СПЯЩАЯ КРАСАВИЦА
Искусство, художество, как и поэзия, не есть еще достояние нашего Востока, оно еще не создалось здесь, иначе — ему некогда было создаться. В Сибири мы заняты еще постройкой собственного вигвама, как говорят американцы. Когда люди заняты работой, устраивая жилище, богиня-песня, по выражению киргизской легенды, проносится высоко над ними, и зато спускается к народам, живущим еще беспечной детской жизнью, подобно кочевникам. Миф этот полон своей поэзией. Сибирь не создала поэтов, художников, романистов, подобно Куперу, хотя величественная природа, разнообразие жизни, поэзия пустыни, авантюризм и жизнь пионера-колониста представляют для них обширную канву.
Ежегодно пробегая русские художественные выставки, смотря на пестрое разнообразие пейзажей, мы не встречаем ни одного пейзажа нашей родины. Где же таится еще паше художество? Нельзя сказать, чтобы Сибирь не выделяла художников, они являлись, но, получив воспитание, оторванный от местной природы, их художественный талант уже не служит родине, а избирает чужие темы. Так было с иркутянином Песковым, художником, воспитавшимся в 60-х годах и рано умершим; то же превращение совершается с енисейским уроженцем Суриковым, недавно прославившимся прелестной картиной «Казнь стрельцов». Дело, стало быть, не в отсутствии талантов, а в их направлении. Художество, как и наука, поэзия, музыка и образование абсентеируются и вывозятся из Сибири.
Но намеки, что художество могло бы найти себе пищу на русском Востоке и в Сибири, появляются сами собою. Если Верещагин, коснувшись Туркестана, создал целую блестящую галерею картин, залитых солнцем Средней Азии, с оригинальными и богатыми красками местной жизни и природы, и открыл новый мир художества, то никак не меньший мир может открыть вся Сибирь с ее величественными тайгами, с ее приисками, степями, живописным Байкалом, Алтаем, Амуром и т. д.
Мы знаем эти величественные реки Сибири, обширные, как моря, озера, ее Альпы, не уступающие Швейцарии и Пиренеям, и думаем, когда же все это воспроизведется кистью человеческого гения?
Когда явится здесь художник? Пока мы знакомимся с Сибирью по частным альбомам, фотографиям и литографиям, случайно попадающим в столичные издания, но они намекают на богатство картин, на грандиозность природы. В Петербурге теперь три альбома или обширных коллекций сибирских видов и типов фотографа Туманова, виды Восточной Сибири г. Адрианова из путешествия его по Монголии (коллекция в Географическом обществе) и недавно вышедший альбом г-жи Полторацкой с прекрасными видами Бухтармы и южной части Алтая. Они указывают нам отчасти, какой прекрасный мир таится там, какой пейзаж скрывается в этих пустынях; но фотография — только слабая часть живописи, напоминает скорее темный силуэт живой картины, чем саму картину.
В русских иллюстрированных изданиях также попадаются картины, намекающие на сибирскую природу, жизнь, на местные сцены и типы, которые с жадностью ловит сибиряк. Укажем на некоторые за последнее время. «Нива» дала в январе несколько рисунков, так, например, «Табун и ураган в степи» г. Каразина. Эффектный художник хотел сделать нечто необыкновенное: кони в воздухе и в снежных облаках, они скорее несутся по воздуху, чем вязнут в снегу и сугробах. Так ли это, предоставляем судить очевидцам! В том же издании помещен вид корабля «Жаннеты», затертой льдом, рисунок напоминает, какими ужасами и бесплодными пока жертвами оканчиваются северные путешествия. Вместо целой «Жаннеты» среди льдов мы избрали бы еще более скромный рисунок для темы художника. Это прибитую лодку к берегу с трупом окоченевшего и умершего от голода матроса, со всеми следами предсмертного страдания на лице, и кругом холодное безжизненное море, пустынный берег и стаи морских хищников-птиц на свинцовом зловещем небе. К этой картине мы поставили бы надпись: «Прибытие к берегам Сибири по новому пути». Мы полагаем, что эта картина была бы ближе к действительности навела бы читателя на многие трезвые размышления. В той же «Ниве» из эпизодов северного путешествия изображено: на розысках «Жаннетты», возок корреспондента «New-York Herald» в Сибири. Это обыкновенный сибирский возок, несущийся по сугробам, где знакомая темная сибирская ночь с яркими звездами и морозном воздухе, с ее метеорами, по дороге тянется телеграфная проволока, уходящая в бесконечную даль и связывающая единственно тонкой нитью эти отдаленные места. Укажем еще на рисунок из неподкрашенной действительности: «Оставленное место на Сабашниковском прииске у р. Витима». «Теперь тут все тихо и пустынно, сказано в пояснении, и странный вид имеет это, как бы взволнованное и окоченевшее, русло». На рисунке видна груда камней и полуразрушенные здания. Вот результат сибирской золотопромышленности — развалины и опустошение! Невольно спрашиваешь, где же богатство, где же вывезенное золото? В каких кубках блестит оно, где раздается его звон, кому, на какой земле дало оно наслаждение, счастье, оставив эти неприютные места и подарив им одно взамен — безмолвные могилы! Далее, в той же «Иллюстрации» мы встречаем знаменитую скалу «Шаман на Ангаре», но рисунок, конечно, не дает понятия ни о величественной сибирской реке, не о таинственной скале, скрывающей тайну какого то мифа. Мы видели в Сибири одну из подобных величественных скал, где шаман в диком экстазе, в бурную ночь в исступлении бросился в бездну клокочущей реки. Изобразить такого шамана в его фантастическом костюме и перьях, среди грозной и свирепой природы, было бы действительно художественным произведением, но эта тема еще ждет будущего местного художника.
