Вечеромъ 6-го ноября, благодаря любезности редакціи «Ребуса», мнѣ пришлось присутствовать на сеансѣ «Читателя мыслей» г. Ирвинга Бишопъ. Сеансъ этотъ назначался собственно для представителей печати и небольшаго кружка публики. Присутствовавшіе на немъ были, такъ сказать, гостями г. Бишопа. Послѣ многочисленныхъ описаній этого сеанса, во всѣхъ газетахъ, нѣтъ надобности все пересказывать заново, и я позволю себѣ привести здѣсь для читателей «Ребуса» почти сполна то описаніе, которое помѣщено въ газетѣ «Новости»:
«Сеансъ, данный сегодня, 6-го ноября, г. В. Ирвингомъ Бишопомъ, въ „Hotel de France“, въ присутствіи представителей печати и другихъ лицъ, представлялъ рядъ, по истинѣ, поразительныхъ опытовъ, не поддающихся никакимъ объясненіямъ. Первый опытъ, уже описанный въ нашей газетѣ, заключался въ нахожденіи спрятанной булавки и исполненъ былъ съ чрезвычайной ловкостью, вызвавшей громъ рукоплесканій. Слѣдующими двумя опытами г. Бишопъ иллюстрировалъ свою способность открывать преступленія и съ точностью опредѣлить обстановку, при которой они были совершены. На столѣ, за которымъ г. Бишопъ излагалъ сущность своихъ экспериментовъ, лежали 12 кинжаловъ. Пригласивъ одного изъ присутствовавшихъ, г. Г.,[1]) выбрать одинъ изъ кинжаловъ, г. Бишопъ предложилъ ему, въ его отсутствіи, произвести надъ однимъ изъ находящихся въ залѣ такое движеніе, которое означало-бы, что онъ его закололъ или зарѣзалъ, а затѣмъ самый кинжалъ спрятать, гдѣ ему угодно, въ залѣ. Когда все это было совершено, г. Бишопъ возвратился въ залу съ завязанными глазами изъ другой комнаты, гдѣ онъ оставался въ присутствіи двухъ представителей печати, и, взявъ г. Г. за руку, устремился съ нимъ въ залу, прямо къ тому господину, который предполагался убитымъ; довертѣвшись около него нѣсколько секундъ, онъ тѣмъ-же путемъ, устремился назадъ, прямо къ тому лицу, г. X., у котораго былъ спрятанъ кинжалъ; но какъ оказалось, г. X., безъ вѣдома г. Г., передалъ кинжалъ лицу, сидѣвшему четвертымъ отъ него. Обыскавъ г. X. и не найдя кинжала, г. Бишопъ сталъ искать на скамьѣ и подъ нею, а потомъ въ портфелѣ сосѣда г. X. Не найдя кинжала и здѣсь, онъ пріостановился, сосредоточился и внезапно бросился къ тому мѣсту, у котораго дѣйствительно находился кинжалъ, и, нервно крикнувъ: раскройте шапку, вынулъ изъ нея искомое оружіе. Вслѣдъ затѣмъ онъ направился къ мнимой жертвѣ преступленія и пунктуально повторилъ то-же движеніе, которое произвелъ г. Г. при нанесеніи удара. Удивленіе присутствовавшихъ было, конечно, всеобщее. Для третьяго опыта г. Бишопомъ предложено было одному изъ присутствовавшихъ, г. М., взять у кого-либо вещь и спрятать ее въ залѣ. Возвратившись изъ другой комнаты, г. Бишопъ не только нашелъ эту вещь, но и возвратилъ ее тому лицу, у котораго она была взята. Четвертый опытъ заключался къ отгадываніи нумера кредитнаго билета, запечатаннаго г. Г. въ конвертѣ. Проведя мѣломъ на доскѣ двѣ линіи и раздѣливъ ее на столько частей, сколько цифръ въ нумерѣ билета, г. Бишопъ предложилъ г. Г. сосредоточенно думать объ этомъ нумерѣ и въ это время цифра за цифрой, изобразилъ все число въ клѣткахъ, сдѣланныхъ на доскѣ. Послѣдній опытъ заключался въ написаніи на доскѣ задуманнаго слова, на какомъ угодно языкѣ. Слово это задумано было г-мъ Г., и г. Бишопъ, не зная русскаго языка, изобразилъ на доскѣ русскими буквами: „Кіевъ".
