Стихотворения (Арнольд)

Стихотворения
автор Эдвин Арнольд, пер. Эдвин Арнольд
Оригинал: английский, опубл.: 1897. — Источник: az.lib.ruВосточные сказания:
I. Грех Бен-Азара
II. Раб Гассана
III. Два повеления
IV. Азраил
Из поэмы «Свет Азии»
Перевод А. П. Барыковой (1897)

Эдвин Арнольд.

править

Стихотворения.

править

Издание: «Стихотворения и прозаические произведения А. П. Барыковой», СПб., 1897


Date: 5-9 ноября 2009

Восточные сказания:

I. Грех Бен-Азара

II. Раб Гассана

III. Два повеления

IV. Азраил

Из поэмы «Свет Азии»

Отрывок первый

" второй

" третий

" четвертый

Восточные сказания.

править

Грех Бен-Азара.

править

Однажды Бен-Азар — «Друг Божий», — по прозванью,

Великий патриарх и праотец святой

Прогневал Господа, — есть древнее сказанье:

К палаткам праотца, вечернею порой,

Подъехал старый путник, жаждой истомленный.

Уже два дня в пустыне раскаленной,

В волнах песков сыпучих, бедствовал старик;

Глаза его слезились, губы почернели,

Ворочался с трудом запекшийся язык:

— «Воды… напиться дайте!..» — мог он еле-еле

Сказать, подъехав к стану; а верблюд худой,

Измученный, упал и, вытянувши шею,

Казалось, издыхал.

Когда кувшин с водой

Студеной, блещущий живительной росой,

Был подан страннику, — он тотчас, — сожалея

Верблюда, — позабыв, что сам два дня не пил,

Сперва к усталому животному склонился

И свежею водой заботливо омыл

Ему глаза и рот, и горло промочил;

Потом с молитвою усердной обратился

На запад, — к солнцу. Благодарный взгляд

Он поднял с верою на пламенный закат

И заходящему светилу возлиянье, —

Обряд отцов своих, — свершил.

Тогда лишь сам

Напиться собрался; но к жаждущим устам

Он не успел кувшин поднесть…

В негодованьи,

Ревнитель правой веры, Бен-Азар

Сказал рабам:

— «Отнять кувшин с водою

У нечестивого! Он, скверною рукою,

Молясь на запад, вылил Божий дар!

Он солнцу кланялся, — не истиниому Богу!

Так пусть воды моей не пьет неверный пес!»

Послушались рабы и выполнили строго

Хозяина приказ…

Но кто-то вновь поднес

К губам страдальца чашу с влагою живою;

И жадно к ней приник он бледной головою…

— «Кто повеление мое нарушить смел?..» —

Воскликнул Бен-Азар, взглянул — и обомлел,

И понял — «Кто»…

Посланник светлый рая

Язычника поил, крылами осеняя,

И лучезарною десницей обнимал.

Язычник пил; рабы глядели в изумленьи

И в ужасе немом на светлое виденье…

И вот посланник кроткий праотцу вещал:

«Друг Милосердного! Прогневал ты Владыку.

Молись, да не зачтет тебе твой грех великий!

Знай, что язычнику Всеведущий простил

Неведенье его. Он — праведней, чем ты.

Знай, — увидал Господь с небесной высоты,

Как, о себе забыв, верблюда он поил,

Как был он милосерд к скотине бессловесной,

Как к небу возносил он благодарный взгляд

И как, в неведеньи; молился на закат;

Знай, — ту молитву к солнцу принял Царь небесный,

Творец и Повелитель неба и светил,

Создатель всеблагой восхода и заката!..

А ты не пожалел страдающего брата, —

Ты, Бен-Азар, „Друг Божий“, Бога оскорбил!»

Виденье скрылося… А патриарх смиренно

К ногам язычника главою сокрушенной

Припал и со слезами жгучими молил:

— «Прости мне, праведник, как Бог тебя простил!»

------*------

править

Раб Гассана.

