Василий Богданов
Стихотворения
----------------------------------------------------------------------------
Библиотека поэта. Большая серия.
Поэты "Искры". В двух томах
Том второй. Д. Минаев, В. Богданов, Н. Курочкин, П. Вейнберг, Г. Жулев,
В. Буренин, Н. Ломан, А. Сниткин
Издание третье
Л., "Советский писатель", 1987
----------------------------------------------------------------------------
СОДЕРЖАНИЕ
Вступительная заметка
336. Беседа с музою (в чисто классическом роде)
337. Притча
338. Проезжим (Раздумье горемыки)
339. Наш пролетарий
340. Дубинушка
341. Химеры
342. "Французы в Суэце, как видно..."
343. "Был близок взрыв народных масс..."
344. "Красный принц в стенах Стамбула..."
345. Eppur si muove!
346. "Очень грозен горизонта..."
347. "Для грозной силы неприятно..."
348. "О свободе громких фраз..."
349. Свой идеал (Размышления одного из "недовольных" по прочтении
"Вести")
350. "Орел французский встарь вносил..."
351. "Плантаторам рабов отдали напоследках..."
352. Три сына
353. <Э. Шнейдеру>. ("У вас в Крезо теперь волненья...")
354. "У министров буржуазных..."
355. Мы - особь статья! (Иеремиада одного из последних могикан на
всероссийской почве)
356. <Диалог версальского и парижского хора>
357. <А. Тьеру>. ("Развивать он бойко стал...")
Василий Иванович Богданов родился 12 января 1837 г. в городе Лихвине
Калужской губернии, в семье священника.
По окончании калужской гимназии он поступил на медицинский факультет
Московского университета. Будучи студентом, Богданов некоторое время давал
уроки в семействе Берсов (провел у них в Покровском-Стрешневе, под Москвой,
лето 1860 г.). В воспоминаниях жены Л. Н. Толстого, урожденной Берс,
сохранилась колоритная страница, рисующая его облик в студенческие годы.
"Это был живой, способный малый, интересовавшийся всем на свете, - пишет С.
А. Толстая, - прекрасный студент, умелый учитель и ловкий стихотворец. Он
первый, как говорится, развивал нас трех сестер. Он так умел интересно
преподавать, что пристрастил прямо меня, ленивую девочку, например, к
алгебре и русской литературе, особенно к писанию сочинений. Эта форма
самостоятельного изложения впечатлений, фактов, мыслей до того мне
нравилась, что я писала длиннейшие сочинения с страшным увлечением. Раз он
задал мне тему чрезвычайно трудную: "Влияние местности на развитие
человека"". Позже, по свидетельству Толстой, Богданов приносил ей
"философские книги материалистов: Бюхнера, Фейербаха и других"; вместо урока
"он горячо толковал мне, что бога нет, что весь мир состоит из атомов и тому
подобное". {Толстая С. А. Письма к Л. Н. Толстому. М.; Л., 1936. С. 4. По
словам П. С. Попова, Богданов послужил прототипом студента Дмитрия
Ивановича - героя повести С. А. Толстой "По поводу "Крейцеровой сонаты""
(там же. С. XII). См. также: Кузьминская Т. А. Моя жизнь дома и в Ясной
Поляне. 3-е изд. Тула, 1959. С. 53, 75, 85, 471.}
В 1861 г. Богданов окончил университет, а в 1862 г. переехал в
Петербург. Сначала он служил в больнице для чернорабочих и в родильне
воспитательного дома, а затем перешел в морские ведомства и в течение
двадцати лет служил врачом в Балтийском флоте: в Кронштадте и Петербурге, в
морском госпитале, флотских экипажах и пр. {Сведения о врачебной
деятельности Богданова приведены в биобиблиографическом словаре Л. Ф. Змеева
"Русские врачи-писатели", тетр. 4, Спб., 1888. С. 33.} В 1865-1867 гг.
Богданов совершил кругосветное плавание на клипере "Изумруд". Литературным
результатом этого путешествия явилась статья "Корабельный медицинский журнал
винтового клипера "Изумруд"" ("Медицинские прибавления к "Морскому
сборнику"", вып. 10, Спб., 1870) и путевые очерки (не все они напечатаны), в
которых отразились его впечатления от разных стран, его демократические
симпатии и ненависть ко всякому гнету, в частности враждебное отношение к
порядкам, господствовавшим в английских и голландских колониях.
После переезда в Петербург Богданов, по-видимому, довольно скоро
сблизился с искровцами. Во всяком случае, уже 22 марта 1863 г. в III
Отделение поступил донос бывшего студента Технологического института
Волгина, исключенного во время студенческих беспорядков 1861 г., в котором
он упоминает и о Богданове. "После падения Шахматного клуба, - писал Волгин,
в доносах которого, правда, много вздора, - образовался клуб поморных в
редакции журнала "Искра". Инициатива этого клуба принадлежит г-ну Василию
Степановичу Курочкину. В его клубе собирались и собираются постоянно большею
частью члены крайней партии и иногда и члены бывшего Шахматного клуба, в
ожидании открытия нового публичного клуба. Состав его уже известен:
Курочкин, Преображенский,<ref>Псевдоним Н. С. Курочкина.</ref> Минаев, Храповицкий,
Зиновьев, Лев Камбек, Николай Наумов, Стопановский и многие другие. В
последнее время в этот клуб поступили два новые лица: Александр Венецкий и
доктор Василий Богданов; обе эти личности из Московского университета, из
кружка деркачевского. {Вероятно, речь идет о революционном кружке Ивана
Деркача, уволенного в 1858 г. из Харьковского университета, переехавшего в
Москву и сблизившегося со студентами Московского университета; см. статью Г.
И. Ионовой "Воскресные школы в годы первой революционной ситуации"
("Историч. записки", 1956. Т. 57. С. 204-205). Не исключено, впрочем, что
имеется в виду Илья Петрович Деркачев, впоследствии известный педагог.} В
настоящее время в этом клубе поморных идет решение вопроса о том: 1) каким
образом открыть новый публичный клуб (вроде Шахматного) и 2) каким образом
открыть подписку денег на расходы, которые окажутся необходимыми при первой
удобной минуте к революции". {Герцен А. И. Полн. собр. соч., Пб., 1920. Т.
16. С. 170.}
Богданов был тесно связан с "Искрой" вплоть до ее прекращения в 1873 г.
и был одним из тех сотрудников журнала, которые определяли его идейную
физиономию.
Главным героем первых стихотворений Власа Точечкина (основной
псевдоним Богданова в эти годы) является трудовой люд большого города,
преимущественно бедняк-разночинец, задавленный нищетой и бесправием: лекарь,
который думал - "жить буду честным человеком", но опустился и стал
взяточником ("Лекарь");<ref>"Искра". 1863, № 40. С. 566.</ref> провинциальный
семинарист, пешком добравшийся до Петербурга, поступивший в университет, но
не имевший возможности учиться, спившийся и умирающий с голоду ("Наш
пролетарий"); выгнанный со службы мелкий чиновник, заливающий свою
несчастную долю водкой ("Песня дяде Хмелю"),<ref>"Искра". 1865, № 20. С. 288.</ref>
и т. д. Высмеивая оторванную от реальной жизни, игнорирующую ее темные
стороны "чистую поэзию", Богданов в программном стихотворении "Беседа с
музою" демонстративно подчеркивает, что его героями являются бедняки,
труженики, работающие до изнурения и живущие в ужасных условиях.
Многие стихотворения этого и более позднего времени являются
своеобразными стихотворными очерками, зарисовками, сценками, портретами.
