Социализм для миллионеров (Шоу)

Социализм для миллионеров
автор Бернард Шоу, пер. М. Г.
Оригинал: англ. Socialism for Millionaires, опубл.: 1896. — Перевод опубл.: 1911. Источник: az.lib.ru • Заботы миллионера
В настоящее время миллионеры менее чем когда-либо, в состоянии тратить деньги на себя самих.
Почему миллионеры не должны слишком много оставлять своим семьям
Паразиты
Почему подавать милостыню означает бросать деньги на ветер
«Почтенные бедняки».
Не жертвуйте ничего на больницы
Необходимо быть осторожным при субсидировании воспитательных учреждений
Субсидирование благотворительных обществ
Катящийся снежный ком
Остерегайтесь плательщиков налога и землевладельцев
Создавайте новые потребности: старые сумеют сами о себе позаботиться
«Совестные деньги» и денежные штрафы.

Бернард Шоу.
Социализм для миллионеров

править

Предисловие

править

Со времени появления в свет этого очерка в «Contemporary Review» (февраль 1896), среди миллионеров произошло движение, достигшее своей высшей степени в том недавно выраженном мнении Андрью Карнеджи, что ни один человек не должен умирать богатым. Справки в фабианской брошюре, в № 5. «Фактический материал для социалистов», убедят господина Карнеджи в том, что опасность, от которой он нас предостерегает, еще очень далека. Эта научная истина также и не нова: уже несколько лет тому назад Джон Рёскин рассчитался с обществом; и дело дошло до того, что ежегодные пожертвования на общественные дела со стороны господина Пассмора Эдвардса начали рассматриваться как обычный доход в роде ассигнуемых парламентом ежегодных субсидий. Однако современная замена «конкуренций» «трестом», как принцип капитализма, производит новый расцвет, таких колоссальных частных состояний, что их обладатели делаются предметом общих насмешек. В настоящее время лозунгом является «разгружение». И проблема заключается в том, чтобы «разгружаться», избегая расточительности, вне связи с общественной благотворительностью и деморализацией, т. е. без связи с теми пороками, которые в Англии обозначаются одним словом — благотворительность. Несколько последних сенсационных пожертвований ясно показали, что миллионеры еще не разрешили этой проблемы. Их не следует упрекать за это, так как эта проблема при тех социальных условиях, которыми она вызвана, совершенно неразрешима; но они, по крайней мере, могли бы применить избыток своих средств наилучшим, а не наихудшим образом. Но, по-видимому, они предпочитают делать наихудшее с лучшими намерениями. Общество фабианцев, надеясь, что мой очерк сможет дать ему какие-либо указания, решило, с разрешения издателя «Contemporary Review», опубликовать его, как фабианскую брошюру.

Г. Б. Ш.

Лондон, 1901.

Заботы миллионера*)

править
  • ) Речь идет все время о миллионах фунтов 1.000.000 фунтов --приблизительно 9.500.000 рублей.

Класс миллионеров, — маленькая, но разрастающаяся община, к которой завтра же каждый из нас может, быть присоединен случайностями торговли — является классом, о котором государство заботится меньше всего. Насколько мне известно, это первый очерк, посвященный миллионерам. В известиях промышленности я нахожу, что все делается для миллиона и ничего для миллионера. О детях, мальчиках, юношах, мужчинах, дамах, ремесленниках и даже о пэрах и королях заботятся; но делать что-нибудь для миллионеров не стоит труда: их слишком мало. Тогда как даже наиболее бедный класс имеет в Хаундсдече хорошо устроенный и обширный ветошный рынок, где за пенни можно купить пару башмаков, вы в целом мире напрасно будете искать такого рынка, где можно было бы купить башмаки за пятьдесят фунтов, какие-нибудь необыкновенные шляпы по сорока гиней, материю для сотканного золотом велосипедного костюма и вино Клеопатры, по четыре жемчужины на бутылку. Таким образом происходит, что несчастный миллионер несет на себе ответственность чрезмерного богатства, не имея возможности доставить себе больше удовольствий, чем какой-нибудь обыкновенный богатый человек. И действительно: в некотором отношении он не может наслаждаться большим, чем многие бедные люди, и даже иногда не может наслаждаться так же, как они; так как какой-нибудь тамбурмажор одет красивее, чем он: а конюшенный мальчик тренера ездит часто на лучшей лошади; наилучшие экипажи нанимаются приказчиками, которые вывозят по вечерам своих молодых дам; каждый, кто ездит в воскресенье в Брайтон, пользуется пульмановским вагоном; и что за радость иметь возможность заплатить за павлиний мозг, когда можно получить только ветчину или ростбиф. Несправедливости такого положения еще не уделялось достаточно внимания. Человек, имеющий годовой доход в двадцать пять фунтов, при удвоении этого дохода может несоразмерно увеличить свой комфорт. Человек, ежегодный доход которого равняется пятидесяти фунтам, может, по крайней мере, вчетверо увеличить свой комфорт, если его доход удвоится. Приблизительно до годового дохода в двести пятьдесят фунтов при удвоении дохода происходит удвоение комфорта. Начиная с этого пункта комфорт возрастает соответственно, меньше чем доход до тех пор, пока жертва насыщена и даже пересыщена всеми достижимыми при посредстве денег благами. Предполагать, что излишними ста тысячами фунтов можно доставить удовольствие только потому, что люди любят деньги совершенно то же самое, что предполагать, на основании того, что дети любят сладкое, что вы доставите мальчику, служащему у кондитера, удовольствие тем, что на два часа удлините его рабочий день. Что может предпринять несчастный миллионер, для чего потребовались бы миллионы? Необходим ему морской флот, или целая аллея запряженных четверкой экипажей, или полк служащих, или же целый город домов, или же дикий парк, по величине равный всему земному шару? Может ли он в один вечер посетить более одного театра, или же может он за — раз надеть более одного платья, или же переварить более пищи, чем его камердинер? Разве это удовольствие иметь много денег, которые приносят с собой только заботы и письма о вспомоществовании, которые необходимо читать, и лишают человека тех сладких грез, предаваясь которым бедняк забывает о всех своих лишениях и начинает раздумывать, что он будет делать в том, всегда возможном случае, когда какой-нибудь неизвестный родственник оставит ему состояние. И всё-таки эта скрытая скорбь денежной аристократии не встречает никакого сочувствия. Сочувствуют только бедняку. Везде образуются союзы, имеющие своей целью, поддерживать всех сравнительно счастливых людей, начиная с выпущенных на свободу преступников в их первом опьянении вновь обретенной свободы, и кончая детьми, наслаждающимися своим неограниченным аппетитом; но ни одна руку не протягивается к миллионеру, кроме как затем, чтобы попросить у него милостыню. Во всем нашем обращении с ним сквозит то невысказываемое заблуждение, что ему не на что жаловаться и что он должен был бы стыдиться того, что он обладает излишними деньгами, тогда как другие нуждаются в них.

