Стачка (Пардо-Басан)

Стачка
автор Эмилия Пардо-Басан, пер. Евгения Михайловна Левшина
Оригинал: испанский, опубл.: 1901. — Перевод опубл.: 1905. Источник: Эмилия Пардо Басан. Рассказы. Рассказы. Пер. с исп. С биогр. очерком Евг. Левшиной. — Санкт-Петербург: тип. Н. П. Собко, ценз. 1905. 286 с. az.lib.ru

Эмилия Пардо-Басан

править

Стачка

править

В тот вечер рыжая Сабель, жена Хуана Мауро, горнорабочего, заметила что-то странное в поведении своего мужа, когда он вернулся с работы с черными от пороха руками и с засевшими в толстом сукне его куртки осколками гранита.

— Ужин готов, — ласково сказала Сабель. — Похлебка сварена на славу. Я нацедила нового вина и приготовила треску с картофелем. Ужин прямо — царский.

Горнорабочий не отвечал. Он вытащил скамейку из угла, взял горсть табаку, свернул папиросу и закурил ее, не теряя озабоченного вида и глядя в землю.

— Подвинься к столу!

Все также мрачно Хуан Мауро взял ложку и приблизился к потемневшей доске, которая, покрывая старое корыто, изображала стол.

Сабель подала горячую похлебку и не спускала глаз с мужа, в ожидании сообщений.

Хуан и его жена отлично ладили. Она работала по хозяйству и в саду. Он ломал камень. Их мечтой было приобрести ближайшее поле к северу от их домика с каштановой рощицей. Они были молоды, по-своему любили друг друга и надеялись на будущее.

Сабель ждала, пока ее муж жадно ел, как человек, проголодавшийся на работе. Как только первый голод был утолен, он заговорил:

— Знаешь, жена, тебе это может казаться невероятным, — они хотят, чтобы я целый месяц не работал и, кто знает, как еще будет далее.

— Что ты, правда ли?

— Верно.

— Кто же имеет право? Правление или хозяева?.. Разве мы им недостаточно вырабатываем, — ворчала возмущенная Сабель, ставя на стол треску на ярко вычищенном медном блюде.

— Какое правление! Все наши — рабочие из Сайниса, Бортьяла, Доруньоса… Они прочли нам решение: не работать, не работать и не работать…

— И они тебе приказывают, да как они смеют!

— Приказывают и не приказывают… Когда собрание постановит, тащи его дьявол, всякий должен подчиниться его решению.

— А если не подчиниться?.. — сказала Сабель осторожно, и ее голос дрожал. Она уже предчувствовала, что их сбережения пойдут прахом за время безработицы, и заветный клочок земли будет потерян навсегда. Он перейдет в руки соседки, которой сын посылает иногда денег из Монтевидео.

— А если не подчиниться? — спросила она еще раз, взволнованная его молчанием. — Какая у них власть над тобой, спрашиваю я, чтобы следить, пойдешь ты или не пойдешь на работу?

— Власти никакой. Но ведь известно… искалечить человека не трудно.

Сабель несколько минут молчала. Она боролась с неопределенным мрачным впечатлением, вызванным словами ее мужа.

Ея женский инстинкт подсказывал ей, что Хуан сам находится в нерешительности и ждет совета жены.

Она посмотрела на стенной шкафчик, где они прятали свои деньги, и ей казалось, что она видит, как понемногу тают все дуро [дуро = 6 песет, песета =40 копеек], собранные тяжелым трудом горнорабочего, покрывая ежедневные расходы на хлеб насущный. ее муж привык к хорошей пище, к глотку вина. Ломать камень не то, что бусы низать — труд тяжелый.

А теперь? Если станет работа, если закроют каменоломни и уничтожат возможность заработка… хорошо если хозяева уступят… не то придется разорить сбережения, просить взаймы у ростовщика.

Сабель поставила перед Хуаном фаянсовый кувшин с вином. Вино придает духу…

— Так они поставят на своем, — ты не пойдешь завтра? — спросила она, пока он пил.

— Пойду ли, не пойду ли, это мы еще увидим, — отвечал он с некоторым бахвальством. — Мне никто приказывать не смеет. Слышала? А теперь… спать. Завтра нужно встать с рассветом.

— Но если ты не пойдешь на работу — уронила она.

Ответа не было.

Сабель покрыла огонь, потухла через несколько времени и керосиновая лампочка.

Сначала Сабель спала неспокойно, но под утро забылась глубоким сном, который наступает у здоровых людей, утомленных дневной работой.

Проснулась она от яркого солнечного света и от жужжания мух, вокруг ее лица.

Увидав, что она одна, она в страхе вскочила с постели.

— Хуан, Хуан, — кричала она, бросившись вниз по лестнице, которая дрожала от ее тяжелых шагов.

Кухня была пуста. Дверь отворена. В углу не было его инструментов. Сомнения не было — горнорабочий отправился на работу.

Сабель прислонилась к дверям и дрожала.

Свежий, даже прохладный ветер доносился с моря, несмотря на его отдаленность. Она заметила, что она в одной рубашке с босыми ногами. Она пошла к себе и стала одеваться, но лихорадка продолжалась, и внутри ее глухой голос шептал угрозы, брань, проклятия, и все грубые выражения сельских драк звучали в ушах бедной Сабель.

Она уже не думала о тех дуро, что были запрятаны в стенном шкафчике, она помнила, только о своем муже, о работнике, который зарабатывал их трудами своих рук и богатырской силой…

— Ах… если они мне его убьют… Хуанильо мой!

Часы шли, день близился к полудню. Солнечный свет разгонял призраки. Она принялась чистить кукурузу.

Вдруг с улицы донесся шум шагов бегущего человека. Дверь открылась, и горнорабочий вбежал без шапки, без инструмента, в пыли. Рукава его рубахи были запятнаны кровью.

— Они бегут за мной… спрячь меня.

Что случилось? Ах мы несчастные! — всхлипнула Сабель.

— Они вышли мне навстречу, чтобы помешать мне идти работать… они назвали меня продажным изменником, хотели бить меня. Я хватил одного так, что он уже не пошевелился. Киркою — по голове…

Сабель бросилась к мужу и безумно прижималась к нему, прислушиваясь к топоту преследующих убийцу людей.