править

Роскошно пирует Гассан-Бен-Али;

К нему все старейшины в гости пришли;

Шатер его полон людей именитых,

В одеждах шелками и золотом шитых;

Как горный родник от весенних лучей,

Веселием искрятся речи гостей.

Подносит им кушанья раб молодой

На блюде хрустальном, цены дорогой,

Украшенном сплошь жемчугом-изумрудом;

Но вдруг с драгоценным, сияющим блюдом

Запнулся несчастный, упал второпях, —

И чудо искусства рассыпалось впрах.

Вскочили все гости: — «Когда б он был мой, —

Кричали они, — так сейчас с головой

Простился бы пес!» — «Я мерзавца такого

Повесил бы! Шкуру содрал бы с живого!»

Гассан, словно грозная туча, молчал.

И раб перед ним на колени упал.

"Хозяин, помилуй!.. Писанъе гласит:

«Блажен, кто в душе своей гнев укротит!» —

Сказал он, в груди заглушая рыданья.

Ответил Гассан: — «Да! Я вспомнил

Писанъе. Уж я не сержусь, от души отлегло!»

И стало вновь ясно Гассана чело.

"Хозяин! — молил, припадая к ногам

Гассана, невольник, — написано там:

«Прости виноватого!» — «Помню. Прощаю!» —

Ответил Гассан и, раба поднимая,

С улыбкою руку ему протянул;

К ней раб благодарный губами прильнул.

«Хозяин! Да будет Господь наш с тобой!

Он — Бог милосердных и кротких душой,

Бог милости, щедрости, правды и света;

И щедрых Он любит! — написано это!»

— «Ты кстати про „щедрых“ напомнил, дружок

Дарю тебе волю и мой кошелек».

Потом Бен-Али обратился к гостям:

— «Вот бедный невольник напомнил всем нам

Про вечную книгу. А строчка оттуда,

Не правда ль, — дороже разбитого блюда?

Не правда ль, — он славно его починил

Словами, — и волю свою заслужил?»

------*------

править

Два повеления.

править

Вечный Престол окружая несметною, грозною Силой,

Ждет повелений Аллаха посланников сонм легкокрылый;

Молний быстрее вселенную всю облетая,

Вмиг исполняется воля святая;

Звездам на небе сияющим, моря пучине глубокой, —

Близко, далеко, — куда б ни взглянуло всезрящее Око,

Всюду относят посланники правды и Света

Бога живого заветы.

Голос предвечный воззвал: — Джебраил!" — и

как грома раскаты

В небе вечернем раздался: — «Лети, мой наперсник крылатый,

Вниз, ко дворцу золотому царя Солимана;

Он, — удостоенный царского сана,

Избранный мною, хранимый всечасно, возлюбленный мною,

Ныне готов позабыть час молитвы ко Господу-Богу;

Вижу, — любуется он на коней златогривых,

Статных и дивно красивых,

Не замечая, как солнце клониться ко западу стало;

Ты, Джебраил, возвести ему: „Время молитвы настало!“

Да не погибнет избранник под гневом Владыки, —

Нужен народу правитель великий!..

Стой, — погоди еще!.. Вижу, на склоне горы Арафата

Трудится тщетно день целый, от ранней зари до заката,

С тяжкою ношей своей, муравей запоздалый, —

Да не погибнет и малый:

Он своему муравейнику нужен!..» И ангел, — в молчаньи, —

Молний быстрее исполнил Творца своего приказанья:

Во-время стал на молитву избранник Аллаха,

Полон смиренья и Божьего страха;

И муравью запоздалому силу и жизнь возвратила

И привела в муравейник могучая длань Джебраила…

Так в необъятной вселенной, от края до края,

Воля творится святая.

------*------

править

Азраил.

править

Индийский царевич, — краса Индостана,

Приехал к царю-мудрецу Солиману,

Стремясь молодою душой вдохновенною

Постигнуть все тайны небес сокровенные.

И тихой вечерней порою с царем

Сидел он, — речам его вещим внимая,

В премудрые притчи вникая, —

В чертоге его золотом.