Богданов, как и другие искровцы, обращается к куплету с рефреном. При этом
он, по удачному выражению одного критика, старался приспособить рефрен "не
только на русский, но и на мужицкий лад". {Амфитеатров А. В. Забытый смех.
М., (1914). Сб. 1. С. 360.} Явственно чувствуется в стихотворениях Богданова
с первых лет его литературной деятельности идейно-художественное воздействие
Некрасова, его образов, поэтических интонаций.
В середине 1860-х годов в творчестве Богданова намечается известный
перелом. Вехой этого перелома является его "Дубинушка" ("Много песен слыхал
я в родной стороне..."), которая, в позднейшей переделке А. А. Ольхина,
стала одной из самых популярных революционных песен. Естественно, что
замечательная революционная песня заслонила собою первоначальный, легальный
текст "Дубинушки", который был совершенно забыт и до 1933 г. ни разу не
перепечатывался, а между тем не только в творчестве Богданова, но и в
истории русской революционной песни его "Дубинушка" представляет собою
заметное явление.
Судьба крестьянина оттесняет в поэзии Богданова на задний план образ
задавленного нуждою демократа-разночинца. В то же время наряду с лирикой
существенное, даже преобладающее место занимает в ней сатира, а безнадежные
настроения, психологическая подавленность сменяются бодрым, мажорным тоном.
Ко второй половине 1860-х годов относятся стихотворения "Химеры" и "Eppur si
muove!", полные веры в светлое будущее человечества, причем в первом из них
явственно чувствуются социалистические симпатии Богданова.
"Героем времени", с наибольшим постоянством и язвительностью
преследовавшимся в сатире Богданова, является пореформенный крепостник.
Многие его стихотворения воссоздают яркий сатирический образ помещика,
тоскующего о блаженных временах крепостного права, жалующегося на лень и
грубость "хамова отродья" и взывающего к правительству о сохранении всех
сословных привилегий дворянства. Он не прочь несколько "улучшить быт
простонародья", но отнюдь не из любви к нему, а вследствие убеждения, что
более или менее сытый, здоровый и грамотный мужик будет ему гораздо полезней
("Свой идеал"). Вместе с тем он "ладит дома с батраками кулаками"
("Подводный камень современного прогресса" {"Будильник". 1865, № 35. С.
137.}). В стихотворении "Мы - особь статья!", написанном, как и некоторые
другие, от имени "одного из могикан" крепостнической России, говорится о
постепенном оттеснении от социально-политической жизни родовитого дворянства
и высмеиваются претензии аристократии на первую роль в государстве. Не
только в революционных идеях, но даже в постепенном проникновении в русскую
жизнь капиталистических началу и весьма умеренных реформ герой стихотворения
видит посягательство на неотъемлемые права своего класса.
Резко антидворянский характер имеет стихотворение "Из автобиографии
щенка".<ref>"Искра". 1871, № 6. С. 170-173.</ref> Иронизируя над дворянством,
кичащимся своим древним происхождением, Богданов обличает его тунеядство,
угодливость, и подобострастие перед особами царствующего дома, презрение к
народу и как бы мимоходом упоминает о французской революции XVIII в. ("От
революции бежали С поджатым между ног хвостом"). Таким образом,
антидворянские тенденции выражены здесь на западноевропейском материале.
Стихотворение интересно и по своим художественным приемам. По словам автора,
оно является "переводом с собачьего языка на российский". Герой
стихотворения взят из мира животных, и оно в какой-то степени перекликается
со сказками Щедрина.
Как видим, сатира Богданова касается не только русских, но и
иностранных дел. В течение нескольких лет он вел в "Искре" (а когда в 1869
г. "Искра" несколько месяцев не выходила, то в "Будильнике", где он вообще
активно сотрудничал) обозрение иностранной политической жизни "Заметки со
всех концов света". В них рассыпано много интересных образцов политической
поэзии, стихотворных отрывков, которые нередко почти невозможно изъять из
прозаического контекста. Но и по своим художественным, жанровым признакам
это преимущественно фрагменты, фиксирующие и оценивающие отдельные стороны и
события текущей политической жизни. В них много злых насмешек над
милитаризмом, клерикализмом, над притеснителями рабочего класса,
предпринимавшими поход на заработную плату, разгонявшими демонстрации и
сходки, над соперничеством английского и французского империализма в
колониях, Наполеоном III, Бисмарком, Тьером, ряд явно сочувственных
высказываний об активизации западного пролетариата, об испанской революции,
Парижской коммуне и т. д. Стихотворение о Парижской коммуне, построенное в
форме диалога парижского и версальского хоров, т. е. сторонников и врагов
Коммуны, кончается столь же выразительной, сколь лаконичной репликой
парижан: "Ну так пусть все прения порешат штыки". {Несколько позже, в
"Новостях и заметках", напечатанных в "Азиятском вестнике", Богданов писал о
зверствах версальцев (1872, № 1. С. 88).} Сквозь иностранные события
нередко просвечивают русские социальные отношения (см., напр., стихотворение
"Плантаторам рабов отдали напоследках"). Очень часто Богданов приписывал
свои стихи какому-нибудь французскому или немецкому сатирическому журналу,
а самого себя выдавал лишь за скромного переводчика, но читатели-друзья
понимали, конечно, что это делается для цензуры.
После прекращения "Искры" Богданов вряд ли перестал писать, но он
потерял широкую читательскую аудиторию, которая у него была во время
сотрудничества в журнале Курочкина; оборвались, по-видимому, и его тесные
связи с литературной средой.
Во время своей службы в Кронштадте Богданов принимал близкое участие в
работе местного общества морских врачей, а в 1874-1875 гг. состоял его
секретарем. В "Протоколах" общества он напечатал две медицинские статьи. В
1878 г. Богданов выпустил брошюры: "Таблицы для измерения влажности воздуха
на судах" и "Житье-бытье на море: Беседы из морского и приморского быта". Он
задумал целую серию популярных брошюр-бесед о "житье-бытье на море", но
дальше первой, в которой говорится "о том, как люди начали плавать по морю",
дело не пошло.
В 1884-1885 гг. Богданов много печатался в "Осколках", но помещенные
там стихотворения, за исключением двух-трех политически острых вещей, не
возвышаются над уровнем непритязательного и поверхностного юмора этого
журнала. В значительной степени это объясняется, вероятно, цензурными
условиями и крайней осторожностью редактора "Осколков" Н. А. Лейкина. Ряд
стихотворений Богданов напечатал также в театральной газете "Суфлер", но
лишь одна из появившихся в "Суфлере" вещей заслуживает внимания. Это -
перевод "Марсельезы", из которого, правда, были изъяты - без сомнения, по
цензурным причинам - наиболее резкие места о тиранах и деспотах. Переводу
было предпослано краткое предисловие ("Два слова о "Марсельезе""), где
Богданов писал, что "Марсельеза" - не "чисто революционная песня,
разжигающая народные страсти", а "просто патриотический гимн", в котором нет
"ровно ничего возмутительного".<ref>"Суфлер". 1885, № 22. С. 2.</ref> Разумеется,
все это вовсе не выражает подлинных взглядов Богданова и является "защитным
цветом", ширмой, которыми часто приходилось пользоваться писателям
демократического лагеря. Только таким образом можно было провести в печать -
хотя бы в урезанном виде - знаменитую революционную песню. Следует
подчеркнуть, что и в таком виде появление "Марсельезы" в легальной печати
было весьма небезразличным фактом, напоминавшим русской читающей публике о
вдохновенной песне, с которой шли на борьбу за родину и революцию против
отечественной реакции и иностранных интервентов французские революционеры и
патриоты XVIII в. и которая звучала как призыв к революционному действию для
многих поколений не только французского, но и русского народа. {Иначе - как
сознательное и "грубо тенденциозное, реакционное искажение гимна революции"
- оценивает богдановский перевод "Марсельезы" и "Два слова" о ней А. Л.
