Въ сентябрьской книжкѣ журнала «Знаніе», подъ рубрикой «Разныя извѣстія», и подъ заглавіемъ «Новые опыты Юма въ Лондонѣ и психическая сила Крукса» появилось довольно пространное изложеніе опытовъ, произведенныхъ симъ послѣднимъ въ присутствіи г. Юма и составляющихъ содержаніе помѣщенной выше статьи г. Крукса, подъ заглавіемъ «Опытное изслѣдованіе новой силы».
Появленіе подобнаго извѣстія въ «Знаніи» весьма удивляетъ меня, ибо, однажды сообщивъ его, журналъ этотъ даетъ читателямъ своимъ право ожидать, что онъ будетъ продолжать сообщать имъ и послѣдующія извѣстія о такомъ необыкновенномъ для науки предметѣ, и съ такою же обстоятельностію. Поэтому, слѣдовало бы надѣяться, что и дальнѣйшіе опыты г. Крукса, описанные имъ въ октябрьской книжкѣ «Quarterly Journal of Science» и составляющіе содержаніе помѣщенной въ этомъ сборникѣ другой статьи его, подъ заглавіемъ «Дальнѣйшія опытныя изслѣдованія психической силы», — опыты, устраняющіе всѣ возраженія, сдѣланныя «Знаніемъ» на предшествующіе — также найдутъ себѣ мѣсто въ этомъ журналѣ и вызовутъ новую критику. Мнѣ сдастся, однакожъ, что вслѣдъ за симъ, наступитъ въ «Знаніи» о дальнѣйшихъ опытахъ по этой части, — молчаніе. Въ этомъ сужденіи я руководствуюсь примѣромъ многихъ другихъ журналовъ и газетъ, покушавшихся, говоря о спиритуализмѣ, сообщать и подлинныя изслѣдованія in extenso.
Но покуда этотъ періодъ молчанія еще не наступилъ, я считаю здѣсь вполнѣ умѣстнымъ обратить должное вниманіе на критическую замѣтку, коей «Знаніе» сопровождаетъ сообщенное имъ извѣстіе объ опытахъ г. Крукса. Критику свою «Знаніе» построило на письмѣ г. Ируэкера въ журналѣ «Nature», заявивъ, что оно находитъ его возраженія «весьма основательными» и «вполнѣ къ нимъ присоединяется». Такъ какъ подобная критика, должна, по своей логичности и вѣскости, вполнѣ соотвѣтствовать журналу, имѣющему притязаніе говорить исключительно отъ имени науки, то я позволю себѣ разсмотрѣть, пунктъ за пунктомъ, основательность сдѣланныхъ имъ возраженій.
Прежде всего я не могу не замѣтить, что журналъ «Nature», имѣя благоразуміе заявить, что онъ нисколько не считаетъ себя отвѣтственнымъ за высказанныя его корреспондентами мнѣнія, имѣлъ и добросовѣстность помѣстить у себя, на той же страницѣ, письмо другаго корреспондента, г. Фрэзера (George Fraser), который, по поводу тѣхъ же опытовъ г. Крукса, между прочимъ, говоритъ: «Оставляя въ сторонѣ опытъ съ гармоникой, — который, быть можетъ, и далъ нѣкоторый просторъ обману зрѣнія — результатъ опыта съ вѣсами совершенно противенъ всѣмъ извѣстнымъ законамъ механики; и, несомнѣнно, что опытъ этотъ произошелъ при такихъ условіяхъ, гдѣ обману не было мѣста. Показанія двухъ столь тщательныхъ наблюдателей, какъ г. Круксъ и д-ръ Гёггинсъ, не такъ легко опровергнуть, называя ихъ фантазіями воображенія (какъ пытается сдѣлать это профессоръ Бальфуръ Стьюартъ); это люди, привыкшіе взвѣшивать показанія чувствъ своихъ съ крайнею осторожностію, ибо малѣйшая допущенная ими ошибка могла бы повести къ большимъ неточностямъ въ ихъ исчисленіяхъ. Когда такіе люди свидѣтельствуютъ, что какая-то непонятная сила дѣйствовала на рычагъ необъяснимымъ для нашего знанія образомъ и произвела предъ ихъ глазами результаты совершенно неожиданные, — мы должны быть готовы вѣрить имъ точно также, какъ еслибъ г. Гёггинсъ заявилъ объ открытіи новой планеты, а г. Круксъ — новаго металла; ихъ свидѣтельство совершенно равносильно, какъ въ одномъ случаѣ, такъ и въ другомъ».
Но «Знаніе» предпочло возраженія г. Ируэкера и заявило о своей солидарности съ ними. Оставимъ, поэтому, г. Ируэкера въ сторонѣ и выслушаемъ, что говоритъ «Знаніе».
