Мы разсмотрѣли теперь всю область явленій, наблюдавшихся до сbхъ поръ въ медіумическихъ сеансахъ, и можемъ легко понять, какъ эти явленія — частью весьма удивительныя — могли привести къ вѣрѣ въ духовъ, какъ въ ихъ причину, тѣхъ лицъ, которыя поддались непосредственнымъ впечатлѣніямъ своихъ чувствъ, безъ тщательнаго критическаго разсмотрѣнія всей области явленій въ ихъ взаимной связи. Если къ этому они питаютъ еще вѣру въ существованіе безтѣлесныхъ духовъ и въ возможность ихъ проявленія, и проникнуты душевнымъ стремленіемъ возстановить то общеніе со своими дорогими близкими и друзьями, которое прервано смертью, — если они, наконецъ, подпадаютъ чарующему вліянію медіумовъ и передаваемыхъ ими галлюцинацій, то было бы положительно психологически непонятно, если бы они воздержались отъ объясненія, если не всѣхъ, то по крайней мѣрѣ части явленій сверхъестественными лежащими внѣ медіума причинами. Съ другой стороны мы видѣли, что при свободномъ критическомъ обсужденіи этихъ явленій во всей ихъ области, за исключеніемъ настоящаго ясновидѣнія, не представляется ни малѣйшаго повода къ переходу за предѣлы естественныхъ объясненій, и что кажущаяся необходимость противнаго зависитъ отъ заблужденія, хотя и понятнаго психологически, но несостоятельнаго въ научномъ смыслѣ. Неосновательность обычнаго, спиритическаго объясненія дѣлается еще явственнѣе, если прослѣдить какъ оно съ теченіемъ времени одухотворяется мало по малу начиная съ грубѣйшей чувственности. теряя однакоже вмѣстѣ съ тѣмъ все болѣе и болѣе почву подъ собою, такъ что нынѣ оно искусно балансируетъ на узкой опорѣ, но въ этомъ безпомощномъ положеніи своемъ не прибавляетъ ничего къ дѣйствительному объясненію явленій.
Простое чувственно-наивное вѣрованіе народа состоитъ въ томъ, что умершіе продолжаютъ жить въ своемъ прежнемъ образѣ, но съ тѣломъ тѣнеподобнымъ, проницаемымъ, невѣсомымъ и невидимымъ, — что они еще продолжительное время печально бродятъ въ привычныхъ мѣстахъ, прежде чѣмъ рѣшиться окончательно распроститься съ землею и подняться въ небесныя области или спуститься въ преисподнюю, возвращаться изъ которыхъ на землю они могутъ лишь въ исключительныхъ случаяхъ и не надолго. Эти то духи, привлеченные непонятнымъ образомъ близостью медіума, обнаруживаютъ свое присутствіе стуками, передвиженіемъ мебели, движеніемъ столовъ, писаніемъ на разстояніи, голосами и т. п. и наконецъ, занимая отъ медіума жизненную силу (кровь), могутъ появляться видимо въ свойственныхъ имъ образахъ. Если чего нибудь нельзя объяснить, то — это сдѣлалъ духъ; какъ съумѣлъ духъ произвести данное явленіе, — это уже его дѣло; духъ долженъ умѣть все, потому именно, что онъ духъ. Эта вѣра, общая всѣмъ древнимъ народамъ, а въ главныхъ чертахъ гнѣздящаяся и нынѣ въ низшихъ слояхъ народа, разработана систематически у индусовъ, принимающихъ, что, кромѣ питрисовъ (духовъ покойныхъ предковъ), и живые люди могутъ, оставляя свое тѣло, переноситься въ отдаленныя мѣста со своимъ безсмертнымъ, астральнымъ тѣломъ и появляться въ видѣ призрака другимъ лицамъ. Психологія, еще не познакомившаяся съ областью галлюцинацій, поневолѣ должна ухватиться за подобную гипотезу; но мы можемъ ограничиться тѣмъ, что будемъ придавать ей значеніе лишь по мѣрѣ исторической и психологической ея обоснованности.
Эта наивная вѣра въ духовъ, въ своемъ приложеніи къ медіумическимъ явленіямъ, подверглась первому удару когда сообразили, что вѣдь медіумъ тоже духъ, и что онъ, слагая съ себя въ сомнамбулическомъ состояніи оковы обыкновенной жизни, долженъ быть въ состояніи сдѣлать и все то, чтò могутъ дѣлать духи умершихъ.