Дымшиц ("Литература и фольклор". М., 1938. С. 162-163), совершенно не
учитывающий при этом условия русской печати 1880-х годов.}
В 1885 г. Богданов перевелся в Черноморский флот, был назначен в
Николаевский морской госпиталь. Умер он 5 августа 1886 г.
Только в 1959 г. стихотворения Богданова вышли отдельной книгой:
Богданов В. И. Собрание стихотворений. Собрал и подготовил проф. А. В.
Кокорев. Здесь появилось немало ценных фактических сведений и неизвестных
стихотворений Богданова, однако текстологическая сторона издания и
примечания изобилуют ошибками.
336. БЕСЕДА С МУЗОЮ
(В ЧИСТО КЛАССИЧЕСКОМ РОДЕ)
Как-то муза мне сказала,
Потрепав меня рукой:
"Влас, мой друг, ты пишешь мало,
Пой! пой! пой!"
И ответил я сестрице:
"Я спою тебе, изволь,
Как живет у нас в столице
Голь, голь, голь
В тех углах, где близ заборов
Мостовых, панелей нет,
Где чуть теплится Шандоров
Свет! свет! свет!
Где лачужки длинным строем
Догнивают, искосясь,
Где лежит глубоким слоем
Грязь, грязь, грязь;
Где всю жизнь одни лишенья
Жалких тружеников ждут,
Где тяжел до изнуренья
Труд, труд, труд..."
"Стой! - прервала муза. - Вникнет
В эту песнь сонм важных лиц,
И как раз тебе он крикнет:
Цыц! цыц! цыц!
Скажут: песня не из лестных...
Навлечешь как раз их гнев,
Лучше пой, брат, про прелестных
Дев, дев, дев.
Обратись к луне, к природе
Пой утехи юных лет -
Ведь поет же в этом роде
Фет, Фет, Фет.
Если ж жизнь тебя прельстила,
То ты можешь воспевать,
Как живет изящно, мило
Знать, знать, знать;
Как столица ослепляет
Непривычный к блеску глаз,
Как по улице блистает
Газ, газ, газ;
Как весь год жилося славно,
Что в балете ты видал.
Как Ефремов дал недавно
Бал, бал, бал;
Как... да ну, бери же лиру
И скорей про край родной
Песню сладенькую миру
Пой! пой! пой!"
<1863>
337. ПРИТЧА
Пировал Барыш средь своих хором,
Угощал он Знать дорогим вином,
Не жалел рублей, не щадил труда...
В этот час к окну подошла Нужда.
Говорит: "Барыш! Не оставь меня,
Голодаю я уж четыре дня".
- "Видно, пьянствуешь, - ей Барыш сказал,
Черствый хлеба край ей в окошко дал
И, смеясь, кричит: - Пир так пир горой!
Эй, жена, на стол поскорей накрой,
Подавай пирог, подавай нам щи,
Всё, что есть в печи, всё на стол мечи!"
Поплелась Нужда от окошка прочь...
На дворе метель и глухая ночь,
На дворе мороз, в стороне ж кабак,
И в него Нужда доплелась кой-как.
В кабаке Нужде уголок был дан,
За лохмотья ж ей поднесен стакан.
Пропила зипун - стали гнать Нужду,
И пошла Нужда, позабыв беду,
Прямо в темный лес, улеглась под ель,
Хлеб жует она... а над ней метель...
Засыпай, Нужда, - и чего тут? - знай,
Что "коль хлеба край, так под елью рай".
<1864>
338. ПРОЕЗЖИМ
(РАЗДУМЬЕ ГОРЕМЫКИ)
Что вы смотрите так подозрительно
На заплаты одежды моей?
Или прихоть пришла снисходительно
Бросить мне пару медных грошей?
Вы сегодня добры изумительно,
Благодарен я вам от души! -
Только знайте:
Не помогут мне ваши гроши -
Проезжайте!
Было время: с какою охотою
За работой я грудь надрывал,
Всё боролся с нуждой да с заботою,
Но не мог устоять - и упал.
А теперь я почти не работаю,
Что добуду - тащу всё в кабак...
Что ж? Ну знайте,
Что я пьяница, нищий, - итак,
Проезжайте!
Было время: рукою несмелою
Я стучался у ваших дверей...
Да! я с матерью жил престарелою
И с несчастной сестрою моей.
Но теперь я к вам шагу не сделаю,
Миновала невзгоды пора,
Поздно! - Знайте,
Что уж мать умерла, а сестра...
Проезжайте!
<1864>
339. НАШ ПРОЛЕТАРИЙ
Смотрите, вот наш пролетарий!
Он не успел окончить курс
В одной из наших семинарий,
В одной из наших бурс.
Из бурсы с скверным аттестатом
Начальством был он исключен;
Хотел быть по найму солдатом,
Да плох здоровьем он.
Потом читал он и учился...
Больной, собрав остаток сил,
Пешком в столицу притащился,
В студенты поступил.
Терпел нужду, терпел лишенья -
Нет сил трудиться, нечем жить...
Бедняга вышел из терпенья -
И с горя начал пить.
Тут посещать не стал он лекций,
На службу поступить хотел,
Но не имел знакомств, протекций,
Прав по рожденью не имел.
А время шло и дни летели;
Он, обнищать успев кругом,
Стал в рваной фризовой шинели
Ходить в питейный дом.
Чем он живет, он сам не знает:
То настрочит прошенье он,
То с днем рожденья поздравляет,
То сходит на поклон.
Бедняге пьянице не стыдно
Просить дрожащею рукой -
Всё человеческое, видно,
Убито в нем нуждой.
И вот, помаявшись в столице,
Он станет чахнуть и умрет,
И купят для него в (больнице)
Гроб на казенный счет.
<1864>
340. ДУБИНУШКА
Много песен слыхал я в родной стороне,
Как их с горя, как с радости пели,
Но одна только песнь в память врезалась мне,
Это - песня рабочей артели:
"Ухни, дубинушка, ухни!
Ухни, березова, ухни!
Ух!.."
За работой толпа, не под силу ей труд,
Ноет грудь, ломит шею и спину...
Но вздохнут бедняки, пот с лица оботрут
И, кряхтя, запевают дубину:
"Ухни, дубинушка, ухни!
Ухни, березова, ухни!
Ух!.."
Англичанин-хитрец, чтоб работе помочь,
Вымышлял за машиной машину;
Ухитрились и мы: чуть пришлося невмочь,
Вспоминаем родную дубину:
"Ухни, дубинушка, ухни!
Ухни, березова, ухни!
Ух!.."
Да, дубинка, в тебя, видно, вера сильна,
Что творят по тебе так поминки,
Где работа дружней и усердней нужна,
Там у нас, знать, нельзя без дубинки:
"Ухни, дубинушка, ухни!
Ухни, березова, ухни!
Ух!.."
Эта песня у нас уж сложилась давно;
Петр с дубинкой ходил на работу,
Чтоб дружней прорубалось в Европу окно, -
И гремело по финскому флоту:
"Ухни, дубинушка, ухни!
Ухни, березова, ухни!
Ух!.."
Прорубили окно... Да, могуч был напор
Бессознательной силы... Все стали
Эту силу ценить и бояться с тех пор...
Наши ж деды одно напевали:
"Ухни, дубинушка, ухни!
Ухни, березова, ухни!
Ух!.."