«Людямъ науки нельзя принять заключеній, основанныхъ только на двухъ опытахъ въ присутствіи лишь четырехъ лицъ, изъ которыхъ не болѣе двухъ можно считать вполнѣ компетентными судьями». На это возраженіе «Знаніе» налегаетъ въ особенности, ибо, заканчивая свою критическую замѣтку, еще разъ заявляетъ, что пока опыты «не будутъ повторены въ присутствіи большаго числа ученыхъ людей», ихъ нельзя «считать убѣдительными».
И такъ «Знаніе» находитъ, что есть рядъ естественныхъ явленій, которыя ученые не могутъ наблюдать безъ свидѣтелей. До сихъ поръ заявленія ученыхъ провѣрялись опытами другихъ ученыхъ, нынѣ, при изслѣдованіи явленій спиритическихъ, отъ ученаго требуется свидѣтель. Въ этомъ случаѣ, вѣрить слову ученаго — нельзя; честность и способность его заподозрѣны. Но этого мало; требуется не только свидѣтель, требуется извѣстное число свидѣтелей! И такъ, цифра свидѣтелей, вотъ что рѣшитъ вопросъ, вотъ методъ, — методъ гражданскаго и уголовнаго судопроизводства — который «Знаніе» вводитъ въ науку, находитъ «весьма основательнымъ»! Остается спросить на какой цифрѣ свидѣтелей готово «Знаніе» «принять заключенія» г. Крукса, «считать опыты его убѣдительными»? Въ данномъ случаѣ «лишъ четыре свидѣтеля», «изъ которыхъ не болѣе двухъ можно считать вполнѣ компетентными судьями». Довольно ли будетъ трехъ, довольно ли будетъ четырехъ, пяти? Отвѣтить надо. Будемъ ждать этого отвѣта.
Далѣе: «Новая психическая сила, проявляясь такимъ необыкновеннымъ образомъ, не оставляетъ почти ни одного физическаго или біологическаго закона, который бы она не стремилась опрокинуть».
И такъ «Знаніе», этотъ органъ науки, держится того понятія, что какая бы то ни была «новая сила» можетъ стремиться «опрокинутъ» какой бы то ни было біологическій или физическій законъ? До сихъ поръ, сколько мнѣ извѣстно, наука держалась того взгляда, что всѣ силы природы находятся въ непремѣнномъ между собою согласіи, соотношеніи, — замѣняются, но не «опрокидываются» одна другою; и что если и есть въ природѣ непонятныя явленія, то они только по видимому противорѣчатъ тѣмъ законамъ природы, которые мы не достаточно изучили, или свидѣтельствуютъ о неизвѣстной силѣ, которую наукѣ предстоитъ согласовать съ извѣстными. Странно видѣть какъ ученый журналъ, подобный «Знанію, на столько теряется предъ простымъ констатированіемъ спиритическихъ явленій авторитетомъ именъ, которыхъ обойти ему невозможно, что, для опроверженія представленныхъ фактовъ, покидаетъ свою почву и отступаетъ на чужую — теологическую (на которой нарушеніе естественнаго закона, какъ извѣстно, допускается)!
Далѣе: „Къ счастію для науки и современнаго научнаго воспитанія, эта сила обнаруживается сравнительно рѣдко и бываетъ особенно непослушна, когда подвергается настоящему ученому скептицизму, какъ было въ С. Петербургѣ“.
И такъ рѣдкость нѣкоторыхъ явленій въ природѣ, метеорологическихъ, напримѣръ, или физіологическихъ, какъ-то, сѣвернаго сіянія, лунатизма, и т. д., есть „счастіе“ для науки. И, надо полагать, обратно, нерѣдкость другихъ явленій, какъ напримѣръ, рожденія или смерти, дождя и снѣга, есть несчастіе для нея. Мы никогда не слыхали о такомъ сентиментальномъ воззрѣніи въ наукѣ. Впервые также узнаемъ, что неудачные физическіе опыты принадлежатъ „настоящему ученому скептицизму“, а удачные — не настоящему; другими словами, что качество скептицизма зависитъ отъ присутствія или отсутствія наблюдаемыхъ явленій. Понятіе о скептицизмѣ совершенно новое и необыкновенное.
Далѣе: „Эти новые опыты г. Юма (читай Крукса) не заслуживали бы конечно никакого серіознаго вниманія, еслибъ здѣсь не участвовали почтенныя имена гг. Гёггинса и Крукса. Но внимательно всматриваясь, мы прежде всего замѣчаемъ въ нихъ полное отсутствіе вниманія относительно мелкихъ, но довольно важныхъ подробностей; потомъ, совершенное отсутствіе попытки убѣдиться — не могли ли быть эти результаты получены безъ участія психической силы, и наконецъ слишкомъ твердое убѣжденіе въ непогрѣшимости г. Юма“.
