Соль
автор Борис Петрович Корнилов
Опубл.: 1932. Источник: az.lib.ru • Драматическая поэма.

Библиотека Поэта. Большая серия. Второе издание

М. —Л., «Советский писатель», 1966

143. СОЛЬ

править
Драматическая поэма
Медленно идущий состав т. наз. теплушек везет красноармейцев. Действие происходит в гражданскую войну.
Одна теплушка открыта для зрителей. На полу — солома. По бокам нары, занятые спящими конноармейцами. В углу — пулемет. Дверь теплушки открыта, и сквозь теплушку зритель видит холодное, звездное небо. Никита Балмашов — взводный — стоит у двери и смотрит на стели, на звезды, на ночь. Три конноармейца сидят в кружок посреди вагона…
Один
(запевает)

На коней сидали, домашним сказали:

Ты прости, папаша… мамаша, прости…

Другой
(подхватывает)

С Дону да с Кубани ехали казаки.

На плечах — погоны, на грудях — кресты…

Все
(в голос)

Ты лети, лошадка,

пули — под рукой,

на затылке — шапка,

на ладони — шашка,

пика — на другой…

Первый

А потом казаки воевали всяко —

каждый служит богу и царю слуга —

мы рубали немца, били австрияка…

Второй

А теперь рубаем общего врага…

Все

Ты лети, лошадка,

пули — под рукой,

на затылке — шапка,

на ладони — шашка,

пика — на другой…

Первый

Протопают кони по кровавым лужам,

созывает Ленин к великой борьбе,

царю мы не служим,

богу мы не служим…

Второй

Служим потихоньку самому себе…

Все

Ты лети, лошадка,

пули — под рукой,

на затылке — шапка,

на ладони — шашка…

Балмашов
(от двери, не оборачиваясь)

Иди сюда, Пашка…

Второй красноармеец встает.

Сюда на порог…

Такая красота, что

убей меня бог…

(Показывает на дверь.)
Пашка
(подходит, смотрит, презрительно сплевывает, собираясь уйти)

Обычная природа…

Балмашов

Помалкивай, парнишка,

я знаю, что обычная: селения, сады

и молодая ночка… сады… селенья…

Пашка
(восторгаясь)

Ишь как

разобрало парня от этой красоты!

Балмашов
(гневно оборачиваясь)

Не понимаешь, дура…

Тебе бы всё рубать бы…

Пашка

А ты как думал?

Балмашов
(наступая на Пашку)

…песню, да саблю, да вина…

Зачем рожают бабы? Зачем играют свадьбы?

Зачем красна природа, когда кругом…

Пашка

Война…

Балмашов

…Лежит моя Расея, потоптана копытом.

Разбитые посевы, вишневые сады…

Кубань моя, Кубань моя…

Как об отце убитом,

хочу заплакать попросту,

но нет в глазах воды…

И вот не плакать хочется —

я ощущаю вновь:

иссякли слезы дочиста,

но не иссякла кровь.

Любимую страну мою

Расею добела

я этой кровью вымою,

чтоб новая была…

Вставай, мечта законная,

я больше не могу,

лети навстречу, конная,

заклятому врагу…

Матрос
(вскакивая с нар, под гармошку)

Ох, конная моя,

что же ты наделала?

До чего ты довела

генерала белого?

Пашка

Что правильно, то правильно —

до точки достоверно…

И песня убежденная об этом начата,

что наша революция — заметана… заверена…

Которая Октябрьская — Февральской не чета…

Взывает революция: братва, сидай на коника,

как можно красивее сиди на таковом…

Мы сели и поехали, подруги с подоконника

ребятам на прощание махают рукавом…

Но потерпи немножечко, любовь моя интимная,

и песня убежденная об этом начата,

что наша операция — военная и дымная,

которая гражданская — германской не чета…

Матрос

Порубала всё кругом

офицеров банда —

посчитаемся с врагом,

офицеру —

амба!