И от дедов к отцам, от отцов к сыновьям
Эта песня пошла по наследству;
Чуть на лад что нейдет, так к дубинушке там
Прибегаем как к верному средству:
"Ухни, дубинушка, ухни!
Ухни, березова, ухни!
Ух!.."
Эх, когда б эту песню допеть поскорей!
Без дубины чтоб спорилось дело
И при тяжком труде утомленных людей
Монотонно б у нас не гудело:
"Ухни, дубинушка, ухни!
Ухни, березова, ухни!
Ух!.."
<1865>
341. ХИМЕРЫ
Предсказывать стань-ка кто в старые годы,
Что время настанет, когда у людей
Помчатся стрелою по рельсам подводы
Без лошадей;
Что станут повсюду работать машины,
Что по морю плавать без ветра начнем...
О боже! какой бы содом
Все подняли тотчас в защиту рутины:
"Он рехнулся! В желтый дом,
На цепь сумасброда!
Ведь волнует у народа
Он умы..."
Что ж теперь про крик такого рода
Скажем мы?
Предсказывать стань-ка кто в старые годы,
Что люди со временем так будут жить,
Что им и перуны небесного свода
Станут служить;
Что сила, которой пугают нас грозы,
Покорно депеши мчать станет потом...
В ответ бы раздались кругом
И крик, и проклятья, и брань, и угрозы:
"Он рехнулся! В желтый дом,
На цепь сумасброда!
Ведь волнует у народа
Он умы..."
Что ж теперь про крик такого рода
Скажем мы?
Предсказывать стань-ка кто в старые годы,
Что станет вдруг солнечный луч рисовать,
Что мы и портреты, и горы, и воды
Станем писать
Не кистью, а пользуясь солнечным светом,
Что кисть и палитру заменит во всем
Нам свет, покоренный умом...
В ответ что за крик бы раздался при этом:
"Он рехнулся! В желтый дом,
На цепь сумасброда!
Ведь волнует у народа
Он умы..."
Что ж теперь про крик такого рода
Скажем мы?
Предсказывать стань-ка кто в старые годы,
Что в обществе вовсе не будет рабов,
Что время настанет, и снимет свобода
Бремя оков,
И новый склад жизни, склад жизни свободной
Заставит всё делать свободным трудом...
Сказать бы всё это - кругом
Раздался б немедленно крик всенародный:
"Он рехнулся! В желтый дом,
На цепь сумасброда!
Ведь волнует у народа
Он умы..."
Что ж теперь про крик такого рода
Скажем мы?
Предсказывать стань-ка кто в наши хоть годы,
Что время настанет такое, когда
На свете не будет страданий, невзгоды
С гнетом труда,
Что люди устроят склад жизни примерно,
Что с голодом бедный не будет знаком...
Скажите-ка это - кругом
Поднимутся громкие крики, наверно:
"Он рехнулся! В желтый дом,
На цепь сумасброда!
Ведь волнует у народа
Он умы..."
Что ж теперь про крик такого рода
Скажем мы?
<1868>
342
Французы в Суэце, как видно,
Канал не на шутку ведут, -
Ну, это немножко обидно:
Дорога ведь в Индию тут...
Джон Буль заламаншского друга
Так любит, так им дорожит,
Что стать в Абиссинии с юга
С почетною стражей спешит.
1868
343
Был близок взрыв народных масс,
Все ждали меры радикальной, -
Взамен ее на этот раз
Кладут лишь пластырь либеральный.
Отсрочат час святой борьбы,
Отсрочат час освобожденья, -
И долго не найдут рабы
Путей спастись от угнетенья.
1868
344
Красный принц в стенах Стамбула
Наблюдает, чтобы ловко
Всё скрутила, всё стянула
Либеральная веревка.
Даст приличный вид разбою,
И окажется в остатке -
Гнет с железною рукою
В бархатной перчатке.
1868
345. EPPUR SI MUOVE!
Страх пытки и тюрьма выну-
дили Галилея отречься от убеж-
дения в движении земли. После
торжественно принятой очисти-
тельной присяги Галилей, топ-
нувши ногою, сказал: Eppur si
muove! (А все-таки движется!)
Примечание для не пошедших
далее классического ликея
Вот в черных рясах сонм судей,
Сонм инквизиторов собрался;
Пред ним, в оковах, Галилей
От убеждений отрекался.
Он говорил: "Я сатаной
Был одержим! мое ученье -
Безбожно, каюсь!.. Шар земной
Стоит от века без движенья..."
Крест Галилей поцеловал,
Но вслед за тем, нахмурив брови
И топнувши ногой, вскричал:
"Eppur si muove!"
Мысль Галилея понял свет:
Земли движенье стало ясным;
Замолк ханжа, затих аскет...
Но свет ученьем был опасным
Взволнован... Стали толковать
И про движенье в сфере мнений:
Что как, мол, всё на веру брать?
Нужна свобода убеждений...
Рим проклял ересь... Взят был бич,
Зажглись костры, но в каждом слове
Страдальцев слышался всё клич:
"Eppur si muove!"
Гоненья вызвали борьбу,
Кровь полилась, бой долго длился;
Рим наконец, кляня судьбу,
От протестантов отступился.
Слагаться начал новый быт,
Снимались старые вериги,
И тщетно хитрый иезуит
Стал в ход пускать свои интриги.
Опутав в сети целый свет,
Ряд тормозов был наготове...
Жизнь шла вперед, твердя в ответ:
"Eppur si muove!"
Напрасно сила, власть и гнет
В союз вступали с иезуитом,
Жизнь не стояла - шла вперед...
В народе сдавленном, забитом
Явилась мощь: был страшен взрыв
Ожесточенья вместо стонов,
Когда отчаянья порыв
Рождал Маратов и Дантонов,
Когда равнял всех эшафот,
Когда среди потоков крови
Кричал неистово народ:
"Eppur si muove!"
Прошли года; утих взрыв масс,
Освоясь с мыслию простою,
Что всё в движении у нас,
Что в жизни места нет застою,
Что жизнь не в силах подавить
Ни Чингисханы, ни Аттилы,
Что силу жизни не сломить,
Что нет плотин от этой силы
И что пора простор ей дать,
Чтоб в каждой мысли, в каждом слове
Могло торжественно звучать:
"Eppur si muove!"
1868
346
Очень грозен горизонта
Политического вид,
От Кале до Геллеспонта
Всё с смущением твердит:
"Близок взрыв! близка невзгода!"
Шовинисты ж тешат нас:
"Для защиты, мол, народа,
Для блаженства целых масс
Нам война нужна и слава..."
Ах, отстаньте! Полно, право,
Вам нести всю эту ложь -
Нужен вам грабеж!
Там, над Сеной, в кабинете
Сидя, думают порой:
"Чем бы это нам на свете
Отличиться пред толпой?
Рейн бы взять... Тогда в народе
Не желали б перемен..."
И тотчас же в этом роде
Речь заводит Жирарден:
"Рейн нужней, мол, чем свобода,
Для французского народа!"
Что ж, ведь это, чай, не ложь -
Любят там грабеж!
План затеяв исполинский,
Бисмарк думает тайком:
"Всю Германию - берлинской
Нужно сделать!.. Всех прижмем,
Вырвем с силой молодецкой
Лотарингию, Эльзас...
Где звучит язык немецкий -
Там добыча есть для нас".
И толкует он народу:
"Эй, народ, свою свободу
Ты в единстве лишь найдешь -
Надобен грабеж!"
В одряхлевшем Ватикане
Тоже думают, кряхтят,
Совещаются о плане
Старину вернуть назад,
Чтоб в провинциях свободных
Снова папа править стал,
"Много там статей доходных!" -
Шепчет каждый кардинал.