В настоящее время миллионеры менее чем когда-либо, в состоянии тратить деньги на себя самих

править

Необходимо подумать о том, что положение миллионера, с прогрессом культуры, делается все хуже и хуже. Капитал, предпринимательский дух, художественный гений--силы, которые в свое время шли на то, чтобы удовлетворять потребности богатых в прекрасных вещах--идут теперь на удовлетворение потребностей современного пролетариата. Теперь очень выгодно присоединить к торговому дому на Весборн-Грове железную торговлю; и это гораздо выгоднее занятия флорентинского оружейного мастера пятнадцатого столетия. И даже сам миллионер, делаясь директором железной дороги, должен признать, что доход идет не от его собратьев, а исключительно от пассажиров третьего класса. Если он заинтересован в содержании какого-нибудь отеля, то он очень скоро замечает, что с коммерческой точки зрения гораздо выгоднее, указать на дверь какому-нибудь лорду с его свитой, чем хоть, чем-нибудь обидеть проезжего купца или велосипедиста. Он не может получить платья, которое хорошо на нем сидело бы без докучливых примерок, если только он не пойдет к дешевому портному работающему за наличные деньги, платье которого непременно должно хорошо сидеть при первой примерке, чтобы та низкая плата, за которую он работает, приносила ему доход. Вчерашний купец, относившийся подобострастно к богатому человеку и безучастно к работнику, теперь в конкуренции побивается большими торговыми домами, в которых заботливее услуживают покупателям, берущим на четыре и на десять пенни, чем какой-нибудь важной даме, появляющейся для того, чтобы купить три больших рояля и пригласить четырех француженок-гувернанток. Коротко говоря, магазины, которые ждут «богатого человека» и рассчитывают на него, можно теперь встретить только в немногих особенных отраслях торговли, с которыми в жизни ы имеем дело лишь очень редко. Для обыденных целей, покупатель, потребляющий больше, чем другие люди так же нежелателен и также мало достоин внимания, как и покупатель, потребляющий менее других людей. Миллионер может иметь самое лучшее из того, что существует на рынке, но это не создает ему никакого преимущества перед скромным обладателем ежегодного дохода в пять тысяч фунтов. И только в одном случае он может создать безмерную, чрезвычайно дорого стоящую торжественность, а именно при своем погребении. Но и этому ничтожному исключению, по всей вероятности, скоро придет конец. Большие акционерные общества погребения и сожжения откажутся хоть несколько расширить имеющееся у них распределение на первый, второй класс и т. д. совершенно так же, как трамвайное общество отказалось бы взять на себя устройство процессии лорд мэра.

Покупатели большой массы до такой степени совершенно завладеют рынком, что миллионер, который, уже теперь принужден девять десятых своей жизни проводить, как ее проводят другие люди, будет принужден и в остальной десятой части идти нога в ногу с остальными.

Почему миллионеры не должны слишком много оставлять своим семьям

править

Быть миллионером это значит обладать большим количеством денег, чем человек в состоянии истратить на самого себя и притом ежедневно страдать от невнимания тех людей, которым такое состояние кажется чрезвычайно привлекательным. Что, следовательно, должен сделать миллионер с своим излишним капиталом? Обычный ответ на это гласит так: сохранить его для своих детей и раздавать милостыню. Но эти два вспомогательные средства в том смысле, как они обыкновенно понимаются, совершенно одно и тоже; и к тому же эти средства чрезвычайно губительны. С точки зрения общества совершенно безразлично, будет ли личность, освобожденная щедростью миллионера от необходимости работать для поддержания своего существования, его сыном, его зятем, или же случайным нищим. В первых двух случаях личные ощущения миллионера могут получать большее удовлетворение; но вред для общества и для того, кто получает эти деньги остается одинаковым. Если желают испортить карьеру молодому человеку, то нет более верного средства, как одарить его тем, что называют «независимостью» и что в действительности есть не что иное, как полная зависимость, от работы других людей. Всякий, кто достаточно разумно наблюдает жизнь, чтобы уметь сравнивать среднего человека, имеющего достаточно средств, чтобы быть независимым в ту пору, когда он как раз кончает университет с тем же человеком двадцать лет спустя, когда он во всем своем поведении следует лишь привычкам, может видеть, что в сравнении с такой" жизнью жизнь почтальона есть водоворот всяких волнений, а жизнь полисмена--глава из романа…, всякий такой наблюдатель должен был бы неоднократно говорить себе, что для этого человека было бы гораздо лучше, если бы его отец истратил все деньги до последнего пфенинга, или же выбросил бы их в Темзу,