Факты, какъ видитъ читатель, дѣйствительно „поразительные“, но „неподдающимися никакимъ объясненіямъ“ они безсомнѣнія являются только въ настоящее время, какъ и все еще неизслѣдованное, полупризнанное. А серьезный шагъ къ изслѣдованію подобныхъ фактовъ уже сдѣланъ учрежденіемъ въ Лондонѣ „Общества для психическихъ изслѣдованій“[2]), считающаго въ числѣ своихъ членовъ не мало извѣстныхъ людей (Сиджвикъ, Барретъ, Бальфуръ-Стьюартъ и др.). Подобное же общество образовалось и въ Парижѣ; говорятъ также объ учрежденіи близкихъ къ этому предмету обществъ въ Германіи и, если не ошибаюсь, у насъ въ Москвѣ. Нѣтъ сомнѣнія, что изученіе многоразличныхъ „психическихъ“ еще неизслѣдованныхъ проявленій человѣческой природы скоро не на шутку станетъ на очередь, и тогда феномены, подобные видѣннымъ нами 6-го ноября, перестанутъ казаться „чудесными“. Привычка сдѣлаетъ свое дѣло, но самые факты станутъ тогда тѣмъ интереснѣе, и значеніе ихъ — тѣмъ важнѣе, что на нихъ будутъ опираться выводы, касающіеся такихъ сторонъ человѣческой природы, признаніе которыхъ нынѣ такъ часто считается несовмѣстимымъ съ „просвѣщеніемъ“(?)
Отъ ложной мысли объ этой несовмѣстимости не могли отдѣлиться, — быть можетъ даже безсознательно, въ силу одной привычки — и нѣкоторые гг. репортеры. Сюда, повидимому, относится и выраженіе „съ чрезвычайной ловкостью“, стоящее въ приведенномъ выше описаніи, приличное только тамъ, гдѣ дѣло идетъ о фокусѣ, о поддѣлкѣ, и сообщеніе одной газеты о томъ, что Кумберлэндъ „похитилъ“ у Бишопа „секретъ этой силы“. Между тѣмъ, по словамъ самого Бишопа, да и по существу явленій здѣсь, „при чтеніи мыслей“, нѣтъ рѣчи ни о поддѣлкѣ, ни о секретѣ, а лишь о развитіи способности, которою одаренъ человѣкъ вообще, нѣкоторые же въ особенно значительной степени. Доказательствомъ этого служитъ самое возрастаніе такихъ „читателей“. Пусть Бишопъ породилъ Кумберлэнда, но вмѣстѣ они уже вызвали не мало подражателей. Недавно извѣстный научно-энциклопедическій французскій журналикъ „Cosmos“ („Les Mondes“, т. IX, № 3) разсказалъ подробно, и даже съ приложеніемъ рисунка, объ удачныхъ опытахъ нѣкоего Альфреда Каппера, прибавивши, что тѣмъ же умѣньемъ оказался одареннымъ г. Гарнье, архитекторъ Оперы. Писали также о какой-то дѣвицѣ, экспериментировавшей въ Парижѣ, упоминаютъ какого-то Беллини, наслѣдующаго Кумберлэнду въ Берлинѣ („С.-Петерб. Вѣд.“ 10 ноября 1884 г.), а на дняхъ въ „Новомъ Времени“ (отъ 9 ноября) уже петербургскій житель, г. Грешнеръ, самъ заявляетъ, что опыты, подобные произведеннымъ Бишопомъ, дѣлаются въ кругу его семейства, причемъ его жена, 22-хъ-лѣтній сынъ, двѣ взрослыхъ дочери и восьмилѣтняя дочь „продѣлываютъ такія вещи, которыя на первый взглядъ кажутся какимъ-то чудомъ“. Словомъ, за субъектами для изученія дѣло не станетъ, была бы только охота приняться за него у тѣхъ изслѣдователей, предмета занятій которыхъ это прямо касается.
