранит.

На камнях обломки скрижалей,

Иссеченных грубым резцом;

Скрижали разрушило время,

Их надписи смыты дождем.

Меж камней чернеет могила;

Над нею евреи стоят,

Унынием полны. Протяжно

Надгробные песни звучат.

В них слышится скорбь неземная,

Их звуки печальны, страшны —

Страшнее предсмертного стона,

Страшней гробовой тишины.

Завернуто в саван, на камнях

Надгробных разрушенных плит,

Еврейки бездушное тело

У края могилы лежит.

Склонившись над трупом холодным,

Как мрамор надгробный бледна,

Стоит на коленах старуха

И шепчет, рыдая, она:

"О, дочь моя, рок беспощадный

Застиг тебя в ранней весне,

Звезда золотая отчизны

Померкла в чужой стороне!

Томима предсмертною мукой,

Склоняясь ко мне головой,

Как пламенно ты тосковала

По родине нашей святой!

Твои потухавшие очи

Искали лазурных небес,

Искали равнин Палестины,

Страны вдохновенных чудес!

Напрасно! В печальном изгнаньи

Прекрасная жизнь отошла,

Недолго под небом чужбины

Сионская роза цвела.

Прелестна, как пальма Ливана

В сияньи полдневных лучей,

Была ты усладою сердца,

Любовным восторгом очей.

Твой голос, как шум Иордана,

Могучий, роскошный, живой,

Мне пел вдохновенные песни

Отчизны моей дорогой.

И сердцу мечталися снова

Ливан и священный Сион.

Как будто тогда надо мною

Родимый сиял небосклон.

Но счастье в юдоли печальной

Для нас на мгновенье дано,

Лишь прочно страданье земное…

Увы, не изменит оно!

Ах! Каждое сердца биенье

Мне скажет: «Исчез твой покой,

Исчез навсегда: твоя радость

Зарыта в могиле сырой!..»

Умолкли надгробные песни,

Безмолвно евреи стоят…

В молчаньи торжественном, тихо

Печальный творится обряд.

Женщине

…О, чем бы ни была она для нас, —

Она всегда останется богиней!..

Ее послало провиденье к нам

Быть жрицею любви, блаженства, мира…

Пускай к одру печальному страдальца

Придет она, как врач, — но не лекарство,

Которое она подаст ему,

Спасет его, а этот сладкий голос,

С любовью говорящий о спасеньи,

Улыбка уст, лучи прелестных глаз,

Прикосновенье этой нежной ручки…

И смерть сама волшебной красоте,

Святой любви, повиноваться будет!

Когда она на кафедру взойдет

И будет говорить перед народом, —

Скорей, чем мысль, чем звук, к нему домчится

Ее лица гармония живая

И речь ее всесильной красоты, —

И он во прах повергнется пред нею…

Когда она сойдет во мрак темницы, —

Невольники, лежащие в цепях,

С улыбкой на нее глаза поднимут

И радостью забьется сердце их.

Явись она — и нож из рук злодея,

Над жертвой занесенный, упадет,

И армии врагов непримиримых

Оружие свое на землю бросят

И кинутся в объятия друг друга!

Отчаянье в больной душе страдальца

Заменится при ней святым восторгом,

И самый ад казаться раем будет!

. . . . . . . . .

Нам говорит библейское преданье:

Когда сраженный Каином, в крови,

К подножью алтаря склонился Авель, —

Проклятие Всевышнего Творца

Несчастного убийцу поразило.

Отец и мать оставили его,

И, ужаса глубокого полна,

Сама природа для него закрыла

Горячие объятия свои.

В сияньи солнца, в говоре лесов,

В журчаньи струй, в молчаньи тихой ночи,

В дыхании цветов благоуханных,

В порывах ветра, в шелесте травы

Ему звучало грозное проклятье.

Змея и лев бежали от него,

И скорпион в убийцу не хотел

Вонзить свое губительное жало,

Боясь свой яд смешать с нечистой кровью!..

Лишь женщина верна ему осталась.

Она одна пошла за ним в пустыню,

Она одна стирала пот с лица,

Прожженного печатью роковою,

Она одна с участьем жала руку,

Призвавшую на землю смерть и горе.

И, трепетно склонясь в ее объятья,

Он забывал им пролитую кровь,

Он забывал и грозное проклятье, —

Сильнее их была ее любовь!..

Но горе нам и горе ей — теперь

Она свое призвание забыла:

Как облако ненастною порой

Сиянье солнца покрывает мраком,

Холодный свет своей коварной ложью

Ее святой и кроткий блеск затмил…

Прекрасная, проснись! во мгле печальной

Будь миру путеводною звездой.

Пусть мертвецы хоронят мертвецов,

А ты внимай живым глаголам сердца, —

В них голос Бога говорит с тобой.

Спеши его святой завет исполнить.

Даруя людям счастье и любовь.

Скажи ребенку твоему, когда

К твоей груди приникнет он, ласкаясь,

Что нож на брата поднимать грешно,

Что должно побеждать врагов прощеньем,

Скажи судьям и властелинам мира,

Что милость выше правосудной мести,

Что и преступник тоже человек!

Ты можешь в тундрах, в вековых лесах.

Под шалашом бездомных дикарей

Зажечь лампаду светлую науки;

Рабов сравнять с царями и безумцев

Поставить рядом с мудрецами мира;

Стереть границы царств; различье нравов,

Обычаев, племен и языков

Изгладить в людях навсегда и, тесно

Их в братский круг соединив, им дать

Одну отчизну и одни законы!..

В твоей груди, о, женщина, таится

Любви неиссякаемый родник, —

Не сдерживай его, но, без боязни,

Позволь ему волной свободной литься…

И мир, припав горячими устами,

В нем будет пить: восторг, надежду, счастье!..

Всю нашу жизнь блаженством упоив,

Являйся нам в тяжелый миг кончины

Зарей иного радостного дня…

И верь, о верь, — в присутствии твоем,

Нам ледяное дуновенье смерти

Покажется лобзанием любви…

Голландские плотины

I

На тесном участке прибрежной земли,

Которую волны морские

Широкой дугою кругом облегли,

Покрыли пески золотые,

Стоят Нидерланды. Где ныне цветет

Богатое царство, привольно

Лежала пучина лазоревых вод,

Играли валы своевольно.

Но мощным умом человек одарен,

Он борется с властью природы,

Себе покоряет наукою он

И сушу, и пламень и воды.

Топор застучал, и дремучих лесов

Деревья столетние пали, —

Срослись и оградами вкруг берегов

Плотины гигантские встали.

И гордо подумал тогда человек:

«Победа! враждебное море,

Твой гнев усмирил я отныне на век, —

Шуми же себе на просторе!»

II

Внезапно, встревоженный шумом работ,

Покинувши сон свой глубокий,

Владыка морей из пучины встает,

Увенчан зеленой осокой.

И смотрит в немом удивлении он:

Где волны гуляли морские,

Где в зеркале вод лишь сиял небосклон,

Там нивы цветут золотые;

Плоды просвещенья и дружных трудов

Ума и искусства созданья,

Пред ним величаво встают городов

Громадные, пышные зданья.

Он видит: отвсюду, по синим волнам,

Толпой корабли-исполины

Несутся, летят к оживленным брегам

С дарами далекой чужбины.

Он смотрит, — а быстрое время идет,

Годами сменяются годы.

Но дерзкое царство спокойно цветет

Дарами наук и свободы!

И поднял трезубец он в гневе немом…

Взревело послушное море.

Как горы вздымаются волны кругом

В его необъятном просторе…

Все выше и выше пучина растет,

Колеблются, стонут ограды,

И бурно чрез них необузданных вод

В долины несутся громады.

Мятежным напором кипящих валов

Разорваны, сбиты плотины,

Созданье богатства, наук и трудов,

Полцарства — добыча пучины!

Обломки чертогов и трупы несут,

Играя, победные волны,

И с яростным шумом далеко бегут,

Неистовой радости полны…

III

Для вечной борьбы человек сотворен, —

В борьбе укрепляется сила.

Борьбой побеждает и властвует он —

Так небо от века судило.

Вот снова повсюду работы кипят,

Забыто минувшее горе,

Стенами воздвигнутых снова оград

Опять отодвинуто море.

Подъяты магической властью труда,

Блестящей и стройной семьею

Встают, из развалин своих города,

Воскресшей гордясь красотою;

Богатством и счастьем все снова цветет…

Владыка морей, побежденный,

Волнуемый гневом, из пенистых вод

Взирает на край обновленный.

Он смотрит, а быстрое время летит…

В своем необъятном просторе

И бьется, и стонет, и глухо шумит.

И блещет лазурное море…

Сон

Я видел сон: казалось мне,

Что ночь лежала над землею,

Луна и звезды в вышине

Одеты были черной мглою.