Паразиты

править

В Ирландии всякого живущего заграницей помещика горько упрекают в том, что он не управляет лично своим имением. Нам довольно ясно доказывают, что человек, проживающий свой доход за границей, является настоящим паразитом, пользующимся прилежанием своей страны. Необходимый минимум того присмотра, в котором нуждается поместье, выполняется его заместителем или управляющим, противодействие которого тунеядческой деятельности помещика еще подкрепляется тем фактом, что наибольшая часть поместья обыкновенно принадлежит владельцам закладных, а номинальный владелец имения так несведущ в" своих собственных делах, что не может делать ничего другого, как писать своему управляющему письма с просьбой о высылке денег. В этих поместьях поколения крестьян (и управляющих) ведут тяжелую, но сносную жизнь; тогда как вдалеке от них поколения женщин и мужчин с хорошим воспитанием и естественными задатками превращаются в тунеядцев, расточителей, пьяниц, «радостных наследников», бедных родственников и всякого рода подонков общества, ведут бесцельную жизнь и очень часто кончают грязной и трагической смертью. Но существует ли на земле такая страна, где не происходят подобных крушений? Типичный современный помещик не является ирландским землевладельцем, а космополитическим акционером; и, конечно акционер живет заграницей. И поэтому он, чем лучше управляется его имение, делается все более и более полным паразитом своего владения и совершенно так же, как живущий за границей ирландец, он способен сделаться центром деморализации для своих родственников. Каждый миллионер, оставляющий таким образом все свои миллионы своей семье, подвергает своих невинных потомков такому риску, не обеспечивая им никакого преимущества, которого они не могли бы добиться гораздо действительнее и приятнее своей личной деятельностью, при поддержке благоприятного вступления в жизнь. Прежде подобное рассуждение не имело никакого значения для родителей, так как работа за деньги считалась бесчестной для знатного человека; это воззрение имеет еще и до сих пор в наших отсталых кругах значение по отношению к образованной женщине. Во всех отраслях заработка мы встречаемся с остатками старых предрассудков — примером этому является оставшийся карман на платье адвоката; этот карман прежде служил для того, чтобы туда клали вознаграждение адвокату, который таким образом скрывал продажность своих услуг. Большинство из ныне живущих людей среднего возраста и отсталых заражены теми или иными предрассудками, с которыми молодые люди не должны более считаться, и на которые они не должны более обращать внимания. Таковы, например, предубеждения, что линия, отделяющая крупную торговлю от мелкой торговли есть в то же время демаркационная линия между двумя разными общественными положениями; или что когда какой-нибудь лорд взимает по шиллингу с человека за право осмотра своего замка и парка, то это не то же самое, как если бы он открыл торговлю молоком, дичью и хозяйственными продуктами, или что сын купца, покупающий офицерский патент в аристократическом полку, проявляет этим самым смехотворную претенциозность.

Достоинство труда

править

Даже и предупреждение против физической работы теперь начинает исчезать. В художественных кругах из нее сделали своего рода культ, когда Рёскин вывел свою оксфордскую школу из закрытого помещений и заставил ее мостить мостовые. Много лет тому назад Диккенсу, во время одного его посещения тюрьмы, пришлось столкнуться с отравителем Уэнрайтом, который для доказательства своего тонкого воспитания, спрашивал своего товарища по камере (насколько я помню — каменщика) видел ли хоть когда-либо, чтобы он (Уэнрайт) спускался до того, чтобы чистить камеру или взять в руки щетку, т. е. коротко говоря, видел ли тот, чтобы он когда-нибудь совершал работу, которую он мог взвалить на плечи своего товарища. И каменщик с гордостью ответил отрицательно на вопрос такого важного товарища. Во время большого ирландского движения против исключительных законов для Ирландии при министерстве Бальфура была произведена попытка возбудить усиленное внимание указанием на преследование ирландских политических преступников, которых, несмотря на то, что они вероятно, были из хороших семей заставляли унижаться до исполнения работы прислуги, и которых заставляли самих чистить свои камеры. Кому было до этого дело? Легко можно было бы увеличить- примеры изменения к лучшему общественного мнения в этом направлении. Но нет никакой надобности нагромождать доказательства. И так охотно согласятся допустить, что отец, предоставляющий сына его собственным силам дав ему предварительно воспитание и достаточные средства, совсем не унижает его, не разрушает его надежд жениться на женщине из хорошей семьи и не портит общественного положения его семьи, а напротив, укрепляет его характер и повышает его надежды на профессиональное, политическое, деловое и семейное положение. Кроме того, общественное мнение, которое делается все строже и строже по отношению к трутням в улье, начинает угрожать введением иного налога на доход, который не является продуктом личного труда, и даже начинает выполнять эту угрозу; так что человек, который, не взирая на протест мудрости старших и здравого гражданского смысла, не жалеет средств для обогащения и вероятной деморализации потомства — относительно заслуг которых общество ничем не гарантировано --, делает это, рискуя, что в конце концов, его милостыня совершенно обесценится налогом. Таким образом мы лишаем последнего выхода миллионера, настроенного сочувственно по отношению к общественным интересам, так как теперь нет никакой надобности «заботиться о своей семье». Все что, могут требовать от него его дети, все что ожидает от него общество, все, что приносит пользу ему самому, заключается в наилучшей подготовке, а не в «независимости».

И кроме того существуют миллионеры, у которых нет детей.