А вкруг них уже в народе
В Риме крики о свободе...
Ватикану невтерпеж -
Он вопит: "Грабеж!"
Больше чем четыре века
Занят турками Босфор;
За "больного человека"
Турка знают с давних пор.
Доконать его есть средство,
И вопрос теперь весь в том,
Как начать делить наследство,
Что кому отдать потом.
Так на этом стало дело...
И теперь кричат все смело,
Чуть о турке речь начнешь:
"Караул! Грабеж!"
1868
347
Для грозной силы неприятно,
Когда подавленным понятно,
Что больше нечего терять,
Когда родится убежденье,
Что смерть отраднее мученья,
Что с жизнью нечего терять,
Когда всё массою восстанет
И грозный крик повсюду грянет:
"Нам больше нечего терять!"
1868
348
О свободе громких фраз
Много слышится у нас,
Но сознаться хоть обидно,
А свободы всё не видно...
Так же бедствует народ,
Так же всё стесняет,
Словом, по усам течет,
В рот не попадает.
Много нам реформ и льгот
Обещали каждый год,
Мы всё ждали, ждали, ждали...
Наконец нам льготы дали,
Только впрок нам не пошло,
Толку вышло мало:
По усам-то потекло,
В рот же не попало.
Власть твердит народу: жди,
Лучше будет впереди,
Но народ уж плохо верит,
На аршин он старый мерит
И, о льготах слыша речь,
Говорит: "Смотрите,
По усам-то будет течь,
В рот же - и не ждите".
<1869>
349. СВОЙ ИДЕАЛ
(РАЗМЫШЛЕНИЯ ОДНОГО ИЗ "НЕДОВОЛЬНЫХ"
ПО ПРОЧТЕНИИ "ВЕСТИ")
Глаз видит, да зуб неймет.
Пословица
Упрекают все меня в застое,
Говорят, что я б, вишь, не желал
Улучшений в быте масс... Пустое!
Создан мной давно свой идеал.
Не балуя хамова отродья,
Не внося губительных начал,
Я б улучшить быт простонародья
До известной степени желал.
Пусть мужик у нас не ест мякины,
Хлеб всегда пусть будет у него,
Даже в праздник щи из солонины
Пусть себе он варит... Ничего!
Я кормлю охотно попугая,
Я кормлю собаку и коня,
Рад рабочего кормить я, зная,
Что он тратит силы для меня.
Пусть тепло одет крестьянин будет:
Пусть сермягу толстого сукна
И тулуп он сам себе добудет,
Шапка тоже для него нужна,
Ну и лапти не должны быть худы
У рабочего - не то беда!
Может слечь мужик мой от простуды,
Я лишусь рабочих рук тогда.
Я совсем не враг и просвещенью -
Пусть заводят школы мужики,
Пусть детей их и письму и чтенью
Обучают сельские дьячки.
Мне рабочий грамотный полезней...
Я беречь согласен мужиков,
И в селе на случай их болезней
Разрешить больницу я готов!
Но затем, устроив быт рабочих,
Я б смотреть за ними строго стал,
И чтоб власть иметь тут, я бы прочих
Вольнодумств в реформах не желал.
Улучшенья быта - не свобода,
С улучшеньем быта мужики
Дать должны нам более дохода,
А не шляться вечно в кабаки.
Даже пусть считается свободным
Наш мужик - но только на словах,
Ведь тогда лишь будет он мне годным,
Если он вполне в моих руках,
Если всё, что труд его приносит,
Собирать возможность мне дадут.
Пусть мужик мой пашет, сеет, косит -
На себя беру я тоже труд.
Труд большой, мне с ним хлопот немало:
Нужно мне доходы собирать;
Назначение для капитала
Нужно мне приличное искать.
Я б зимой поехал жить в столицу,
Роскошью торговлю поощрять,
А потом махнул и за границу
Честь России с шиком поддержать.
Подражая рабски иностранцам,
Я б усвоил речь их, нравы, вкус -
В Лондоне б был истинным британцем,
Жить в Париже стал бы как француз.
Иль, чтоб сказкой стать молвы стоустой,
Патриота б корчил я подчас:
Стал бы есть в Париже щи с капустой,
Стал бы в Лондоне пить русский квас.
Жил везде б я пышно и богато,
И, во славу родины моей,
Чисто русский тип аристократа
Я в себе б осуществил, ей-ей!
А таких, как я, у нас немало -
Жаль, реформы губят нас вполне...
Эх, когда б их. все начать сначала
Да побольше бы дать воли мне!
Не балуя хамова отродья,
Не внося губительных начал,
Я б улучшил быт простонародья
И осуществил свой идеал.
<1869>
350
Орел французский встарь вносил
Свободу, братство и равенство,
И вдруг теперь он поступил
В распоряженье духовенства.
Он защищает мрак и гнет,
Он с иезуитом, он с прелатом...
Не прав ли тот, кто назовет
Орла французов - ренегатом?
1869
351
Плантаторам рабов отдали напоследках,
Чтоб из рабов они сок выжали пока...
Рабов же, как зверей, запертых в тесных клетках,
Дразнить свободою хотят издалека.
Но если раб, как зверь сорвавшись с цепи, смело
По трупам палачей себе проложит путь -
Кто в этом виноват? Чье это будет дело?
Кого за сотни жертв придется упрекнуть?
1869
352. ТРИ СЫНА
У отца три сына было...
Старший говорит:
"В вицмундире очень мило,
И я буду сыт".
Вот другой промолвил смело:
"Я же - на коня!..
Бить врагов - святое дело,
Отпусти меня!"
"Ну а ты, - спросил родитель
Третьего, - куда?"
- "Мир велик, я сочинитель, -
Вот моя звезда!"
Старший служит, есть уж дети,
Сам солидным стал;
Генерал второй, а третий...
Без вести пропал.
<1870>
353. <Э. ШНЕЙДЕРУ>
У вас в Крезо теперь волненья,
Там прав рабочие хотят,
Для вас большое затрудненье
При этом вышло, говорят.
Как президент права народа
Должны вы свято охранять,
А как заводчик вы дохода
Себя не любите лишать.
Но вы... вы сладили с скандалом:
Бригаде войска с генералом
Так беспристрастно вами тут
Был поручен третейский суд.
1870
354
У министров буржуазных
Много планов, мыслей разных,
Много есть затей;
У простых людей -
Только баррикады,
Рады иль не рады...
Да пришла пора -
Са ira!
1870
355. МЫ - ОСОБЬ СТАТЬЯ! {1}
(ИЕРЕМИАДА ОДНОГО ИЗ ПОСЛЕДНИХ МОГИКАН
НА ВСЕРОССИЙСКОЙ ПОЧВЕ)
C'est vrai, mon cher! {2} И спесь и чванство
Не в духе нынешних идей,
Но наше _старое_ дворянство
Не грех бы поддержать, ей-ей!
Ведь что ж нибудь да значат предки?
Ведь что ж нибудь да значит кровь?
У нас же _столбовые_ редки,
Дворян пекли так много вновь:
Крапивным семенем врывались
В наш круг аршинники, кутья;
Но всё же мы еще остались,
И всё же мы - особь статья!
Наш род богат был, был звездою
Екатеринина двора,
Ее щедроты к нам рекою
Лились - блаженная пора!
Нас сам Державин в одах славил,
Но вдруг - переменился взгляд,
Перевернул всё круто Павел,
Пустив в ход гатчинских солдат.
С тех пор простора стало мало
Для нашего житья-бытья
И вся Россия забывала,
Что мы у ней - особь статья.