Можно, слѣдовательно, думать, что духъ медіума вмѣстѣ со своимъ астральнымъ тѣломъ покинулъ свою вещественную оболочку, лежащую теперь какъ бы въ состояніи смерти, — что онъ ходитъ по комнатѣ и производитъ явленія вмѣстѣ съ другими присутствующими тутъ духами. Здѣсь будетъ уже являться раздѣленіе работы между духами и духомъ медіума, но способъ, которымъ духъ медіума самъ производитъ часть работы, падающей на его долю, остается по прежнему грубочувственнымъ, — тѣмъ же, какимъ производятъ это и духи покойниковъ, а именно они прямо дѣйствуютъ членами своего невидимаго астральнаго тѣла, и никакое механическое дѣйствіе на разстояніи мѣста не имѣетъ. При этомъ, объясненіе дѣйствіемъ духовъ является ближайшимъ, непосредственнымъ, а объясненіе дѣйствіемъ духа самого медіума, вышедшаго изъ своей тѣлесной оболочки, — болѣе отдаленнымъ объясненіемъ. Это послѣднее притомъ тотчасъ представляетъ затрудненія, какъ скоро медіумъ находится не въ каталептическомъ гипнозѣ, а въ бодрственнномъ или скрыто-сомнамбулическомъ состояніи.
Разъ допущенная мысль, что часть явленій происходитъ отъ самого медіума, имѣетъ право на существованіе и въ томъ случаѣ, когда сознаніе медіума сохраняется; а доказанное существованіе медіумической нервной силы, съ ея дѣйствіемъ на извѣстныя разстоянія, совсѣмъ перевернуло наивное пониманіе. Когда медіумическую нервную силу назвали неправильнымъ именемъ «силы психической» и вслѣдствіе такого обозначенія вздумали искать источникъ этой силы въ душѣ медіума, вмѣсто его нервной системы, тогда объясненіе явленій психической силой медіума явилось ближайшимъ, а призваніе на помощь психической силы духовъ — дальнѣйшимъ, дополнительнымъ объясненіемъ. Малѣйшая доля критической обдуманности должна бы привести къ пониманію и того, что духи, своимъ невидимымъ, неощутимомъ и проникающимъ чрезъ всякое вещество астральнымъ тѣломъ, безъ костей и мускуловъ, не могутъ ничего брать и поднимать, а должны производить свои динамическія дѣйствія духовнымъ образомъ; ближайшую и единственную аналогію такого дѣйствія и представляла бы именно «пснхическая сила» медіума.
Разъ дойдя до этого обратнаго пониманія, легко было увидѣть, что прежде всего необходимо посмотрѣть, до какой степени явленія могутъ быть объяснены, если ихъ сводить единственно на медіума, какъ на причину, и что лишь только тогда является право обратиться къ помощи духовъ, когда первый способъ объясненія почему-либо окажется недостаточнымъ. Если бы дѣло шло только о физическихъ явленіяхъ, то гипотеза духовъ, по всей вѣроятности, оказалась бы несостоятельной уже въ этой стадіи ихъ объясненія; но пока умственное содержаніе проявленій и предполагаемыя явленія матеріализаціи заставляли допускать содѣйствіе духовъ какъ гипотезу все-таки необходимую, то это содѣйствіе разъ допущенныхъ духовъ не затруднялись принимать и для физическихъ явленій. Тѣмъ не менѣе, въ этой фазѣ вопроса начали сознавать, что наибольшая часть явленій можетъ быть сведена на медіума, какъ на единственную ихъ причину. Дэвисъ («Present Age», стр. 197, 161, 134) допустилъ это для 60 % явленій, а новѣйшіе германскіе спириты, какъ напр. Гелленбахъ, пошли въ этомъ допущеніи и еще гораздо далѣе.
