…Спиритизмъ не въ силахъ удержаться на узурпируемой имъ позиціи новаго мистическаго ученія; онъ вырождается въ эскамотерство, въ фокусничество. Такое печальное для него явленіе тѣмъ неизбѣжнѣе, что фокусничество-то и составляетъ собственно все его содержаніе. Вслѣдствіе такого положенія дѣла, у спиритизма есть высоко-комическая сторона: созидатели и руководители спиритизма — не спириты, да и не могутъ быть ими. Это ловкіе, хитрые фокусники. Спиритизмъ — ихъ дойная корова, и только. Что же касается истинныхъ правовѣрныхъ спиритовъ, то роль ихъ въ спиритизмѣ столь же полна безкорыстія, какъ и ничтожества: простота, невѣжество, болѣзненное разстройство нервной системы дѣлаютъ изъ нихъ стадо, которое можно стричь, но которое не имѣетъ никакого активнаго значенія и достойно развѣ сожалѣнія. Нечего удивляться поэтому, если великое въ средѣ спиритовъ обращается въ смѣшное въ средѣ образованныхъ, развитыхъ и здоровыхъ людей.
За доказательствами далеко ходить не придется. Я могу передать читателямъ вполнѣ достовѣрный разсказъ о печальномъ фіаско, которое потерпѣлъ Юмъ въ небольшомъ кружкѣ нашихъ ученыхъ не далѣе, какъ на прошлой недѣлѣ. Дѣло было такъ: Юмъ встрѣтился съ нѣкоторыми учеными въ одномъ обществѣ и вздумалъ передъ ними доказывать состоятельность своей доктрины или, другими словами, несостоятельность науки. Мало того, онъ брался подтвердить слова свои на опытѣ, т. е. дать передъ учеными сеансъ спиритизма. Ученые соглашались присутствовать при этомъ сеансѣ, но ставили непремѣннымъ условіемъ, чтобъ мѣсто для него было избрано ими и чтобъ имъ было дозволено сдѣлать всѣ приготовленія, какія только они найдутъ необходимыми. Юмъ не могъ не согласиться на эти условія: ставился вопросъ объ его авторитетѣ. Затѣй онъ переговоры, что сказали бы спириты? «Юмъ», стали бы кричать они, «допускаетъ мысль, что силу духовъ можно парализовать какими нибудь приготовленіями; да ужъ вѣруетъ ли онъ въ эту силу?» А самъ Юмъ думалъ вѣрно: «Авось кривая и этотъ разъ вывезетъ; вѣдь дѣло придется имѣть хоть и съ учеными, но съ учеными русскими». О всѣхъ же русскихъ, разумѣется, онъ судить по тѣмъ, которые окружаютъ его и чтятъ, какъ пророка. Итакъ, день для сеанса былъ назначенъ. Въ опредѣленный часъ ученые (два математика, два химика, одинъ физіологъ и одинъ медикъ) ждали Юма въ условленномъ мѣстѣ встрѣчи. Когда онъ пріѣхалъ и объявилъ, что чувствуетъ себя расположеннымъ къ сношенію съ духами, тогда вся компанія отправилась въ приготовленную для сеанса комнату. Къ дверямъ этой комнаты съ самаго утра была приложена печать, такъ что никто не могъ пробраться въ нее въ теченіе для. Когда печать была снята, Юмъ увидѣлъ, что приготовленія, сдѣланныя въ комнатѣ, были хотя и не многосложны. но за то весьма цѣлесообразны: вмѣсто обыкновеннаго стола, былъ поставленъ тяжелый стеклянный столъ, и на немъ лампа съ рефлекторомъ, такъ что все пространство подъ столомъ было ярко освѣщено. О томъ, чтобъ возможно было скрыть движеніе рукъ и ногъ, Юму нечего было и думать. Онъ, однако, не отказался отъ сеанса; у него была еще какая-то надежда. Когда всѣ присутствующіе усѣлись вокругъ стола и, что называется у спиритовъ, сдѣлали цѣпь, т. е. каждый приложилъ пальцы къ столу такъ, чтобъ въ то же время мизинцемъ каждой руки прикасаться мизинцевъ своего праваго в лѣваго сосѣда, тогда собственно и началось то таинственное дѣйствіе, которое должно было возбудить дѣятельность духовъ. По прошествіи нѣкотораго времени, Юмъ объявилъ, что онъ начинаетъ ощущать присутствіе духовъ, и что это присутствіе обнаруживается даже внѣшнимъ образомъ, въ дрожаніи пламени стоявшей на столѣ свѣчи. Юму сказали тогда, что это дрожаніе производится не духами, а вентиляторомъ. Закрыли вентиляторъ — дрожаніе прекратилось. Юмъ сконфузился, но все еще не терялъ бодрости. Опять сдѣлали цѣпь. Опять объявилъ Юмъ, что онъ ощущаетъ присутствіе духовъ и что именно вслѣдствіе того пульсъ его бьется очень быстро. Пульсъ дѣйствительно бился быстро; но одинъ изъ присутствующихъ объяснилъ это напряженіемъ, въ которомъ всѣ находились довольно долго и высокой температурой комнаты; въ доказательство такого объясненія онъ предлагалъ сосчитать біеніе своего пульса, замѣтивъ, что онъ ничего, кромѣ утомленія, не ощущаетъ. Біеніе его пульса было сосчитано и оказалось дѣйствительно такимъ же, какъ и у Юма. Потерпѣвъ эти двѣ неудачи, Юмъ не рѣшился ужъ болѣе повторять опытовъ вызыванія духовъ и, какъ за послѣдній якорь спасенія, ухватился за одинъ изъ тѣхъ фокусовъ, которые обыкновенно повергаютъ спиритовъ въ безпредѣльное изумленіе: онъ объявилъ, что можетъ, по своему произволу, увеличить тяжесть какого угодно предмета. На этотъ разъ было избрано стоявшее въ комнатѣ ведро. По предложенію одного изъ присутствующихъ, оно было поставлено на вѣсы, по предварительномъ согласіи Юма. Ведро стояло, какъ и всякое другое порядочное ведро, стояло долго, но къ отрицанію научныхъ истинъ не обнаруживало ни малѣйшаго поползновенія. Было уже очень поздно; всѣ были утомлены, Юмъ, изстрадавшійся отъ своихъ неудачъ, вѣроятно, больше всѣхъ; бывшіе съ нимъ поклонники его смотрѣли какъ-то кисло — сеансъ былъ оконченъ. Уѣзжая, Юмъ обѣщалъ повторитъ его; но на другой же день извѣстилъ, что не чувствуетъ себя расположеннымъ, а потому и принужденъ отказаться отъ обѣщанія. Иначе и быть не могло: если Юму не удалось убѣдить ученыхъ, то самъ онъ за то кое въ чемъ убѣдился. Поклонники его, конечно, не убѣдились ни въ чемъ.