Еще не такъ давно мы были свидѣтелями замѣчательнаго поворота въ мнѣніи ученаго міра по отношенію къ явленіямъ почти той-же категоріи. Я говорю о гипнотизмѣ. Подъ этимъ новымъ названіемъ и подъ эгидой знаменитаго Шарко, признана часть старыхъ, давно извѣстныхъ явленій месмеризма. А вѣдь сколько времени месмеризмъ былъ въ загонѣ, какъ продуктъ шарлатанства и суевѣрія. Передача мыслей давно уже признана, какъ фактъ, въ области месмеризма; но ее, вмѣстѣ съ вліяніемъ воли и ясновидѣніемъ, тщательно оставляютъ въ сторонѣ гг. гипнотисты. И вотъ теперь вопросъ подступаетъ къ нимъ, освобожденный отъ гипнотической примѣси. Не трудно предсказать, что вскорѣ и здѣсь мало-по-малу наступитъ признаніе реальности факта, за которымъ уже близко пойдетъ и изслѣдованіе. Признаніе же это неизбѣжно, потому что — повторяю это еще разъ — „съ фактами не спорятъ“.
Для меня, впрочемъ, и до сихъ поръ не совершенно ясно, зачѣмъ, признавъ факты такъ называемаго гипнотизма, отвергаютъ другую часть достаточно засвидѣтельствованныхъ месмерическихъ явленій. Боятся быть доведенными до устраненія излюбленныхъ матеріалистическихъ воззрѣній, — это несомнѣнно. Но вѣдь „чтеніе мыслей“ и передача вліяній воли являются совершенно допустимыми, не выходя изъ цикла аналогій, доставляемыхъ изученіемъ чисто-вещественнаго міра. Позволю себѣ по этому поводу напомнить то, что было уже мною говорено: „мы никогда хорошенько не могли понять, почему затрудняются допустить напр. вліяніе волевыхъ импульсовъ одного организма на дѣйствія другаго, безъ прямой передачи ихъ словами, или знаками. Самыя явленія воли, ихъ постоянное дѣйствіе на собственный организмъ — загадка, но загадка, существованіе которой никѣмъ не можетъ быть оспариваемо. Нельзя не признать, что дѣйствіе воли сопровождается нѣкоторыми измѣненіями въ состояніи вещественнаго организма, а вліяніе состоянія веществъ на разстояніяхъ — фактъ: желѣзо, намагничиваясь, начинаетъ дѣйствовать на разстояніи; проволоки, начавши проводить электрическіе токи, взаимнодѣйствуютъ на разстояніи; всѣ тѣла, нагрѣвшись, сдѣлавшись свѣтящимися, начинаютъ посылать видимые и невидимые намъ лучи на огромныя разстоянія и т. д. Почему же не дѣйствовать на разстояніи и волѣ? Измѣненіе въ состояніи одного организма, конечно, можетъ вызывать опредѣленныя измѣненія въ другомъ организмѣ“.