Почему подавать милостыню означает бросать деньги на ветер

править

Так как таким образом у миллионера отнимается всякая возможность, как-нибудь распределить свое наследство, то он, доведенный до крайности, бывает принужден, для того, чтобы «сделать добро», оставлять значительные суммы обществам заслуживающих доверия людей, что в такой же степени вредно, как и бесцельно; так как что еще могут сделать эти люди, заслуживающие доверия, как не раздать капитал по маленьким суммам тому или другому благотворительному учреждению? Но у меня, конечно, нет никакого желания, заставлять вновь звучать фальшивые струны учения Гредгринда политической экономии; если бы я мог, я безусловно повесил бы в каждой общественной начальной школе копию с картины Уатса, на которой вырисовываются очертания мертвеца из под покрывающего его полотна и на которой написано: «То что скопил я, то потерял я; то что я растратил, тем обладал я; то, что роздал я, то я имею», Но горе тому человеку, который берет у другого, что он может сам себе сделать, и горе тому, кто дает! Нельзя обойти молчанием того факта, что всегда в тот момент, когда делается попытка организовать благотворительность, доверяя капиталы обществам сведущих людей, убеждаются в том, что все нищие типичные люди: т. е. все они не «почтенные бедняки», а лица, сделавшие открытие, что возможно существовать, если вы просто будете до тех пор наглым образом просить о том, что вам нужно, пока вы этого не получите — и в этом заключается сущность нищенства. Постоянное общество экспертов, которое нелогическим образом побуждается к тому, чтобы употреблять свои капиталы только для «почтенных бедняков», превращается очень скоро в союз, направленный против настоящего нищенства и, следовательно, против настоящей раздачи милостыни. В конце концов их попытка, возникшая первоначально из естественного благожелательства, приводит к граничащему почти с безумием, индивидуализму и к отвращению к обычной «благотворительности», как к одному из худших социальных преступлений. При таких условиях возникает не особенно приятное положение; но ни один разумный человек не может остаться равнодушным при виде той необходимости, с которой проявляется, этот результат на каждом, кто знаком с социальными отношениями нищенства и благотворительности.

«Почтенные бедняки»

Конечно, этим затруднением мы обязаны отчасти теории о «почтенных бедняках». Мне помнится, что однажды в то время, как я ежедневно посещал читальный зал Британского музея, этого превосходного коммунистического учреждения, я дал заработать перепиской два фунта человеку, почтенная бедность которого разжалобила бы даже камень: это был старомодный учитель в отставке, (собственно не по своей вине), в конце концов, основавшийся в читальном зале. Это был трезвый, церемонный и вообще совершенно безупречный человек, говоривший интеллигентным языком, к тому же он был страстным читателем и действительно наиболее подходящим объектом для дела любви. Первое, что произошло при этих обстоятельствах это то, что он получил от меня пять шиллингов в виде задатка. Второе было то, что он уступил свое дело за и фунт 15 шиллингов, другой находящейся в таких же условиях личности, затем совершенно забыл о нем и снова засел за свои любимые книги. Второе лицо или скорее даже третье, потребовало от того лица, которое только и была известно мне, задатка в полтора шиллинга, чтобы купить бумаги; когда же он получил желаемый задаток, он передал поручение третьему лицу, взявшемуся его исполнить за и фунт 13,6 шиллингов. Эта спекуляция продолжалась один или два дня, работа переходила из рук в руки и, в конце концов, очутилась в руках наименее надежной и наименее воздержанной переписчицы зала*, которая выполнила эту работу фактически за пять шиллингов и, начиная с этого дня до самой своей смерти, просила у меня бесконечно взаймы, сначала по шести пенсов, затем по четыре пенса и, в конце концов, по два пенса. Она не принадлежала к числу почтенных бедняков: если бы она принадлежала к их числу, она бы никогда не могла дойти до такой нищеты. Ея притязания на сострадание заключались в том, что она не могла быть зависимой, что она не могла устоять против искушения пить, что она не могла себя заставить старательно исполнять свою работу и поэтому ее положение на земле было очень жалким; это положение было совершенно подобно тому, от которого страдает слепой, глухой, калека, сумасшедший или вообще какая-нибудь жертва физических несовершенств или болезней. Она рассказывала мне, что однажды ее рекомендовали заведующим «Charity Organization Society», но те, после наведенных о ней справках, отказались ей помогать, потому что она оказалась «недостойной» этого, чем эти чиновники хотели выразить, что она не способна, сама себе помочь. Мы имеем здесь очевидно дело с каким-нибудь смешением понятий. Она была ожесточена против Society, и не без основания; так как она знала, что те капиталы, которыми располагало общество, по большей части получались от людей, смотревших на это общество, как на орудие милосердия, направленное в защиту бедных и угнетенных. С другой же стороны, эти люди сами бессмысленно ограничили применение своих пожертвований, назначив их для раздачи только воздержанным, порядочным и достойным уважения людям, т. е., таким людям, которые меньше других нуждаются в помощи и подарками могут быть только развращены. Если бы какой-нибудь разумный миллионер чувствовал в себе потребность разыгрывать роль друга людей, раздающего милостыню (чем он подверг бы очень большой опасности свой собственный характер), то он должен был бы раздавать свою милостыню исключительно наиболее недостойным, безнадежным, неисправимым легкомысленным тунеядцам и лентяям. Но такая политика очень скоро исчерпала бы средства даже миллиардера. Самые чувствительные жертвователи очень скоро пришли бы к убеждению, что экономически невозможно делать добро нищим. Можно обращаться с ними человеколюбиво, что означает, что их можно покорить, дисциплинировать и заставить исполнять известный минимум работы, в постольку доброжелательной форме, поскольку позволяют образ действия и их собственное энергичное противодействие; но такая благотворительность не дает никакого удовлетворения инстинктом сострадания. Это скорее просто общественная обязанность, такая же, как и принуждение наблюдать за предписаниями, касающимися здоровья, которая должна была бы перейти в общественные руки. Поддерживаемые частными лицами колонии для 'безработных, как, например, колонии армии спасения в Хедлефе, являются лишь опытами, которые должны будут лечь в основу неизбежного расширения закона о бедных. В настоящее время для бедных настоятельной необходимостью является улучшение закона о них; и эта конечная цель постоянно отодвигается на задний план, благодаря попыткам заменить это улучшение частной благотворительностью. Рассмотрим для примера тот печальный случай с состарившимися бедняками, которые безусловно не нищие, а лишь поседевшие на службе промышленности люди, которые в большинстве случаев своей жизнью, полной ужасных мучений, заслужили пенсию и по отношению к которым мы можем быть настолько непорядочными, чтобы отказывать им в ней. Ежегодно нам приходится считаться, по крайней мере, с тремястами пятидесятью тысячами- подобных людей. Частными усилиями может быть лишь очень немного сделано для того, чтобы, при посредстве постройки некоторых убежищ для стариков, защитить этих несчастных от жестокости общественных плательщиков налогов: (домовладельцев). Но для бедняков может быть сделано очень много, если несколько встряхнуть общественную совесть и выбирать на должность презрения бедных разумных, человеколюбивых и сведущих людей. Вместо того, чтобы запирать состарившихся супругов по одиночке в рабочие дома, попечители о бедных West Derby (Liverpool) Union'a поместили их в меблированные пригородные домики, в которых они могут, при условии содержать их в порядке и чистоте, жить совершенно спокойно, как в каком-нибудь частном доме презрения. Различие в радости, уюте и самоуважении, которое создается положением в этом домике и в рабочем доме колоссально: различие в содержании выражается менее, чем в двух шиллингах в неделю на каждую чету. Если бы миллионер захотел строить дома презрения он сделал бы гораздо лучше, если бы вместо этого, принял на себе расходы по постройке и содержанию таких домиков, при условии, чтобы данные попечительства о бедных приняли бы систему West Derby. Это, конечно, привело бы к разорению плательщика налогов; но средний плательщик налогов совершенно бесстыдное создание, громко возмущающееся против безнравственности, которую он видит в том, что кто-нибудь за его счет будет извлекать пользу из попечительства о бедных; с другой же стороны — это создание противное в своей низкой льстивости по отношению к богачу, с своей стороны унижающему его теми подаяниями, которые в виде вспомогательных денег служат для облегчения налогов.

