Эдвин Арнольд.
правитьСтихотворения.
правитьИздание: «Стихотворения и прозаические произведения А. П. Барыковой», СПб., 1897
Date: 5-9 ноября 2009
Восточные сказания:
I. Грех Бен-Азара
II. Раб Гассана
III. Два повеления
IV. Азраил
Из поэмы «Свет Азии»
Отрывок первый
" второй
" третий
" четвертый
Восточные сказания.
правитьI
правитьГрех Бен-Азара.
правитьОднажды Бен-Азар — «Друг Божий», — по прозванью,
Великий патриарх и праотец святой
Прогневал Господа, — есть древнее сказанье:
К палаткам праотца, вечернею порой,
Подъехал старый путник, жаждой истомленный.
Уже два дня в пустыне раскаленной,
В волнах песков сыпучих, бедствовал старик;
Глаза его слезились, губы почернели,
Ворочался с трудом запекшийся язык:
— «Воды… напиться дайте!..» — мог он еле-еле
Сказать, подъехав к стану; а верблюд худой,
Измученный, упал и, вытянувши шею,
Казалось, издыхал.
Когда кувшин с водой
Студеной, блещущий живительной росой,
Был подан страннику, — он тотчас, — сожалея
Верблюда, — позабыв, что сам два дня не пил,
Сперва к усталому животному склонился
И свежею водой заботливо омыл
Ему глаза и рот, и горло промочил;
Потом с молитвою усердной обратился
На запад, — к солнцу. Благодарный взгляд
Он поднял с верою на пламенный закат
И заходящему светилу возлиянье, —
Обряд отцов своих, — свершил.
Тогда лишь сам
Напиться собрался; но к жаждущим устам
Он не успел кувшин поднесть…
В негодованьи,
Ревнитель правой веры, Бен-Азар
Сказал рабам:
— «Отнять кувшин с водою
У нечестивого! Он, скверною рукою,
Молясь на запад, вылил Божий дар!
Он солнцу кланялся, — не истиниому Богу!
Так пусть воды моей не пьет неверный пес!»
Послушались рабы и выполнили строго
Хозяина приказ…
Но кто-то вновь поднес
К губам страдальца чашу с влагою живою;
И жадно к ней приник он бледной головою…
— «Кто повеление мое нарушить смел?..» —
Воскликнул Бен-Азар, взглянул — и обомлел,
И понял — «Кто»…
Посланник светлый рая
Язычника поил, крылами осеняя,
И лучезарною десницей обнимал.
Язычник пил; рабы глядели в изумленьи
И в ужасе немом на светлое виденье…
И вот посланник кроткий праотцу вещал:
«Друг Милосердного! Прогневал ты Владыку.
Молись, да не зачтет тебе твой грех великий!
Знай, что язычнику Всеведущий простил
Неведенье его. Он — праведней, чем ты.
Знай, — увидал Господь с небесной высоты,
Как, о себе забыв, верблюда он поил,
Как был он милосерд к скотине бессловесной,
Как к небу возносил он благодарный взгляд
И как, в неведеньи; молился на закат;
Знай, — ту молитву к солнцу принял Царь небесный,
Творец и Повелитель неба и светил,
Создатель всеблагой восхода и заката!..
А ты не пожалел страдающего брата, —
Ты, Бен-Азар, „Друг Божий“, Бога оскорбил!»
Виденье скрылося… А патриарх смиренно
К ногам язычника главою сокрушенной
Припал и со слезами жгучими молил:
— «Прости мне, праведник, как Бог тебя простил!»
------*------
правитьII
правитьРаб Гассана.
правитьРоскошно пирует Гассан-Бен-Али;
К нему все старейшины в гости пришли;
Шатер его полон людей именитых,
В одеждах шелками и золотом шитых;
Как горный родник от весенних лучей,
Веселием искрятся речи гостей.
Подносит им кушанья раб молодой
На блюде хрустальном, цены дорогой,
Украшенном сплошь жемчугом-изумрудом;
Но вдруг с драгоценным, сияющим блюдом
Запнулся несчастный, упал второпях, —
И чудо искусства рассыпалось впрах.