Балмашов

Чтобы по всей Расее сыграли наши свадьбы,

повсюду наши свадьбы…

Матрос

И в том числе мою…

Пашка

Кому судьба какая, а мне бы всё рубать бы,

пока башку не снимут в решительном бою.. "

С нар поют

За полями — горы, за горами — море,

а за морем — небо всё синей, синей…

Где же наша радость? Только наше горе,

вместе с нами горе село на коней…

Все
(подхватывают припев)

Ты лети, лошадка,

пули — под рукой,

на затылке — шапка,

на ладони — шашка,

пика — на другой…

Запевало

Горе на действительной, горе на сверхсрочной —

голодом давнуло, холодом ожгло…

Горе насосалось нашей крови сочной,

горе нам напакостить горше не могло…

Все

Но, лети, лошадка,

пули — под рукой,

на затылке — шапка,

на ладони — шашка,

пика — на другой…

Запевало

Только что нам жалиться на судьбу кабанью —

и кабан получит от ножа покой…

Все

Так лети, лошадка, —

звезды над Кубанью,

на ладони — шашка,

пика — на другой…

Внезапная остановка поезда. Лязг буферов.
С нар поднимаются бойцы.
Бойцы

…В чем дело? Чуть не сломил башки…

…Сломишь, дитятко… Не торопко…

…Что за станция?

…Петушки…

…Закурите тогда, дружки…

…Почему остановка?

…Пробка…

…Что в бутылку загнали…

.. Дуй

до Варшавы…

…Поди и стукни

машиниста…

…Чтоб он, обалдуй,

из своей покатился кухни…

…Почему, мол, не едешь вперед,

коли велено…

…Надо честью…

…Машиниста? Наоборот…

…По затылку такую бестию…

Балмашов

Что за чертова перекличка?

Я с командных гляжу высот —

Там кого-то господь несет.

Что-то очень знакомое личико.

Прекратить чтобы навсегда

вашу дикую оперу с танцами.

Смирно!

Слушай меня. Сюда

прет начальник вот этой станции.

Пашка

Перехватывай на ходу

Эту пышную какаду,

А не то я ее угробаю.

Балмашов

Погодите.

Сейчас.

Попробую.

(И, одной рукой взяв за шиворот проходящего мимо вагона начальника станции, вбрасывает его в вагон.)
Старик начальник дрожит и пугливо озирается. На него бросаются конноармейцы с гоготом и свистом.
Пашка

Эту старую заразу

под колеса сразу!

Матрос

Он не будет хорошее,

если дать ему по шее,

надо дать ему по роже,

а по роже — мало тоже.

Бойцы

…Забирайте его за груди…

…И повсюду контра…

…Всё та ж…

…Почему Гаврила не крутит?

…Почему везде саботаж?

…Поднеси ему с правого бока —

надо эту шпану ломать…

Балмашов

Ну, загавкала, заорала…

Мы устроим ему сейчас

заседанье ревтрибунала,

он попомнит его у нас,

коль виновен,

его же шея

облюбует повыше сук.

Как и что — постановит суд.

Пашка

Эго — я доложу — идея.

Балмашов

Под председательством Никиты Балмашова,

в присутствии двух членов трибунала —

Смирнова Пашки.

Пашка отдает честь.

и матроса Петьки.

Матрос отдает честь.

Ревтрибунал второго взвода

к разбору дела приступил.

(Показывая на начальника)

Забрать его под стражу!..

Начальника станции ставят на колени под дуло пулемета, выкаченного на середину вагона. По бокам стоят два бойца с саблями наголо. Старик дрожит и разводит руками в ужасе.
Бойцы

…Ой, подохну со смеху, мамочка моя…

…Погляди, дурачок,

прямо царский почет.

Под конвоем старичок,

пулемет под бочок…

…Интересно…

…Перед смертью старичку

поднесите табачку…

…Обязательно…

…Балмашов, суди по всем законам.

