Спартанка править
Во время войн спартанские женщины говорили своим мужьям и сыновьям: «Возвращайтесь со щитом или на щите», подразумевая под этим победу или же смерть.
Воины, пережившие поражение, не считались достойными привета или снисхождения: преданность отечеству ставилась выше личных утрат и не погибшего на поле битвы не стоило сожалеть.
Так смотрели спартанцы на военную доблесть, и поэтому можно вообразить себе их гнев и горесть, когда в 371 г. до P. X. в Спарту донеслась весть о поражении их соотечественников беотийцами [Беотия была одним из греческих государств, соперничавших со Спартой] при Левктрах, причем триста спартанских солдат спаслись бегством. Весть эта достигла города как раз в момент какого-то большого торжества. Эфоры (правители) приказали сообщить имена убитых их родственникам, а женщинам воспрещено было оплакивать их. Но мать Эвкрата не могла воздержаться от слез и соседи говорили между собою:
— О чем она плачет? Сын ее умер смертью храброго. Ведь он обесчестил бы себя оставшись в живых.
— Мы всегда знали, что мать Эвкрата не истинная спартанка.
Старец Фидон, пришедший навестить ее, застал ее плачущей за прялкою. Фидон был угрюмый, суровый спартанец, резко обратился к сокрушенной Ионе, горевавшей о сыне.
— Стыдись своей слабости, — сказал он. — У меня больше причины для слез, чем у тебя: внука моего Каллия нет в числе павших, твой отважный Эвкрат умер как герой. Каллий опозорил весь наш род. Как я встречу его? Что я скажу ему. Я не хочу ни видеть его, ни говорить с ним. Отец его был моею гордостью, он же обесславил меня. Боги жестоки ко мне, старику, настолько же насколько о благосклонны к тебе, Иона, послав твоему Эвкрату славную смерть!
Иона перестала прясть и старалась утешить старца Фидона, которого она знала всю жизнь. Ее Экврат и Каллий были друзьями с детства, а в давно прошедшие годы Фидон и отец Ионы рядом сражались за Спарту.
— Быть может, — сказала она — боги сохранили Каллия и его товарищей для того, чтобы они еще послужили Спарте и одолели бы ее врагов. Ты упрекаешь меня за мое горе о Эвкрате, но я отдала бы все на свете ради того, чтобы еще раз взглянуть на его дорогое лицо.
— Ты не должна говорить так, — сурово отвечал Фидон. — Благодари богов за то что они избавили тебя от стыда и бесчестия!
Так он порицал бедную мать, но за глаза, услыхав, что ее кто-нибудь осуждает за недостаток патриотизма, старик заступался за нее:
— Оставьте ее; боги не всех сотворили одинаковыми, — говорил он.
Когда он навещал Иону, она часто уговаривала его ласково принять Каллия, при его возвращении.
— Ты должен простить его, Фидон, он еще и послужит на славу Спарте!
Но старик гордо возражал:
— Нет, Иона, никогда больше Каллий не услышит от меня и слова.
Однажды Ионе приснился странный сон: будто царь Агезилай готов был простить всех триста беглецов, покинувших поле сражение при Левкврах, но будто Фидон воспротивился этому на народном! собрании и произнес veto [запрещение].
--Мой внук в числе этих трусов, — воскликнул он. — Спарта может простить его, но я не могу!
Потом Иона увидала Каллия, печально и одиноко стоявшего среди трехсот вернувшихся беглецов, из которых каждый был радостно встречей родными. Иона подошла было к нему, чтобы утешить его, и вдруг проснулась.
На другой день, когда пришел Фидон, она рассказала ему о своем сне, и так трогательно просила простить Каллия, что сердце старика наконец смягчилось, и он обещал не быть чересчур суровым к внуку.
Можно представить себе изумление Ионы, когда два-три дня спустя в народном собрании царь предложил простить левктрских беглецов и принять их не карая вечным позором.
Обыкновенно, все воины, пережившие поражение, приговаривались к различным наказания." и предложение царя было необычайным, но вероятно, он считал опасным применить столь строгие меры к такому большому количеству спартанских граждан. Как бы то ни было, но в этот день в Спарте много сердец билось живою радостью, а сам непреклонный Фидон видимо оживился.
Лишь только узнали спартанцы победе беотийцев, как все остальное войско поспешно выступило из города и, через несколько времени вернулось приведя с собою беглецов.
Сердца спартанцев смягчились, матери, жены и сестры высыпали на пороги своих жилищ, поджидая пощаженных богами близких им людей. Иона же сидела дома за прялкой.
Вдруг дверь отворилась и вошел Фидон, с печально озабоченным лицом.
— Каллия нет между ними, — сказал он. — Я расспрашивал всех, но никто ничего не знает о нем, неужели возможна ошибка
В эту минуту в дверь громко постучались, и Иона впустила Тимофея, соседского сына.
— Привет матери Эвкрата, — сказал он ей. — Я был при Левктрах. Я видел, как Эвкрат бился в самой густой схватке. Я видел, как он пал, — рядом с ним, его мужественный друг и боевой товарищ.
— Кто это? — взволнованно спросила Иона.
— Каллий, — отвечал юноша. — Прощай; я должен найти Фидона и сообщить ему эту весть.
Но Фидон, с улыбкой торжества, поднялся с своего кресла.
— Фидон слышал твою весть, — произнес он — благодарит богов за их высшую милость. Ибо хотя мне не хотелось видеть лицо Каллия, но для меня еще дороже его лица — его честь! Теперь мы можем вместе вспоминать о них, Иона, и чтить их память. Улыбнись же сквозь дождь твоих слез!
И Иона, воодушевленная энтузиазмом старца, улыбнулась сквозь слезы. То была истинно спартанская дань героям Левктр.
Спартанцы не допускали отчаяния в жизни; они верили, что пока есть бодрость в теле, нельзя терять надежду на победу. Долг каждого спартанца — было бороться, побеждать жить, или умереть, до последнего момента стремясь к победе, без мысли о возможности поражения. В этом древнем, возвышенном понятии о чести спартанцев, воспитано и русское доблестное воинство. Слава ему!