Сон в майскую ночь (Данилевский)

Сон в майскую ночь
автор Григорий Петрович Данилевский
Опубл.: 1860. Источник: az.lib.ru

Г. П. Данилевский

править

Сон в майскую ночь

править

Источник текста: Г. П. Данилевский — Из Украйны. Сказки и повести (в трех частях). Том 1.

Типография торгового дома С. Струговщикова, Г. Похитонова, Н. Водова и Ко, Санкт-Петербург, 1860 г.


Три брата, и они же три Кондрата,

Задумали поехать в степь когда-то,

Поехать в степь задумали затем,

Чтоб над рекой, над тощей Балаклейкой,

Засеять луг арбузною бахчей.

Поехали, всего набрали вдоволь,

Пшена, яиц, сметаны, пирогов,

Капусты, масла, творогу и сердце-

Беснующего зелья, то есть водки…

Поехали за делом казаки,

А запаслись еще и тем, что мысли

В минуты слез и скуки услаждает.

Один Кондрат взял трубку и кремень,

Другой Кондрат взял связку табаку,

А третий и задумал взять огниво,

Да как-то второпях про то забыл…

Вспахали казаки лужок до ночи,

Засеяли арбузами бахчу,

Сметаною и салом закусили,

Хлебнули раз-другой по чарке водки

И вздумали за этим покурить…

Туда-сюда, табак и трубка есть,

А вырубить огня для трубки нечем!

Вот третьему Кондрату два Кондрата

И говорят: — А что же, ваша милость,

Вы, верно, позабыли взять огниво?

Вон под горой бакшевник Пришибской,

Подите, попросите огоньку!

На ласковое слово не откажешь…

Встает Кондрат, приходит к куреню

И видит: на бревне сидит старик,

Худой, седой, усатый и чубатый,

Суровый, злой, нечесаный, горбатый,

Оборванный и длинный, как верста;

Сидит старик, насупил грозно брови,

И молча курит глиняную трубку.

— Дай, дядя, огня! — Дам: расскажи мне сказку!

— Я не умею… — Присказку скажи!

— Не смею! — Ну, так я с твоей спины,

От головы до пят, на пояс сыну,

За то тесьму ременную скрою!

— Нет стой, почтенный! Так и быть! Я сказку

Надумал. Только, слушай, — если ты

Меня собьешь на слове или скажешь:

«Соврал, неправда!» — я с твоей спины

Уж не одну, а две тесьмы ременных

Скрою себе на пояс… — Говори!

— Изволь… На ярмарку, за бочкой дёгтю,

Отец мой на твоем отце верхом

Приехал!.. — Врешь, бездельник! — Вру? Постой же,

Давай свою мне спину!.. Где мой нож?

Старик вскочил, заткнул за пояс трубку,

Надвинул шапку, полы подобрал

И ну бежать… Кондрат бежит за ним,

Кричит, ножом размахивает грозно,

И палкой бьет по пятам старика…

Как вдруг на всем бегу он поскользнулся,

И по земле с размаха растянулся…

Когда ж Кондрат вскочил, старик исчез,

А нож его воткнулся в кожу дыни,

Рассек ее с конца в конец, и тут же

В ее среде янтарно-золотистой

Невидимо и быстро утонул.

Жаль казаку ножа. Он огляделся,

Подумал, погадал, на кочку сел,

Разулся, шаровары на колени

Как надо завернул, достал тавлинку,

Дорожкою насыпал табаку

Вдоль пальца, к одному концу дорожки

Приставил нос, раздвинул жадно ноздри

И всю дорожку разом проглотил

И ошалел, и крякнул, и отважно

Полез на дно необозримой дыни…

Полез Кондрат, ступил на дно, глядит,

Куда засел досадный нож, — и видит,

В потемках бродит старый человек.

— А! кум Кондрат! — Здорово, кум Трисошный,

Куда тебя нелегкая несет?…

— Ищу волов; а ты? — Ищу ножа.

— Напрасно, брат, смотри какая темень!

Ни зги не видно… Подождем зари!

— Пусть так! Но где мы ляжем спать с тобою?

— А надо, кум, из дыни выйти вон…

Для этого один из нас нагнется,

Другой ему на плечи заберется

И выскочит из дыни, а потом

В Вербовку сбегает за топором

И куму дверь прорубит… Мы приляжем,

Друг другу по забавной сказке скажем,

И кто сумеет лучше рассказать,

Тому сперва и можно вылезать…

— Согласен, кум, изволь! — Когда согласен,

Так слушай же, я стану говорить.

(Сказка Трисошного)

Жила-была красавица казачка,

Высокая, степенная, прямая;

Она смотрела черными глазами,

Как вольный ястреб смотрит из-под туч.

Она носила две густые косы,

Как две тяжелых, вьющихся змеи;

Она с зарей у печки пряла пряжу;

В дремучий зной ложилася под тень,

В кусты смородины, бузка и терна,

И на ее малиновые губки,

Как на цветки, жужжа спускались пчелы,

Звенели и кружилися над ней,

И улетали будто мед сбирая…

А под вечер она, у двери хаты,

На улице садилася и шила,

И пела долго, долго и вздыхала…

Допелася до женихов казачка;

Меж всеми же, меж теми женихами,

Два более других ей полюбились,

А именно — сапожник, да кузнец.

Кузнец еще и так и сяк, немного…

Что ж до сапожника, так этот прямо

Пленил ее, и свадьбу заварил.

— Постой же, думает кузнец-бедняга:

Я проучу тебя, ременный шов!

