Стихотворения (Буринский)

Стихотворения
автор Захар Александрович Буринский
Опубл.: 1805. Источник: az.lib.ru • Поэзия («Приди, Поэзия, дар неба драгоценный!..»)
Призывание Цезаря. Перевод из первой книги Вергилиевых «Георгик»
«На ее могиле есть цветок незримый…»

З. А. Буринский

править

Стихотворения

править

Библиотека поэта. Второе издание

Поэты 1790—1810-х годов

Вступительная статья и составление Ю. М. Лотмана

Подготовка текста М. Г. Альтшуллера.

Вступительные заметки, биографические справки и примечания М. Г. Альтшуллера и Ю. М. Лотмана

Л., «Советский писатель», 1971

Оригинал здесь — http://www.rvb.ru

СОДЕРЖАНИЕ

Биографическая справка

113. Поэзия

114. Призывание Цезаря. Перевод из первой книги Вергилиевых «Георгик»

115. «На ее могиле есть цветок незримый…»

Биографическая справка

править

Захар Александрович Буринский (1780—1808) принадлежит к поэтам, чье имя в настоящее время забыто даже специалистами. Однако современники ценили его высоко. Имя его упоминается в обзорах поэзии в ряду наиболее значительных литературных деятелей. Батюшков в «Речи о влиянии легкой поэзии» сожалел о Буринском, «слишком рано похищенном смертию с поприща словесности».1 Греч дал ему такую характеристику: «Молодой писатель с большим талантом, переводчик Вергилия, умер слишком рано для упрочения своей славы».2 Белинский в обзоре «Русская литература в 1841 году» назвал Буринского в одном ряду с Катениным и Пниным.

Обстоятельства жизни Буринского почти неизвестны. Всю свою короткую жизнь он боролся с нуждой, и, по всей вероятности, именно эта борьба свела его преждевременно в могилу. Он родился в Переславле-Залесском в семье священника, блестяще окончил Московский университет в 1806 году и, получив магистерскую степень, готовился к тому, чтобы занять кафедру профессора. Ему предстояла заграничная командировка. Смерть оборвала все планы.

Как поэт Буринский принадлежал к кружку Мерзлякова. В близких к университету московских литературных кругах 1805—1805 годов он считался восходящей звездой русской поэзии. С. П. Жихарев писал: «Милый, беспечный мой Буринский, будущее светило нашей литературы, поэт образом мыслей и выражений и образом жизни — словом, поэт по призванию!»3 Из петербургских литераторов известны связи его с Гнедичем, возможно, завязавшиеся еще в московский период жизни последнего. В письме Гнедичу Буринский жаловался на одолевающую его нужду, зависимость, унижающую интеллигента-разночинца: «Люди нашего состояния живут в рабстве обстоятельств и воли других… Сколько чувств и идей должны мы у себя отнять! Как должны переиначить и образ мыслей и волю желаний и требований своих самых невинных, даже благородных склонностей! — Мы должны исказить самих себя, если хотим хорошо жить в этой свободной тюрьме, которую называют светом».

Стихотворения его никогда не были собраны. Большинство из них оставалось в рукописях и по настоящее время не разыскано.

1 К. Батюшков, Опыты в стихах и прозе, ч. 1, СПб., 1817, с. 22.

2 Н. И. Греч, Учебная книга русской словесности, ч. 4, 1844, с. 326.

3 С. П. Жихарев, Записки современника, М. —Л., 1955, с. 143.

113. ПОЭЗИЯ

Поэзии сердца, все чувства — всё подвластно…

Моск<овский> журн<ал>

Приди, Поэзия, дар неба драгоценный!

Се музы росские благодарят судьбе!

Приди, бессмертная, в сей день, для нас священный;

Теперь усердие внимает лишь тебе.

Сопутствуй истине, пусть глас ее нельстивый,

Соединясь с твоим, монарха воспоет —

И скажет, как теперь россияне счастливы,

Как музам Александр блаженный век дает!

Всегда, во всех странах горел огонь небесный —

Душа Поэзии — и смертных согревал;

Всегда, во всех странах сын песни вдохновенный

На лире золотой и трогал, и пленял,

Как сердце и душа стремились в нем к свободе

Восторга на крилах отца и бога петь,

Когда он кроток, благ является в природе,

И жизнь, и красоту творению дает!