Ближайшее занятіе явленіями матеріализаціи еще болѣе пошатнуло гипотезу духовъ. Пока существовало наивное вѣрованіе, что духи производятъ собственной рукою всѣ стуки и передвиженія столовъ и говорятъ не пользуясь органами голоса медіума, то содѣйствіе этого послѣдняго при матеріализаціяхъ ограничивали тѣмъ, что онъ позволялъ духамъ брать вещество изъ своего тѣла, для того чтобы они могли сдѣлать для насъ видимыми и ощутимыми свои невидимые, но присутствующіе образы. Эта мысль лежала въ основѣ наружной обстановки сеансовъ, и ни одинъ спиритъ сначала не думалъ, чтобы медіумъ самъ принималъ активное участіе въ явленіяхъ. Такое наивное пониманіе было потрясено многочисленными «изобличеніями», при которыхъ схваченный призракъ оказывался самимъ медіумомъ. Тутъ только начали различать трансфигурацію отъ матеріализаціи, и наконецъ должны были признать, что нахожденіе самого медіума въ образовавшемся призракѣ является правиломъ, а отдѣленіе призрака отъ медіума — исключеніемъ. Сверхъ того, отдѣленіе оставалось обыкновенно не полнымъ: то были видны въ нѣкоторомъ разстояніи отъ медіума лишь члены тѣла или голова, или туловище безъ членовъ (Ps. St. VIII, 53, IX, 146—147), то надъ тѣломъ лежащаго медіума, исходя отъ него, показывалась верхняя часть тѣла призрака. Когда же происходило полное отдѣленіе, и призракъ былъ наблюдаемъ втеченіи процесса своего происхожденія и исчезанія, то оказывалось, что онъ вполнѣ исходилъ изъ медіума и возвращался въ него, и притомъ не въ видѣ готоваго образа, постепенно наполняющагося веществомъ и опоражнивающагося отъ вещества, но въ видѣ безформеннаго тумана, мало по малу пріобрѣтавшаго опредѣленный видъ и подобнымъ же образомъ терявшаго его.
Отсюда несомнѣнно приходилось заключить, что самъ медіумъ безсознательно производитъ призраки, — какъ тѣ, которые остаются при немъ, такъ и тѣ, которые отъ него отдѣляются, — что въ медіумѣ надобно искать не только пассивное вмѣстилище вещества, необходимаго для того, чтобы призраки сдѣлались видимыми, но также видѣть въ немъ, рядомъ съ этимъ доставленіемъ вещества, и причину образующую явленія, дающую имъ форму, — явленія, объективная реальность которыхъ до сихъ поръ не подвергалась сомнѣнію въ лагерѣ спиритовъ. Въ самомъ дѣлѣ, нужно было не особенно много критической осмотрительности, чтобы сказать себѣ, что духи — будутъ ли они совсѣмъ безтѣлесны, или одѣты тѣломъ, астральнымъ, эфирнымъ, или снабжены метаорганизмомъ — во всякомъ случаѣ принадлежатъ къ совершенно другому порядку существъ и не могутъ присутствовать между насъ въ образѣ съ тѣми же пространственными измѣреніями, какія принадлежали организму ими сброшенному въ процессѣ смерти; всего же менѣе могутъ быть они одѣты въ духовныя ткани подобныя тѣмъ, которыя носили при жизни, — а о томъ, чтобы при ихъ появленіи дѣлался только видимымъ ихъ готовый, имѣющійся на лицо образъ — не можетъ быть, такимъ образомъ, и рѣчи. Если духъ желалъ бы показаться присутствующимъ, то, правда, понятно что онъ выбралъ бы для этого свою прежнюю форму и прежнія платья, извѣстныя зрителямъ; но все это должно сформироваться цѣликомъ вновь, а духъ, какъ таковой, не въ состояніи произвести ничего матеріальнаго, не прибѣгнувши къ содѣйствію медіума, который даетъ вещество и форму. Духу, желающему намъ показаться, ничего не остается сдѣлать, какъ войти въ медіума и посредствомъ его вещества и силы сдѣлаться для насъ ощутимымъ, подобно тому какъ человѣкъ находящійся въ мѣшкѣ можетъ обнаруживать свое присутствіе только движеніями чрезъ этотъ мѣшокъ^
Такимъ образомъ, спиритизмъ дошелъ до того, что всѣ физическія дѣйствія и всѣ явленія матеріализаціи сталъ разсматривать какъ произведенія медіума, а духовъ какъ машинистовъ, которыхъ воля и разумъ стоятъ за медіумомъ съ намѣреніемъ проявиться и пускаютъ въ ходъ силы скрытыя въ организмѣ медіума. По такому взгляду духи перестали производить непосредственно и лично какія бы то ни было дѣйствія въ области земной природы, — они остаются трансцендентной причиною явленій, производимыхъ медіумомъ безсознательно и непроизвольно. Установленіе здравой критикой различія между понятіемъ о «психической силѣ» и понятіемъ о «медіумической нервной силѣ» должно необходимо привести къ оставленію наивно чувственнаго вѣрованія въ духовъ: — чѣмъ бы духи не обладали, но во всякомъ случаѣ, у нихъ нѣтъ нервной системы, посредствомъ которой они могли бы (на подобіе электрическаго ската съ его электрическими разряженіями) производить разряженія нервной силы; точно также нѣтъ у нихъ и системы мускульной, при посредствѣ которой имъ было бы возможно поднимать и передвигать столы и стулья.