Не жертвуйте ничего на больницы

править

Больницы являются излюбленным средством для богача, которому его излишние деньги не дают покоя. Но, однако, в данном случае следует выслушать экспертизу здоровой политической экономии: не давай обыкновенной больнице ни одного пфенинга! Опытная клиника это другое дело: миллионер, интересующийся тем, чтобы было доказано, может или должно быть оставлено применение лекарств, мясной пищи, алкоголя, операций при раке и тому подобного, может для этой цели внести временную субсидию, но в благотворительных больницах частная поддержка и частное управление означают не только низведение плательщика налогов на ступень нищенства, но и отсутствие всякой ответственности, грубую расточительность (которая изредка прерывается припадками подлой скупости) и бессовестную систему покровительства; далее почти что неограниченную свободу научно воодушевленных врачей в их; опытах над пациентами и, наконец, систематическое попрошайничество о приеме, которое порицалось бы, как совершенно нетерпимое явление, если бы оно произошло при управлении чиновников в общественных учреждениях. Верное правило для образа действия миллионера заключается в том, что он никогда не должен делать для общественности того (совершенно также, как и для отдельной личности), что сама общественность делает для себя без его вмешательства (потому что она будет принуждена к этому). Сюда относится, главным образом, забота о целесообразном оборудовании больниц. Более чем треть лондонских больниц уже содержится на счет плательщиков налога. В Уорингтоне больничный налог, который в 1887—88 году равнялся двум пенсам на фунт стерлингов, за пять лет повысился до и шиллинга и 2 пенсов. Если бы какой-нибудь миллиардер вмешался в это дело и взял бы на себя это повышение налога, то он таким образом, просто на просто, непроизводительно растратил свои деньги, которые могли бы быть применены для лучших целей, развратил бы своих соплеменников и, плохими больницами преградил бы путь хорошим. Наша современная система уличного попрошайничества для больниц скоро пойдет по тому же пути, по которому пошел старый закон о бедных; и ни один инвалид-рабочий не получит при этом ни на один пфенинг меньше.

