СТАРАЯ БЫЛЬ. (*)
(*) За стихотвореніе сіе обязаны мы А. С. Пушкину, который доставилъ намъ оное при слѣдующемъ письмѣ: «П. А. Катенинъ далъ мнѣ право разполагать этимъ прекраснымъ стихотвореніемъ». Я увѣренъ, что вамъ будетъ пріятно украсить имъ ваши Сѣверные Цвѣты."
Нашъ славный Владиміръ, нашъ солнышко Князь,
Побѣдой въ Херсонѣ вѣнчанной,
Съ добычею въ Кіевъ родной возвратясь,
По бурѣ покоился бранной;
Миръ сь Греками сладилъ и брачную связь
Съ ихъ юной Царевною Анной.
Нескудное вѣно пріяла сестра
Отъ щедраго Августа брата,
Премного ей звонкаго далъ онъ сребра,
Немало и яркаго злата.
Всѣ хвалять Княгиню: "красна и добра,
Разумна, знатна и богата. "
И подлинно Русь не видала такой;
Какъ пчелъ по весеннему лугу
За маткой летаеть безчисленный рой,
Такъ дочери Царской въ услугу
И евнухи кучей и жены толпой
Тѣснятся, ревнуя другъ другу.
Всѣмъ хитрымъ искуствамъ учились они,
Что любитъ Княгиня младая :
Поють словно птицы въ дубраввой тѣни,
И пляшутъ, на лютняхъ играя.
Въ дому новобрачныхъ веселые дни 9
Подобіе свѣтлаго рая.
Казны не жалѣетъ супругь молодой,
Владиміръ Князь, соколъ нашъ ясной:
Сего дня былъ праздникъ, a завтра другой,
Все въ почесть для гостьи прекрасной.
To тѣшитъ воинской Варяговъ игрой,
Забавной и вмѣстѣ ужасной;
To въ рощахъ дремучихъ при звукѣ роговъ
Съ ней ѣздитъ для ловли звѣриной;
To въ лодкѣ весельной подъ пѣсни гребцовъ,
Надъ быстрой Днѣпровской пучиной
Катаетъ, любуясь обильемъ бреговъ
И стольнаго града картиной.
"Да будетъ же праздникъ, всѣмъ прежнимъ вѣнецъ, "
Князь выронилъ слово златое :
"Высокія пѣсни отрада сердець,
"Наитіе неба благое;
"Огнемъ разогрѣетъ всю душу пѣвецъ,
"И жизни прибавится вдвое.
"Я выѣду завтра съ Княгиней моей
"За стѣны въ широкое поле,
"Гдѣ радостнѣй слушать и пѣть веселѣй
"Подъ небомъ открытымъ на волѣ;
"Туда же зову я всѣхъ добрыхъ людей:
«Тѣмъ лучше, чѣмъ будетъ ихъ болѣ»
"Довольно я добылъ богатствъ на войнѣ,
"Стяжалъ оть отца и отъ дѣда;
"Добра не жалѣйте на завтрешнемъ днѣ,
"И брашнъ припасите и меда;
"Чтобъ сыты и пьяны всѣ были вполнѣ,
"A съ тощими что и бесѣда!
"Пусть вѣщіе придутъ и станутъ на судъ,
"И спорять: чье лучшее пѣнье?
"Достойно и щедро воздамъ имъ на трудъ:
"Второму пѣвцу награждень
"Цимискіевъ даръ Святославу, сосудъ,
"Трапезы моей украшенье.
"Но первый получитъ не то отъ меня,
"Въ бою побѣдитель щастливой;
"Персидскаго дамъ ему подъ верхъ коня:
"Весь бѣлый онъ съ черною гривой,
"Копытомъ изъ камня бьетъ искры огня,
"И носится вихремъ надъ нивой.
"Конь будетъ украшенъ черкаскимъ сѣдломъ
"И шелковой цвѣтной уздою ;
"Еще дамъ оружье: и щитъ и шеломъ,
"Кольчугу внизу съ бахрамою,
"И мечь изъ булата съ дамасскимъ клеймомъ
"И хитрой насѣчкой златою.
"Ступайте жь, снесите ко всѣмъ по домамъ
Отъ Князя привѣтное слово!
"Надеждой награды внушите пѣвцамъ
"И жаръ и усердіе ново :
"И завтра, чтобъ въ поле какъ выѣду самъ,
«Все къ празднеству было готово.»
Воть утро настало и солнце взошло,
Врата отворились градскія ;
Несмѣтное валитъ народа число:
И малые туть и большіе.
Всѣ въ пѣвчее поле; всѣхъ душу зажгло,
Чтобъ Рускихъ не сбили чужіе.
Вотъ выѣхалъ Князь со Княгиней своей
Въ вѣнцѣ и со скиптромъ въ десницѣ;
Везетъ ихъ четверка прекрасныхъ коней
Роскошно въ златой колесницѣ,
И громкій понесся кликъ добрыхъ людей
На встрѣчу имъ съ поля къ столицѣ.
