Василий Бефани
правитьСтихотворения
правитьСодержание
Тихое пристанище
После бури
Две женщины
Артисту-чтецу
Тихое пристанище
Как хорошо в деревне летом
От вихря жизни отдохнуть!
Природа ласковым приветом
Там отогреет нашу грудь.
Струится воздух ароматный,
Река сверкает серебром,
Какой-то гений благодатный
Незримо носится кругом.
Благословляю вас, святые
Родного пахаря труды,
Поля и нивы золотые
И изумрудные сады!..
В деревне чувства не гнетутся
Под игом жёлчи и тоски,
И в тьме ночей не раздаются
Хожалых резкие свистки.
Нет ни базарной перебранки,
Ни стука дрожек и карет,
И дребезжащие шарманки
Не будят спящего чуть свет.
С кокардой становой заштатный
Не остановит вас в упор,
Чтоб о судьбе своей превратной
Сквозь хмель нести бессвязный вздор.
Вдали от городских волнений,
Тщеславья, лжи и суеты,
Разврата, грязи и гонений
Неотразимой клеветы, —
Вдали всего, что раньше срока
И сушит ум и портит кровь,
Как дети, чуждые порока,
Перерождаемся мы вновь.
В деревне ближе мы к природе;
Мы можем понимать без слов
И пенье птички на свободе,
И шёпот листьев и цветов.
А эти добрые крестьяне!
Их тип отмечен простотой.
Уж вы подкуплены заране
Их благородной прямотой.
Закалены трудом их груди,
Природа кормит их, как мать…
Здесь рангов нет, здесь просто «люди»,
Здесь веет мира благодать.
Постыдной праздности не зная,
В работе пахарь день-деньской:
По ниве ходит серп, сверкая,
Несётся песня над сохой.
Кормилец наш! Ты терпеливо
Нёс жребий свой из века в век,
И та не оскудеет нива,
И не иссохнут русла рек,
Где ты ходил с косой и плугом,
Где лямку тёр, лил кровь и пот,
Смотрел в лицо морозным вьюгам
И не боялся непогод.
В деревню ж! Там лишь, может статься,
В виду святых её трудов
В «людей труда» преобразятся
Все тунеядцы городов.
После бури
Любушка-соседка не сдавалась долго
И не нарушала строгости и долга,
Но кипела в жилах огневая кровь, —
Редко ладит с долгом женская любовь, —
И в беседку ночью раз прокралась Люба.
Буря грохотала, но ей было любо
Под грозу, при блеске молний в облаках
С милым целоваться и в его руках
Трепетать и биться, словно птичка в клетке.
Обсушил он ножки Любушке-соседке,
Но, её лаская в полуночный час,
Высушил ли милый слёзы ясных глаз?
Ухмыляясь, смотрит он, бровей не хмуря,
Если над землёю разразится буря,
Но его соседка… Где теперь она?
Так же ли, как прежде, жизнь её ясна,
Так же ли спокойны молодые грёзы
И не жгут подушки пламенные слёзы,
И не смеет счастья горе превозмочь?
Или не бесследно в роковую ночь
Пронеслася буря над её головкой,
И тревожно бьётся сердце под шнуровкой,
И ручьями льются слёзы из очей
С вечера до ранних солнечных лучей?
Может быть, отдавшись горькой укоризне,
Любушка хотела б вычеркнуть из жизни
Память о беседке, о грозе ночной,
Да малютка плачет на груди больной,
Да нужда сурово ей напоминает
Всё, что Люба любит, всё, что проклинает.
Две женщины
И слушали мы их.
«Пускай идёт молва, —
Сказала первая, — что за свои права
Я смело ратую, борьбы не избегаю,
Что шлейфов не ношу и косу подстригаю,
Что в спорах я резка и ложь сплеча рублю,
Что над рутиною смеяться я люблю…
То правда, но зато, как я вперёд шагнула,
Преданья осмеяв, как смело в даль взглянула
И, умственный застой считая страшным злом,
Я независимо смотрю на всё кругом
И смело сознаю, что сделалась я ныне
Свободной женщиной из крепостной рабыни.
Кормленье приживалок, соленье огурцов,
Детей, тряпьё, хозяйство, обычаи отцов,
Как истая гражданка, всё осмеяла я.
Льюиса, Бокля, Милля толкуют мне друзья,
Ученьем их мой разум питая и шлифуя,
И вне забот мещанских сознательно живу я.
Пускай в пелёнках грязных ребёнок мой лежит,
В изорванном халате муж-труженик сидит,
Пусть дед, старик брюзгливый, как член семьи негодный,
В углу своём нередко ворчит полуголодный,
Но мне до них нет дела, — не так же я пуста, —
Судьбой вселенной целой я только занята.
