М. Н. Катков
правитьСтатья де Мазада о Викторе Гюго
правитьГде Мазад в «Revue des deux Mondes» остроумно осмеивает реторику г. Виктора Гюго. Стоило ли только обращать внимание на эту лишенную смысла, пустозвонную декламацию? Впрочем, как замечает и г. де Мазад, страсть ко фразе так увлекает французскую публику, что нередко приводит ее в опьянение, парализующее разум. Благодаря этой страсти ко фразе, а также, конечно, и авторитету прежней славы, г. Виктор Гюго имеет много поклонников во Франции, особенно в Париже, и преимущественно в его развращенной boheme litteraire [литературная богема (фр.)].
К сожалению, есть и у нас кое-кто с полинялыми остатками литературного авторитета, готовые пококетничать с нигилистами и поплясать с ними канкан пред публикой. Пусть господа эти полюбуются на старого французского поэта, ставшего посмешищем, и подумают, на кого они могут стать похожи!
Облекая в иронию свое справедливое негодование, г. де Мазад ставит на вид выжившему из ума фразеру, какое гибельное действие должны производить на незрелые или растленные умы его поклонников проповедуемые им учения, что правительство, подавившее коммуну, так же как и она нуждается в амнистии, что люди, положившие конец ужасам мятежа, сами должны подлежать за это следствию и суду и что революция есть благодеяние, хотя бы это благодеяние и было итогом бесчисленных злодеяний. Г. де Мазад возмущается тем, что г. Виктор Гюго находит «выражения жалости и сострадания только в пользу тех, кто стоит пред правосудием страны», но не находит ни слова в пользу жертв злодеяний коммуны.
Нам не удавалось встречаться в полном согласии с политическими мнениями г. де Мазада. Но мы вполне разделяем и его презрение к пустозвонной фразеологии, и его отвращение от этого лживого и растленного образа мыслей, который украшает себя титулом либерализма и гуманности. Мы находим справедливою ту тяжкую ответственность, которую г. де Мазад возлагает на распространителей этих учений за бедствия Франции, за одичанье парижской толпы, преступления которой вырвали у возмущенной совести председателя военного суда восклицание: «Да это стая диких зверей!» Все это так, и мы, русские, отдаем справедливость негодованию, с каким г. де Мазад отзывается о систематическом прославлении и подстрекательстве злейших врагов не только его отечества, но и всякого благоустроенного общества, всякой цивилизации. Но пусть вспомнит г. де Мазад, не соперничал ли он сам в былое время с этим самым г. Виктором Гюго пустозвонными фразами во славу «святого дела» жандармов-вешателей и кинжальщиков, поставленных на ноги мятежом 1863 года? Не он ли, со всею консервативною и правительственною французскою печатью, ввиду избиения русских пленников, множества людей, которые уклонялись от мятежа, и стольких тысяч безоружных крестьян, засеченных или повешенных повстанцами, прославлял благодеяния революции, которые должны были явиться итогом всех этих злодейств? И когда Россия, положив конец мятежу, предала преступников правосудию и стала принимать меры к предупреждению зла, кто усерднее г. де Мазада проповедывал, что укротители еще более, чем укрощенные, нуждаются в амнистии и помиловании? Не он ли находил, что виноваты во всем пожарные, а поджигатели достойны всякого уважения?
Г. де Мазад как бы намекает на самого себя, говоря о вредном действии фразеологии г. Виктора Гюго «и других, не столь блестящих, но более искусных и более ядовитых». Правда, разглагольствия г. де Мазада относились не ко Франции, а к России и Польше, но преступления, которые он оправдывал, были те же самые, какие теперь оправдывает г. Виктор Гюго. Разница только в том, что писания г. де Мазада были, без сомнения, «искуснее» и «ядовитее», а потому и гораздо опаснее писаний г. Виктора Гюго.
Но мы не хотим упрекать г. де Мазада. Он был только одним из многих, хотя и из самых искусных. Во главе движения, водившего его пером, стояло само правительство его страны. Это не спасло польского восстания, но апология мятежа и убийств не могла не произвести своего действия в том самом направлении, против которого так хорошо протестует теперь г. де Мазад…
Впервые опубликовано: Московские Ведомости. 1871. 2 декабря. № 264.