Стеснен был ход родам дворянским,
И parvenus {3} презренных рой
Полз за кутейником Сперанским
Бюрократической стезей.
Был век подьячих, век лакеев,
Век кантонистов и ханжей,
И во главе всех Аракчеев...
Затем предания свежей
Давайте вспомним: плац-парадом
Русь увлеклась до забытья
И к нам совсем уж стала задом,
Забыв, что мы - особь статья.
Фельдфебеля, не gentil'homme'a, {4}
Успех на службе ждал тогда,
И тихим шагом в три приема
Шли люди в люди в те года.
Нам не везло в эпоху эту,
Пришлось именья заложить,
Долг опекунскому совету
Возрос, нам нечем стало жить...
Как вдруг - реформы... Стало жутко,
Но, ободрившись, думал я:
Всё это так... всё это - шутка,
Нас вспомнят... Мы - особь статья!
Но нет! Крестьянам очень ловко
Отрезан был от нас надел,
Сословных прав нивелировка
Пошла, и глядь - мы "не у дел".
В суде мы - нуль, и в земстве тоже
Наш голос часто очень слаб...
Что ж, неужели же, о боже,
И впредь так будет?.. О, когда б
За наше право крепостное,
За роскошь барского житья
Нам дать хоть что-нибудь такое,
Чтоб были б мы - особь статья.
Пусть даже в формах либеральных
В отчизне ход нам будет дан,
Взамен традиций феодальных
Пусть воскресят боярский сан,
Дадут нам власть, значенье лорда.
Нам не по сердцу было б, что ль,
И право так держаться гордо,
И политическая роль,
И средства жить полуцарями?
Нет! ряд реформ - галиматья,
Коль прежде не займутся нами,
Parbleu! {5} Ведь мы - особь статья!
1870
{1 Мы получили это стихотворение при следующем письме автора: "М. г.,
прилагаемое при сем стихотворение "Мы - особь статья" предназначалось мною
для газеты "Весть", как для органа тех немногих представителей столбовых, к
числу которых принадлежу и я - автор этого стихотворения и к которому, как я
слышал, принадлежите и вы, м. г., принявшие на себя редакторство "Искры". Но
"Весть", несмотря на поддержку ее нами, прекратилась за истощением средств;
поэтому я решился обратиться к вам с просьбою дать место моему стихотворению
в вашем журнале, на который у нас, столбовых, теперь единственная надежда.
Положитесь на нас - мы вас поддержим. Примите и проч.".
2 Это так, мой милый! (Франц.) - Ред.
3 Выскочек (франц.). - Ред.
4 Дворянина (франц.). - Ред.
5 Черт возьми! (Франц.). - Ред.}
356. <ДИАЛОГ ВЕРСАЛЬСКОГО И ПАРИЖСКОГО ХОРА>
Хор версальский
Мы - домовладельцы, мы - владельцы ренты.
Хор парижский
Ваши квартиранты мы, мы - рабочий класс.
Хор версальский
Нет, вы - коммунисты, воры, инсургенты...
Хор парижский
Вы ж - эксплуататоры обнищавших масс.
Хор версальский
В нас все средства Франции, мы - ее богатство.
Хор парижский
В нас вся сила Франции, мы - ее весь труд.
Хор версальский
Не платить по векселю - это святотатство.
Хор парижский
Грех долги там требовать, с голоду где мрут.
Хор версальский
Плата за квартиру - это долг священный!
Хор парижский
Без квартир прикажете околеть, что ль, нам?
Хор версальский
Нет, платить вы можете; смолк ведь гром военный.
Хор парижский
А найти мы можем ли сбыт своим трудам?
Хор версальский
Мы не виноваты, если вы фортуною
Несколько обижены... божья воля тут.
Хор парижский
Нет, пускай обсудится городской коммуною
Всё, как капитал заедает тяжкий труд.
Пусть решит сомнения голос всей столицы.
Хор версальский
Голос массы уличной? Это пустяки!
Вас в Париже тысячи, нас же единицы...
Хор парижский
Ну так пусть все прения порешат штыки.
1871
357. <А. ТЬЕРУ>
Развивать он бойко стал
Прежние традиции,
Он всю Францию отдал
Под надзор полиции,
Прихоть он свою зовет
Волею народною,
А республикою - гнет
Над страной свободною.
1871
ПРИМЕЧАНИЯ
336. И. 1863, № 48, подпись: Влас Точкин. Автограф - ГБЛ. В нем между
предпоследней и последней строфами имеются еще две:
Как преследует исправно
Преступленья наша власть,
Как воров вели недавно
В часть, в часть, в часть.
Как что год, то видим больше
Новых льгот и новых благ,
Как разбит со славой в Польше
Враг, враг, враг.
Возможно, что эти строфы, особенно вторая, в которой речь идет о польском
восстании 1863 г., исключены по цензурным причинам. Шандоров Свет -
освещение керосином американской фирмы Л. Шандор, введенное в Петербурге в
1862 г.; несколько центральных улиц уже освещались в это время газом. Свет!
свет! свет! - слова из рекламного объявления Шандора. В сатирических и
юмористических журналах тех лет было немало насмешек над Шандоровым светом.
Сонм - множество.
337. И. 1864, № 1, подпись: Влас Точечкин.
338. И. 1864, № 6, подпись: Влас Точечкин. Автограф с еще одной
строфой между 2-й и 3-й - ГБЛ. (См.: Богданов В. И. Собр. стих. М., 1959. С.
337). Положено на музыку П. Н. Ренчицким.
339. И. 1864, № 14, подпись: Влас Точечкин. В И несомненная опечатка:
ст. 1 и 3 последнего четверостишия кончаются одинаково - словами "в
столице". В 1860-е годы пролетарием нередко называли вообще бедняка,
неимущего человека. Фризовая шинель - шинель из грубой шерстяной ткани.
340. Б. 1865, № 60, подпись: Богдан -ов. Два автографа - ГБЛ; первый -
из шести строф и с иным их расположением. Прообраз известной революционной
песни. Автор ее, А. А. Ольхин, переработал в конце 1870-х годов
стихотворение Богданова, заимствовав у него стихотворный размер и перенеся в
свою "Дубинушку" с небольшими изменениями три куплета. (Об этом иногда
почему-то умалчивают; см., напр.: Нагорная Н. М. Русская демократическая
поэзия второй половины XIX века. Киев, 1984. С. 6; здесь о "Дубинушке"
Ольхина сказано: "...переделка известной народной песни", а имя Богданова не
упомянуто.) Стихотворение Ольхина не предназначалось для легальной печати и
в гораздо большей степени, чем богдановское, проникнуто революционным духом.
Оно впервые напечатано в журнале "Общее дело" (Женева), 1885, № 80. С. 15.
Припев - переделка аналогичного припева бурлацкой песни ("Великорусские
народные песни". СПб., 1900. Т. 6. С. 470). Петр - Петр Великий. Прорубили
окно. Ср. с "Медным всадником" Пушкина: "В Европу прорубить окно".
341. И. 1868, № 6, подпись: Богдан -ов. Автограф - ГБЛ. Перуны
небесного свода - от имени древнеславянского бога грома и молнии Перуна.
342. И. 1868, № 14, в "Заметках", подпись: Богдан -ов. Автограф - ГБЛ.