Прогресс для мира нужен, чтоб счастье было шире,
Но без участья женщин возможен ли он в мире?
Реформы, недостатки родной своей страны,
Живые все вопросы мы обсуждать должны.
Поистине, кому же у нас за это взяться,
Когда в дела отчизны не будем мы мешаться?
Ужели петь нам песню запечного сверчка,
Когда, как в половодье широкая река,
Бежит разливом шумным народное движенье
И пробуждённой мысли везде кипит броженье?
Так нам ли в это время спать непробудным сном?
Мы, русские гражданки, вперёд, вперёд пойдём!..»
Умолкла прогрессистка, и ей в ответ другая
Сказала, зарумянясь:
«Фраз громких избегая,
Вдали от рьяных граждан, прогнавши скуку прочь,
Над колыбелью сына сижу я день и ночь.
Меня зовут отсталой; довольна жизнью мирной,
Себя я не считаю гражданкою всемирной;
Общественных вопросов решать я не могу
И косу, ради моды капризной, не стригу;
На сходках с молодёжью не спорю громогласно,
И в их принципах новых мне многое неясно.
Мне не по силам доля — решать судьбу страны:
Роль матери дана мне и любящей жены.
Хоть Дарвина, Льюиса и Милля я читала,
Но их настольной книгой себе не избирала,
А гигиену Бока им смело предпочла,
И за свою отсталость мне не страшна хула.
Идей, стремлений новых вполне не постигая
И для семьи любимой все силы сберегая,
Живу я только сердцем, но ближнему всегда
Готова помогать я, когда придёт нужда.
Не в силах уничтожить я всей земли страданья
И горе масс народных унять не в состояньи,
Но личностям отдельным готова я служить,
Себя страдальцу-брату готова посвятить.
Об умственном развитьи безродного бедняжки,
Которого невзгоды со дня рожденья тяжки,
Забочусь я с любовью. Кого гнетёт судьба,
Кого сломила в жизни с несчастьями борьба,
Кто бродит одиноко тернистою дорогой,
Всем им помочь я рада с сердечною тревогой.
На зов их бескорыстно всегда я поспешу,
Я на щеках их слёзы по капле осушу,
Найду им тёплый угол, смирю недугов боли…
Завиднее и краше нет в мире этой доли.
И хоть от граждан века отстала я, конечно,
Но свой удел смиренный несу я безупречно».
Артисту-чтецу
Посвящается памяти П. А. Никитина*)
Артист! Твоё призванье скромно,
Но, как художника-чтеца,
Твоё значение огромно
Для лиры русского певца.
В житейском шумном мире этом,
Где все бредут своей тропой,
Посредник ты между поэтом
И равнодушною толпой.
Ты, как толмач её присяжный,
Ей разъяснить не раз помог
В стихах поэта штрих отважный,
Небрежно брошенный намёк.
В картине яркой и наглядной
Ты страшным делаешь для всех
И гром сатиры беспощадной,
И горький, ядовитый смех.
Тебя чужое вдохновенье
Вновь вдохновляет, в свой черёд,
И — всем знакомое творенье
Как будто заново живёт.
С эстрады ты громишь пороки,
Зовёшь с житейским злом на бой,
Бросаешь жгучие упрёки
Иль примиряешься с судьбой.
И говоришь, что в мире прозы,
В круженьи общей суеты
Живут лирические грёзы,
Растут поэзии цветы.
Поэтов лучшие созданья
Ты заставляешь нас любить,
Делить их муки и страданья
И упованья их делить.
Ты служишь искренно, без лести
Родным певцам в родной стране
И разделяешь с ними вместе
Успех заслуженный вполне.
Таков и ты был, наш известный
Артист, каких уж нынче нет,
Никитин, труженик наш честный,
Покинувший так рано свет.
Художник истинный и чуткий,
С талантом бойкого чтеца,
Равно умел владеть ты шуткой
И трогать русские сердца.
Ты понимал своё призванье:
И обличал и исцелял,
Распространял в народе знанье
И наслажденье доставлял.
Любя поэзию, везде ты
Как будто убеждал всех нас:
Есть на Руси ещё поэты
И не зарос родной Парнас!..
Но ты сошёл уже в могилу,
Не завещавши никому
Свой дар и творческую силу…
Прости! Мир праху твоему!
Пикантные мотивы. Сборник сатирических и юмористических стихотворений и куплетов в трёх частях для литературно-музыкальных вечеров, составленный В. П. Бефани, ч. 1. М., 1876.
Литературный альбом для публичных чтений, 1881.
Книги из коллекции «Библиотека русской поэзии И. Н. Розанова» любезно предоставлены Государственным музеем Пушкина.
Оригинал здесь