Въ безвѣстную даль, одинокій, бездомный
Въ пустынѣ сыпучими шелъ я песками.
Жгло солнце усталую грудь,
И труденъ былъ путь мой далекій и темный,
Весь острыми былъ онъ усѣянъ камнями.
Я шелъ, я не смѣлъ отдохнуть.
Безоблачно небо… Конца нѣтъ дорогѣ…
Все шелъ я… Вдали разстилался свинцовый.
Удушливый, знойный туманъ.
Мнѣ острые камни изрѣзали ноги;
Кровь, слѣдъ на пескѣ оставляя багровый,
По каплѣ сочилась изъ ранъ.
Отъ боли въ глазахъ все порою мутилось…
Я падалъ… Отчаянья слезы кипѣли
Въ моей наболѣвшей груди:
Умру, не дойду до невѣдомой цѣли.
Но сердце отвагой и мужествомъ билось —
Иди, мнѣ твердило, — иди.
И властною жаждою — жить окрыленный,
Шелъ дальше я моремъ пустыни безбрежной,
Вновь падалъ, и снова вставалъ…
И снова въ порывѣ тоски безнадежной
Безсильный лежалъ на землѣ раскаленной,
Какъ трупъ, — неподвижно лежалъ.
И видѣлъ, какъ въ небѣ высоко-высоко,
Могучими гордо блистая крылами,
Парилъ надо мною орелъ.
Свободный, какъ я, и какъ я, одинокій —
Иди! мнѣ кричалъ онъ, — тамъ жизнь за песками.
И медленно дальше я шелъ…