Указаніе „мелкихъ“, но „важныхъ“ подробностей вслѣдъ за симъ начнется. Что касается до попытки произвести. тѣ же самые результаты „безъ участія психической силы“, то попытка эта должна быть произведена, сколько я понимаю, противной стороной, — редакціей „Знанія“, напримѣръ; тѣмъ болѣе, что это будетъ ей такъ легко — посидѣть со своими сотрудниками, ничего не увидать, заявить объ этомъ, и заслужить репутацію испытателей, проникнутыхъ „настоящимъ ученымъ скептицизмомъ“. Впрочемъ, кто знаетъ? быть можетъ редакція „Знанія“ съумѣетъ вызвать электрическія явленія безъ электричества, свѣтовыя — безъ свѣта, и т. д.
Далѣе: „Прежде всего мы спросимъ, почему была устроена деревянная клѣтка и зачѣмъ она была помѣщена именно подъ обѣденнымъ столомъ“? — Отвѣтъ: клѣтка была деревянная потому, что не была металлическая, и подъ обѣденнымъ столомъ потому, что на немъ именно г. Круксъ обыкновенно обѣдалъ. Если же, по мнѣнію критика, клѣтка металлическая и столъ необѣденный могли воспрепятствовать явленіямъ, или, вообще, быть условіями болѣе соотвѣтствующими цѣли опыта, то это надо было пояснить.
Далѣе: „Почему она не была поставлена совершенно открыто среди комнаты, такъ чтобъ каждый, и между прочими, г. Гёггинсъ могъ наблюдать всѣ движенія г. Юма. Прежде помѣщенія въ клѣтку подъ столомъ, аккордіонъ былъ въ рукахъ у г. Юма, что было совершенно безполезно и нѣсколько сомнительно“.
Не осталась клѣтка по среди комнаты, а задвинута была вплоть подъ столешницу, для того именно, чтобы, кромѣ одной руки Юма, никакія другія руки или ноги не могли проникнуть въ нее; это кажется ясно? Что аккордіонъ, прежде помѣщенія въ клѣтку подъ столомъ, былъ „въ рукахъ у г. Юма“ — это фантазія критика, т. е. „Знанія“; въ подлинникѣ сказано: „Юмъ взялъ аккордіонъ между большимъ и среднимъ пальцами одной руки за конецъ, противоположный клавіатурѣ“; басовыя ноты открылъ самъ г. Круксъ, и, въ такомъ положеніи, аккордіонъ быль опущенъ въ клѣтку — именно для того, чтобы Юмъ не могъ имѣть случая или возможности прикоснуться къ клавишамъ.» Кажется ясно?
Далѣе: «Очевидно также, что для игры па аккордіонѣ нужно производить давленіе на клавиши; но г. Круксъ не говоритъ ни одного слова, замѣтно ли было такого рода давленіе, даже изъ его словъ (?) скорѣе можно было заключитъ, что его не было».
И такъ, «Знаніе» допускаетъ, что звуки аккордіона могли бы раздаваться и безъ давленія на клавиши; раздѣлимъ, въ такомъ случаѣ, эти явленія, и скажемъ: звуки аккордіона раздавались, но клавишей его было не видно, и потому «можно заключить», что онѣ не двигались! Усвоивъ такой способъ сужденія, «Знаніе» въ правѣ сказать, что звуки были, но звуковыхъ волнъ въ воздухѣ никто не видѣлъ, и потому «можно заключить», что воздухъ не приходилъ въ звуковое волненіе. Вотъ какъ выражается «настоящій ученый скептицизмъ».
Далѣе: «Кромѣ того, является физическою невозможностію, чтобъ аккордіонъ двигался въ клѣткѣ, когда рука г. Юма лежала совершенно спокойно».
И такъ, «Знаніе» знаетъ, что возможно въ природѣ вещей, и чтó невозможно. Казалось бы, что такое изрѣченіе, для журнала, проповѣдующаго «настоящій ученый скептицизмъ», а не догматизмъ, было бы умственною невозможностію; но, тѣмъ не менѣе, на дѣлѣ, оно оказалось возможнымъ.
Далѣе: «Мы не можемъ не сожалѣть также, что для этихъ опытовъ была избрана, наприм. не концертина, а аккордіонъ, который, вслѣдствіе своего частаго обращенія съ спиритическими медіумами, не можетъ пользоваться хорошей репутаціей».