И было тихо все кругом:

Как будто, смерти мрачный гений

Провеял гибельным крылом

Над миллионами творений…

За часом час летел — и вот

Блеснуло утро сквозь тумана, —

И озарился небосвод,

И сушь, и воды океана…

Но был ужасен свет дневной:

Предвестник бедствия, печально

Сияло солнце над землей,

Как будто факел погребальный…

Я видел трепетных людей:

В молчаньи, тесными толпами,

Они стояли средь полей,

И на горах и под горами.

Все было в ужасе немом…

Увы! настало казни время —

И наших злодеяний семя

Созрело пагубным плодом…

И вот в молчаньи грянул гром.

И холмы, горы, грады, скалы,

Треща, обрушились в провалы,

Легли под бурею леса,

Кругом дрожала твердь земная —

И вдруг, от края и до края,

Свились, как свиток, небеса!

И солнца лик оделся мглою,

И звезды, пламенным дождем

Кружились, сорваны грозою,

И гасли в сумраке пустом…

*  *  *

Могучие звуки, волшебные звуки!

Вы льетесь широкой, свободной волной.

Полны необъятной и пламенной муки,

Любви бесконечной и скорби святой!..

Нет, чужды мне песни бесстрастного рая, —

Они усыпить нас, изнежить могли, —

Пусть льется над нами, стеня и рыдая,

Печальная, страстная песня земли.

Пускай говорит нам она о страданьи,

О жертвах, о вечной упорной борьбе,

Пусть жажду свободы и гордость сознанья

Она пробуждает в уснувшем рабе!..

О, лейтесь же звуки, безбрежны, как море,

Могучи, как море, готовое в бой,

Когда, с ураганом и тучами споря,

Клокочет и бьется оно под грозой…

*  *  *

Безмолвна ночь… Печальна и бледна,

Как женщина в тяжелый миг страданья,

Глядит с небес таинственно луна,

И трепетно далеких звезд мерцанье.

Деревья спят, качая головой,

И на земле качаются их тени;

Ряды крестов, одеты синей мглой,

Стоят, как хор таинственных видений…

По кладбищу, меж камней гробовых,

Брожу один печально и уныло…

О почему, среди могил других,

Меня к себе влечет одна могила?

Зачем над ней, поникнув головой,

Склоняюсь я, исполнен тяжкой муки,

Зачем в груди, разбитой и больной,

Я чувствую невольно скорбь разлуки?..

В ней девочка уснула вечным сном.

Цветок любви не дождался расцвета,

Прекрасный день на небе голубом

В печальной мгле померкнул до рассвета.

Она была не в силах понимать

Ни радости, пи счастья; но улыбкой

Дарила их; ее ласкала мать

И сердце в ней восторгом билось шибко.

А мать ее — как дивно хороша

Была она, когда полна любовью,

Забывши все, едва-едва дыша,

К дочернему склонялась изголовью:

Когда вела с малюткой разговор,

А та ее сережками играла,

Или, подняв с улыбкой ясной взор,

Ее руки своей рукой искала…

Как пламенно тогда в ее груди

Волшебная надежда расцветала,

Как много ей восторгов впереди

И счастья жизнь в то время обещала!..

Но смерть пришла: ни слезы, ни мольбы —

Ничто спасти не может от разлуки:

Свершился суд безжалостной судьбы,

Песнь радости сменилась воплем муки!..

О бедная малютка, как звезда,

На грустный мир прощальный блеск роняя,

Вдруг падает и гаснет навсегда —

Угасла ты… Холодная, немая,

Лежала ты, обречена земле;

Казалось смерть взяла тебя ошибкой:

Еще играл луч жизни на челе,

Еще цвели уста твои улыбкой.

О как грустна улыбка та живым!

Она страшней предсмертного стенанья:

Надеждам всем и радостям своим

В ней слышим мы последнее прощанье!

Гроб заменил малютке колыбель;

Рука чужих, без слез и сожаленья,

В сырой земле постлала ей постель, —

Немой приют ничтожества и тленья.

Как лилия, сраженная грозой,

Прижав к груди трепещущие руки,

Над нею мать склонялась головой,

Без слез, без слов, полна любви и муки.

И чем сильней была ее любовь,

Тем пламенней и тяжелей страданье:

Смерть не отдаст погибшей жертвы вновь,

И мертвецу не скажешь: «До свиданья!»

И дочери не встретить больше ей…

Пройдут года, но снова в мире этом

Лучи навек угаснувших очей

Ей не блеснут улыбкой и приветом.

В холодной мгле осенних вечеров,

Когда в окно стучит, не умолкая,

Ненастный дождь, в немой тени садов,

При блеске звезд пленительного мая,

В кругу семьи, средь близких и друзей,

В часы молитв, при стройных звуках пенья

И в грезах сна — отныне будет с ней

Об ангеле усопшем сожаленье…

Прошедшего не в силах мы забыть,

Нам давит грудь воспоминаний бремя,

Болезнь души не могут исцелить

Ни светский шум, ни радости, ни время…

Я не видал малютки никогда:

Но мать ее, как ангел неба ясный,

Явилась мне, и в сердце навсегда

Остался лик божественно прекрасный.

К ее ногам упал невольно я:

Я отдал ей все думы, все желанья,

Все радости, все муки бытия,

Любовь, тоску, восторг и упованья!..

Красавица, о верь: в моей любви,

В тебе одной, весь мир я заключаю;

Печали все минувшие твои,

Все радости я вновь переживаю;

С тобой смеюсь и плачу я с тобой…

О если б Бог мне дал твои мученья,

А ты жила, о, светлый ангел мой,

Без горьких слез, без скорби и сомненья!..

Сонеты

I

Бессмертна мысль — ей нет успокоенья.

Когда увял роскошный жизни цвет, —

Живет в душе о прошлом сожаленье,

Живет тоска о счастье прежних лет.

И память их, как грозное виденье,

Везде, всегда бежит за нами вслед…

Ах, не вернуть погибшего мгновенья,

А между тем, ему забвенья нет!

Так молния, мрак тучи рассекая,

На грудь скалы порою упадет,

На ней свой след навеки оставляя.

Бессмертна мысль — и времени полет,

С лица земли мильоны царств сметая,

Морщин с чела страдальца не сотрет!

II

Осенний ветр шумит и стонет над могилой;

Одета трауром печальная луна,

Лишь только две звезды сквозь туч глядят уныло;

Ночь мрачной думою и тайною полна.

О сердце бедное, здесь — все, что ты любило,

Все, чем душа моя была упоена…

Померкло навсегда прекрасное светило,

И жизнь моя, как ночь осенняя, темна.

Я верил, я любил… Надеждой обольщенный,

В безумьи сладостном, увы, я не видал,

Что близок страшный миг: над жертвой обреченной

Уж смерти грозный серп безжалостно сверкал, —

И вдруг очнулся я, ударом пробужденный!..

Как мало счастлив был, как много я страдал!..

III

Как солнце, путь к иным странам склоняя,

Скрывается в лазоревых волнах —

И вдруг блеснет, в пучине исчезая,

Так жизни луч угас в твоих очах.

И ты лежишь, — холодная, немая,

Таинственный покой в твоих чертах,

И, бледный лик тихонько озаряя,

Вдруг расцвела улыбка на устах!..

Великое, священное мгновенье —

Минули дни борьбы и горьких слез…

Прекрасная, вкушай отдохновенье —

Твой мирный сон исполнен светлых грез!

С любовию тебя объемля, вечность

Тебе дарит восторгов бесконечность.

IV

Умолкнули прощальной песни звуки…

Расстались мы… расстались навсегда!

Душа полна невыразимой муки…

Прости, прости, любви моей звезда!

Сокрылась ты… Ужасен миг разлуки,

Еще страшней грядущие года:

Немая скорбь, мертвящий холод скуки

И мысль — тебя не видеть никогда!

Зачем же ты, о, дева молодая,

Являлась мне? Зачем зажгла любовь

В моей душе? Увы, блаженство рая

Прошло, как сон, и не вернется вновь!..

Но пусть в груди горит огонь мученья —

Я счастлив был, хоть на одно мгновенье!..

*  *  *

Живой мертвец, на век под эти своды

Я погребен; давно не видит взор

Ни милых лиц, ни красоты природы,

От звуков слух отвыкнул с давних пор…

А все я жду: во время непогоды,

Когда шумит и грозно стонет бор,

В мою тюрьму домчится песнь свободы, —

Громов и бурь знакомый сердцу хор!..

*  *  *

Смутный шорох кругом и мерцанье,

Головами березы кивают,

Ветер свищет, — и странные грезы

В голове утомленной роятся…

Что ты, жизнь? — что прошло, то исчезло

Без следа; в настоящем все пусто…

Дни за днями бегут, все чего-то

Ожидаешь в грядущем, — чего же?

Нет ответа… Лишь только березы

Головами тихонько кивают,

Ветер свищет, — да жук, налетевши,

Щелкнул в лоб меня, дерзкий бездельник!..