Где тучи вечные нависли над снегами,

Где в гробе красоты всегда природа спит —

И там Поэзия является с цветами,

И там огонь ее в груди людей горит,

И движет струны лир. Так в острове туманов

Фингалов мрачный сын героев воспевал;

Так житель Холмогор, стремясь вослед Пиндаров,

Из недра вечных льдов гармонию воззвал!

Как тысячи светил на тверди запылали —

Огонь Поэзии для смертных возгорел;

Народы родились, и грады расцветали —

И луч Поэзии льды полюсны согрел.

Тогда, как человек с другими съединился

И царства возросли под сводами небес,

Язык божественный ее обогатился,

Соделался тогда источником чудес;

Тогда Филиппов сын, по гласу Тимофея,

От ног Таисиных спешил на брань лететь;

Родились Пиндары, Гомеры и Орфеи —

И звери дикие ходили им вослед!

Кто мог предметы все Поэзии исчислить

И языку ее круг тесный начертить? —

Поэзия везде! — и кто дерзнул помыслить,

В жилище облаков орла остановить?

Ее пределы там, где кончится вселенна;

Великий путь — земля, моря и небеса.

Парил Бард Севера по тверди вдохновенной

И на Атлантовых не опочил хребтах.

И сколь различен вид чудесныя природы,

Различен столько вид Поэзии самой;

Поэзия была богиней всех народов

И не потушит ввек бессмертный факел свой!

Какую чудную увидим мы картину,

Когда история покажет ряд веков,

Как в недрах дикия и мертвыя пустыни

Ручей, виющийся едва среди песков,

Далёко по полям хребет свой расстилает,

Жизнь, изобилие египтянам дает;

И как из семени дуб гордый изникает,

Так и Поэзия в пути своем идет.

Родился человек — и в сладком восхищеньи,

В сердечной простоте природу прославлял;

Изображал потом свой ужас, изумленье,

Когда из черных туч огонь над ним пылал,

Как горы крепкие в сердцах своих стенали

И океан кипел, ревущий в берегах.

Поэты мудрые на арфах подражали

Глаголам Вышнего, как Он вещал в громах,

И в кротких зефирах, и в стоне ветров ярых,

И в трелях соловья, в журчаньи светлых вод,

И в шепоте дерев, и в бурных водопадах

Звучали струны их: велик, велик господь!

Раздались песни Муз, — и счастье с кротким миром,

С улыбкой жизненной слетели к нам в поля.

Дары благие их посыпалися с лиры,

И обновилася великая земля!

Так человек, пленясь согласьем лирна звона,

Огнь в сердце ощутил, летел других обнять,

Составить общество: гармонии законы

Цепями милыми умеют нас пленять.

Что был ты, человек, один в лесах, с природой?

Не раб ли был ее ты в славный век златой?

Но в обществе воззрел на небо с мыслью гордой,

Тогда исполнился великий жребий твой!

Душа возвысилась к моральному блаженству,

Ты начал в радости свободнее дышать;

Открытый разум твой понесся к совершенству,

И в мыслях полетел вселенную обнять!

Распространился круг идей твоих далёко,

Искусства, знания, науки родились,

И до небесных стран твое проникло око,

И горы под рукой твоею раздались!

Леса дремучие поля обременяли;

Там — в черной их глуши — смерть вечная жила;

Вой ветров, рев зверей там эхом повторялись;

Река шумящая свой бурный ток вила

Средь каменистых скал, среди степей бесплодных,

Уединение ходило на брегах;

Коснулся Амфион до струн волшебно-стройных —

Упали дерева на мощных их корнях

И, превратясь в суда, за счастьем полетели;

Пустыни облеклись вдруг жатвой золотой,

Сыны гранитные под стадию исчезли.

Какое торжество Поэзии святой!

Явились общества, — брань лютая явилась,

Из ада принеслась — и возлегла в полях;

Глад, ужас, бешенство кругом ее обвились,

И поселилась смерть в стальных ее руках!

Тогда восстал Поэт — се глас его громовый

Устами Минина к гражданам говорит:

«Ступайте, братия! вам плен и смерть готова,

Огнь гибельной войны в отечестве горит.

Идет ужасный враг, как тигр ожесточенный,

Разит без жалости младенцев, слабых жен!

Не видите ли вы сих нив опустошенных?

Не слышите ли вы несчастных смертный стон?

Смотрите, как в крови купается враг лютый:

Одной рукою меч, другою цепь несет.