Елки-палки — председатель наш,

выжигай железом раскаленным

саботаж…

…Ой, подохну со смеху, мамочка моя…

Балмашов

Имею к вам, папаша, ряд вопросов…

Начальник станции
(бросаясь на колени перед пулеметом так, что дуло касается его лица)

Пощадите, родные,

и жена и дети

мал-мала меньше,

мал-мала-мал…

(Захлебывается.)
Один из конвоиров

Замолол, папашка… мал… мала… мал

Другой конвоир
(показывая на дуло пулемета, поставленное на лицо старика)

Папаша, осторожнее…

стреляет.

Старик тупо смотрит на пулемет, вскакивает, одергивается.
Балмашов
(показывая на дверь)

Какая станция, папаша?

Начальник станции

Фастов.

Балмашов

Ну, сообщу тебе, папаша — отче наш.

На этой станции

процентов на сто,

а может, и на двести…

Пашка и Петька

Саботаж.

Балмашов

Республику по злобе обезличив,

вы шепчете и гадите кругом,

а мы, бойцы, стремимся на Бердичев,

где будет столкновение с врагом.

Не ради добыванья или славы

мы бросили таких, как ты, отцов.

Пашка

А вы задерживаете составы,

а вы задерживаете бойцов.

А мы расходуем таких продажных,

и вам осталось очень мало жить…

Вы — гадина, папаша,

саботажник,

а потому…

Начальник станции

Дозвольте доложить.

Не знаете, какая должность наша,

за что погиб, республику любя, —

дозвольте слово…

Балмашов

Говори, папаша,

ревтрибунал заслушает тебя.

Старик приготовляется говорить, но в это время прожектор освещает на крыше вагона человека. Человек стоит растопырившись — его гнетут плотно набитые мешки.
Человек

Богородица, дево и сыне,

я, бедняга, совсем изнемог,

я домой не вертаюсь доныне

по причине железных дорог.

А дома ребятишки и жена,

подмога им отцовская нужна,

ведь никто не поверит им в кредит,

и детишки стоят у ворот:

— Почему же мой папа не едет,

почему ничего не везет? —

А где же тот проклятый паровоз,

который бы меня домой увез?

Похабные настали времена,

и кара божия на нас упала.

Бежите, спекулянты, до меня,

цепляйтесь без оглядки где попало.

А ежели кто болен животом —

наплюйте на одышку и на грыжу —

за поручни,

на буфера — потом

на крышу…

Он воет, и вой его подхватывается многими голосами. На вагон лезут такие же, как он — боязливо и исступленно. Конноармейцы в вагоне подняли головы вверх, слушают.
Начальник станции
(торопливо и волнуясь)

Я всегда…

Полезно…

Безвозмездно…

Но теперь такие времена…

Боже мой…

И спекулянтов бездна

доконала начисто меня.

Сеют пересуды, кривотолки,

дело исковеркали мое.

Вот они

(указывая на крышу)

завыли словно волки,

словно злое, подлое зверье.

Революцию украли нашу.

Как хотите…

Нету больше сил…

Балмашов
(поднимаясь)

Если так,

то оправдать папашу

весь ревтрибунал постановил.

Бойцы
(обрадованно освобождая старика)

…Шагай, папаша…

…Скатертью дорога…

…Парад але…

…Давай свои звонки…

…Прощальный вальс…

…Помучили немного —

ну, ничего…

Начальник станции
(пожимая руки)

Благодарю, сынки.

Балмашов

Взвод, смирно!

Сообщаю взводу,

что спекулянты не дают нам ходу.

Доколе нам терпеть?

Бойцы
(задумчиво)

…Затычка хоть куда…

…Белогвардейцу подлому в угоду…

…А разогнать?..

…Понятно…

…Ерунда…

Балмашов

Пусть каждый дурень разумом поймет,

что правильное принято решенье…

Теперь берите ваши штуки в руки —

винтовки, шашки…

Из толпы бойцов
(укоризненно)

Может, пулемет?

Балмашов

И пулемет кати для устрашенья.