*  *  *

Ясна и прозрачна безбрежная даль,

Все тихо под пологом ночи,

А бедное сердце сжимает печаль

И сном не смыкаются очи.

Бывало, любуюсь природой ночной,

В душе — и веселье, и радость,

И дальние звезды горят надо мной,

Светлы и прекрасны, как младость.

Теперь же печален и мрачен брожу

Под пологом ночи прохладной,

На ясное небо, на звезды гляжу

Уныло, с тоской безотрадной.

Природа все также светла, хороша,

И звезды сияют, как прежде,

Зачем же тоскует и ноет душа,

Зачем я не верю надежде?..

Ясна и прозрачна безбрежная даль,

Все тихо под пологом ночи,

А бедное сердце сжимает печаль

И сном не смыкаются очи…

*  *  *

… Вот, в кольце из лучей искрометных,

Тихо всходит на небо луна,

И, сквозь пар облаков мимолетных,

Льет на землю сиянье она.

Загорелись на западе дальном

Ярких звезд золотые огни,

И гляжу я в раздумьи печальном,

Как сверкают и блещут они.

Помню ночь я: прозрачны и ясны

Были также ее небеса,

Также звезды — светлы и прекрасны,

Также — тихи поля и леса.

На востоке сверкали зарницы,

Мир в глубоком безмолвии спал,

Только голос незримой певицы

В тишине вдохновенно звучал.

Все пленительной песне внимало:

Воздух, звезды, земля и луна,

И в восторге душа трепетала,

Дивной негой и счастьем полна.

Грустный мир наш на миг посещая, —

Мнилось, — ангел на землю слетел

И о тайнах божественных рая,

О небесном блаженстве запел…

Дни за днями прошли чередою,

Но в волненьи житейских тревог ,

В тяжком споре с враждебной судьбою,

Дивных песен забыть я не мог!

Все я жду: при мерцаньи зарницы,

При сияньи луны золотом,

Звучный голос чудесной певицы

Не раздастся ль во мраке ночном?..

*  *  *

О как томительно идут

Разлуки грустной дни,

Какую на сердце печаль

Наводят мне они!..

Везде брожу один, один,

Страдая и любя;

О если б мог на час, на миг

Увидеть я тебя!

О верь, красавица моя,

За пару нежных слов,

За поцелуй твоей руки

Я жизнь отдать готов!

*  *  *

Цветы воспоминания

Над урною своею погребальной

Прошедшее рассыпало цветы,

И нас к себе влечет их блеск печальный,

Как зов любви в объятья красоты…

То мертвые цветы воспоминанья —

Они живут лишь жизнью прошлых дней.

Не трогай их: в них кроется страданье,

В них жгучий яд угаснувших страстей…

Но почему, с любовью и тоскою,

Так жадно мы вперяем взор на них,

Зачем они безжизненной красою

Милее нам цветов еще живых?..

*  *  *

Бывало, музыка стихов

Меня таинственно пленяла

И вереницу чудных снов,

На ум и сердце навевала.

Огонь горел в моей крови,

Восторг владел моей душою, —

Склонясь пред женской красотою,

Я верил счастью и любви.

Пора пришла: рукой свободной

Разбил я лживый мой кумир;

Обман исчез, и мглой холодной

Передо мной оделся мир.

Я понял: радость и страданье,

Сомненья мрак, надежды свет,

Разлуки вопль и песнь свиданья —

Равно безумный детский бред!

*  *  *

Мой ангел, на груди твоей

Не отдохну от скорби я:

Воспоминаньем прошлых дней

Душа отравлена моя…

Воспоминанье это — яд:

Былое не вернется вновь,

И мертвеца не воскресят

Твое вниманье и любовь…

Когда невинный, ясный взор

На мне покоишь ты порой,

Когда твой детский разговор

Звучит мне музыкой святой —

Ни блеск очей, ни речи звук

Не утешают адских мук…

Критянка в гареме

В немой гарем врагом заключена,

Мучителя презренного рабою

Увянуть ты судьбой обречена…

Когда во мгле, объяты тишиною,

Льют аромат уснувшие цветы,

К тебе тиран склоняется в объятья…

В твоей душе и злоба и проклятья,

А между тем лепечешь ласки ты!

Измучена позором и страданьем,

Едва дыша, потупив робко взгляд,

Ты отвечать должна его лобзаньям,

Насильно пить постыдной неги яд.

Наперекор и воле, и желаньям,

Несчастная, ты дашь ему детей —

И трепетно, с любовью и рыданьем,

Прижмешь к груди отчизны палачей!

О, для чего, критянка, ты прекрасна?

Как молния в волнах громовых туч,

Как блеск зари, горит светло и ясно

Твоих очей неотразимый луч;

Как соловья напев живой и страстный,

Струится речь из милых уст твоих…

Нет, лучше бы больной и безобразной

Влачилась ты среди долин родных,

Иль в грозный час, когда творя молитвы,

Ты слушала со страхом звон мечей, —

Погибнула в огне и громе битвы,

Раздавлена копытами коней!..

*  *  *

Ты говоришь — зачем тебя люблю я:

Что отвечать на странный твой вопрос?

Не знаю сам, — хоть плача и тоскуя,

Всю жизнь мою я в дань тебе принес.

О, знаю я: за каждый миг свиданья,

За счастие, мне данное тобой,

Мне суждено платить ценой страданья

И пыткою печали роковой.

Но я молюсь, чтобы скорей могила

Меня взяла в свою немую сень, —

Молюсь, мой друг, чтоб смерть предупредила

Грозящий мне разлуки страшный день!

В альбом

В минуты радости святой,

В часы невыносимой муки, —

Полны, красавица, тобой,

Из глубины души больной

Невольно рвутся песен звуки.

Мечты заветные мои,

Мои печали, сожаленья,

Томленья страстные любви

Я им вверяю на храненье.

Промчатся дни, пройдут года —

Моя любовь, мои страданья,

Как легкий призрак, навсегда

Умрут в твоем воспоминаньи…

Но твой альбом ты вновь прочтешь,

И я воскресну пред тобою…

Скажи: ты в этот миг вздохнешь,

Иль посмеешься надо мною?

*  *  *

О, Волга мать!.. Перед тобой,

Стою с поникшей головой, —

И о былом воспоминанья

В душе моей проснулись вновь:

Давно забытые страданья,

Давно угасшие желанья,

Давно минувшая любовь…

Багряный вечер догорает,

Тихонько гаснут облака,

Прохладный ветер замирает,

Светла, как зеркало, река.

Вершины гор объемлют тени,

В долинах сумрак и покой, —

Толпы таинственных видений

Легко скользят во мгле немой…

Ты пред моим явилась взором,

Светла, прекрасна, как мечта,

Но мне опять грозят укором

Твои сомкнутые уста!..

Скажи: ужели преступленья

Не искупил страданьем я?

Ужель за гробом нет прощенья,

И там живут вражда и мщенье,

Как здесь, в юдоли бытия?

*  *  *

Мне не нравится знойное лето:

Пусть природа светла, хороша,

Все торжественным блеском одето —

Спит глубоко больная душа.

Мне, увы! не дарит вдохновенья

Золотое сиянье лучей, —

Мне милее печальное пенье

Зимней вьюги во мраке ночей.

Мне милее снега и морозы,

Что таинственно в сердце моем

Пробуждают забытые грезы

О любви и о счастье былом…

*  *  *

О, понял я ужасное значенье

Печальных слов твоих…

Свершилось все: завеса обольщенья

Упала с глаз моих.

Последний луч святого упованья

В душе моей погас…

Нет, милый друг, предсмертное страданье

Не тяжелей для нас!

Все, чем в груди так полно сердце билось,

Что дух живило мой, —

Вся жизнь моя в единый миг покрылась

Холодной черной мглой…

Простите вы, о тени голубые

Мерцающих ночей,

Когда я пил восторги неземные

В лучах ее очей!

Исчезло все… Для новых наслаждений

Душе не расцвести…

Заветный мир волшебных упоений,

Мой светлый рай, — прости!

Но верь, о верь: в печали безрассветной,

Страдая и скорбя,

Мой милый друг, безумно, беззаветно

Я все люблю тебя!

Тоска

Нет, не ищу, не желаю я счастья,

Только забвенья ищу я;

Нет, не хочу, не хочу я участья, —

Молча и гордо грущу я…

Но тяжело мне страдания бремя,

Грудь моя ядом полна…

Что же летишь ты так медленно время?

Жизнь без надежды страшна!..

Время, скорее!.. Нет власти, нет силы

Дольше бороться с судьбой, —

Дай мне забыться в объятьях могилы,

Дай отдохнуть мне душой!

Строфы из поэмы «Две эпохи»

I

Над Волгою, на берегу крутом,

У светлых вод зеркального залива

Стоит село. Невдалеке венцом

По скату гор раскинулся красиво

Сосновый лес. Колосья нив кругом

Волнуются по ветру прихотливо,

Как золотое море. За рекой

Лежат луга зеленой пеленой.