Такимъ образомъ, гипотеза непосредственнаго дѣйствія духовъ, улучшаясь, измѣняется въ допущеніе ихъ дѣйствія исключительно чрезъ медіума; медіумъ является единственнымъ выполнителемъ, а духи становятся только разумной причиной явленій. Однако-же, если они завладѣваютъ безсознательнымъ, утратившимъ произволъ медіумомъ, то за ними остается психическая сторона всего происходящаго, — имъ покуда пришлось уступить медіуму лишь одну тѣлесную сторону явленій. Духъ самого медіума при этомъ на время устраняется, насколько то нужно, отъ господства надъ тѣломъ, и мѣсто его занимаетъ «контролирующій духъ». И такъ, воля контролирующаго духа оказывается управляющей импульсами иннерваціи, исходящими изъ мозга медіума, и распоряжающейся ими такъ, чтобы произвести невольныя мускульныя движенія въ членахъ медіума или развить въ немъ медіумическую нервную силу; чуждый духъ есть та личность, которая, при посредствѣ безжизненнаго тѣла медіума производитъ непосредственное писаніе рукою или писаніе на разстояніи. Изъ фантазіи того-же духа исходитъ матеріализующійся образъ, переходящій въ дѣйствительность при посредствѣ запаса потенціальныхъ силъ, находящагося въ организмѣ медіума. Вся внѣшняя сторона проявленій оказывается теперь имѣющей свой источникъ въ медіумѣ, и только внутренняя сторона, ихъ содержаніе, можетъ казаться требующей содѣйствія духовъ; но это — потому, что предполагается, будто-бы медіумъ, въ своемъ безсознательномъ состояніи усыпленія, уже не можетъ имѣть разумнаго вмѣшательства въ явленія, а въ нормальномъ состояніи не обладаетъ другой разумностью кромѣ принадлежащей его бодрственному сознанію, неучаствующему въ произведеніи явленій.
Гипотезу непосредственнаго дѣйствія духовъ, на этой степени ея развитія, можно назвать гипотезой одержанія, такъ какъ медіумъ, въ той степени, въ которой его настоящее сознаніе потеряло господство надъ организмомъ, подвергается одержанію контролирующимъ духомъ. Самый духъ медіума совершенно устраненъ отъ участія. Медіумъ погруженъ или въ полное безчувствіе, или остатокъ сохранившагося въ немъ сознанія не управляетъ болѣе иннерваціонными импульсами, нужными для произведенія явленій, а также и ничего не знаетъ прямо о томъ употребленіи, которое дѣлаетъ контролирующій духъ изъ его организма и его силъ; вмѣстѣ съ зрителями онъ узнаетъ объ явленіяхъ только тогда, когда они уже совершились и сдѣлались достояніемъ чувственнаго воспріятія. Эта гипотеза одержанія представляетъ естественно большой шагъ впередъ въ сравненіи съ наивной вѣрой въ духовъ, такъ какъ она — по меньшей мѣрѣ, по отпошепію къ внѣшней сторонѣ явленій — принимаетъ въ разсчетъ наблюденные факты; но тѣмъ не менѣе ее нельзя принять потому, что она недостаточна для объясненія внутренней стороны явленій, т. е. ихъ умственнаго содержанія. Она соотвѣтствуетъ такой психологіи, которая подъ именемъ человѣческаго духа понимаетъ только содержаніе его нормальнаго бодрственнаго сознанія и вовсе ничего не знаетъ о стремленіяхъ, желаніяхъ и представленіяхъ вполнѣ безсознательныхъ или полубезсознательныхъ. Гипотеза эта рѣшительно опровергается уже однимъ тѣмъ фактомъ, что существуетъ сомнамбулизмъ — такое состояніе, въ которомъ люди посредствомъ словъ и дѣйствій выражаютъ содержаніе своего сознанія, между тѣмъ какъ бодрственное сознаніе ихъ совершенно подавлено или ослаблено, и при этомъ бодрственное сознаніе (сохраненное отчасти во время сомнамбулическаго состоянія или возвращающееся послѣ него) обыкновенно ничего не знаетъ о содержаніи сомнамбулическаго сознанія, тогда какъ, наоборотъ, это послѣднее знаетъ о содержаніи перваго. Если медіумъ въ сомнамбулическомъ состояніи можетъ изустно сообщить въ точности содержаніе того, чтó было прежде написано на разстояніи и чтó совершенно неизвѣстно его бодрственному сознанію, то этимъ дается несомнѣнное доказательство, что сомнамбулическое сознаніе медіума не устранено изъ его медіумическихъ дѣйствій, но принимаетъ въ нихъ опредѣленное участіе.