А резвые джины, лукавые духи,

Порхали как птицы, роились как мухи,

Кружились, жезлу Солимана послушные;

И видел царевич их пляски воздушные

И ждал от царя еще бРльших чудес;

Как вдруг появился в чертоге, — нежданный,

Какой-то печальный и странный,

Крылатый посланник небес.

То был ангел смерти. С царевичем рядом

Он встал и взглянул вопросительным взглядом;

И мрачно глядели глаза удивленные,

Как будто бы юноши видом смущенные.

— «Кто это?» — тихонько царевич спросил.

Ответил мудрец: «Ои людей исцелитель,

И воли Отца исполнитель,

А имя ему: Азраил!»

— «Мне страшно здесь!» — молвил царевич бледнее. —

Я смерти боюсь! Повели поскорее,

Чтоб в Индию милую джины проворные,

Твоей всемогущей деснице покорные,

Сейчас же на крыльях меня отнесли".

Махнула жезлом Солимана десница,

И джины, как птиц вереница,

С царевичем скрылись вдали.

Тогда ангел смерти к царю обратился:

— «Ты видел, премудрый, как я удивился,

Как в очи ему поглядел в изумлении,

Найдя его здесь? Знай, что мне повеление:

Сыскать его в Индии нынче дал Бог.

Он там и умрет в золоченых палатах;

Ты дал ему джинов крылатых,

Чтоб взять его душу я мог».

И с бледной улыбкою ангел печальный

Сказал: «Мне пора! Он уж в Индии дальней!»

Расправил широкие крылья могучие,

По небу вечернему грозною тучею

Пронесся в сияньи последних лучей…

На утро был найден царевич убитый,

Застывшею кровью облитый,

На мягкой постели своей.

------*------

править

Из поэмы «Свет- Азии».

править

Отрывок первый.

править

Страдалица земля!.. Вся жизнь твоя — обман;

Все радости твои обращены в мученья;

Твоим несчастным детям, пойманным в капкан,

Приговоренным к смерти прежде их рожденья,

Защиты нет ни в ком, — нигде спасенья нет.

В насмешку мне дана была душа живая

И в ней зажжен любви животворящий свет…

Цель нашей жизни — смерть…

Чья ж это шутка злая?

Неужто создал Ты нарочно этот мир

Отчаянья и смерти, — Брама Вседержитель?

И радует Тебя червей голодных пир,

Костров и трупов смрад?.. Неужто Ты — мучитель

Всего живого? Ты — установил закон

Безжалостной борьбы, друг друга пожиранья?

Ты видишь кровь и слезы, слышишь вопль и стон

Молящихся Тебе беспомощных созданий

И не поможешь им, Ты, — всемогущий Бог?..

Жесток и зол Ты, Брама!.. Я бы всем помог,

И не было бы в мире смерти и страданий…

Иль не всесилен Ты?.. Иль вовсе нет благих

И праведных богов, достойных поклоненья?..

Так Жалость и Любовь помогут вместо них,

И человек укажет людям путь спасенья!

Он должен быть. Он есть. Найду его для вас,

Заблудшиеся братья! Ждите, — близок час!

------*------

править

Отрывок второй.

править

— "Жизнь моя — вечный пир. День и ночь, — ежечасно, —

Блеска, роскоши, неги, веселья полна, —

Без сознанья, без цели кружится она,

Как невольниц моих хоровод сладострастный…

Вереницею пестрой, блестящей волной,

Предо мною мелькают часы наслажденья,

Исчезая бесследно в пучине забвенья…

Жизнь ли это?.. Не сон ли тревожный, пустой?

Что он значит? Чем кончится? Есть ли разгадка

Опьяняющих грез безпокойного сна?..

Кто мне дал тебя, — жизнь? Для чего ты дана?

Отчего я, — в дремоте томительно-сладкой,

В этой пляске чарующей радостных дней,

На безумно-веселом пиру сладострастья, —

Не нашел для себя ни покоя ни счастья?..

Для чего, — там, — далеко от жизни моей, —

За решеткой того заповедного рая,

Где дремлю я, — царевич, всеобщий кумир, —

Есть другой, безысходно-страдающий мир,

Где неправда, и зло, и борьба роковая

Называются: «жизнью»?.. Зачем мне сквозь сон

Все мерещатся братьев далеких страданья?