"Да здравствуютъ Князь со Княгиней! ура!
"Господь осѣни ихъ святыней !
"Ущедри Онъ домъ ихъ обильемъ сребра
"И всякой земной благостыней !
«На многая лѣта для Рускихъ добра,
„Да здравствуютъ Князь со Княгиней.“
Князь ласковый отдалъ народу поклонъ,
И сѣлъ, словно пастырь y стада;
И къ бою пѣвцовъ сталъ выкликивать онъ :
„Боянамъ и честь и награда!“
И вышло ихъ двое съ двухъ розныхъ сторонъ:
Нашъ Рускій, да Грекъ изъ Царьграда.»
Нашъ средняго роста и среднихъ годовъ,
И красенъ былъ въ юные годы;
Но младость не радость средь бранныхъ трудовъ.
Цѣвницу носилъ онъ въ походы,
И пѣлъ y огней для друзей молодцовъ
Про старые вѣки и роды.
Высокъ и прелестенъ какъ дѣвица Грекъ.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И первому гостю нашъ ласковый Князь
Знакъ подалъ, и съ пѣвчихъ дружиной
Княгинѣ и Князю до ногь поклонясь,
Предъ самой собранья срединой
Онъ сѣлъ, всѣ замолкли, другь къ другу тѣснясь,
И голосъ запѣлъ соловьиной :
«Когда бъ возпѣть хотѣла ты,
Моя возлюбленная лира,
Блистающія съ высоты
Свѣтила горняго эѳира ;
Средь дня въ пустыхъ бы небесах» .
Луны и звѣздъ ты не искала,
Ho жизнь пія въ его лучахъ,
Одно бы солнце возпѣвала.
Когда же долгомъ чтить святымъ
Возпѣть величіе земное,
Прославь хоть голосомъ простымъ
Царей величіе святое.
A ты, великій Рускій Князь,
Прости, что смѣю предъ тобою,
Отчизны славою гордясь,
Другаго возносить хвалою,
Мы знаемъ: твой страшится слухъ
Тобой заслуженныя чести,
И ты для словъ похвальныхъ глухъ,
Одинъ ихъ чтя словами лести.
Дозволь же мнѣ возвысить глась
На прославленіе владыки,
Щедроты льющаго на насъ
И на несчетные языки.
Ты дѣлишь блескъ его вѣнца,
Причтенъ ты къ роду Константина;
A славу кто поеть отца,
Равно поетъ и славу сына :
Великъ предметъ, a гласъ мои слабъ;
Страшусь… Нѣтъ, бросимъ страхъ напрасный;
Почерпнеть силу вѣрный рабъ
Въ глазахъ владычицы прекрасной.
Кого же возпоеть пѣвецъ,
Кого, какъ не Царей державныхъ,
Непобѣдимыхъ, православныхъ,
Носящихъ скипетръ и вѣнець?
Они пріяли власть отъ Бога,
И Божій образъ видѣнъ въ нихъ.
Внутри священнаго чертога,
Слитъ изъ металловъ дорогихъ,
Ступеньми многими украшенъ,
Высокъ, неколебимъ и страшенъ,
Поставленъ Августовъ престолъ.
Съ него, о Царь самодержитель,
Съ покорствомъ слышатъ твой глаголъ
И полководецъ побѣдитель
И чуждыя страны посолъ.
У ногь твоихъ, изъ звонкой мѣди,
Твою являющіе власть,
Два льва, какъ алчущіе снѣди
Лежатъ, разинувъ страшну пасть;
Чудесная искуства сила
Безжизненныхъ одушевила,
И если кто въ пяти шагахъ
Отъ неприступнаго престола
Ногою смѣлъ коснуться пола,
Они встають ему на страхъ,
Очами гнѣвными вращаютъ,
Рычатъ, и казнью угрожаютъ;
И зритъ въ душѣ смущенный рабъ,
Сколь предъ Царемъ онъ малъ и слабъ
Но милосердіе Царево
Изображающій символъ,
Неувядающее древо
Склоняетъ вѣтви на престолъ;
He рода древь обыкновенныхъ,
Земными соками взрощенныхъ,
Одѣтыхъ грубою корой,
Блестящихъ временной красой;
Чей листь зеленый, цвѣтъ душистой,
На краткій мигъ прельщаетъ взоръ,
Доколь съ главы многовѣтвистой
Зимы рука сорветь уборъ.
Ввѣкъ древо Царское одѣто
Безсмертнымъ цвѣтомъ и плодомъ:
Ему весь годъ весна и лѣто.
Бѣлѣйшимъ снѣга серебромъ
Красуясь, стебль его высоко
Возносится, и надъ челомъ
Помазанника вдругь широко
Разкинувшись, плѣняеть око
И равенствомъ вѣтвей прямыхъ
И блескомъ листьевъ золотыхъ.