Джон Буль - ироническое прозвище английского буржуа. Английское
правительство долго противодействовало прорытию французами канала через
Суэцкий перешеек, видя в этом угрозу своему господству в Индии; однако в
1859 г. работы по строительству канала были начаты и в 1868 г. близились к
концу. Говоря в своих "Заметках" о захвате Абиссинии (Эфиопии) англичанами и
передавая слухи о том, что, освободив пленных англичан (это послужило
предлогом для войны), английская армия покинет Абиссинию, Богданов
насмешливо замечает: "Этому как-то плохо верится. Если она и отступит, то,
вероятно, не далее ближайшего приморского пункта, где и постарается
укрепиться окончательно". Странно было бы предполагать, продолжает Богданов,
что только чувство сострадания к пленным землякам побудило британское
правительство тратить миллионы фунтов стерлингов и проливать кровь своих
подданных. "Нет, вероятно, тут в ходу высшие соображения хоть в таком роде,
что 1) абиссинское племя находилось до сих пор в полудиком состоянии, не
мешает начать его эксплуатировать, - это может дать большие барыши; 2)
попрактиковать засидевшихся солдат с их усовершенствованным оружием ввиду
всякого рода случайностей вообще не мешает, а кстати представляется
возможность окупить делаемые с этой целью расходы приобретением
какого-нибудь клочка территории; 3) же и главное заключается в том, что
Французы в Суэце, как видно...".
343. И. 1868, № 21, в "Заметках", подпись: Богдан -ов. "Турция не на
шутку затевает либеральные реформы, - пишет Богданов, - взявши для себя
идеалом политического устройства Францию". Один из турецких политических
деятелей отправился в Париж изучать организацию французского
государственного совета. "Посмотрим, что-то выйдет из этого? Говорят, что
копия всегда бывает слабее оригинала, но грустно будет, если копия выйдет
настолько удачно, что отсрочатся надолго светлые надежды". А в чем они
состояли - мы узнаем из напечатанного вслед за этими словами стих. "Был
близок взрыв народных масс..."".
344. И. 1868, № 21, в той же статье. Красный принц - принц
Наполеон-Жозеф Бонапарт, сын брата Наполеона I, короля Вестфалии Жерома
Бонапарта. После революции 1848 г. был избран в Учредительное собрание, за
радикальные речи в котором и получил прозвище "Красного принца". Его
политическая позиция то и дело менялась. В 1865 г., при открытии памятника
Наполеону I, он произнес речь, в которой предлагал программу либеральных
реформ, чем вызвал неудовольствие Наполеона III. Однако они вскоре
примирились, и с тех пор принц Наполеон получал разные дипломатические
поручения. Стихотворение написано по поводу его путешествия в Турцию, куда
он был послан Наполеоном III, опасавшимся слишком решительных преобразований
в Оттоманской империи.
345. И. 1868, № 24, без предпоследней строфы, подпись: Богдан - ов.
Пропущенная строфа печ. по автографу ГБЛ. Слова Примечание для не пошедших
далее классического ликея - насмешка над сторонниками классической системы
образования; см. о ней т. 1, примеч. 94. Классический ликей - лицей,
открытый М. Н. Катковым и П. М. Леонтьевым в Москве в 1868 г.
346. И. 1868, № 33, в "Заметках", подпись: Богдан -ов. В 1868 г.
международное положение было крайне напряженным. Очень сильны были
националистические и милитаристские настроения, которые искусственно
раздувались правительствами, чтобы отвлечь общественное внимание от острых
социальных противоречий внутри страны. Шла усиленная подготовка
франко-прусской войны. Бисмарк, в то время канцлер Северо-Германского союза,
стремился при помощи войны с Францией завершить объединение германских
государств вокруг Пруссии, являвшейся оплотом его реакционной политики, а
также задушить ожившее рабочее движение и нейтрализовать притязания
либеральной буржуазии. Очень сильны были воинственные настроения французской
буржуазии, видевшей серьезного врага в объединенной Германии; их всецело
разделял известный публицист Э. Жирарден, за что и получил кресло сенатора.
Папа Пий IX, светская власть которого после 1859 г. распространялась лишь на
Рим, да и там держалась только при помощи французских штыков, не переставал
мечтать о реставрации. "Больным человеком", т. е. больным государственным
организмом, издавна называли Турцию государственные деятели и публицисты,
добивавшиеся ее раздела. В 1867 г. австрийский министр иностранных дел Ф.
Бейст предложил созвать "докторский консилиум" из великих держав "для
обсуждения положения больного человека и для распределения его владений"
(Мак-Колль М. Султан и державы. СПб., 1897. С. 150).
347. И. 1868, № 50, в "Заметках", подпись: Богдан - ов. Автограф -
ГБЛ. Касаясь греко-турецкого столкновения, Богданов рассказывает о статье
одной афинской газеты. По поводу обращенных к греческому народу упреков в
том, что он решается на неравную борьбу с Турцией, эта газета писала: "Наша
сила в энергии отчаяния, готового рисковать всем. Мы можем только выиграть в
этой борьбе, но не можем ничего проиграть. Эллинское племя так обижено
судьбою, что ему уже н_е_ч_е_г_о т_е_р_я_т_ь". И Богданов прибавляет от
себя: "Не правда ли, как хорошо, как многозначительно это выражение: "нечего
терять"? Быть может, оно имеет значение и не для одного эллинского племени".
Слова "Нам больше нечего терять!" явственно перекликаются со словами из
"Манифеста Коммунистической партии": "Пусть господствующие классы
содрогаются перед Коммунистической Революцией. Пролетариям нечего в ней
терять кроме своих цепей. Приобретут же они весь мир" (К. Маркс, Ф. Энгельс.
Соч., 2-е изд. Т. 4. С. 459); они содержат в себе почти неприкрытый призыв к
народному восстанию.
348. И. 1869, № 4, в "Заметках", подпись: Богдан -ов. Автограф - ГБЛ;
в нем другая строфа 2:
Осчастливить мужика
Мы задумаем слегка,
Собираем комитеты,
Пишем в них проекты, сметы.
А до дела как дошло:
Глядь, налогов больше стало...
Процитировав из журнала "Шаривари" слова о том, что современная Франция
"имеет вокруг себя все самые свободные учреждения и ни одним из них не может
пользоваться", Богданов пишет: "Словом, французскому народу в настоящее
время очень к лицу такая песенка:
О свободе громких фраз...".
Однако приведенная выше строфа 2 автографа говорит о том, что Богданов
прежде всего имел в виду Россию. Возможно, что эта строфа была изменена по
причинам цензурного характера.
349. Б. 1869, № 38, подпись: Богдан - ов. Это стихотворение и стих. 65
вызваны рядом статей газеты "Весть", в которых высказывалось недовольство
крестьянской реформой. Это была критика крестьянской реформы справа.
"Весть", представлявшая интересы наиболее реакционных слоев поместного
дворянства, ратовала за обезземеление крестьянства, ссылаясь на его якобы
неуменье вести хозяйство. Отвергая обвинения в крепостнических симпатиях,
"Весть" вместе с тем довольно красочно обрисовала свою позицию: "Большая
часть нашей печати упорно объясняет злорадством всякое указание на
недостатки настоящего положения дел, отражающиеся на народном
благосостоянии. В этих указаниях она видит или с_о_ж_а_л_е_н_и_е о
к_р_е_п_о_с_т_н_о_м п_р_а_в_е, и_л_и т_а_й_н_ы_е в_о_ж_д_е_л_е_н_и_я
в_о_з_в_р_а_т_и_т_ь е_г_о, х_о_т_я б_ы в в_и_д_о_и_з_м_е_н_е_н_н_о_й
ф_о_р_м_е" (1869, 23 сент., передовая статья. Разрядка моя. - И. Я.).