Замѣчательно, однако, что та именно сторона явленій, отъ которой такъ тщательно еще старается отвращаться современная наука, въ особенности и представляется завлекательной для общества. Напрасно ссылаться здѣсь на нездоровое влеченіе къ мистическому, чудесному, сверхъестественному; масса, хотя быть можетъ и не всегда ясно сознаетъ, но за то живо чувствуетъ нервъ дѣла, — чувствуетъ, что здѣсь-то именно вопросъ и начинаетъ касаться самой сути человѣка, его внутренней природы, его судьбы. Все, что обѣщаетъ уяснить эти вопросы, возбуждаетъ крайній интересъ въ публикѣ, и вотъ причина почему гг. „читатели мыслей“, Бишопъ, Кумберлэндъ и проч., эксплуатирующіе свои способности въ смыслѣ добыванія куска насущнаго хлѣба, считаютъ нужнымъ являться „антиспиритами“, наравнѣ съ множествомъ престидижитаторовъ. Они хорошо знаютъ, что симпатіи „просвѣщеннаго“ большинства — на сторонѣ отрицанія, и ихъ „антиспиритизмъ“ — реклама и приманка для публики. Отсюда и соблазнъ — пошарлатанить. Интермеццо на сеансѣ Бишопа именно состояло изъ легкаго шарлатанства на почвѣ медіумизма: онъ производилъ стуки, долженствовавшіе изображать явленіе стуковъ медіумическихъ, а въ сущности вовсе этого не изображавшіе; онъ объяснялъ на дѣлѣ „фокусы Юма“, которыхъ, однако, Юмъ никогда не дѣлалъ, — приписывалъ Цӧлльнеру то, чего тотъ не говорилъ, — показывалъ обманы слуха и осязанія, возможности которыхъ никто не станетъ отвергать, но которые не имѣютъ ровно никакого значенія тамъ, гдѣ ихъ вліяніе устранено самымъ расположеніемъ опытовъ, напримѣръ, контрольными аппаратами и т. п. Не будь мы гостями г. Бишопа, мы могли бы, по поводу его „антиспиритизма“, сказать присутствовавшей публикѣ: „Все это хорошо для большинства изъ васъ, для не знающихъ, но представляется смѣшнымъ и жалкимъ тѣмъ, которые поближе знакомы съ медіумичекими явленіями. Бишопъ, волей-неволей принужденный пріукрашать свои сеансы нѣкоторымъ шарлатанствомъ, забрасываетъ приманку „просвѣщенія“ гг. газетнымъ репортерамъ, и они, конечно, пойдутъ на нее съ полной готовностью“. Говоря это, мы не ошиблись бы въ предсказаніи.
Интересно, однако, что, при всей готовности большинства утѣшаться воображаемымъ „разоблаченіемъ спиритовъ“, фокусъ г. Бишопа (имъ необъясненный) съ писаніемъ въ закрытомъ конвертѣ, вложеннымъ туда обломочкомъ карандаша — не вызвалъ ни малѣйшихъ апплодисментовъ: было ясно, что наблюдателю остается тутъ только признать себя обманутымъ точно такъ, какъ бываетъ это на представленіяхъ любаго фокусника. Пусть-бы г. Бишопъ попробовалъ дѣйствительно повторить этотъ свой опытѣ при тѣхъ условіяхъ, подъ которыми явленія наблюдались Цӧлльнеромъ при медіумѣ Слэдѣ. Умѣй онъ сдѣлать это — ему легко было бы заработать сразу около 5000 руб.: въ № 201-мъ журнала „Light“ (отъ 8-го ноября 1884 года) помѣщенъ вызовъ г. Эдшеда, гласящій, что „всякому кто произведетъ посредствомъ фокуса „непосредственное письмо“ при тѣхъ условіяхъ, при которыхъ оно совершается у медіума Еглинтона, онъ, Эдшедъ, обязуется уплатить 500 гиней“.
Въ заключеніе, нѣсколько словъ о томъ объясненіи „чтенія мыслей“, которое, по словамъ „Космоса“, пытается дать архитекторъ Гарнъе, упомянутый выше. „Трудно допустить, передаетъ „Космосъ“, чтобы лицо, сильно думающее о предметѣ, не обнаружило легкаго содроганія въ тотъ моментъ, когда оно приближается къ этому предмету“. Лицо это становится такимъ образомъ „невольнымъ участникомъ“ отгадывателя мыслей и „все искусство послѣдняго сводится къ тому, чтобы быть ведомымъ, сохраняя видъ ведущаго“. Такое объясненіе представлялось и мысли другихъ; но достаточно видѣть опыты Бишопа, чтобы признать его несостоятельнымъ. Бишопъ во всякомъ случаѣ не могъ быть ведомымъ, стремительно повторяя весь путь пройденный другимъ лицомъ. А повтореніе извѣстнаго движенія или угадываніе номера ассигнацій и задуманнаго русскаго слова уже конечно вовсе не подходятъ подъ гипотезу Гарнье.
Интересно будетъ посмотрѣть, оставитъ ли пребываніе у насъ Бишопа и Кумберлэнда какой-нибудь слѣдъ на тѣхъ, которые должны бы серьезно поинтересоваться подобными опытами.