Это доказывается и тѣмъ, что всѣ сообщенія имѣютъ содержаніе соотвѣтствующее умственному уровню и взглядамъ медіума, что они, такъ сказать, всѣ окрашены въ мѣстный или личный колоритъ медіума. Если отъ объясненія явленій трансфигураціи и матеріализаціи посредствомъ динамически-вещественнаго выдѣленія изъ медіума перейти къ ихъ объясненію передачею галлюцинацій сомнамбулическаго сознанія медіума (въ соединеніи съ волей, направленной къ ея передачѣ), то галлюцинація становится непосредственной причиной субъективныхъ явленій въ зрителяхъ и пріобрѣтаетъ особенную важность.
Если необходимо допустить участіе сомнамбулическаго сознанія вмѣстѣ съ дѣйствіемъ частей мозга, служащихъ его носителями, то переходъ въ медіума представленій и желаній контролирующаго духа не можетъ уже считаться чисто пассивнымъ процессомъ; съ другой стороны, совмѣстное дѣйствіе контролирующаго духа и духа медіума не можетъ разсматриваться какъ соперничество въ господствѣ надъ организмомъ, подобное тому соперничеству, которое дѣйствительно существуетъ при скрытомъ сомнамбулизмѣ между сомнамбулическимъ и бодрственнымъ сознаніями. Скорѣе можно приписать сомнамбулическому сознанію и соотвѣтствующимъ частямъ мозга исключительное господство надъ тѣми частями и силами организма, которыя производятъ медіумическія явленія, дѣйствіе же контролирующаго духа ограничить тѣмъ, что оно вызываетъ въ сомнамбулическомъ сознаніи медіума тѣ желанія, чувства и представленія, которыя нужны для духовныхъ проявленій. Вмѣстѣ съ тѣмъ, понятіе объ одержаніи вполнѣ отпадаетъ, переходя въ новое понятіе о внушеніи, т. е. гипотеза одержанія перерождается, улучшаясь, въ гипотезу внушенія.
По этой гипотезѣ само сомнамбулическое сознаніе медіума желаетъ написать опредѣленныя рѣченія или вызвать появленіе опредѣленнаго образа; но какія именно рѣченія или какіе образы явятся въ исполненіи — это можетъ зависѣть не отъ психическихъ процессовъ въ умѣ медіума, а отъ того, какія мысля и какіе образы передаетъ контролирующій духъ изъ своего сознанія въ сомнамбулическое сознаніе медіума. Только теперь умственное авторство духовъ является сведеннымъ къ ихъ настоящему и болѣе тонкому смыслу; оно требуетъ теперь не организма, освобожденнаго на время отъ своей души, а единства души и тѣла въ лицѣ являющемся исполнителемъ. Лишь при такомъ поворотѣ гипотеза духовъ вступаетъ въ ту стадію, которая позволяетъ психологіи и метафизикѣ, сохранивъ приличіе, серьезно, критически заняться ею; — а все сказанное прежде назначено только для того, чтобы читатель могъ лучше оріентироваться въ историческомъ отношеніи.