Бойцы разбирают оружие и выскакивают из вагона. В вагоне остаются Балмашов, начальник станции и лежащий на лавке с забинтованной головой боец, — по-видимому, раненый.
Начальник станции
(кивая на раненого)

Что, ранен, что ли?

Балмашов

Порубали малость.

Начальник станции

Не выживет?

Балмашов

Пожалуй.

Начальник станции

Не того,

чтобы прекрасно…

(Печально кивает головой.)
А за сценой вопли, жалобы, мольбы и решительные действия бойцов.
Голоса

…Нежная… сломалась…

…Ой, батюшки…

…Ты по башке его…

…Ой, караул…

…Ну, не ори, не пискай…

…Не можно… подневольный… не проси…

…А ты не суйся со своей запиской —

неграмотный… не подвезу…

…Еси

на небеси который…

…Чисти зону…

…Катись колбаскою…

…Вот этого хватай…

…Взвод, пли…

И грянул решительный, устрашающий залп. Старик, начальник станции, вздрогнул и начал мелко креститься.
Балмашов
(улыбаясь)

Над головами для фасону

пальнули…

Матрос
(всовываясь в вагон)

Докладаю.

Балмашов

Докладай.

Матрос

Ну, спекулянты…

И пошла расческа.

За них теперь никто не даст рубля…

(И вталкивает в вагон девушку. Смущенно)

Но баба вот…

Прилипла, словно оспа,

я ж сожаление имею до бабья.

Балмашов

Какая баба?

Матрос

Там бабья до дуры,

до тысячи,

несметное число…

Балмашов
(недовольно)

Ну, разведете нынче шуры-муры…

(И видит еще одну девушку, втянутую в вагон Пашкой.)

Еще одну, как вижу, принесло?

Пашка

Не понимаю парня, право слово.

Ты, Балмашов, не сердься, не дивись —

бойцы вообще…

И что же тут такого?

Имеют сожаленье на девиц.

Балмашов
(потрясая нагайкой)

Ну, ваше сожаленье выйдет боком,

чем ваше сожаленье — лучше плеть…

Пашка

Никита,

не ошибься ненароком,

. нам оченно приятно сожалеть.

Балмашов

Идите к черту!

(Отдает честь начальнику станции.)

Стало быть, округа

очищена.

Давайте три звонка.

Прощай, отец.

(Жмет ему руку.)
Пашка
(начальнику станции)

Не забывайте друга.

Матрос
(расшаркиваясь)

Папаша, вспоминайте про сынка.

Начальник станции отдает честь бойцам и с Балмашовым выскакивает из вагона. Ревет паровоз.
Матрос
(растягивает гармошку, обращаясь к девицам)

Воспляшем, девочки,

про яблочко сыграю…

Одна из девушек
(робко)

Я не умею.

Матрос

Научу, небось,

недаром, чай, от краю и до краю

летает наше яблочко насквозь.

(И ловко ударил пальцами по клавишам.)
Засвистело знаменитое безудержное «Яблочко». Пашка начал пляску; вталкивая в круг одну из девушек, и, хлопая в ладоши, запели бойцы.

Ах, яблочко,

пополам тоска —

шевелись нога,

стукочи доска.

Убегу от мамы я

вечером без спроса.

Жажду — прямо мания —

замуж за матроса.

Матрос идет —

клеш как облако.

Где найдете еще

такого коблика?

Наши бомбы — ананас,

сабли — зяблики.

и гранаты у нас —

словно яблоки.

Гады свищут по долам,

давят каблучком.

Разорвет пополам

гада яблочком.

Ах, конная моя,

что же ты наделала?

До чего ты довела

генерала белого?

В вагон входит Балмашов. Звонок. Балмашов встает на прежнее место. Пляска продолжается. Два звонка. Пляска прекращается.
Бойцы
(удовлетворенно)

…Ну, слава тебе господи…

…Ну, трогай…

…Ну, выбрались из чертовой дыры…

…Дуй до Бердичева прямой дорогой…

…Крути, Гаврила…

…Раздувай пары…

Жалобный женский голос
(у вагона)

Всю войну я страдаю, рыдая,

на вокзалах судьбину кляня;

богородица, мать пресвятая,

казачки, пожалейте меня.