Отчего мне, — сквозь песни, — все слышны рыданья,

Крики боли, глухой несмолкающий стон

Непосильною мукой надорванной груди?

Отчего я, — сквозь рой опьяняющих грез, —

Вижу — море безбрежное крови и слез,

Где беспомощно тонут несчастные люди?

Отчего к ним душа моя рвется всегда

И томится тоской непонятной и жгучей

О неведомом мире? Чей голос могучий

Призывает меня, посылает туда:

«Встань, Сидарта — сын Майи! Твое назначенье

Не в дремоте, не в сладких бессмысленных снах,

Не на ложе любви, не на шумных пирах,

Не в веселом и буйном хмелю наслажденья.

Миру нужен спаситель! Проснись и ступай!

Ждут тебя беззащитные, темные братья;

Помоги им, открой им с любовью объятья, —

И цель жизни найдешь ты! Иди — и спасай!»

------*------

править

Отрывок третий.

править

В мрачный храм бога Индры пришел вдохновенный

Гаутами. Стояли брамины, толпою

В белых ризах алтарь окружая священный

И костер разводя, кровь животных рекою

Орошала весь храм. Царь с блестящею свитой

Там молился.

На жертвенник, кровью залитый,

Был возложен красивый козел длиннорогий,

Крепко связанный, убранный пышно венками;

Старший жрец возглашал над ним:

«Грозные боги!

Вот еще благолепная жертва пред вами, —

За грехи Бимбасара-царя искупленье!

На утеху вам, страшные, я всесожженью

Предаю его мясо и кровь проливаю!..»

И он поднял свой нож над протянутой глоткой.

— «Запрети ему, царь, запрети, умоляю!..» —

Гаутами сказал, и десницею кроткой

У брамина взяв нож из десницы кровавой,

Узы жертвы распутал. Потом, — величавый

И спокойно-бесстрашный прошел меж жрецами

" Прямо к царскому месту. Толпа расступилась,

Все сердца покорял он мгновенно глазами,

Где любовь бесконечная к людям светилась.

«Кто ты, дивный?» — спросил его царь в изумленьи,

Преклоняясь пред ним и сойдя с возвышенья.

"Люди-братья! — ответил учитель: внимайте!

Правду вечную вам возвестит Гаутами.

Жертв кровавых не надо Всевышнему — знайте!

Он вам ныне вещает моими устами:

«Жизнь — одна! Жизнь — таинственный дар и священный,

Дар прекрасный для всех, всем равно драгоценный.

Отнимать ее — грех неоплатно-великий

Пред Дающим ее. Всеблагому не надо

Вашей службы кровавой, бессмысленно дикой…

Вы, жестокие, ждете от неба пощады?

За злодейства вы просите блага, награды?..

Если правда, что злы и безжалостны боги,

Укротит ли их гнев ваш козел длиннорогий?

Можно ль их подкупить этой жертвою лживой?

Если ж правда, что боги добры, справедливы,

То нужна ли им кровь на земле пролитая?

Не противны ли храмы, где жертва живая

Рвется, мучится, бьется у вас под ножами?..

Верьте, братья, что милость предвечно богами

Суждена милосердным. Одно назначенье

Всем созданиям смертным: любя и жалея,

Мирно жить друг для друга. И наше спасенье

В кроткой жалости сильного к тем, кто слабее.

Все мы здесь — обреченные смерти и боли, —

Все родня, все подвластны одной вечной Воле!..»

Долго он говорил; разъяснял откровенья

Древних книг и подвижников прежних ученья.

И в устах вдохновенных былого заветы

Озарялись сиянием нового света.

— «Если б вы захотели, — сказал Гаутами, —

Как земля наша скорбная стала б прекрасна!

Как прекрасны и счастливы стали б вы сами,

Если б жили с законом предвечным согласно, —

Все живое щадили, любили, жалели,

Не губили жестокой рукою напрасно,

Только пищу бескровную, чистую ели;

Если б вы не считали убийство забавой,

Душ и рук не грязнили охотой кровавой…

Разве мало вам пищи дозволенной, чистой?