II

О, вид родной, невольно манишь взоры

Ты русскою заветной красотой:

Околица, потом плетни, заборы,

Избушек ряд вдоль улицы кривой,

Над окнами знакомые узоры

Резьбы топорной. Влево, под горой,

Гумно и ток с скирдами золотыми

И мельницы крылатые за ними.

III

Готической постройки старый храм

В конце села вознесся одиноко,

Погнулся крест на кровле; по стенам

Известка обвалилась, и глубоко

На них чернеют щели. Здесь и там

На паперти крапива и осока

Растут между разбитых темных плит…

След времени и бурь на всем лежит.

IV

За церковью широкою дугою

Кудрявые березы обошли

Кладбище деревенское. Травою

Забытые могилы поросли.

Все тихо там, лишь по зарям весною

Поют любовь и негу соловьи,

Да ветер над безмолвными гробами

Порой шумит зелеными листами.

V

Благословен могилы мрак немой,

Благословен приют отдохновенья,

Где людям дан ничтожества покой,

Где спят равно надежды и сомненья!

Природа мать, когда полны тоской

В последний миг мы просим исцеленья,

Глядим назад, — наперекор мольбам

Твоя любовь дарит забвенье нам.

VI

Конец всему! Хваленья и проклятья,

Любовь, печаль, молитвы, слезы, стон,

К чему вы здесь? Крепки земли объятья,

Невозмутим и вечен мертвых сон

Без дум, без грез… Покойной ночи, братья!

Промчалась жизнь, тяжелый путь свершен:

Смерть вашу мысль на веки погасила

И бренный прах стихиям возвратила.

VII

Я помню, раз один среди могил

Стоял я на кладбище. Замирая,

Без шороха, едва, едва скользил

По листьям ветер. Тени удлиняя,

Спускалось солнце. Душен воздух был,

И над кладбищем туча громовая

Висела неподвижно. Тишина

Предчувствием грозы была полна.

VIII

Вдруг грянул гром… еще… еще раскаты

Слились в один невыразимый гул,

Как трубный глас архангелов… Зубчатый

Луч молнии из черных туч сверкнул

И, трепетом и скорбию объятый,

Я поднял взор и на небо взглянул,

Сказав: «Зачем ты будишь на мученье

Тех, кто уже не просит пробужденья?»

IX

Больной души безумный детский бред!..

Настанет тишь и снова громы грянут,

Сгустится мрак, опять блеснет рассвет,

Придет весна, иль вновь леса завянут,

Как смутный сон пройдут мильоны лет,

И новые существ мильоны канут

Во мрак могил, но тех, кто кончил жить,

Уже ничто не в силах пробудить.

X

Вот барский сад, заглохший, позабытый;

Природы власть в отсутствие людей

Взяла свое. Морозами побитый,

Увял цветник и вместо роз, лилей

И георгин, растет полынь. Покрыты

Дорожки запущенных аллей

Слоями желтых листьев. Мрак глубокий

В сени куртин, разросшихся широко.

XI

Порос густым высоким камышом

Огромный пруд; над ним склонились ивы,

И их ветвей в кристалле голубом

Повторены красивые извивы.

Нередко на водах, объятых сном,

Гуляет диких уток рой пугливый,

И уж давно здесь не тревожит их

Ни гром ружья, ни шум шагов людских.

XII

На берегу под темными дубами

Стоит, погнувшись, старый павильон.

Со стен и кровли, смытая дождями,

Слиняла краска. Плющ на верх колонн

Бежит зелено-яркими струями,

Но, встретившись с карнизом, снова он,

Свиваясь, развиваясь прихотливо,

Змеится вниз гирляндою красивой.

XIII

Кой-где лежат, белеяся в кустах,

Разбитые статуи: козлоногий

Сатир, и Фавн с цевницею в руках,

И римлянин, одетый длинной тогой,

И нимфы сладострастные в венках;

На пьедестале, сумрачный и строгий,

Один Сатурн, нетронутый грозой,

Ни временем, стоит с улыбкой злой.

XIV

Вот барский дом, в добычу разрушенья

Хозяином покинутый давно.

На всем печать глухого запустенья,

В обширных залах мрачно и темно.

Порой лишь там заводит ветер пенье,

Врываяся в разбитое окно;

Лоскутьями обоев он качает,

И эхо шум протяжно повторяет.

XV

Фамильные портреты на стенах

Под дымкою прозрачной паутины

Висят рядами. В лентах и звездах

С надменною осанкою мужчины

И пожилые женщины в чепцах;

На лицах их почтенные морщины,

Следы забот или, верней, годов.

Девицы же с букетами цветов.

XVI

Погибших форм безжизненные тени,

Взор мертвецов, глядящий с полотна,

Не пробудит в потомке сожалений

И скорбной думы: смерть для них полна

Забвения… Смерть, навеки в темной сени

Прошедшего сокрыла их она,

И те сердца, что образ их хранили,

Уже давно замолкнули в могиле.

XVII

На мебели в гостиной пыль лежит,

Богатый штоф и бархат разрушая,

И густо ей паркетный пол покрыт.

В углу часы, но стрелка часовая

На двух часах уж много лет стоит, —

Как будто, вместе с жизнью покидая

Забвению и смерти ветхий дом,

И время ход свой прекратило в нем.

XVIII

Теперь, когда окончено вступленье,

Я, следуя примеру лет былых,

Прошу, друзья, у муз благословенья.

Я знаю, нынче без участья их

Поэты наши пишут сочиненья,

И очень мило, но в стихах моих

Я в строгую эпоху реализма

Поклонником являюсь классицизма.

XIX

Люблю тебя, волшебный, чудный век

Поэзии, искусства и свободы,

Когда с горячей верой человек

Внимал глаголам матери природы,

Когда везде — и в стройном шуме рек,

И в блеске звезд, и в громах непогоды

Живую мысль умел он постигать

И в пламенных созданьях выражать;

XX

Когда вся жизнь светло и неизменно

Текла, как метр аттических стихов,

Полна любви и неги вдохновенной,

Высоких дум и сладострастных слов,

Когда святым восторгом упоенный

И мир людей, и ясный мир богов

Покорною склонялся головою

Пред гордою царицей — Красотою!

XXI

Согретые лучей ее огнем,

Немой металл и мрамор оживали,

Из грубых масс под творческим резцом

Толпы богов прелестных восставали,

И племена с потупленным челом

Пред ликом их хваленья воссылали;

Но, красота, в богах, везде, во всем

Лишь ты была единым божеством!

XXII

Феб — Аполлон, теперь с любовью страстной

Твой яркий луч на древний край чудес

Сиянье льет роскошное напрасно:

Как прежде, там шумит лавровый лес,

Цветут поля и небо также ясно;

Но светлый дух поэзии исчез,

Упали школ и храмов колоннады,

Глубокий мрак в святилищах Эллады.

XXIII

Но песни, вдохновенные тобой,

Сквозь даль веков еще звучат для мира:

Внимаем мы с восторженной душой

Божественным гекзаметрам Омира;

Нетленною и юной красотой

Чарует нас классическая лира…

О, что́ ей смерть, что́ времени полет, —

Бессмертный дух природы в ней живет!

Падение Киева

(Эпизод из неоконченной поэмы) I

Была счастливая пора —

В струи кристальные Днепра,

Венчанный красотой и славой,

Гляделся Киев златоглавый

С крутых высоких берегов.

Из темной зелени садов

Ряды чертогов восставали,

И кровли храмов и дворцов

В лучах полуденных сияли.

Колосья нив цвели кругом,

Шумя, благоухали рощи,

В пещерах спали тихим сном

Угодников святые мощи.

А он над царственным Днепром,

Преемник дряхлой Византии

И пращур городов России,

Блестящим высился челом.

Уже лихие печенеги

Свои оставили набеги,

И не страшили киевлян

Мечи хазаров и древлян;

Смирила дерзость их отвага

Победоносного варяга.

А между тем, в глуши степей

Дотоль безвестного Востока

Сбирались орды дикарей,

Свершался суд кровавый рока.

Гроза уж близилась… И вот,

По мановенью Чингисхана,

Полки монгольских воевод

Явились у каспийских вод…

И Юрий, половецкий хан,

Не смея в бой вступить опасный

Укрылся в область киевлян,

Смутив их вестию ужасной…

Он говорил пред их толпой:

«Уж мы постигнуты бедой! —

Затем судьба свершится ваша…

Скорей готовьтеся на бой,

Иль не минет вас злая чаша!»

Тогда князь Галицкий, Мстислав,

Дружины храбрые собрав,

Пустился варварам на встречу,

Достигнув Калки берегов,

Узрел таинственных врагов

И начал пламенную сечу.