Ступайте, братия! еще одна минута —

И всё отечество погибнет и падет!

Ступайте!» — и герой булат свой извлекает,

На все опасности без робости летит.

Пусть медна пещь ревет, пусть в молниях пылает

И в вихрях огненных смерть лютую стремит, —

Герой неустрашим! Героя слава водит,

В глазах его огонь, в его деснице смерть;

Пред воинством своим, как грозный Марс, предходит —

И все спешат, как львы, в его опасный след!

Спешат — и враг упал, отечество спасенно,

Герой бессмертие и лавры заслужил, —

И се уста сынов Поэзии священной

В восторге чувств своих воспели громкий гимн

И славу воина в потомство передали:

Он в сонме Рымникских, Румянцевых воссел!

Трофеи гордые и мавзолеи пали,

Но не умолкнет песнь бессмертных, славных дел,

Сияет средь веков, как солнце на лазури,

И в хаосе времен погаснет вместе с ним.

Гремел глас Пиндаров в полете мощной бури,

Разил и восхищал согласием своим.

Воззрите! се Поэт перед лицем Эллады

С волшебной лирою, как некий бог, сидит,

Поет Иракла честь, поверженные грады,

И пламенный перун со струн его летит;

Он в души воинам мгновенно проникает,

Когда геройские поет им Бард дела;

Склонили к лире слух и, всё забыв, внимают —

И се гармония в них мужество возжгла!

Как ветры бурные, героев сонм несется,

Летит стремительно награду получить,

Под звуки сладких струн к победе дух их рвется,

И лавры на главе спешат они носить!

Дивиться ль мужеству Филиппова нам сына?

Гомера он читал, Поэзию любил!

Кто к просвещению шагами исполина

Отечество свое из тьмы привесть спешил;

Россию усмирив с ее скала?ми, льдами,

Согрел и оживил, как древний Прометей;

Кто степи дикие усеял городами

И от руки кого пал северный Арей, —

Тот в гимнах бардовых вовек не умирает.

Песнь Ломоносова до вечности пройдет;

Потомство поздное дивится и внимает,

Как в Петриаде он Великого поет!

Бичи вселенныя, друзья убийства, брани!

И ваши имена Поэзией живут.

Бессмертны Батыи, Аттилы, Тамерланы!

Вас роды поздные страшатся и клянут;

На вас Поэзия перун свой грозный мещет,

Во глубине могил трясет, разит ваш прах;

Се струны движуща рука Певца трепещет,

Над лирою его летает бледный страх.

Мы слышим меди гром, глас смерти миллионам,

Вопль ярый воинства, звук труб и стук мечей;

Еще взыграл Поэт — мы слышим смертны стоны,

Мы зрим растерзанных, растоптанных людей.

Там сетуют отцы, летами удрученны:

Чудовище войны пожрало их сынов;

Там плачут сироты, родителей лишенны,

Стенают тысячи несчастных, горьких вдов!

Злодей не внемлет им и по стезе кровавой,

При ярком зареве градов горящих, сел,

Спешит достигнуть в храм всегда живущей славы;

Но нет, не славу он — проклятие нашел!

Никто не посетит убийцы гроб ужасный,

И рушится его в забвеньи мавзолей!..

Но ты, герой добра, друг муз, отец несчастных!

Ты не умрешь в сердцах обязанных людей!

О россы! и у нас в век славный и бессмертный

Родились громкие Поэзии сыны,

Не ты ли, дщерь небес, не твой ли дар священный

Явился среди льдов, в объятиях зимы?

Не твой ли пылкий сын, великий Ломоносов,

В полете бурь царя, до облак воспарил?

И не с тобой ли пел блаженные дни россов,

На лире золотой гремел, пленял, разил?

Не ты ли двигала пленительные струны,

Когда Владимира Херасков воспевал,

Как Иоанновы и лавры и перуны,

И лирну песнь свою бессмертью отдавал?

Так! ты с Державиным в гремящем Водопаде

Горящим искр дождем летела с струн его;

Как пел он Вышнего и россиян отраду,

Не исполнялся ли восторга твоего?

О Дух Поэзии и гражданин вселенной,

С которым песни Муз нас могут восхищать,

Дар вдохновения! — один твой огнь небесный

Певцов монарховых живить, воспламенять

И сделать гласы их и лирну песнь возможет

Достойными хвалить достойные дела.

Пусть зависть в бешенстве грудь собственную гложет,

Но не дерзнет препнуть парение орла!