Передача представленій — понятіе намъ уже знакомое; если «духи» существуютъ, то можно допустить, что передача происходитъ и отъ «духа» къ человѣку, ибо она возможна между двумя человѣческими личностями. Однако-же такое допущеніе представляетъ немалыя трудности. Духъ умершаго не имѣетъ мозга, котораго колебанія могли бы вызвать въ находящемся вблизи человѣческомъ мозгѣ подобныя-же вибраціи; механическая передача посредствомъ колебаній эфира, которую мы можемъ предположить какъ средство передачи представленій между людьми, находящимися близко другъ отъ друга или даже соприкасающимися, не можетъ, стало-быть, допускаться по отношенію къ передающему духу, и остается только другой родъ передачи представленій, — безъ матеріальнаго посредничества и безъ зависимости отъ разстоянія. Въ самомъ дѣдѣ, новѣйшіе спириты и принимаютъ на основаніи медіумическихъ сообщеній, что контролирующій духъ можетъ находиться на какомъ угодно разстояніи отъ медіума, служащаго ему орудіемъ, и что тѣсное отношеніе между ними этимъ нисколько не нарушается. При этомъ бѣда въ томъ, что, по имѣющимся опытамъ, слова и мысли не передаются на далекія разстоянія, а передаются только наглядныя и возможно-живыя галлюцинаціи, — такія, какія повидимому способны развиваться исключительно въ тѣхъ частяхъ мозга, гдѣ гнѣздится сомнамбулическое сознаніе; но у духовъ нѣтъ мозга, — нѣтъ, значитъ, частей служащихъ носителями бодрственнаго сознанія, ни тѣхъ, въ которыхъ находится сознаніе сомнамбулическое, а поэтому ихъ мысли едва-ли могутъ быть сознаваемы съ той галлюцинаторной живостью, съ какой это возможно въ сомнамбулическихъ частяхъ мозга, находящихся въ столь близкомъ отношеніи къ органамъ чувствъ. Принять, что условія передачи представленій въ сомнамбулическое сознаніе человѣка вообще благопріятнѣе отъ духа, чѣмъ отъ сомнамбулическаго сознанія другаго человѣка — нѣтъ никакого основанія: нѣтъ ничего въ виду что устраняло бы здѣсь трудность, если только не возвратиться къ наивной народной вѣрѣ въ то, что для духа должно быть возможно все, собственно потому что онъ духъ. Именно того, что характеристично у медіума въ матеріализаціонномъ сеансѣ — живаго образа умершаго лица представляемаго фантазіей съ галлюцинаторной осязаемостью — и должно не доставать воображенію духа; наоборотъ — то, что всего скорѣе можно допустить у духа — мысленное, неодѣтое въ слова, содержаніе тѣхъ рѣченій, которыя пишутся — оно-то и оказывается, по имѣющимся наблюденіямъ, неспособнымъ къ передачѣ на дальнемъ разстояніи.
Къ этимъ формальнымъ трудностямъ переноса присоединяются еще другія, относящіяся къ содержанію сообщеній. Это содержаніе обыкновенно бываетъ ниже духовнаго уровня медіума и присутствующихъ; самое большее — оно иногда равняется съ нимъ, но никогда его не превосходитъ. Это — фактъ вполнѣ понятный, если сомнамбулическое сознаніе медіума представляетъ здѣсь единственный духовный источникъ, но такое допущеніе устраняетъ гипотезу духовъ. Если духи не умѣютъ — или по самому существу дѣла не могутъ — сообщить ничего лучшаго какъ только то, что намъ уже извѣстно, то вмѣстѣ съ тѣмъ отпадаетъ единственный мотивъ, на который можно было бы указать какъ на побуждающій ихъ къ намъ являться: желаніе сдѣлать насъ умнѣе и лучше.
Помимо этихъ затрудненій, относящихся къ формѣ и содержанію, гипотеза духовъ является и совершенно излишней: если мы разъ уже дошли до гипотезы внушенія, то она становится пятымъ колесомъ въ колесницѣ. При гипотезѣ одержанія содѣйствіе духовъ еще потому нужно, что мы тогда исходимъ изъ предположенія, будто у медіума нѣтъ другой разумности, кромѣ принадлежащей бодрственному сознанію (въ то время подавленному или устраненному); на степени же гипотезы внушенія, гдѣ такого предположенія болѣе нѣтъ, приходится, опираясь на умственное содержаніе проявленій, заключить, что сомнамбулическое сознаніе медіума не въ состояніи ихъ произвести. Пока не принимается въ разсчетъ сомнамбулическая гиперэстезія памяти, чтеніе мыслей и ясновидѣніе — всѣ сообщенія приписываются внушенію духовъ, дающихъ такое мысленное содержаніе, которое чуждо бодрственному сознанію медіума или недоступно для него путемъ чувственныхъ воспріятій. Но какъ скоро допущены эти три источника познаванія вмѣстѣ съ чувственннымъ воспріятіемъ, то уже вообще нельзя представить себѣ такого мысленнаго содержанія, которое, по своей природѣ, не могло бы быть изъ нихъ почерпнуто.