Необходимо быть осторожным при субсидировании воспитательных учреждений

править

Существует общераспространенное воззрение, что после больниц образование является наиболее достойной целью для пожертвований. Но здесь приходиться принимать во внимание те же самые рассуждения. Начальная школа, содержащаяся на частные средства стоит позади школы, содержащейся на государственный счет; следовательно, она не что иное, как ловушка, в которую попадаются дети на их пути в общественную школу и таким образом, обрекаются на худшее образование в худших зданиях под партийным руководством. Затем следует университетское образование. Но тогда как весьма легко основать колледжи и профессорские кафедры, совершенно невозможно ограничить распространение благодеяний этих учреждений только на тех, кто не в состоянии оплатить их. Кроме того, начинает обнаруживаться, что лица с академическим образованием в общем особенно невежественны и неправильно образованы. Практически равное значение правительствующих и академически образованных классов в Англии привело к совершенно особенному роду ограниченности в английской политике, мастерские ходы которой часто являются не чем иным, как обусловливаемыми образованием ошибками, так что даже наиболее зрелые демократические общества колоний, и наиболее склонные к взяточничеству члены конгресса Соединенных Штатов превосходят наших в искренности, горячности, в понимании социальной гармонии и в действительном знании настоящего. Разумный миллионер, если он только не враг рода человеческого, не будет способствовать поддержке образования каст, что происходит под видом воспитания в Оксфорде и Кембридже. Если попытки образовательных методов и новых учебных предметов специальных школ, как например, политическую экономию, считать за часть специального школьного образования гражданина (который теперь, благодаря современной демократии, является таким злосчастным неискусным дилетантом в своей чрезвычайно важной роли избирателя), или же если считать науку о государственном хозяйстве, торговую статистику и историю промышленности необходимой частой коммерческого образования, получаемого человеком, предназначенным заведовать современными капиталами, то мы будем иметь специальности — несоединимые с достоинством университетов и лежащие за пределами поля зрения общественного образования элементарных школ--, на пользу которых заинтересованный вопросами образования миллионер может плодотворно употребить свои деньги. Не оказывать ничему поддержки, что уже может существовать само по себе: это правило всегда может применяться с успехом. Борьба за существование общества состоит в том, чтобы приспособляться к новым условиям, создаваемым современным промышленным развитием и именно эти усилия требуют помощи. Старые учреждения с их деловой рутиной, с их заржавленными вердиктами и искусственной, в интересах этой рутины созданной внешностью в настоящее время слишком хорошо поддерживаются.

Субсидирование благотворительных обществ

править

Возражение против замены общественной помощи частной не относится к усилиям частных лиц, пустить в ход общественный механизм. Посмотрим, например, -на общество охранения детей от плохого обращения. Если бы подобное общество сделало своей задачей наказывать жестоких родителей и для этой цели стало бы строить частные тюрьмы и учреждать частные суды, то самые легкомысленные жертвователи, дающие свои деньги на частные благотворительные учреждения и больницы, закачали бы головой и закрыли бы свои кошельки, так как им известно, что для этой цели существуют государственные законы, государственные тюрьмы, государственные суды, которые и должны исполнять исключительно подобные функции. Но для того, чтобы в таких случаях пустить в ход общественный механизм необходимо побуждения со стороны личности, потерпевший вред; и если потерпевшей личностью является ребенок, а тот, кто нанес ему этот вред является «его лучшим другом», тогда машина не двигается. При таких обстоятельствах общество мистера Уэнга, делает много добра если вступается в это дело и берет сторону ребенка и не тем, что оно заменяет государство, или конкурирует с ним, а тем что оно действует с ним вместе и напоминает ему об его обязанностях. Говоря вообще, все общества могут надеяться приносить пользу, взяв на себя роль наблюдательных комитетов. То пренебрежительное отношение, которое связано с этим именем происходит от старого американского наблюдательного комитета, который, действуя в настоящем духе частного предприятия, не только выслеживал преступников, но и на собственную ответственность подвергал их суду Линча. У нас имеются определенные государственные чиновники, наблюдающие за порядком: таковы санитарные инспектора, школьные инспектора, государственные адвокаты, прокуроры и другие. Единственный из них, кто во всех отношениях является общественной язвой, это театральный цензор, который вместо исключительного права пользоваться властью, выставлять автора непристойного произведения на общественный суд, обладает властью, приговаривать автора к уничтожению его произведений и приводит приговор в исполнение единолично и на свой собственный страх и совесть, следствием чего является то, что наша драма более нелепа, более искажена и непристойна, чем любая другая часть изящных искусств и наш злосчастный цензор более робок и более беспомощен, чем всякий другой чиновник. Этот случай показывает, что следует делать различая между родами наблюдений. Но тогда, как у нас есть чиновник, запрещающий постановку пьес Толстого, у нас нет чиновника, который ограждал бы от воровства общественные поля и от заваливания пешеходные дороги. Миллионер, который дает городским детям деньги для того, чтобы они имели возможность провести несколько дней на даче, но не субсидирует общества цель которых заключается в том, чтобы поддерживать красоты природы, не заслуживает своих миллионов.

Все эти рассуждения указывают на одно и то же. Разумный миллионер не должен колебаться в своем решении поддерживать общества, имеющие своей целью наблюдения или реформы, если только ими разумно управляют и если они считаются с тем фактом, что мир исправить нельзя, а самое большее, что можно сделать это заставить его перед выполнением своих преобразовательных идей, их старательно обсудить. Если он подчиниться этим условиям, то будет ли он согласен с обществом, или нет играет очень незначительную роль. Ни одному лицу и ни одному обществу невозможно быть правым абсолютно и во всех отношениях; и ни одно воззрение, и ни одна теория не содержит целиком только правды, и ничего кроме правды. Миллионер, не желающий поддерживать те силы, которые могут быть использованы с несчастным исходом, не будет вообще ничего поддерживать. Справедливость, которой мы добиваемся в наших уголовных судах является следствием одностороннего обвинения и такой же защиты; и всякая парламентская поправка является следствием конфликта мнений. Если мы попытаемся, например, представить себе насильственное обновление общества, произведенное или строго придерживаясь правил Manchester School, или же правил государственного социализма, то, когда нам придется решать, какая из двух теорий невыносимее и опаснее, мы очутимся в затруднительном положении. Но кто из тех, кого интересуют эти дела, будет колебаться в том, чтобы поддерживать, соответственно своим склонностям, или Fabian Society или Personal Rights-Association? Вся наша теория свободы слова и мнений всех граждан покоится вовсе не на том предположении, что каждый прав, а на той уверенности, что каждый в каком-нибудь пункте не прав, в котором кто-нибудь другой прав, так что для общества опасно не выслушать кого-нибудь из них. Поэтому всякое общество, занимающееся пропагандой, кажется мне прекрасным учреждением, куда могут притекать излишние деньги миллионера, совершенно независимо оттого, будет ли это общество христианским или языческим, либеральным или консервативным, социалистическим или индивидуалистическим, научным или человеколюбивым, физическим или метафизическим, если только оно умеет разумно распоряжаться деньгами и способствовать обмену мыслей своего времени.