Наш юный Александр с Великими сравнится,

Не пламенный перун — оливы будет несть,

Ему вселенная с любовью удивится

И вечные венцы монарху станет плесть!

О царь! будь божеством — монархом над сердцами,

Храни и защищай любезных Пиэрид!

Они усыплют твой алтарь любви цветами,

И кроткого царя их будет гимн хвалить!

Ах! продолжи свой путь, великий, несравненный

Монарх и человек, для счастья поздных чад!

И да возможешь ты державой вожделенной

Чрез целые сто лет Россию утешать!

<1802>

114. ПРИЗЫВАНИЕ ЦЕЗАРЯ

Перевод из первой книги Вергилиевых «Георгик»

И ты в какой Совет, о Цезарь, вступишь вышний?

Не знаем, будешь ли защитник ты градов?

Иль, миртом матерним главу свою покрывши,

Плодов земных творец, царь мощный бурь, громов?

Иль власть на бездну вод рука твоя положит —

И мореходцы все единого почтут,

Фетида дщерь во брак и в дар моря предложит,

И крайние брега их бога призовут?

Или желаешь ты звездой светлоблестящей

В знак новый месяцев на высоте сиять?

Се уклоняется уж Скорпион горящий,

И часть небес тебе спешит он уступать!

Но чем ни будешь ты (лишь столь жестокой страсти

Быть Тартара царем твой дух не мог иметь,

Пускай полям его, где век в блаженной части

Все добрые живут, дивится целый свет),

Даруй, чтоб счастлив был путь мыслей дерзновенных,

О Цезарь! Мирный бог! Со мною сострадай

Над бедной участью селян непросвещенных,

Наставь их и к мольбам слух кроткий приучай!

1803

115

На ее могиле есть цветок незримый,

Всюду разливает он благоуханье;

Он цветок заветный, он цветок любимый —

Он воспоминанье!

И вечно-душистый цветок неизменный

Не боится бури, не вянет от зною,

Сторожит сохранно имя преселенной

К вечному покою!

1805

ПРИМЕЧАНИЯ

113. Отд. изд., М., 1802, подпись: Студент Захар Буринский. Эпиграф — из стихотворения Н. М Карамзина «Поэзия».

В сей день, для нас священный. Стихотворение написано к торжественному акту в связи с назначением M. H. Муравьева попечителем Московского университета и учебного округа.

Остров туманов — Англия.

Фингалов мрачный сын — Оссиан (см. Словарь).

Житель Холмогор, Бард Севера — М. В. Ломоносов.

Филиппов сын — Александр Македонский. Имеется в виду апокрифический эпизод из его биографии: воспламененный героическими песнями Тимотея (Тимофея), Александр отказался от любви к Таисе во имя подвигов.

Минин — см. примеч. 18.

Рымникский — Суворов А. В., князь Италийский, граф Рымникский (1729—1800).

Румянцев — см. примеч. 18.

Северный Арей — здесь: шведский король Карл XII (1682—1718), побежденный Петром I.

Батый, Аттила, Тамерлан — вожди кочевых орд, прославившиеся жестокостью завоеватели.

Когда Владимира Херасков воспевал и т. д. Имеются в виду поэмы М. М. Хераскова (см. примеч. 93) «Владимир Возрожденный» и «Россиада».

Так! ты с Державиным и т. д. Имеются в виду оды Державина «Водопад», «Бог», «Фелица».

Оливы — символ мира.

114. Печ. впервые по автографу ГПБ. Стихотворение представляет собой замаскированный призыв к императору облегчить участь русских крепостных и, видимо, связано с законом о вольных хлебопашцах и циркулировавшими в обществе слухами об освободительных планах Александра I.

Скорпион — название созвездия.

115. «Москвитянин», 1853, N 3, с. 72. Печ. по Жихарев, с. 53. Текст сопровожден следующим пояснением С. П. Жихарева: «Ты, вероятно, слыхал о Саше Давыдовой, прелестной и преисполненной талантов девушке, которую все так любили; она скончалась в прошлом году, вскоре после бала в благородном собрании. Неутешные отец и мать поставили над прахом милой дочери прекрасный памятник, на котором после имени, фамилии и лет ее приказали, вместо эпитафии, вырезать незабудку. Буринский, по желанию брата покойницы, написал на этот случай экспромтом премиленькие стихи». Элегия Буринского пелась как романс.