Вскочили все гости: — «Когда б он был мой, —
Кричали они, — так сейчас с головой
Простился бы пес!» — «Я мерзавца такого
Повесил бы! Шкуру содрал бы с живого!»
Гассан, словно грозная туча, молчал.
И раб перед ним на колени упал.
"Хозяин, помилуй!.. Писанъе гласит:
«Блажен, кто в душе своей гнев укротит!» —
Сказал он, в груди заглушая рыданья.
Ответил Гассан: — «Да! Я вспомнил
Писанъе. Уж я не сержусь, от души отлегло!»
И стало вновь ясно Гассана чело.
"Хозяин! — молил, припадая к ногам
Гассана, невольник, — написано там:
«Прости виноватого!» — «Помню. Прощаю!» —
Ответил Гассан и, раба поднимая,
С улыбкою руку ему протянул;
К ней раб благодарный губами прильнул.
«Хозяин! Да будет Господь наш с тобой!
Он — Бог милосердных и кротких душой,
Бог милости, щедрости, правды и света;
И щедрых Он любит! — написано это!»
— «Ты кстати про „щедрых“ напомнил, дружок
Дарю тебе волю и мой кошелек».
Потом Бен-Али обратился к гостям:
— «Вот бедный невольник напомнил всем нам
Про вечную книгу. А строчка оттуда,
Не правда ль, — дороже разбитого блюда?
Не правда ль, — он славно его починил
Словами, — и волю свою заслужил?»
------*------
правитьIII
правитьДва повеления.
правитьВечный Престол окружая несметною, грозною Силой,
Ждет повелений Аллаха посланников сонм легкокрылый;
Молний быстрее вселенную всю облетая,
Вмиг исполняется воля святая;
Звездам на небе сияющим, моря пучине глубокой, —
Близко, далеко, — куда б ни взглянуло всезрящее Око,
Всюду относят посланники правды и Света
Бога живого заветы.
Голос предвечный воззвал: — Джебраил!" — и
как грома раскаты
В небе вечернем раздался: — «Лети, мой наперсник крылатый,
Вниз, ко дворцу золотому царя Солимана;
Он, — удостоенный царского сана,
Избранный мною, хранимый всечасно, возлюбленный мною,
Ныне готов позабыть час молитвы ко Господу-Богу;
Вижу, — любуется он на коней златогривых,
Статных и дивно красивых,
Не замечая, как солнце клониться ко западу стало;
Ты, Джебраил, возвести ему: „Время молитвы настало!“
Да не погибнет избранник под гневом Владыки, —
Нужен народу правитель великий!..
Стой, — погоди еще!.. Вижу, на склоне горы Арафата
Трудится тщетно день целый, от ранней зари до заката,
С тяжкою ношей своей, муравей запоздалый, —
Да не погибнет и малый:
Он своему муравейнику нужен!..» И ангел, — в молчаньи, —
Молний быстрее исполнил Творца своего приказанья:
Во-время стал на молитву избранник Аллаха,
Полон смиренья и Божьего страха;
И муравью запоздалому силу и жизнь возвратила
И привела в муравейник могучая длань Джебраила…
Так в необъятной вселенной, от края до края,
Воля творится святая.
------*------
правитьIV
правитьАзраил.
правитьИндийский царевич, — краса Индостана,
Приехал к царю-мудрецу Солиману,
Стремясь молодою душой вдохновенною
Постигнуть все тайны небес сокровенные.
И тихой вечерней порою с царем
Сидел он, — речам его вещим внимая,
В премудрые притчи вникая, —
В чертоге его золотом.
А резвые джины, лукавые духи,
Порхали как птицы, роились как мухи,
Кружились, жезлу Солимана послушные;
И видел царевич их пляски воздушные
И ждал от царя еще бРльших чудес;
Как вдруг появился в чертоге, — нежданный,
Какой-то печальный и странный,
Крылатый посланник небес.