Сгибло все нажитое, родное —

вся Расея теперь в дураках,

и дитя, несомненно грудное,

я таскаю на тонких руках.

Никому-то ты, сын мой, не нужен,

я молю, а молитва не впрок —

не могу я увидеться с мужем

по причине железных дорог.

Не могу показать ему сына,

погибаю, судьбину кляня;

ненавистная наша судьбина —

казачки, пожалейте меня.

Балмашов

Постойте, женщина, минуточку у входа,

присядьте, ежели от устали слаба,

а я спрошу согласия у взвода,

и, может, вам изменится судьба.

Послушай, взвод…

Темна дорога наша —

не много добрых дел мы деем по судьбе,

а у вагона плачется мамаша,

дитя грудное нянча при себе.

Печальная ей выпала судьбина,

и слезы жгут, глаза ее слепя;

везет она до мужа сына,

свою любовь и самое себя.

Что делать, взвод?

Один из бойцов

Пущай в вагон заскочит.

Другой из бойцов

А после нас и мужа не захочет.

Балмашов
(низко кланяясь)

Прошу прощенья, взвод… Прошу прощенья… Странно

услышать жеребятину от вас…

Но знаю, взвод, что поздно или рано

о матерях подумаете раз,

О ваших матерях, которые под сердцем

носили вас.

Прошу прощенья, взвод…

Бойцы

…Ну, Балмашов…

…Продрал что надо — с перцем…

…Ядреный корень, за сердце берет…

…Пожалуй, что и так…

…Вчистую распатронил…

.. Уж очень убежденный…

…Красота!

…И до слезы — прошу прощенья — пронял…

…Тащите эту женщину сюда ..

…Ведь все-таки мамаша… Прямо ужас…

В вагон влезает женщина. На руках у нее спеленатый сверток.
Она укачивает его.
Женщина

Ох, милые! Спасибо, казачки…

Бойцы
(предупредительно)

…Приедете нетронутая к мужу —

как вам желательно…

…Обиду не зачти…

Женщина

Какая тут обида!

Бойцы

…Необычный

и случай непредвиденный…

…В куток

садитесь, женщина…

Снимают с лавки раненого. Кладут на пол.

…Он ничего — привычный…

…Он полежит и так. Понятливый браток.

Матрос
(расшаркиваясь)

Надеюсь я, что вам теперь не душно?..

Подбейте, дамочка, соломки под бока,

растите смену нам, растите — потому что

братва состарилась, и нет молодняка

на смену старшим и уставшим…

Голос

Тише!

Чего загавкал?

Голосина! Рад?

Заснул младенчик, дьяволы…

Другой голос

А ты же

сам заорал.

Другие — говорят.

Третий голос
(недовольный)

Уж никуда от говора не денься,

а ежели которые в бреду?

Балмашов
(шепотом)

Взвод, смирно!

Пауза. Тишина.

Годовалого младенца

заснувшего имеючи в виду.

Тихо постукивает поезд. Глубокая лиловатая ночь. Бойцы укладываются спать. Балмашов стоит на своем месте, женщина баюкает дитё и поет колыбельную песню.

Спи, младенчик, ты мой глупый,

долго до зари,

спи спокойно —

носик, хлюпай,

хлюпай пузыри.

За стеною ночка — ишь как

шелестит в степи!

Скоро вырастешь, парнишка,

а покуда спи.

Ходят весны за порошей,

за годком годок,

и оставит мой хороший

материн куток.

Балмашов

Впереди любовь ли, гроб ли,

старости ли гнет,

он же встанет,

вытрет сопли,

волосом махнет.

Оглядится,

выйдет в парни,

парнем-молодцом,

скоро будет в конной армии

правильным бойцом.