Отважный юный Даниил,

С своей дружиной удалою,

Ряды враждебные сломил

И быстро гнал их пред собою…

Булатным раненый копьем,

Он не хотел покинуть боя

И под ударами героя

Татары падали кругом,

Отваге бурной уступая…

Уж близок был желанный миг,

Уж россиян победный клик

Гремел, равнины оглашая,

Но вдруг с холмов, из-за реки,

Дотоль сокрытые лесами,

Монголов свежие полки

Густыми ринулись толпами…

Они неслись, как ураган…

Рать утомленных киевлян

Смешалась, дрогнула пред ними

И под железом их мечей

Покрыла трупами своими

Траву лугов и злак полей.

II

Когда полдневною порой

На небесах сберутся тучи

И вихорь шумный и могучий,

Клубясь, промчится над землей,

Деревья с корнем вырывая,

Внезапно вдруг стихает он,

И снова ясен небосклон,

Светла денница золотая;

Унылый разрушенья вид

Слабее сердцу говорит.

Так дикий шум грозы военной

Умолк, не льется боле кровь,

В степях сокрылся враг надменный

И Русь покой узнала вновь.

Но, страшной бурей потрясенный,

Печален был ее народ

И в глубине души смятенной

Таил предчувствие невзгод:

В нем слухи смутные бродили

И повторялися молвой.

Какой-то новою бедой

Отчизне знаменья грозили.

Во тьме ночей, на небесах,

Комета яркая ходила

И звезды бледные гасила

В кроваво-пламенных лучах.

Земля плодов не приносила,

Ее томил палящий зной;

Болота и леса пылали,

И тучи дымной пеленой

Сиянье солнца застилали.

Лежала мгла среди полей

И птицы падали стадами,

Убиты жгучими лучами,

К ногам испуганных людей.

Казалось, самая природа

Тоской исполнена была

И с тайным ужасом ждала

Войны и гибели народа.

III

В России многие князья,

Друг к другу ненависть питая,

Преследуя свои лишь цели,

О благе общем не радели.

Со злобой Каина, войной

На братьев братья восставали

И святотатственной враждой

Родную землю оскверняли.

Утратив совесть, с давних пор

Они в пороках закоснели,

И в час ужасный дать отпор

Врагам могучим не сумели.

IV

Влекомы властью роковой

Неотразимой силы полны,

На Русь лились монголов волны

Широкой пламенной рекой.

Ни храмов древние святыни,

Ни красоту цветущих дев

Не пощадил свирепый гнев

Сынов воинственных пустыни,

Где шли они — там шла беда,

Сестра жестоких их ударов;

В объятьях гибельных пожаров

Пылали села, города,

Леса, обители святые,

Краса и слава прежних дней,

И под копытами коней

Ложились жатвы золотые…

Рыданья, крики, звон мечей

Сливались в непрерывном гуле,

И дети слабые тонули

В крови отцов и матерей.

Внимая гром немолчной битвы,

Спасению не веря сам,

Отшельник ветхий к небесам

Напрасно возносил молитвы.

Увы! и в вышине небес

Лазурный цвет давно исчез,

Задернут дымной пеленою,

И зарево во тьме ночей

Лишь освещало скорбь людей

Своей кровавою игрою.

Свершилось: яростный поток

Все уничтожил иль увлек

Неудержимо за собою.

На месте сел и городов

Остались только пепелища,

Вся Русь была одно кладбище,

Немое царство мертвецов.

Живые, в сумраке лесов,

Без крова, без друзей, без воли

Бродили в ужасе немом,

Завидуя счастливой доле

Почивших непробудным сном.

V

Из градов северной России,

Свободных весей господин,

Великий Новгород один,

Молитвами святой Софии,

Был от погибели спасен —

И уцелел; хотя и он

Готовился к кровавой встрече,

С ордами варваров степных,

Но в этот раз граждан своих

На бой не посылало вече.

VI

И час пробил: с крутых холмов

Увидел Киев пред собою

Толпы бесчисленных врагов.

По скатам гор, в тени лесов,

Среди равнин и над рекою

Пылали дымные костры,

Пестрели ставки и шатры.

Порывный ветер тучи пыли

На город шумно нес с полей,

Их волны черные затмили

Сиянье солнечных лучей.

Настала ночь; но сон покойный

Бежал далеко от очей

Печальных киевлян. Нестройный

Верблюдов рев, степных коней

Неумолкаемое ржанье,

Их звонкий топот, крик людей,

Бедой грозящее бряцанье

Несметных копий и мечей,

И скрип телег, — шумней, чем море,

Когда в взволнованном просторе

Оно клокочет под грозой, —

Слились в ужасный, дикий вой —

Предвестник бедствия и горя…

VII

В то время мудрый Даниил —

Надежда Киева родного, —

Венец Владимира святого

С великой честию носил.

Печальным взором он следил

Грозы ужасной приближенье,

И, силы ведая врагов,

Искал он средства для спасенья

Страны возлюбленной отцов,

Граждан спешил готовить к бою,

Отвагой их одушевить;

Но знал, что храбростью одною

Беды великой не избыть.

И вот, чтобы свои пределы

От разрушенья оградить,

У властелина венгров, — Белы,

Решил он помощи просить

И за Карпаты путь направил

Искать друзей в краю чужом;

А в стольном городе своем

Вождем Димитрия поставил.

VIII

Среди бояр земли родной,

Блистая делом и советом,

Димитрий — витязь удалой —

Достоин чести был такой

И по заслугам, и по летам.

Издавна опытный в боях,

Под сенью копий поседелый,

Душой возвышенной и смелой

Не ведал он, что значит страх.

Но, в этот раз, с тоской глубокой

Он с башни наблюдал высокой

Движенья шумные татар;

Не льстя себя надеждой ложно,

Он знал — победа невозможна,

Неотразим врагов удар,

Но каждый шаг отдать им с бою,

Но путь их трупами покрыть —

Все, все возможное герою,

Решил боярин совершить…

IX

Светало. Ранний ветерок,

Играя в небе с облаками,

Пронесся тихо над полями

И замер, словно изнемог

В объятьях утра золотого…

Покров тумана голубого

Упал с широкого Днепра;

Светлей и чище серебра

Равнина вод его блистала;

На кровлях башен и дворцов,

На пышном золоте крестов

Заря брильянты зажигала.

Роскошно майский день вставал

Над пробудившею землею,

И мир волшебной красотою

И тихой радостью сиял,

Хорош, как в утро мирозданья,

Как будто скорби и страданья

Он не видал от первых дней…

X

Чу!.. гулкий топот лошадей,

Оружья грозное бряцанье,

Трубы военной завыванье

С окрестных донеслись полей.

Как в море волны за волнами,

Монголы тесными рядами

Идут на приступ… Шум шагов

Поля протяжно повторяют,

Таранов гром и клик бойцов

Смятенный воздух потрясают.

Под тучами несметных стрел

Померкнул яркий свет денницы;

По лестницам, по грудам тел,

Татары лезут на бойницы,

Сомкнув широкие щиты.

На них, как ливень, с высоты

Течет смола, летят каменья

И бревна, в яростном стремленьи

Их увлекая за собой.

Часы идут; но длится бой,

Все жарче, жарче разгораясь.

Уже погаснул знойный день,

Вечерняя густеет тень,

Туманной пеленой спускаясь

На гладь полей, на выси гор,

Настало страшное мгновенье:

Еще удар, еще напор —

Объемлет киевлян смятенье,

Почти решен кровавый спор!

Толпами полчища Батыя,

Гоня врагов перед собой,

Взошли на стены городские,

И смолкло все во тьме ночной.

XI

Димитрий, ранами покрытый,

Не снял с себя доспех избитый,

Он ослабевшею рукой

Еще держал копье стальное

И помышлял в последнем бое

Спасти хоть честь страны родной.

Героя пламенное слово

Отвагой вдохновило снова

Усталых ратников сердца.

Стоять поклявшись до конца,

Они под кровом темной ночи

Дремотой не смыкали очи.

Ограды ветхие церквей

Высоким тыном окружили,

Бессильных старцев, жен, детей

Под сенью Божьих алтарей

От стрел губительных укрыли,

Согреты верою святой,

Молитвы к небу воссылали,

И смело битвы роковой

И верной смерти ожидали.

XII

И вот ударил грозный час…

В сияньи солнце восходило, —

Увы! оно в последний раз

Гражданам Киева светило!

На башнях грянула труба.

Неотразима, как судьба,

Страшна, как туча грозовая,

Оружьем, бронями сверкая,

Дружина ханская идет.

Уж слабый киевлян оплот

Могучим сокрушен ударом,

Внутрь храмов путь открыт татарам —

По трупам русских и своих,

Теперь, разрушив все преграды,

Они стремятся… Нет пощады!

Все пало под мечами их:

Погибла рать бойцов лихих,

Погибли старцы, дети, жены…

Стихает вопль, смолкают стоны.