То был ангел смерти. С царевичем рядом
Он встал и взглянул вопросительным взглядом;
И мрачно глядели глаза удивленные,
Как будто бы юноши видом смущенные.
— «Кто это?» — тихонько царевич спросил.
Ответил мудрец: «Ои людей исцелитель,
И воли Отца исполнитель,
А имя ему: Азраил!»
— «Мне страшно здесь!» — молвил царевич бледнее. —
Я смерти боюсь! Повели поскорее,
Чтоб в Индию милую джины проворные,
Твоей всемогущей деснице покорные,
Сейчас же на крыльях меня отнесли".
Махнула жезлом Солимана десница,
И джины, как птиц вереница,
С царевичем скрылись вдали.
Тогда ангел смерти к царю обратился:
— «Ты видел, премудрый, как я удивился,
Как в очи ему поглядел в изумлении,
Найдя его здесь? Знай, что мне повеление:
Сыскать его в Индии нынче дал Бог.
Он там и умрет в золоченых палатах;
Ты дал ему джинов крылатых,
Чтоб взять его душу я мог».
И с бледной улыбкою ангел печальный
Сказал: «Мне пора! Он уж в Индии дальней!»
Расправил широкие крылья могучие,
По небу вечернему грозною тучею
Пронесся в сияньи последних лучей…
На утро был найден царевич убитый,
Застывшею кровью облитый,
На мягкой постели своей.
------*------
правитьИз поэмы «Свет- Азии».
правитьОтрывок первый.
правитьСтрадалица земля!.. Вся жизнь твоя — обман;
Все радости твои обращены в мученья;
Твоим несчастным детям, пойманным в капкан,
Приговоренным к смерти прежде их рожденья,
Защиты нет ни в ком, — нигде спасенья нет.
В насмешку мне дана была душа живая
И в ней зажжен любви животворящий свет…
Цель нашей жизни — смерть…
Чья ж это шутка злая?
Неужто создал Ты нарочно этот мир
Отчаянья и смерти, — Брама Вседержитель?
И радует Тебя червей голодных пир,
Костров и трупов смрад?.. Неужто Ты — мучитель
Всего живого? Ты — установил закон
Безжалостной борьбы, друг друга пожиранья?
Ты видишь кровь и слезы, слышишь вопль и стон
Молящихся Тебе беспомощных созданий
И не поможешь им, Ты, — всемогущий Бог?..
Жесток и зол Ты, Брама!.. Я бы всем помог,
И не было бы в мире смерти и страданий…
Иль не всесилен Ты?.. Иль вовсе нет благих
И праведных богов, достойных поклоненья?..
Так Жалость и Любовь помогут вместо них,
И человек укажет людям путь спасенья!
Он должен быть. Он есть. Найду его для вас,
Заблудшиеся братья! Ждите, — близок час!
------*------
правитьОтрывок второй.
править— "Жизнь моя — вечный пир. День и ночь, — ежечасно, —
Блеска, роскоши, неги, веселья полна, —
Без сознанья, без цели кружится она,
Как невольниц моих хоровод сладострастный…
Вереницею пестрой, блестящей волной,
Предо мною мелькают часы наслажденья,
Исчезая бесследно в пучине забвенья…
Жизнь ли это?.. Не сон ли тревожный, пустой?
Что он значит? Чем кончится? Есть ли разгадка
Опьяняющих грез безпокойного сна?..
Кто мне дал тебя, — жизнь? Для чего ты дана?
Отчего я, — в дремоте томительно-сладкой,
В этой пляске чарующей радостных дней,
На безумно-веселом пиру сладострастья, —
Не нашел для себя ни покоя ни счастья?..
Для чего, — там, — далеко от жизни моей, —
За решеткой того заповедного рая,
Где дремлю я, — царевич, всеобщий кумир, —
Есть другой, безысходно-страдающий мир,
Где неправда, и зло, и борьба роковая
Называются: «жизнью»?.. Зачем мне сквозь сон
Все мерещатся братьев далеких страданья?