Даст ему отец папаху,

саблю наголо,

этот парень прямо с маху

сядет на седло.

Это вам не фунт изюма —

легкие годки,

но его лихая дума

возьмет за грудки.

Гаснет ночка над бойцами —

голубая рань,

побывала ночка с нами,

ушла на Кубань.

На Кубани

звезды встали

все в одном глазу,

хутора и люди спали

под звездой внизу.

Не дождется долго Вани

милка у ворот,

на Бердичев от Кубани

паровоз идет.

На откос идет с откоса,

снова на откос —

тарахтят его колеса —

тысяча колес.

Молчит Балмашов, молчит женщина — уснула. Спит весь вагон. Настукивают колеса вечно живущую песню.

Всё похерено, позабыто —

дорога ясна.

Почему же это, Никита,

тебе не до сна?

И стоишь ты, перебирая,

годы наперечет,

только песня твоя до края

вдоль земли течет.

Сердце замерло,

сердце встало —

не поднимешь рук,

но постукиванье состава,

как сердечный стук.

Чуть пошатывает вагоны

на сторону одну,

а в соседнем вагоне кони

едут на войну.

И кобыла твоя, как поповна,

в заду широка —

знатно войлочная попона

греет ее бока.

И старается что есть мочи,

силу свою тая,

наша молодость через ночи —

молодость твоя.

Вот попомнят ее добрым словом

Махно и Шкуро.

Отливает на ней лиловым

сабельное тавро.

На коней мы с тобою сядем

по сигнальной трубе…

А любовь… достается дядям —

только не тебе.

И облизываются шкеты,

девушек маня…

Пущай любятся.

Всё же — где ты,

любовь, для меня?

Мы коня пришпорим шпорой,

мы поскачем во мгле

за такую любовь, которой

равной нет на земле.

Пускай грохаются снаряды,

поднимая смерч,

ночь надвинулась на отряды,

синяя, как смерть.

Молодою зарей пробита

утром ночь была.

Вот какие дела, Никита,

как сажа бела.

И еще одна ночь прошла — бессонная ночь Никиты. Рассветало в вагоне, он огляделся — и улыбка покривила его лицо. Спали даже девушки, наплакавшись за ночь, — не оправляя юбок, уснули они, а Пашка и Петька-матрос спали возле их ног. Спала женщина с ребенком, и Никита задумался, глядя на нее. Потом подошел, ткнул ребенка пальцем и отошел обратно. Заложил два пальца в рот и так свистнул, что матрос вскочил и схватил из-за пояса маузер.
Балмашов

Эх, какой ты мятый, грязный, рыхлый…

Что, дурак, уставился, сопя?

Царствие небесное продрыхли —

так пеняйте сами на себя.

Матрос

Ну, ну, ну… Найди помыться воду —

тоже грязный…

Голос бойца

Хорошо поет

Балмашов… Забрал какую моду:

сам не спит и людям не дает.

Балмашов

Что мне спать? Я гада караулю.

Коль просплю — достанемся врагу;

я литую из нагана пулю

для защиты вашей берегу.

Пашка

Всё, Никита, заливаешь пули,

всё стращаешь, лезешь на рожон;

что с того, что ночью мы заснули,

может, нам и сон не разрешен?

Черта едва!..

Балмашов

Поди сюда, Павлуха…

Пашка
(подходит)

Ну, чего?.. Ну, подошел… Стою…

Балмашов

Подними свое свинячье ухо,

слушай речь последнюю мою…

Слушай, гад…

Пашка

Я слушаю.

Балмашов

Послушай,

не плясать Павлушке на лужке,

если я тебя вот этой грушей,

(показывает на гранату)

сняв кольцо, ударю по башке.

Пашка

А за что такое?

Балмашов

Всё за это.

Слушай, Павел… на меня смотри —

я изъездил половину света,

исходил губерний сотни три.

Я прошел сквозь пламень черный адов,

мне Расея крикнула: владей!..

Видел много всевозможных гадов,

страшно непохожих на людей.