Идет он раз с казачкою слободкой

И видит: из избы в резные окна

Сапожник пару новых сапогов

На воздух выставил и салом смазал…

— Вот диво, пан кузнец! — Да, точно, диво?!

— А разве что? — Как что? Да наш сапожник

Закоренелый турок и безбожник!

Он по ночам летает из трубы,

Кричит козлом, смирения не знает,

Ложится на спину среди избы,

Из окон обе ноги выставляет

И так весь день-деньской лежит и спит,

А на работу вовсе не глядит!

Задумалась красавица-казачка,

Решается с сапожником покончить,

Прогнать его и в церковь с кузнецом

Идти; глаза потупила стыдливо,

И видит вдруг на ножках у себя

Сафьянные сапожки с каблуками…

— Нет, говорит, сапожник хоть лентяй,

А все-таки сапожник; я ж не лошадь,

И мне не нужно мужа кузнеца!

Загоревал кузнец сильней и высох,

И одичал, не стал ни есть ни пить,

Косматым зверем по полям скитался

И пропадал по суткам из села…

Так он узнал о свадебном веселье

Сапожника с казачкой молодой…

Узнал и в кузницу тайком забрался,

Раздул огонь, засовом запер двери,

На угольях подкову раскалил,

Щипцами взял ее, под полу спрятал

И так пришел к сапожнику на свадьбу,

И рядом сел с веселым женихом…

— Здоровы будьте, сыты и богаты! —

Сказал и опустил за голенище

Сапожнику горячую подкову.

Весь помертвел испуганный жених!

Железо раскаленное до кости

Прожгло его колено и ступню,

До каблука сапог испепелило

И, зашипев, еще впилося в поле…

Но не моргнул, не сморщился сапожник!

Он угадал проделку кузнеца,

Закрыл полой прожженное колено

И, стиснув зубы, крякнул, усмехнулся,

Провел рукою тихо по усам,

Поцеловал в уста свою невесту,

Налил вина и стал желать злодею:

Богатства, правды, счастья у людей,

Жены красивой, тещи сановитой

И полон двор веселья и детей;

И осушил стакан, и до конца

Веселой свадьбы славил кузнеца.

И так ему красавица досталась…

И слобода той свадьбе дивовалась!

Вот, кум Кондрат, и сказка. — Хороша!

— Теперь тебе рассказывать! Высоко

Стоит на небе месяц; петухи

Еще молчат, и спит пролетный ветер…

Что ж ты глядишь?.. Не бойся: это филин

Кричит в Вербовке! Говори ж? — Изволь!

(Сказка Кондрата)

Шли в полдень, степью, двое казаков,

Отец и сын, и видят: по дороге

Идет барышник с парою волов

Откормленных, породистых и сильных.

— А хочешь, батюшка, я тех волов

Украду у барышника? — Украдешь?

Ну, где тебе, дурак! С твоим ли духом!

Теперь не ночь! — Не ночь? Смотри ж, родимый!

Скидает сын с одной ноги сапог,

Оврагами и полем обгоняет

Барышника, и на пути его

Кладет сапог, а сам в траву ложится.

Проходит мимо гордый человек

И, как прямой барышник, смотрит в землю,

Грызет чубук, едва передвигая

Столбы своих тяжинных шаровар

И поводя спесиво рыжим усом…

Вот, видит он, как раз среди дороги,

Лежит в пыли новешенький сапог.

Идет купец своим степенным шагом

И сапога не хочет он поднять…

Встает опять казак, берет сапог,

Другой же вновь с своей ноги скидает,

Барышника полями обгоняет

И так же на пути его кладет

Сапог, а сам в траву тайком ложится.

Проходит снова гордый человек,

Грызет чубук, едва передвигая

Столбы своих тяжинных шаровар

И поводя спесиво рыжим усом…

И видит он, как прежде, на дороге

Лежит другой новешенький сапог…

— Эх! говорит барышник: и другой!..

Жаль, поленился! Надо воротиться!

Как ни суди, а пары сапогов

Не всем сыскать в степи среди дороги!

И, бросив этот найденный сапог,

Волов да ко всему еще и трубку,

Идет назад барышник торопливо;

И вот уж он за балкою исчез,

И не слыхать его шагов тяжелых…

А казаку того и было нужно!

Не торопясь, берет он свой сапог,

Берет волов и гонит их пролеском,

Настиг отца — и оба казака

Идут опять своим путем-дорогой;

Барышник же остался без волов!

— Вот и моя, товарищ, небылица!

Теперь решай, кому из нас обоих

Пришлось красивей сказку рассказать,

Кому из дыни прежде вылезать?

Ну, кум Трисошный, что ж ты замолчал?

Гляди, уж день над степью заиграл…

Иротру глаза… Я что-то вижу худо…

Эге! да где же я?.. Вот, право, чудо!

Ни кума, ни бахчи!.. Кругом кусты

И солнце греет с горней высоты!..

Глядит Кондрат — а он лежит под вишней,

В своем саду. Его родные братья,

Кондраты, если помните, лежат

Вблизи его, под яблоней кудрявой;

Никто из них совсем и не гадал

О том, чтоб луг арбузами засеять…

Все трое развалились на траве,

А из земли встает горячий пар,

Встает и наполняет казаков

Отрадою, томленьем и восторгом,

Любовью ко всему, что есть на свете,

Молчаньем, ленью, неисходным сном,

И страстною живительною дрожью…

А солнце светит сквозь живую сеть

Задумчивых акаций; ветер гонит

Туман над садом, нега вежды клонит;

Хотелось бы от счастья умереть!..

Так поутру проснулися когда-то

Три брата и они же три Кондрата.