Отчего мне, — сквозь песни, — все слышны рыданья,
Крики боли, глухой несмолкающий стон
Непосильною мукой надорванной груди?
Отчего я, — сквозь рой опьяняющих грез, —
Вижу — море безбрежное крови и слез,
Где беспомощно тонут несчастные люди?
Отчего к ним душа моя рвется всегда
И томится тоской непонятной и жгучей
О неведомом мире? Чей голос могучий
Призывает меня, посылает туда:
«Встань, Сидарта — сын Майи! Твое назначенье
Не в дремоте, не в сладких бессмысленных снах,
Не на ложе любви, не на шумных пирах,
Не в веселом и буйном хмелю наслажденья.
Миру нужен спаситель! Проснись и ступай!
Ждут тебя беззащитные, темные братья;
Помоги им, открой им с любовью объятья, —
И цель жизни найдешь ты! Иди — и спасай!»
------*------
правитьОтрывок третий.
правитьВ мрачный храм бога Индры пришел вдохновенный
Гаутами. Стояли брамины, толпою
В белых ризах алтарь окружая священный
И костер разводя, кровь животных рекою
Орошала весь храм. Царь с блестящею свитой
Там молился.
На жертвенник, кровью залитый,
Был возложен красивый козел длиннорогий,
Крепко связанный, убранный пышно венками;
Старший жрец возглашал над ним:
«Грозные боги!
Вот еще благолепная жертва пред вами, —
За грехи Бимбасара-царя искупленье!
На утеху вам, страшные, я всесожженью
Предаю его мясо и кровь проливаю!..»
И он поднял свой нож над протянутой глоткой.
— «Запрети ему, царь, запрети, умоляю!..» —
Гаутами сказал, и десницею кроткой
У брамина взяв нож из десницы кровавой,
Узы жертвы распутал. Потом, — величавый
И спокойно-бесстрашный прошел меж жрецами
" Прямо к царскому месту. Толпа расступилась,
Все сердца покорял он мгновенно глазами,
Где любовь бесконечная к людям светилась.
«Кто ты, дивный?» — спросил его царь в изумленьи,
Преклоняясь пред ним и сойдя с возвышенья.
"Люди-братья! — ответил учитель: внимайте!
Правду вечную вам возвестит Гаутами.
Жертв кровавых не надо Всевышнему — знайте!
Он вам ныне вещает моими устами:
«Жизнь — одна! Жизнь — таинственный дар и священный,
Дар прекрасный для всех, всем равно драгоценный.
Отнимать ее — грех неоплатно-великий
Пред Дающим ее. Всеблагому не надо
Вашей службы кровавой, бессмысленно дикой…
Вы, жестокие, ждете от неба пощады?
За злодейства вы просите блага, награды?..
Если правда, что злы и безжалостны боги,
Укротит ли их гнев ваш козел длиннорогий?
Можно ль их подкупить этой жертвою лживой?
Если ж правда, что боги добры, справедливы,
То нужна ли им кровь на земле пролитая?
Не противны ли храмы, где жертва живая
Рвется, мучится, бьется у вас под ножами?..
Верьте, братья, что милость предвечно богами
Суждена милосердным. Одно назначенье
Всем созданиям смертным: любя и жалея,
Мирно жить друг для друга. И наше спасенье
В кроткой жалости сильного к тем, кто слабее.
Все мы здесь — обреченные смерти и боли, —
Все родня, все подвластны одной вечной Воле!..»
Долго он говорил; разъяснял откровенья
Древних книг и подвижников прежних ученья.
И в устах вдохновенных былого заветы
Озарялись сиянием нового света.
— «Если б вы захотели, — сказал Гаутами, —
Как земля наша скорбная стала б прекрасна!
Как прекрасны и счастливы стали б вы сами,
Если б жили с законом предвечным согласно, —
Все живое щадили, любили, жалели,
Не губили жестокой рукою напрасно,
Только пищу бескровную, чистую ели;
Если б вы не считали убийство забавой,
Душ и рук не грязнили охотой кровавой…
Разве мало вам пищи дозволенной, чистой?