Один победный клик врагов,

Как голос бездны разъяренный,

Немолчный шум ее валов,

Гремит кругом. Изнемогая

От тяжких ран, полуживой,

В крови, под мертвыми телами,

Димитрий найден был врагами

И к хану приведен. Герой

Не ведал страха и волненья,

Не ждал и не хотел спасенья,

Скорбя высокою душой

Об участи страны родной.

Любовь к отечеству святую

Не мог свирепый хан почтить,

Но храбрость он умел ценить

И рек: «я жизнь тебе дарую!»

Хоть тяжело скорбеть и жить,

Но витязь принял дар печальный,

Чтоб родины многострадальной

Защитником и в узах быть.

XIII

Широко стелется пожар,

Пылает Киев златоглавый:

Чертоги пышные бояр,

Свидетели минувшей славы —

Дворцы и терема князей,

Лачуги бедных, богачей

Великолепные палаты,

Святыни древние церквей,

Свирепым пламенем объяты.

Шумит и стонет ураган, —

Гонимый им, как океан,

Огонь клокочет: то волнами

По улицам и площадям

Он бурно льется, то столбами

Встает и рвется к небесам,

Увенчан черною короной…

Уж вечереет. Солнца луч

Погас во мраке дымных туч;

Но душен воздух раскаленный,

Багровой, страшной пеленой

Простерлось небо над землей,

Кровавым отблеском сверкая,

Широкий Днепр кипит, ревет,

Громады разъяренных вод

Как горы, грозно подымая…

XIV

Три дня, три ночи бушевал

Пожар, но гнев его устал,

Огонь погас. Среди развалин,

Как похоронный стон печален,

Струился голос ветерка —

На них глядели облака,

И непробудный, и глубокий

Их обнимал тяжелый сон.

Каким-то чудом сохранен,

Лишь храм остался одинокий

В тенистой роще над Днепром…

Порой, в безмолвии ночном,

Колокола его звучали:

Они из дебрей и лесов

Туда ушедших чернецов

К святой молитве призывали.

Отшельники пред алтарем

К земле склонялися челом

И слали Господу моленья:

Да обретет свое спасенье

Родимый край, пора невзгод

И бедствий роковых пройдет,

И в блеске обновленной славы,

На берегах днепровских вод,

Воскреснет Киев златоглавый!..

Отрывок из поэмы

Когда кровавая война,

Неумолима и грозна,

Сражает тысячи людей —

И стон вдовиц, и плач детей

Нам сердце скорбью леденит;

Ее, увы! не исцелит

Ни славы блеск, ни гром побед!

И свято для грядущих лет

Народов слезы и печаль,

Потомкам праотцев завет,

Хранит истории скрижаль;

Когда проснувшийся вулкан,

Дремавший несколько веков,

На пажити богатых стран,

На зданья пышных городов

Потоки лавы изольет,

Их тучей пепла занесет,

И страшный гнев подземных сил

На месте хижин и дворцов,

Театров, башен и садов

Оставит ряд немых могил,

Все уничтожив без следа,

Их гибель в памяти людей,

Печальный, мрачный мавзолей

Не истребится никогда.

Природа — вечный наш злодей;

Мы боремся упорно с ней;

Но человеку человек

Враг беспощаднее и злей.

Чтоб брата с братом помирить,

Любовью землю обновить,

Страдал Спаситель в грозный час,

Когда над страшною горой

Денницы яркий блеск погас,

И содрогнулся шар земной,

Объятый скорбью роковой,

И пролилась святая кровь.

Но где же правда и любовь?

Зачем же каждый день и час

Страдают ближние средь нас;

Но стон и муки матерей,

Болезни, слезы их детей

Кто сердцем любящим поймет?

При шуме суетных забот,

Свой труд свершая или пир,

Их видеть не желает мир…

_______

Есть пышный город над рекой,

Одетый в бронзу и гранит,

Там жизнь без отдыха кипит

С утра до полночи глухой.

Там зданий величавых ряд

Пришельца изумляет взгляд

Сияньем гордой красоты;

Но там и бледной нищеты

Немолчно раздается стон,

Богатства шумом заглушен.

В том городе жила вдова,

С ней сын и дочь. Едва-едва

Она работой рук своих

От голода спасала их.

Она трудилась день и ночь

В убогой комнате своей,

Отрадным сном она очей

Сомкнуть не смела, хоть невмочь

Труд тяжкий становился ей,

Когда же, изредка, порой

Улыбку тихую детей

Она встречала, Боже мой!

Каким восторгом неземным,

Блаженством чистым и святым

В ней сердце замирало вдруг;

Работа падала из рук,

И пред иконою святой

С усердной, жаркою мольбой,

Глубокой верою полна,

Склонялась трепетно она.

Чем больше скорби и забот

Нам жизнь печальная дает,

Тем нам милее счастья луч,

Блеснувший из холодных туч

Борьбы и горя. Грозный рок

И непреклонен, и жесток.

Когда хоть изредка, хоть раз

На день один или на час,

Обманет он коварно нас

И, издеваясь, подарит

Нам призрак счастья, отомстит

За этот дар сторицей он.

Ему приятны вопль и стон;

В стенах темниц, среди могил,

Он свой алтарь соорудил.

Вдовы меньшой любимый сын,

Недугом тайным поражен,

Стал тихо гаснуть. Вянул он,

Как ранней осенью цветок,

Морозом первым опален;

С болезнью страшной он не мог

Бороться долго. Ни мольбы,

Ни слезы приговор судьбы

Ничто не в силах отвратить.

О, сердце, для чего любить

Умеешь ты? Не рай, но ад,

Страшней геенны во сто крат,

Что грешника за гробом ждет,

Любовь земная нам дает…

Худая, бледная, как тень

Мать проводила ночь и день

В тоске с отчаяньем немым

Над умирающим больным.

Она работать не могла;

Лоскут последний продала,

Чтобы страдальца накормить,

Иль за лекарство заплатить.

И в дверь ее уж голод злой

Стучался тощею рукой.

Настал ужасный миг — больной

Вдруг простонал, из бледных губ

Вздох вылетел в последний раз,

Померкнул блеск недвижных глаз:

Пред ней лежал холодный труп…

Весна красавица придет,

Луга цветами уберет

И вдохновенный соловей,

В прозрачном сумраке ночей,

Над розой песни запоет;

На нивы, на леса из туч

Прольется дождь и солнца луч

Осветит ярко небеса;

Веселых птичек голоса

Сольются с шумом ветерка,

И золотые облака

На яркий и роскошный день

Набросят голубую тень, —

Но тихой радостью дыша,

Скорбящей матери душа

Уж счастья не узнает вновь!

Страданьем будет ей любовь;

Весны цветущей пышный пир,

Одетый блеском Божий мир,

Сиянье дня и мрак ночей

Казаться гробом будут ей;

Печаль, воспоминаний яд

Больное сердце истомят,

Покуда, ими сожжено,

Не смолкнет навсегда оно…

Отрывки из неоконченной поэмы «Отшельница»

I

В монастыре вечерня отошла.

Пустеет храм. Окрестность оглашая,

В последний раз гудят колокола —

И смолкло все. Вечерний воздух мая

Душист и свеж. Прозрачной дымкой мгла

Одела даль. Пурпурное сиянье

Померкнуло на зелени полей,

Лугов и гор. Предметов очертанья

Становятся туманней и бледней

И, мрак ночной улыбкою встречая,

Взошла звезда Венеры золотая.

II

Как хоровод воздушных островов,

Блистая разноцветными огнями

И переливом радужных цветов,

На западе широкими грядами

Лежат ряды багряных облаков;

Пленительно и пышно догорает

На их волнах отсвет лучей дневных, —

Но яркий блеск тускнеет, замирает,

Теряяся в оттенках голубых

И, наконец, померкнув чередою,

Они слились с прозрачной синевою.

III

Меж берегов уснувшая река,

Как зеркало, раскинулась широко.

Напрасно глаз следит издалека

Движенье струй: спокойно и глубоко

Пучина спит, и парус челнока

Без трепета повис в немом бессильи, —

Так иногда, окончивши полет,

Усталые опустит лебедь крылья

И недвижим над бездною заснет…

От черных мачт неровными рядами

Ложится тень над ясными водами…

IV

На верхней галерее, под окном,

Задумавшись, отшельница стояла.

Теряяся в тумане голубом,

Пред нею даль безбрежная лежала;

С отлогого холма полувенцом

Спускался лес; у самой галереи

Вдоль белых стен тянулся темный сад,

Его цветник, куртины и аллеи

Безмолвные дремали. Аромат

Лился с цветов, с черемух благовонных

И сочных трав, росою окропленных.

V

Коварный май, опасен воздух твой!

Тлетворный яд разлит в его дыханьи,

Греховных грез незримый вьется рой

Твоих ночей в таинственном мерцаньи;

Песнь соловья отравлена тобой;

Отравлены все образы, все звуки,

Цветы лесов, кристальных вод струи,

Лучи светил — все полно страстной муки,

И жаждет мир любви, одной любви…

Священный зов, волшебные мгновенья!