На сучьяхъ сребряныхъ древесныхъ
Витаетъ стадо птицъ прелестныхъ,
Зеленыхъ, алыхъ, голубыхъ,
И всѣхъ цвѣтовъ очамъ извѣстныхъ.
Изъ камней.и драгихъ и честныхъ
(О диво!) творческій рѣзецъ
Умѣлъ создать ихъ для забавы,
Великодѣпія и славы
Царя народовъ и сердецъ.
О если бы сіи пернаты
Свой жребій чувствовать могли,
Онѣ бъ воспѣли: "мы стократы
"Счастливѣй прочихъ на земли,
"Къ трудамъ ихъ создала природа;
"Что въ томъ, что крылья ихъ легки?
"Что значитъ мнимая свобода,
"Когда есть стрѣлы и силки?
"Онѣ живутъ въ лѣсахъ и въ полѣ,
"Должны терпѣть и зной и хладъ;
"A мы въ блаженнѣйшей неволѣ
«Вкушаемъ множество отрадъ.»
За что ты, небо, къ нимъ сурово,
И счастье чувствовать претишь?
Что рекъ я? Царь! ты скажешь слово,
И мертвыхъ жизнію даришь,
Невидимымъ прикосновеньемъ
Всеавгустѣйшаго перста
Ты наполняешь сладкимъ пѣньемъ
Ихъ вдругъ отверстыя уста,
И львы, рыкавшіе дотолѣ,
Внезапно усмиряють гнѣвь,
И кроткой покоряясь волѣ,
Смыкають свой несытый зѣвъ.
И подходящій въ изумленьи
Въ Царѣ зрѣть мыслитъ божество,
Держащее въ повиновеньи
Самыхъ бездушныхъ вещество;
Душой, объятой страхомъ прежде,
Преходить къ сладостной надеждѣ,
Внимая гласу райскихъ птицъ;
И къ Августа стопамъ священнымъ,
Въ сидонскій пурпуръ обувеннымь,
Главою припадаетъ ницъ. "
Онъ кончилъ. Владиміръ въ ладони плеснулъ.
За Княземъ стоялъ воевода;
Онъ платомъ народу поспѣшно махнулъ,
И плескъ раздался изъ народа;
Стучать и кричать, подымается гулъ
Съ земли до небеснаго свода.
Безмолвенъ, и въ землю потупивши взоръ,
Нашъ Рускій пѣвецъ оставался;
Онъ думалъ: что дѣлать? итти ли на споръ?
И даже бы, чай, отказался;
Но къ счастію началъ самъ Князь разговоръ,
Какъ будто во всемъ догадался:
"Я вижу, землякъ, ты бы легче съ мечемъ,
«Чѣмъ съ гуслями вышелъ на Грека»
"Хоть пѣсней и много въ поминѣ твоемъ,
"Такой ты не вспомнишь оть вѣка.
"Совѣть мой: признайся, что первенство въ немъ;
"Признанье честитъ человѣка.
"Награду, хоть правда не съ нимъ наравнѣ,
"Но все же получишь на славу,
"За свѣтлымъ Дунаемъ въ Болгарской странѣ
"Ты вѣрно служилъ Святославу,
"И кубокѣ, добытый имъ въ грозной войнѣ,
«Тебѣ назначаю по праву.» —
"Дай Богь тебѣ здравія, Князь ты нашъ свѣть,
"И сь лѣпой Княгиней твоею!
"Премудръ и премилостивъ твой мнѣ совѣть,
"И съ думой согласенъ моею:
"Ни съ Эллиномъ спорить охоты мнѣ нѣтъ,
"Ни пѣть я, какъ онъ, не умѣю.
"Пѣвалъ я о витязяхъ смѣлыхъ въ бояхъ:
"Давно ихъ зарыли въ могилы;
"Пѣвалъ о любови и радостныхъ дняхъ:
"Теперь не разбудишь Всемилы;
"A пѣть о великихъ Царяхъ и Князьяхъ
"Ума не достанетъ ни силы, " —
"Творите жь, " Князь молвилъ, « подарковъ раздѣлъ.» —
Тутъ Рускій взялъ кубокъ почтенный,
A Грекъ на коня богатырскаго сѣлъ;
Доспѣхъ же тяжелый, военный,
Домой онъ отнесть и поставить велѣлъ
Опасно въ кивотъ позлащенный.
И радостный къ Кіеву двинулся ходъ;
Владиміръ сь супругой младою,
И много старѣйшинъ, бояръ, воеводъ,
И Эллинъ блестящій красою,
И сзади весь Рускій крещеный народъ
Усердной и шумной толпою.
Но нѣсколько вѣрныхъ старинныхъ друзей
Звалъ Рускій на хлѣбъ-соль простую;
И княжескій кубокъ къ веселью гостей
Съ виномъ обнести къ круговую,
И выпили: въ память ихъ юности дней,
И храбраго въ память честную.
Катенинъ.