Созревают на нивах хлеба золотые;

Спеют ягоды сладкие в роще душистой;

Осыпают деревья плоды наливные,

И повсюду ключи бьют студеной водою…

А вы губите жизнь безпощадной рукою?»

И сердца отогрел он святою любовью.

Устыдились брамины забрызганных кровью

Рук жестоких и длинной одеждою белой

Прикрывали их; старый алтарь закоптелый

Был покинут; священный костер позабытый,

Смрадным стынущим жиром и кровью залитый,

Угасал. Гордый царь с головой преклоненной

Слушал речи святого душой умиленной…

А на утро гонцами царя громогласно

Был и новый закон возвещен всенародно,

Повсеместно:

«Царю Бимбасара угодно:

Да не будет в стране, его воле подвластной,

Впредь убийства животных для жертвы кровавой;

Да не льется невинная кровь беззаконно

Ни для пищи, Дарующим жизнь воспрещенной,

Ни для злой и жестокой напрасной забавы;

И да ведает всякий под нашей державой:

Жалость к тварям живым есть Небес повеленье.

Жизнь — одна! Милосердным и кротким — спасенье!»

Тот закон на гранитной колонне высокой

Был начертан: и свято хранится сердцами

До сих пор там, где Ганг протекает широкий,

Где свет Истины вечной зажег Гаутамн.

------*------

править

Отрывок четвертый.

править

Некогда здесь, близ деревни Далиды, в пещере глубокой,

Праведный старец, от мира отрекшийся, жил одиноко,

С Брамой беседовал он; в темноте и молчаньи

Тесного склепа он видел сиянье

Радужных крыльев, он слышал небесное дивное пенье.

Землю преступную, жалких людей, их борьбу и мученья —

Он позабыл. И душа его в небе витала,

Радость Нирваны вкушала.

А на земле в это время был голод.

От долгого зноя

Сгинул весь хлеб на полях, и пропало зерно трудовое;

Речки посохли, леса вековые горели,

Сочные травы лугов помертвели;

Край опустел. Все живое, извери и люди, бежало.

Тигры в трущобе завыли: им свежей добычи не стало…

Старец услышал сквозь сон неземной созерцанья

Алчущих крови рыканье.

Вспомнил он землю, очнулся и вышел из темной пещеры.

Видит: подернулось небо зловещее дымкою серой;

Все сожжено; над долиною мертвой и смрадной

Солнце стоит, как палач беспощадный

В ярко-багровой одежде над бледною жертвой казненной;

Кости белеют кругом; а вблизи, на земле раскаленной,

В корчах упала тигрица, от голода воя, —

С нею — детенышей двое;

Любит она их и кормит. И нет молока у несчастной.

Бьются тигрята под грудью иссякшей, терзают напрасно

едную мать; но она оттолкнуть их не может, —

Терпит, хоть камни горячие гложет,

Бездну небес оглашая безпомощным, страшным рычаньем…

Стало отшельнику жалко; согрелась душа состраданьем.

— «Любишь ты, тварь кровожадная!.. Брама Великий!..

Любит и зверь этот дикий, —

Любит и кормит, — страдая, себя не жалея!..

Учит меня — человека… И стыдно душе перед нею…

Мало любил я… Ушел от людей и страданья…

Жалкая самка! Спасибо!.. Земное призванье

Ты мне напомнила ныне!.. Бери мое грешное тело;

Я умираю — любя!..» Подошел он к ней быстро и смело;

Сброшена наземь чалма и убогая ряса.

— «Вот тебе крови и мяса!..» —

Крикнул он. Рада тигрица… А в светлых селениях рая

Рады бессмертные Дивы, бессмертную душу встречая…

Сжалилось небо: и спряталось солнце за тучей,

Вихрь над землею промчался могучий.

Сжалилось небо: и грянули долго-желанные грозы,

Хлынули крупные капли дождя, — благодатные слезы.

Жертву великую старца — в незримом чертоге

Приняли вечные боги.