Но для людей и счастье — преступленье.

VI

Безмолвная, погружена в мечтах,

Потупив взор, скрестив недвижно руки,

Отшельница стоит. В ее чертах

Заметен след борьбы и тайной муки,

Порой мелькнет улыбка на устах,

Порой ее сменяет дрожь испуга,

То заблестят румянцем огневым

Ее ланиты, как в жару недуга,

То бледность разливается по ним,

Так пламенный отлив луча дневного

На лилии сверкнет и гаснет снова.

VII

Как школьники, в густой тени кустов,

Иль в коноплях, скрываются с силками

И сторожат беспечных воробьев, —

Проклятый бес незримыми сетями

Старается опутать простаков,

И чтоб к нему в добычу не попасться,

Оружием терпенья и молитв

И твердостью должны вооружаться

С издетства мы, как ратники для битв.

Родители, от самого рожденья

Своих детей готовьте на сраженья!

VIII

Пока как воск послушна и нежна

Душа ребенка, вы на этой ниве

Посеете любые семена

И вырасти дадите иль крапиве,

Или пшенице. Бережет она

Всю жизнь неизгладимо постоянно

След первых впечатлений. Потому

О детских днях Людмилы я пространно

Намерен здесь поведать моему

Читателю. К тому ж и воспитанье

Ее вполне достойно подражанья.

IX

Людмилы мать была одной из дам,

Какими Русь святая так обильна,

Что гордостью и честью служат нам.

Всегда смотрели кротко и умильно

Ее глаза, опасные сердцам,

А голос веял музыкой небесной,

Все эти «fi», «увы», «helas» и «ах»,

Которые так мило и прелестно

Звучат у наших дам, в ее устах

Казались слаще меда иль варенья.

Pardon! Я лучше не нашел сравненья.

X

Ее наряд изящен был всегда

И в то же время верен моде строго,

Замечу мимоходом, иногда

С намереньем казался он немного

Небрежным, будто им незанята

Была она, и это выходило

Особенно прелестным у нее,

А вместе с тем оригинально было.

Все ж что оригинально — saute aux yeux,

Как говорят французы, и порою

Оригинальность спорит с красотою.

XI

Но, впрочем, я обязан вам сказать,

Что внешние достоинства в ней были

Не главными. Уменье танцевать

И одеваться, чтоб ни говорили,

Необходимо, но (здесь «но» опять)

Важнее их святая добродетель,

И нравственность; они уже давно

Так признано, в кругу ль домашнем, в свете ль,

Везде очаровательны равно,

Недаром у поэтов вдохновенных,

Присвоен и эпитет им — нетленных.

XII

Людмилы мать была одарена

Высокодобродетельной душою:

Приветлива, наивна и скромна,

Она была примерною женою

И матерью. Конечно, как жена…

Как женщина… Но здесь я в затрудненьи,

Как выразиться лучше; много злых,

У нас людей — неточность выраженья

И соблазнить, пожалуй, может их…

Она — и что же в мире постоянно? —

Порою несходна была с Дианой.

XIII

Ах, я и позабыл, читатель мой,

Тебе поведать, что моя княгиня

Почти всегда и телом, и душой

Была чиста, как гордая богиня,

Венчанная двурогою луной. —

Да если иногда и спотыкалась

Она — беды тут нет; известно всем,

Что и Диана также раз попалась

В ужаснейший скандал, а между тем,

Богиней целомудрия для света

Доселе быть ей не мешает это.

XIV

При том мы знаем, что язык людей

И лжив, и зол; он мелет много вздора,

Так о княгине слух ходил моей,

Что будто раз в объятьях гувернера

Ее застал супруг. — Друзья, ей, ей,

Так клеветать на женщину безбожно:

Аристократка, знающая свет,

Замужняя и, так неосторожно

Вести свои дела? О, нет и нет!

Готов пред целым светом утверждать я,

Что этот слух не стоит вероятья.

XV

Ее супруг, князь Петр Ильич… Мужья,

Покорные супругам безусловно,

От всей души вас уважаю я,

И кто ж без умиленья, хладнокровно

Способен видеть вас, как, затая

Дыханье, вы следите зорким взором

Малейшие желания жены,

Или ее внимаете укорам,

Смирения и робости полны,

Как, провинясь порою, наказанье

Вы сносите без злобы и роптанья!

XVI

Князь Петр Ильич был маленький толстяк,

С прекрасными душою и желудком,

Всегда веселый, только натощак,

По утру он терял наклонность к шуткам

И хмурился; но херес и коньяк

Да сытный завтрак делали мгновенно

Его веселым вновь. С женою был

Почтителен и вежлив он отменно,

Прощаясь с нею, к ручке подходил,

Звал дома душкой, ангелом, богиней,

В гостях же то — princesse или княгиней.

XVII

Не спорил с ней ни в чем и никогда,

И что бы она ему ни говорила,

Спешил ответить: «точно так» иль «да»,

Иль «c’est charmant», иль «это очень мило».

Сбираясь в гости, спрашивал всегда

У Зои позволенья отлучиться —

Без этого он выезжать не мог, —

А также был обязан возвратиться

В назначенный ему супругой срок.

Порядка и гармонии немало

Семейной жизни это придавало.

XVIII

Исчадие геены, клевета,

О злейшая из злобных фурий ада!

Да будешь ты навеки проклята

За то, что постоянно пену яда

Сочат твои змеиные уста

На все, что нам заветно и священно,

За то, что ты невинность не щадишь,

Что в зависти, беснуясь исступленно,

Любовь и честь, и красоту чернишь,

А главное за то, что даже Зои,

И той ты не оставила в покое.

XIX

Князь был богат, и с самых первых дней

Супружества он все свое именье:

Дома, собак, крестьян и лошадей

Супруге отдал в полное владенье.

Всех подданных любовию своей

Равно моя княгиня обнимала.

Как мать, она заботилась о них,

Их нравственность ревниво охраняла.

. . . . . . . . .

. . . . . . . . .

. . . . . . . . .

XX

Людмилы воспитание она

Почтенной англичанке поручила

И русской няньке. Трепетна, бледна,

Задумчива росла моя Людмила;

Игрушки рано бросила она;

Ей нравились рассказы старой няни

О чудесах давно былых годов:

Волшебный мир таинственных преданий,

Весь полный ведьм, чертей и колдунов…

И поселились странные виденья

В расстроенном ее воображеньи…

. . . . . . . .

Отрывки из драматической поэмы

Первый отрывок

Смолинский

Нет, недоволен я своей работой.

В порыве вдохновенья, иногда

Я думаю, что кисть моя и краски

Передадут немому полотну

Ее черты волшебные… Напрасно!

Красавица! Склоняясь пред тобой,

В тебе мы обожаем богомольно

Творца природы лучшее созданье…

Но повторить его не в силах мы.

Какая бесконечность выражений

В твоем лице, то озаренном светом

Пленительной улыбки, то печальном,

Задумчивом, как первый день весны,

Одетый голубыми облаками.

Как дивно хороши в твоих чертах

Все измененья чувства: грусть и радость,

Любовь и страх. В них целый мир глубокой,

Неизъяснимой, чудной красоты.

Глядишь на них, — и каждое мгновенье

Меняются они, разнообразны,

Неуловимы, как движенья духа,

Как жизнь его… И мысль сама трепещет,

Теряется невольно в этой бездне

Гармонии сияния и тени.

Нет, величавый гений человека

В минуты самых светлых откровений

Ничтожен, слаб и беден пред тобой,

Всесильная природа! Ты одна

Способна выражать свою идею

В достойной форме, и счастливы мы,

Когда, смиряя гордое желанье

Постигнуть тайны творчества, умеем

Прекрасным наслаждаться с умиленьем.

Луиза

Ты не рисуешь?

Смолинский

Это ты, Луиза?

Мое дитя, мой чистый, белый голубь!

О, как душа светлеет при тебе,

Полна глубоким, сладостным блаженством,

Которого не выражает слово,

Не постигает наша мысль, — блаженством,

Которое я ощущал когда-то,

В часы молитв, когда, еще ребенком,

Я призывал святое имя Бога

И чувствовал присутствие Его;

Которое звучит порою нам

В сияньи догорающего солнца,

В мелодии цветов благоуханных,

Любимых, нежных первенцев весны.

Луиза

Как ты ленив! Портрет еще не кончен!

Смолинский

О, улыбнись еще! Твоя улыбка

Так сладостно ласкает сердце мне;

Согретое лучом ее приветным,

Оно в груди двойною жизнью бьется.

Луиза

Меня ты любишь?

Смолинский

Ангел мой Луиза!

Вся жизнь моя, все существо мое —

Тебе ответ на твой вопрос. Луиза,

Верь: с той поры, как я тебя увидел,

Все прошлое из памяти моей

Изгладилось. Все радости, все муки,

Желания мои слились в тебе,

В тебе одной. Нет, больше! Жизнь моя

Исчезла для меня; твоею жизнью

Я начал жить; твоим я счастьем счастлив,

Твоей печалью я грущу, Луиза,

Твоей улыбкой улыбаюсь я.