Созревают на нивах хлеба золотые;
Спеют ягоды сладкие в роще душистой;
Осыпают деревья плоды наливные,
И повсюду ключи бьют студеной водою…
А вы губите жизнь безпощадной рукою?»
И сердца отогрел он святою любовью.
Устыдились брамины забрызганных кровью
Рук жестоких и длинной одеждою белой
Прикрывали их; старый алтарь закоптелый
Был покинут; священный костер позабытый,
Смрадным стынущим жиром и кровью залитый,
Угасал. Гордый царь с головой преклоненной
Слушал речи святого душой умиленной…
А на утро гонцами царя громогласно
Был и новый закон возвещен всенародно,
Повсеместно:
«Царю Бимбасара угодно:
Да не будет в стране, его воле подвластной,
Впредь убийства животных для жертвы кровавой;
Да не льется невинная кровь беззаконно
Ни для пищи, Дарующим жизнь воспрещенной,
Ни для злой и жестокой напрасной забавы;
И да ведает всякий под нашей державой:
Жалость к тварям живым есть Небес повеленье.
Жизнь — одна! Милосердным и кротким — спасенье!»
Тот закон на гранитной колонне высокой
Был начертан: и свято хранится сердцами
До сих пор там, где Ганг протекает широкий,
Где свет Истины вечной зажег Гаутамн.
------*------
правитьОтрывок четвертый.
правитьНекогда здесь, близ деревни Далиды, в пещере глубокой,
Праведный старец, от мира отрекшийся, жил одиноко,
С Брамой беседовал он; в темноте и молчаньи
Тесного склепа он видел сиянье
Радужных крыльев, он слышал небесное дивное пенье.
Землю преступную, жалких людей, их борьбу и мученья —
Он позабыл. И душа его в небе витала,
Радость Нирваны вкушала.
А на земле в это время был голод.
От долгого зноя
Сгинул весь хлеб на полях, и пропало зерно трудовое;
Речки посохли, леса вековые горели,
Сочные травы лугов помертвели;
Край опустел. Все живое, извери и люди, бежало.
Тигры в трущобе завыли: им свежей добычи не стало…
Старец услышал сквозь сон неземной созерцанья
Алчущих крови рыканье.
Вспомнил он землю, очнулся и вышел из темной пещеры.
Видит: подернулось небо зловещее дымкою серой;
Все сожжено; над долиною мертвой и смрадной
Солнце стоит, как палач беспощадный
В ярко-багровой одежде над бледною жертвой казненной;
Кости белеют кругом; а вблизи, на земле раскаленной,
В корчах упала тигрица, от голода воя, —
С нею — детенышей двое;
Любит она их и кормит. И нет молока у несчастной.
Бьются тигрята под грудью иссякшей, терзают напрасно
едную мать; но она оттолкнуть их не может, —
Терпит, хоть камни горячие гложет,
Бездну небес оглашая безпомощным, страшным рычаньем…
Стало отшельнику жалко; согрелась душа состраданьем.
— «Любишь ты, тварь кровожадная!.. Брама Великий!..
Любит и зверь этот дикий, —
Любит и кормит, — страдая, себя не жалея!..
Учит меня — человека… И стыдно душе перед нею…
Мало любил я… Ушел от людей и страданья…
Жалкая самка! Спасибо!.. Земное призванье
Ты мне напомнила ныне!.. Бери мое грешное тело;
Я умираю — любя!..» Подошел он к ней быстро и смело;
Сброшена наземь чалма и убогая ряса.
— «Вот тебе крови и мяса!..» —
Крикнул он. Рада тигрица… А в светлых селениях рая
Рады бессмертные Дивы, бессмертную душу встречая…
Сжалилось небо: и спряталось солнце за тучей,
Вихрь над землею промчался могучий.
Сжалилось небо: и грянули долго-желанные грозы,
Хлынули крупные капли дождя, — благодатные слезы.
Жертву великую старца — в незримом чертоге
Приняли вечные боги.