Однако, в конце концов, такие общества может субсидировать всякий, у кого есть излишние деньги. Большинство этих обществ могут ограничиться даянием обыкновенного жертвователе который дает по фунтам; хотя миллионер и является таким обычным жертвователем и благотворителем, но я признаюсь, что не уважаю такого миллионера, который безрассудно растрачивает свои деньги по мелким суммам в пятьдесят и сто фунтов и таким образом сам сводит себя на уровень обыкновенных людей, вместо того, чтобы жертвовать такие суммы, какие в состоянии жертвовать только миллионер. Моему понятию о миллионере соответствует человек, который никогда не жертвует менее десяти тысяч фунтов и к тому же на достижение первоклассных целей, для чего требуется ни на один пенни менее означенной суммы. Миллионер должен был бы себя спросить, какое место является его излюбленным. Имеется ли в этом месте школа, в которой учреждена стипендия для поощрения научных исследований и для привлечения появляющихся талантов? Есть ли в нем библиотека или музей? Если всего этого нет, то для миллионера сразу открывается широкий круг деятельности с его десятью или ста тысячами.

Катящийся снежный ком

править

Для очень бедного человека всегда есть что-то очень привлекательное в той мысли, что наследство в один миллион, положенное на несколько столетий на сложные проценты, достанется как сказочное, богатство какому-нибудь отдаленному родственнику и сделает из него Монте-Кристо. Если даже предположить самый невероятный случай, что через несколько столетий прогрессирующего социального и промышленного развития будет еще считаться, чем-то исключительным быть Монте-Кристо, то всё-таки, по уже изложенным причинам это меньше всего должно было бы произвести впечатление на современного миллионера. Но несмотря на это лежащая в основе мысль, сберечь такую большую денежную власть, умножить ее и, наконец при ее посредстве совершить чудо, весьма привлекательна. Вот подходящий для этого случая пример, который я взял из газеты:

«Принесение в дар земельнаго участка общинному совету Сент-Биса, священником Паганом из Шадфорта в графстве Доргем сопровождается некоторыми странными оговорками. Этот участок занимает пространство в 33 акра, 3 руда и 2 перча и оценен в 1098 фунтов. Арендная плата за имение может быть повышена при двух условиях. Если бы даритель когда-либо этого потребовал, то общинный совет обязан в течение всей его жизни, время от времени, выплачивать из накопившихся денег всякую сумму, не превышающую 1098 фунтов. Не более десяти фунтов должно идти на благотворительные цели, но не для уменьшения налогов. Излишек должен идти на покупку земель и домов до тех пор, пока все дома и земли общины не перейдут в руки общинного совета. Когда это будет выполнено, сумма в 1098 фунтов, должна быть передана соседней общине которая должна поступить с пожертвованием совершенно так же, как и община Сент-Бисс».

Остерегайтесь плательщиков налога и землевладельцев

править

В вышеприведенном завещании мы видим, замечательное соединение практического ума с громадной, прямо революционной предусмотрительностью. Паган заставляет катиться тысячефунтовый снежный ком таким образом, что вся страна, община за общиной постепенно переходит к национализации земли, пока весь переворот не будет закончен. Надо принять во внимание его оговорку; «но не для уменьшения налогов» и суметь подражать этому. Миллионер никогда не должен забывать, что плательщик налогов, всегда стремиться к тому, чтобы сберечь свои собственные деньги за счет общественных сумм. Это возможно. Может быть, миллионер симпатизирует ему и заявляет, что желает ему помочь. Но, во-первых, миллионер никогда никому не симпатизирует: его назначение слишком важно, чтобы он мог себе позволить такую распущенность, а, во-вторых, плательщику налогов нельзя помочь ни уменьшением, ни даже уничтожением его налогов, так как освобождение от налога дома, просто повышает налог на землю. Тогда с тем же успехом миллионер может прямо завещать свои деньги землевладельцам. В действительности же плательщик налогов является бессмысленным орудием в руках землевладельца, который ненасытен в поглощении общественных поместий, В Тонбридже и Бедфорде и некоторых других местах благочестивые жертвователи, так щедро субсидировали школы, что воспитание в них обходится чрезвычайно дешево. Но арендный налог соответственно высок; так что всю денежную ценность поглощают землевладельцы. Целебное средство заключается в том, чтобы подражать примеру основателей в Тонбридже и Бедфорде, а не игнорировать его. Если бы в каждом центре населения образовательные учреждения были оборудованы с такой же щедростью, то преимущество Бедфорда перестало бы быт знаком отличия; и только те преимущества, которые создают отличия, могущие быть выраженными в денежных, ценностях создают затруднения для каждого отдельного гражданина. Но этот случай указывает еще на другую форму общего правила, которое было только что указано миллионеру: а именно, что завещания должны служить для создания роскоши для общества, а не для удовлетворения его насущных потребностей. О необходимом мы должны заботиться сами; по возможность добывания этого необходимого без особенного затруднения в городах создает в настоящее время то преимущество жизни в этих городах, которое может быть выражено в деньгах. А роскошь есть нечто, что нам не нужно и за что мы, следовательно, не будем платить, за исключением того случая, когда у нас будут накопленные или излишние деньги. Выражаясь поэтому точно, роскошь это нечто, за что хмы вообще не будем платить. И несмотря на это, нет ничего более справедливого слов того француза, который сказал: «Дайте мне излишнее и я обойдусь без необходимого». Так, например, британская государственно-научная библиотека значительно важнее для нашего благосостояния, чем тысячи новых народных столовых; но так как обыкновенные люди об ней нисколько не заботятся, то ее существование не повышает ни на один пфенинг даже платы за меблированную студенческую комнату в Лондоне. Но представьте себе какого-нибудь введённого в заблуждение миллиардера, который вместо -того, чтобы основать учреждения подобного рода, взял бы на себя расходы по замощению какой-нибудь части Лондона и начал бы бесплатно раздавать молоко и хлеб! Следствием этого было бы то, что спрос на дома и лавки в этом районе так бы возрос, что цены на них повысились бы колоссально и жизнь в этой части города не представляла бы более никакого преимущества перед жизнью в какой-нибудь другой части его. Даже парки и свободные площади повышают в Лондоне цены на помещения, несмотря на то, что лондонские памятники, странным образом не понижают их. Следовательно, это и есть простое правило для общественного благотворителя. Не давай людям того, в чем они нуждаются; дай им то, в чем они не нуждаются, но должны были бы нуждаться!