350. И. 1869, № 5, в "Заметках", подпись: Богдан - ов. Отклик на
письмо Наполеона III к папе Пию IX, в котором он предлагал ему оставить
французские войска в Риме для охраны католического вселенского собора. "Дети
и внуки лиц, торжественно провозгласивших принципы 1789 года, - пишет
Богданов, - в настоящее время своими штыками станут ограждать не менее
торжественное провозглашение анафемы этим принципам.
Орел французский встарь вносил...".
351. И. 1869, № 9, в "Заметках", подпись: Богдан - ов. Стихотворение
написано в связи с сообщениями о решении португальского правительства
освободить в своих колониях негров от рабства, согласно которому они все же
на целых десять лет оставались еще в полном распоряжении своих бывших
хозяев.
352. "Петербургский листок". 1870, 22 марта, подпись: Б. Это
стихотворение приписывалось раньше В. Р. Щиглеву, так как в тетради
предназначавшихся для Б, но запрещенных цензурой стихотворений (ПД) оно
подписано буквой "Р" (тут же находятся другие стихотворения, подписанные
обычными псевдонимами Щиглева "Романыч" и "Р".). Однако впоследствии
выяснилось, что "Три сына" были затем напечатаны в газете "Петербургский
листок" за подписью "Б" и принадлежат Богданову (Богданов В. И. Собр.
стихотворений. М., 1959. С. 374).
353. И. 1870, № 4, в "Заметках", без подписи. Вице-президент, а затем
президент французского Законодательного корпуса Э. Шнейдер был крупнейшим
капиталистом; ему принадлежали известные пушечные, паровозостроительные и
машиностроительные заводы в Крезо; он основал фирму "Шнейдер - Крезо",
которая стала впоследствии одним из крупнейших военно-промышленных
концернов, военно-промышленной базой французского империализма. В начале
1870 г. в Крезо вспыхнула забастовка, которая была подавлена военной силой.
"Говорят, - иронически пишет Богданов, - что вследствие мер, принятых на
железных заводах в Крезо для усмирения продолжающихся там волнений и стычек
рабочих, хозяин этих заводов президент Шнейдер получил следующее послание:
У вас в Крезо теперь волненья...".
354. И. 1870, № 6, в "Заметках", подпись: Бгд. Автограф первоначальной
редакции из трех строф - ГБЛ. "Буржуазное министерство Оливье, - пишет
Богданов, - начинает почти с того же, чем кончила блаженной памяти
буржуазная монархия Луи-Филиппа, то есть с кровавой борьбы на улице. Так,
при попытках воздвигнуть баррикады в день арестования Рошфора на улицах
Парижа уже текла кровь... Говорят, что это дурное предзнаменование только
для министерства". По этому поводу, замечает Богданов, один немецкий
сатирический журнал, характеризуя настроения парижского населения,
приписывает ему следующую песенку:
У министров буржуазных...".
Сa ira (т. е. "все пойдет на лад") - революционная песня, возникшая в годы
французской революции XVIII в.
355. И. 1870, № 45, подпись: Бгд. Автограф - ГБЛ; в нем еще одна
строфа - перед 1-й. См. примеч. 349. Стихотворение вызвало панику в С. -
Петерб. ценз, комитете, который поспешил сообщить о нем в Гл. упр. по делам
печати. В жалобах "на лишение дворянского сословия тех привилегий и того
почета, которые первоначально ему принадлежали... явно слышится, по мнению
Комитета, насмешка над крайними притязаниями представителя столбового
дворянства, указывающего на свое древнее происхождение как на единственное
основание дворянских прав, порицающего меры правительства, которыми открыт
доступ в это сословие личным заслугам, и, наконец, современные реформы.
Сочувствие автора к мерам правительства несомненно; но, с другой стороны,
ему может быть не без основания приписано намерение осмеять в этом
стихотворении существующий еще в нашем законодательстве принцип родового
дворянства. Впечатление этого стихотворения на известную часть публики может
быть тем неблагоприятнее, что оно написано с замечательным талантом". Гл.
упр., в свою очередь, отметило в стихотворении "тенденцию демократического
свойства, ибо в нем не какие-либо личные пороки подвергаются осмеянию, а
выставляется в смешном виде такая сторона положения дворян, которая
относится к целому юридическому сословию". И только потому решено было не
возбуждать против И судебного преследования, что это был лишь второй номер,
вышедший за подписью официального редактора В. Н. Леонтьева, "и
вышеуказанным стихотворением еще недостаточно выражается направление всего
издания" (Журнал заседания С.-Петерб. ценз, комитета от 11 нояб. и Гл. упр.
по делам печати от 13 нояб. 1870 г.). Иеремиада - горькая жалоба, сетование
(от библейского рассказа о плаче пророка Иеремии по поводу разрушения
Иерусалима). Последние могикане - последние представители чего-либо:
общественной группы, поколения, отмирающего социального явления. Источник
этого выражения - роман Ф. Купера "Последний из могикан" (могикане -
вымершее племя индейцев Северной Америки). Столбовые - столбовые дворяне,
представители старинных дворянских родов. Аршинник - торговец, купец. Кутья,
кутейник - насмешливое прозвище человека, происходящего из духовного
сословия. Перевернул всё круто Павел и т. д. Напряженные отношения с
матерью, Екатериной II, привели к тому, что Павел поселился в Гатчине, где
его главные заботы сосредоточились на нескольких батальонах, отданных под
его команду, их муштре по прусскому образцу. Вступив на престол, Павел I
высылал из столицы старых генералов и приближал к себе гатчинцев, среди
которых был и А. А. Аракчеев. Урезаны были многие права дворянства,
полученные им в царствование Екатерины II. Подьячий - в старину мелкий
чиновник.
Кантонисты - в дореформенную эпоху сыновья солдат, со дня рождений
прикреплявшиеся к военному ведомству и проходившие подготовку к солдатской
службе в специальных школах. Опекунский совет - учреждение, ведавшее
попечением о вдовах и сиротах, а также выдававшее помещикам денежные ссуды
под залог их имений. Земство - см. примеч. 211.
356. И. 1871, № 16, в "Заметках", без подписи. Одна строка этого
стихотворения ("Всё, как капитал заедает тяжкий труд") была явно искажена
при наборе - в ней нарушен стихотворный размер, но восстановить ее в
первоначальном виде не представляется возможным; может быть, следует читать:
"Всё, как заедает капитал наш труд". Являясь непосредственным откликом на
события Парижской коммуны, стихотворение, как и многие статьи, заметки и
фельетоны в И 1871 г., ярко характеризует сочувственное отношение к ней
поэта и журнала. Квартирная плата и платежи по векселям упомянуты в связи с
двумя декретами Парижской коммуны. В отмену постановления Национального
собрания было отсрочено погашение задолженности по квартирной плате за
последние девять месяцев, а платежи по векселям распределялись на три года,
причем должны были производиться без начисления процентов. Инсургенты -
участники антиправительственного вооруженного восстания.
357. И. 1871, № 29, в "Заметках", без подписи. Останавливаясь на
"последних выборах в Париже" (т. е. выборах в Национальное собрание и
избрании "главы исполнительной власти"), Богданов отмечает, что город был
наводнен полицейскими и шпионами. Поскольку выборы окончились в пользу
Тьера, войско и полиция остались пассивными наблюдателями. "Что бы вышло в
противном случае - неизвестно, но, во всяком случае, можно рассчитывать, что
г. Тьер не ударил бы лицом в грязь перед своими собратами по ремеслу вроде
Кавеньяка и героя 2-го декабря (т. е. Наполеона III.- И. Я.). Словом, г.
Тьер, несмотря на свои преклонные лета, подает большие надежды в качестве
прямого наследника прежних эксплуататоров Франции. В самом деле:
Развивать он бойко стал...".