И такъ, весь родъ аккордіоповъ не можетъ годиться для этихъ опытовъ, потому что Юмъ касался до нѣкоторыхъ экземпляровъ его! И такъ, весь родъ столовъ и стульевъ не можетъ годиться для этихъ опытовъ, вслѣдствіе «частаго обращенія» нѣкоторыхъ экземпляровъ его «съ спиритическими медіумами»! А весь genus homo — idem?
Далѣе: «Въ тоже время напрасно мы не извѣщены о томъ, можетъ ли г. Юмъ въ тѣ минуты, когда онъ свободенъ отъ психическаго вліянія, играть на аккордіонѣ или нѣть, и какія это именно были мелодіи, которыя такъ хорошо исполнялъ аккордіонъ»?
Предположимъ, что г. Юмъ отлично играетъ на аккордіонѣ, и что исполненная мелодія была «God save the queen». Что же изъ этого? Сдѣлается ли опытъ понятнѣе? Можетъ ли «Знаніе» намъ объяснить, какъ происходитъ тоже самое, когда Юмъ не играетъ? Пишутъ ли перья, когда ими не пишутъ — вѣдь вотъ о чемъ вопросъ.
Далѣе: «Мы ничего не знаемъ также, сколько времени продолжался опытъ и, что еще важнѣе, сколько времени аккордіонъ игралъ и двигался, опровергая (?) такимъ образомъ всѣ законы тяжести и механизма духовыхъ инструментовъ. Безъ сомнѣнія, это весьма важное обстоятельство, также и постоянное колебаніе температуры между 68° и 70° Ф.».
Если «Знаніе» находитъ эти обстоятельства «весьма важными», то ему слѣдовало бы пояснить въ чемъ состоитъ эта важность. Допуская наименьшее, необходимо допустить, что явленія длились секунды, а быть можетъ и минуты, когда напр. игралась мелодія. Что же изъ этого? если только секунды, то имѣетъ ли «Знаніе» объясненіе на готовѣ? Надо полагать, что оцѣнка важности сихъ подробностей основана на предварительномъ знакомствѣ «Знанія» съ этими явленіями, — чего, однакожъ, не замѣтно. Что касается до «постояннаго колебанія температуры», — важность котораго также осталась тайною — то это выдумка критика; въ подлинникѣ сказано: «температура мѣнялась (varied, собственно — была) отъ 68° до 70° Ф.» что составляетъ менѣе 1° Р. и, при газовомъ освѣщеніи, весьма обыкновенно.
Далѣе; «Относительно опыта съ динамометромъ, можетъ ли г. Круксъ норучиться, что самый (?) столъ нисколько не двигался? Изъ описанія устройства аппарата очевидно, что, при малѣйшемъ движеніи стола вверхъ, стрѣлка указателя должна была опускаться, а при движеніи стола вверхъ и внизъ долженъ былъ произойти тоть результатъ, который г. Круксъ приписываетъ „послѣдовательнымъ волнамъ психической силы“.
И такъ, „Знаніе“ полагаетъ, что два извѣстные ученые, физикъ Гёггинсъ и химикъ Круксъ, сошлись для того, чтобъ не видать какъ въ ихъ глазахъ столъ „двигался вверхъ и внизъ“, и такое обыкновенное явленіе объяснить новою силою — „психическою“, компрометируя, въ добавокъ, имена свои „обращеніемъ съ спиритическимъ медіумомъ“? — Кто же могъ качать этотъ столъ? Очевидно Юмъ. И такъ, всѣ присутствовавшіе, собравшіеся именно для того, чтобъ „строго смотрѣть за его руками и ногами“, не видѣли именно того, какъ онъ ими двигалъ столъ, и такъ двигалъ, что когда г. Круксъ взошолъ на столъ и раскачивался на немъ, то не могъ достичь того же результата!
Далѣе „Знаніе“ говоритъ: „Мы не утверждаемъ того, что столъ двигался, но мы въ правѣ выразить это сомнѣніе, такъ какъ г. Круксъ нигдѣ не говоритъ, чтобъ столъ былъ укрѣпленъ неподвижно“.
Остановитесь! Не отступайтесь, по крайней мѣрѣ, отъ своихъ собственныхъ словъ! За шесть страницъ до этого возраженія мы читаемъ у васъ, въ описаніи опыта: „Одной ножкой доска помѣщалась на неподвижномъ столѣ, а другой конецъ ея поддерживался динамометромъ, повѣшеннымъ на неподвижномъ треножникѣ“ (стр. 260).
Вотъ тѣ „возраженія“, которыя „Знаніе“ находитъ „весьма основательными“, и съ которыми оно объявило себя солидарнымъ. Я прописалъ ихъ цѣликомъ, считая своею обязанностію, представивъ опыты, представить и ученую критику ихъ. Найдя ее въ „Знаніи“, я былъ увѣренъ, что это нѣчто образцовое и, кажется, не ошибся.