Создавайте новые потребности: старые сумеют сами о себе позаботиться

править

Таким образом все эти рассуждения сводятся к одному заключению, что великой задачей миллионера, — трагедия которого состоит в том, что его потребности недостаточны для его средств, — является создание новых потребностей. Человек, который из того, что вчера было роскошью, создает сегодня потребность, такой же великий благодетель, как и человек, удваивающий урожай пшеницы.

В этом отношении Джон Рёскин подал нашим богачам мудрый пример. Он предложил свои расчёты публике и показал, что оставил себе не более того, чему равняется приличное вознаграждение за труд, которое он употребил на то, чтобы подарить Неффильду очень ценный музей, в котором этот город совершенно не нуждался, и, если бы было возможно, охотно продал бы его за четырнадцать дней отдыха с даровым пивом. Разве это не лучше, чем без толку раздать свои деньги разным нищим, родственникам, плательщикам, налогов, землевладельцам и всем другим общественным тунеядцам. Он создал энергию вместо того, чтобы расточать ее и в сущности единственно возможным путем: а именно созданием новых потребностей. Его пример показывает, что может сделать знаток изящных искусств, обладающий средствами; и если бы миллионы приносили своему обладателю такого рода понимание вещей, то выше я пространно поговорил бы об украшении городов, о содержании постоянного оркестра и театра в каждом заселенном центре и о постройке целесообразного, приличного дома для парламентских заседаний (создание законов в ужасном теперешнем здании совершенно невозможно!), о ратушах для всей области и о массе других вещей подобного рода. Но это применимо лишь по отношению к религиозному и художественному ощущению, на что у миллионеров нельзя рассчитывать; это ощущение скорее обнаруживает ясно выраженную склонность, помещать обладателю его сделаться когда-либо хотя бы только тысячником--если мне будет позволено употребить это аналогичное выражение--. Типичный современный миллионер знает жизнь лучше, чем искусство. И что он должен был бы знать лучше всякого другого, если он обладает какой-либо способностью мышления, это ту истину, что в настоящее время нельзя иметь успеха в промышленной жизни, если будешь строго придерживаться методов и воззрений предков. К тому же в такой старой стране, как наша, невозможно официально признать какой ни будь метод или воззрение, раньше, чем они достигнут старческого возраста. Возвести промышленное образование на высоту наших дней должно было бы составлять для миллионера наиболее подходящую задачу. Заботьтесь о следующих вещах: об опытах, о пропаганде, об исследовании стран, об открытиях, о политическом и промышленном образовании, а картины и статуи, церкви и больницы позаботятся сами о себе.

«Совестные деньги»*) и денежные штрафы

править
  • ) Conscience money («совестные деньги») означает анонимную уплату утаённого налога. (Примечание переводчика).

Я не могу кончить не заметив, что я знаком с тем фактом, что большая часть денег, выдаваемая богачами на «благотворительность» состоит из «совестных денег», денежных штрафов, политических подкупов, при помощи которых они надеются достигнуть знаков отличия. Торговля больничными списками по поручению королевского дома, исполняет в современном обществе совершенно ту же функцию, какую исполняла перед реформацией торговля Тецеля индульгенциями во имя папы. Покупать нравственный кредит выдачей чека гораздо легче, чем вертеть молитвенную мельницу. Далее я замечу, что часто мы выдаем деньги на общественные нужды, вместо того, чтобы употребить их на повышение платы нашим же собственным служащим или же вместо того, чтобы заменить два двенадцати часовых рабочих дня тремя восьмичасовыми. Но если миллионер, действительно, не заботится о том, приносят ли его деньги пользу или нет, а дает их только для того, чтобы облегчить свою совесть, и улучшить свое социальное положение, то совершенно бесполезно спорить с ним по этому поводу. Я упоминаю об этом только в качестве предостережения лучшей части благотворителей в том, что ограничение своей деятельности исключительно выплатой больших денежных сумм, всегда вызывает законное подозрение относительно личного характера жертвователя. Деньги не имеют ценности для того, у кого их более чем достаточно и та мудрость, с которой он ими распоряжается является единственным социальным оправданием того факта, что их не отнимают у него.


Источник текста: Шоу Бернард. Полное собрание сочинений. Том 5: Очерки. Перевод М. Г. — Москва: «Современные проблемы», 1911. — С. 277—323.