Луиза

О, для чего я не могу ответить

Любовью равной на твою любовь!

Бог видит, я люблю тебя, Владимир,

Но так, как ты, — любить я не умею.

Смолинский

Ты ропщешь на себя, мой добрый ангел;

Своих даров ценить ты не умеешь.

О, верь: твоя улыбка, взгляд один,

Один привет — дарят меня восторгом,

Перед которым все восторги рая,

Вся вечность счастья — тень одна, Луиза!

За поцелуй твоей волшебной ручки

Небесное блаженство я отдам!

Луиза

Когда тебя я слушаю, Владимир,

В моей душе сомненью места нет.

Я знаю, ты до обожанья любишь;

Но кто, скажи, кто поручится мне,

Что эта страсть останется надолго?

Смолинский

Кто поручится? — Красота твоя,

Твоя душа невинная, Луиза.

О, как ничтожно, жалко чувство то,

Которое слабеет в нас с годами!

Нет, надо мной бессильно время! Сердце,

Забившись раз любовию к тебе,

Последнее биение свое

Тебе же посвятит, моя Луиза!

Луиза

Да, до конца люби меня, Владимир,

Люби меня, как в первую минуту,

Когда, склонясь в объятия мои,

Ты замирал от неги и блаженства,

Когда в избытке счастья задыхаясь,

Ты мне клялся не разлюбить меня.

Смолинский

Святая ночь восторгов, упоений!

О! помню я ее немую тень:

Как пышный храм, воздвигнутый любви,

Она сияла яркими звездами,

И эти звезды крупные, дрожа,

На нас смотрели с радостной улыбкой,

И их лучи тянулись к нам с небес,

Нас золотым сияньем обливая…

Обвив меня горячими руками,

Откинув кудри с бледного чела,

Полузакрыв потупленные очи,

Ты жгла меня лобзаньями своими…

О, где они, те чудные мгновенья?

Где первый, страстный поцелуй любви?

Луиза

К чему жалеть, Владимир, о прошедшем?

Все та же я, и, полны страстной неги,

Все так же жгут лобзания мои.

Люби меня, одну меня, как прежде;

Забудь весь мир, друзей своих и славу,

И я тебе взамен блаженство дам.

Но если ты изменишь, если ты

Любить другую будешь — о, Владимир! —

Я сицильянка! — ревности огонь

Горит в крови, как пламень нашей Этны.

В одну минуту вся любовь моя

Пройдет как сон; я буду ненавидеть,

Я буду проклинать тебя, так страстно,

Так пламенно, как я теперь целую

Тебя под сенью молчаливой ночи.

Я не отдам тебя другой, Владимир!

В тот миг, когда ты скажешь мне: «Прости!» —

Тебе отвечу смертью я.

Смолинский

Луиза!

Благодарю, благодарю тебя!

Мне нравятся порывы бурной страсти,

И самые угрозы милы мне

В твоих устах, как нежное лобзанье.

Дай руку мне, взгляни сюда, Луиза…

Ты улыбнулась… О, благодарю!..

Второй отрывок

Смолинский

Когда порой поэзия лукаво

Закрадется в мой ум, я обращаюсь

К безмолвному товарищу работ —

Скелету этому. В нем нахожу

Я верное лекарство от фантазий

И от обманов чувства. Что такое

Красавица, больных сердец богиня? —

Костяк, обтянутый удачно кожей,

Явившийся на пестрый маскарад,

Который называем «светом» мы.

Пускай поэт-невежда увлечется

Ее блестящей маской, — для меня

Она кусок материи, не больше…

Покуда в нем свершается известный

Химический процесс, — в его щеках

Играет свежий, розовый румянец,

Атласом отливает кожа, блещут

Лазурным цветом светлые зрачки,

Из легких вылетает нежный голос,

И мускулы сжимаются в улыбку.

Настанет время, — нужно будет снять

Уборы маскарадные; тогда

Останется скелет немой и голый,

С тупой и безобразною гримасой…

Таков закон физический.

А много

Провел ночей я, над скелетом этим

Работая; зато мне удалось

Связать искусно кости. Сколько дум

Тогда в моей родилось голове!

Мечтал я о поре, когда наука

Могучим взором будет проникать,

Сквозь темные и плотные покровы,

Во внутренность живого организма;

Когда врачу следить возможно будет

За всеми проявленьями его,

За всеми уклоненьями от нормы;

Когда он в силах будет излечить

Теперь неизлечимые болезни;

Когда постигнет разум человека

Все тайны бытия: и сон, и голод,

И жизнь, и смерть, и зарожденье мысли.

До той поры далеко; но приятно

Сознанье мне, что и мои труды

Принесть динарий бедный также могут

В сокровищницу пышную науки;

Приятно думать, что живу я в мире

Не тунеядцем, не больным, который

На все предметы смотрит сквозь кошмар

Горячки нервной, — а прилежным, трезвым

Работником. Отсюда нужно мне

Уехать поскорее; за работу

Приняться нужно снова; каждый день,

Украденный у дела и труда,

Считаю я потерянным преступно.

. . . . . . . . .

Печальный гость, пришелец из могилы!

Как грустно смотрит он на Божий свет,

Как много говорит его улыбка

И строгое молчание его!

Увы! Та мысль, которая жила

Под черепом, угасла невозвратно…

И кто найдет следы ее? А верно

Они остались в мире. В этой массе,

В движеньи, в измененьях бытия,

Ничто пропасть не может без следа:

В идее, чувстве, слове, даже взгляде —

Мы нашу жизнь передаем другим.

Жизнь первого творения пройдет

Сквозь все творенья, вечно изменяясь,

Не исчезая никогда; и если

Мы не умеем даже воплотить

Свою идею в форму, дать ей образ, —

Она должна воскреснуть в наших внуках.

Так звук давно на век умолкшей песни,

Когда-то волновавшей сердце нам,

Чрез много лет, в часы бессонной ночи

Вдруг воскресает в памяти, и снова

Внимает ухо пламенным созвучьям,

Опять душа трепещет, замирая

В порыве неразгаданных стремлений.

Отрывок

…Ты дал мне власть; покорный сонм рабов

Передо мной склонился в умиленьи,

И песни дев, и стройный хор жрецов,

Как божеству, возносят мне хваленья.

К моим ногам стремятся корабли

С богатством океана и земли;

Мои враги трепещут предо мною:

Они бегут мечей моих и стрел;

Но гордый царь не ведает покоя,

И проклял он высокий свой удел…

О, для чего у юной Суламиты

Алее роз прелестные ланиты?

О, для чего во мрак ее очей

Полуденное солнце заронило

Огонь своих пылающих лучей?

К чему мне власть, величие и сила,

Когда любовь к пастушке молодой

Царем всесильным стала надо мной?

Возьми мой скиптр, и меч, облитый кровью,

Разбей в куски. Свободен мой народ —

Нет, человек, окованный любовью,

Уж для других оковы не кует!

Исполни лишь последнее желанье

Мое, Господь: за все, что отдал я,

Пускай мне даст одно, одно лобзанье

Прелестная владычица моя!..

Отрывок

Года бегут: на сцене мировой,

Как призраки, актеры и актрисы

Сменяются обычной чередой;

Лишь главные нетронуты кулисы:

Мильоны звезд из бездны голубой

Во тьме ночей, как прежде, льют сиянье,

Светло горит пурпурная заря,

Прекрасная, как в утро мирозданья, —

В тот час, когда на землю и моря

Она с небес рассыпала впервые

Своих цветов букеты золотые.

Во след луны, владычицы своей,

Стремятся океаны неизменно,

И волны их поют хваленья ей,

Как струны арфы, вечно вдохновенной.

Свершает средь лазоревых полей

Светило дня обычный путь над нами,

И, как дитя у матери в сосцах,

Природа пьет несытыми устами

Тепло и жизнь, и свет в его лучах;

Потоки их текут, не умолкая,

Бездушный прах живя и согревая.

О солнце, ты, в сияньи золотом

Уже текло над нашею землею,

Когда она, объята мертвым сном,

Неслась еще пустынною, немою,

Среди светил в пространстве голубом;

Ты видело, как первое дыханье

Проснулось в девственной пыли, —

В тот миг, когда для жизни и страданья

Бездушный прах лучи твои зажгли.

Как в бурный день но небу облака

Летят стрелой, волнуясь и мелькая,

Перед тобой неслись, неслись века,

И чередой, творя и разрушая,

Лицо земли меняла их рука.

Посев костей, былого след печальный,

Пескам пустынь, волнам морей и рек

Вверяла смерть, как урне погребальной;

Пришла пора — явился человек, —

А вместе с ним явились также страсти:

Любовь и зло, вражда и жажда власти.