Спиритизмъ не можетъ оспаривать возможности переноса представленій отъ одного ума къ другому и возможности ясновидѣнія, не отрицая этимъ самымъ возможности самого внушенія; внушающій духъ, не обладая органами чувственныхъ воспріятій, можетъ узнать то, чтó знаетъ, только посредствомъ ясновидѣнія или чтенія мыслей, — и то, чтó сомнамбулическое сознаніе медіума воспринимаетъ отъ этого духа, оно можетъ воспринять только посредствомъ внушенія, т. е. переноса представленій. Такимъ образомъ, допущеніе духа, читающаго мысли (или ясновидящаго) и внушающаго, какъ посредника между читающимъ мысли (или ясновидящимъ) медіумомъ и содержаніемъ представленій, подлежащихъ воспріятію — составляетъ не устраненіе, а напротивъ усугубленіе той трудности, которая лежитъ въ проблемѣ чтенія мыслей и ясновидѣнія; а къ этому присоединяется еще то усложняющее обстоятельство, что чтеніе мыслей въ умственномъ содержаніи безтѣлеснаго духа должно, по сказаннымъ причинамъ, быть для медіума гораздо труднѣе, чѣмъ такое же чтеніе въ умѣ другаго человѣка, сидящаго возлѣ него и соединеннаго съ нимъ прямымъ или непрямымъ вещественнымъ прикосновеніемъ.
Такимъ образомъ, вся гипотеза духовъ обращается постепенно въ ничто, по мѣрѣ того какъ приходится перенести съ предполагаемыхъ духовъ на медіума, сначала прямыя физическія дѣйствія силы, потомъ происхожденіе явленій матеріализаціи, а наконецъ и происхожденіе самого умственнаго содержанія сообщеній. Существуютъ духи или нѣтъ — это насъ здѣсь не касается; во всякомъ случаѣ, если они и существуютъ, то существуетъ въ иномъ мірѣ, изъ котораго спиритизмъ напрасно мнилъ низвести ихъ къ намъ.
Есть общія методологическія основы, за которыя нельзя переступать безнаказанно. Во-первыхъ, принципы не должны быть умножаемы безъ надобности; значитъ не слѣдуетъ искать другой причины, покуда достаточно одной. Во-вторыхъ, слѣдуетъ какъ можно дольше придерживаться тѣхъ причинъ, за существованіе которыхъ ручается опытъ и несомнѣнные выводы, и не браться безъ нужды за такія, которыхъ существованіе сомнительно или не доказано и которыя, въ качествѣ гипотезы для объясненія данныхъ явленій, еще нуждаются въ подтвержденіи. Въ-третьихъ, слѣдуетъ какъ можно дольше обходиться причинами естественными и не переходить къ сверхъестественнымъ безъ настоятельной необходимости. Спиритизмъ грѣшитъ противъ этихъ трехъ основныхъ правилъ. Правда, онъ хотя и признаетъ первый естественный родъ причинъ, являющійся намъ въ лицѣ медіумовъ, но рядомъ съ нимъ ставитъ еще другой, сверхъестественный, не выводимый изъ опыта — такой, котораго существованіе именно и надлежитъ прежде доказать на почвѣ той области явленій, о которыхъ шла у насъ рѣчь.
Для того чтобы рядомъ съ причинами перваго рода можно было допустить и вторыя, спиритизмъ долженъ бы постараться въ точности опредѣлить ту пограничную черту, за которой оканчивается возможность объясненія причинами перваго рода, и доказать посредствомъ самой тщательной критики, почему за этой границей упомянутыя причины недостаточны. До тѣхъ поръ, пока эта граница не опредѣлена и это доказательство не дано — на допускающемъ лежитъ вся тяжесть обязанности доказывать содѣйствіе причинъ втораго рода; но спиритизмъ не сдѣлалъ еще ни малѣйшей попытки для рѣшенія такой задачи. Пока это не выполнено, гипотеза духовъ ничѣмъ не оправдывается и является лишенной всякаго проблеска научной основательности; всѣ философы, принявшіе эту спиритическую гипотезу, проявили тѣмъ самымъ серьезный недостатокъ критической осмотрительности.