В той же «Иллюстрации» помещен «Проезд через трещину Байкала», с рисунка Гасабова, Каразина. Может быть все это и правда, но только мы все таки не можем объяснить себе, как пара лошадей может перелететь трещину, когда третья лошадь буквально попала и провалилась под лед. «Масляница в Тюмени» в № 681 «Иллюстрации», плохой рисунок, пытавшийся изобразить катанье «ряженых», замаскированных на Туре; в описании сказано, что Тура не вмещает экипажей. Местные жители уверяют, что на Туре никаких катаний не бывает, а есть бега, для которых совершенно достаточно места. В тех же иллюстрированных изданиях идут рисунки транспортов ссыльных, переправа через Енисей и партия арестантов на пути в каторгу во время мятели. Рисунки эти, не смотря на стремление к некоторому эффекту, далеко ниже давно известной картины художника Якоби: «Привал арестантов», где изображена партия ссыльных с разнообразными типами их. Самым драматическим эпизодом на этой картине, как известно, рядом с беспечными странниками, изображен изможденный, умирающий ссыльный в телеге, к которому подходит этапный офицер и поднимает веки, свидетельствуя смерть арестанта. Лучше этой картины ничего с тех пор в этом роде не было. Здесь правдиво выражено, что для одних ссылка в Сибирь отчаяние и смерть, для других беспечная прогулка. Мы к этому присоединили бы одно из современной жизни: рядом с несчастной партией, вдали прекрасный возок несущегося с комфортом г. Юханцева. Сибирь давно имеет своих художников каррикатуристов. Талантливый тобольский художник Знаменский издавал целую серию каррикатур из местной жизни, о которых мы поговорим когда-нибудь особо. Замечательным талантом являлся рано погибший Калганов, картины которого, к сожалению, мало известны. В заключение этого очерка обратим внимание на милую картинку, появившуюся недавно в № 15, за нынешний год «Будильника». Здесь Сибирь изображена уже не страною тундр, как доселе имели привычку ее иллюстрировать, но молодой красавицей, погруженной в тихий безмятежный сон. Над нею в грезах проносится целый ряд картин и изображений. Университет, железная дорога, земская управа, окружный гласный суд — все это освещено электрический светом Яблочкова, водворившимся в Сибири. Картина таким образом намекает на гражданские мечтания Сибири. Под ней красуется надпись «Приятные грезы» — надпись скорее ироническая, дающая разуметь, что это только грезы, неизвестно когда имеющие осуществиться. Да, правда, эта страна — спящая красавица. Мечтает ли она в том числе о железной дороге, как о благодеянии — мы не беремся подтверждать, ибо эта железная дорога может явиться тем же плодом спекуляции, но что у этой красавицы есть грезы, это несомненно. Давно она спит среди своих гор, степей, окруженная лесами и девственными дебрями. На ложе своих роскошных лугов она спит, но грудь ее тихо начинает волноваться. Носятся ли над нею воспоминания пережитого, или предчувствие грядущего, какая страстная мечта молодой жизни скрывается в ее сне — это ее тайна. Прекрасные глаза ее еще не открыты, живые силы этого молодого тела еще в покое, под влиянием этого покоя они растут и накопляются, это не смерть, а сон ребенка. Тихое дыханье и легкий вздох показывают, однако, что близко пробуждение. Величественная, свежая и прекрасная, может быть скоро откроет она свои глаза и встанет с своего ложа на встречу румяному утру новой жизни.