Ну, тебя я понимаю, Павел,

ты не контра, не бандит, не вор,

ты любовь покинул, мать оставил —

на погибель верную попер.

Ты подохнешь от кровавой шашки

нашему врагу на торжество,

знать поэтому прощу я Пашке

подлое насилие его…

Пашка

Где насилие? Мы полюбовно…

Балмашов

Ты меня на тенор не бери…

Словно я не понимаю…

Словно

я дурак…

Молчи…

Не говори…

Ну так вот. Но я имею гада

страшного и гнусного в виду,

выявить которого мне надо —

я его, поганого, найду,

он ползет сквозь гибель нашу, залпы

тише трав и ниже чистых вод…

Голоса

…Где такой, Никита?..

…Показал бы…

Балмашов

Покажу.

Голос

Скорей, Никита!

Балмашов
(указывает на женщину)

Вот.

Женщина
(укачивая ребенка)

Спи, младенчик ты мой глупый,

долго до зари…

Балмашов

Ты свово младенчика пощупай,

а потом про сон ему ори…

(Идет к женщине, вырывает из ее рук сверток, срывает пеленки и поднимает кверху мешок — то ли с мукой, то ли с солью)

Интересный ребенок. Подолы не мочит,

недвижимый и тихий весьма,

он и титек не просит, и до ветру не хочет,

и людей не тревожит со сна…

Женщина

Дай обратно!

Бойцы

…Хороша, гадюка!..

…Мамочка, ну до чего хитра!..

…Вот так номер!..

…Да, плохая штука…

…Так и прокачала до утра?

…Так и прокачала…

…Значит, втерла —

Кабы не Никита — всем очки…

…Мать честная!..

…Стерва!..

…Кляп те в горло!..

Женщина

Не я вас обманула, казачки…

Бойцы

…А кто?..

…Пребожья матерь?..

…Матка бозка?..

…Слышь? Не она нас обманула!..

…Да…

…Какая шкура!..

…Хороша загвоздка…

Женщина

А обманула вас моя беда…

Бойцы

Нехорошо, совсем нехорошо,

и подошло к несчастию большому.

Балмашов

Твоей беде прощает Балмашов —

она не много стоит Балмашову.

Мне всё равно. И не подам я виду,

что сердце в клочья, черт его дери, —

за что купил, за то продам обиду.

Но, мать честная, пользуйся, бери…

Но погляди кругом — за что тебе награда?

Вот казаки послушают — постой,

они тебя возвысили что надо

за материнство женщины простой.

Оборотись на двух девиц,

что плачут,

что слезы сыплют горькие из глаз,

что не найдут себе покоя — значит,

как пострадавшие от нас.

Мы злобу пьем кровавыми губами,

на сердце рана черная свежей,

а жены наши плачут на Кубани,

исходят женской силой без мужей.

А мы тебя не трогали ни разу;

быть может, бог от этого упас?

Хотя тебя — поганую заразу —

повзводно трогать…

Матрос

Это в самый раз.

Балмашов

И ты, как ворон, каркаешь над всею

Расеею.

Женщина

Моя пропала соль,

а вы не думаете за Расею

и за ее безвыходную боль.

Кругом тоска, и я лишилась соли,

а вы спасаете от божьего суда…

Кого спасаете? Расею, что ли?

Вы Ленина спасаете — жида…

Балмашов

Ты замолчи… Тебе бы пулю впору,

и ты ее получишь — подожди,

а за жидов не будет разговору,

которые рабочие вожди.

Они ведут нас через пламень адов

за лучшую идею воевать,

когда таких, как ты, не будет гадов,

а будут люди…

Женщина

Ну и наплевать!

Балмашов

Вам наплевать, я знаю…

Бойцы

…Что такое?..

…Какая гадина и плут!..

…Убить ее заразу — и капут!..

…От этой контры нет нигде покоя…

…Устроить ей ревтрибунал?

…А ну те —

тут не до шуточек…

…Дай я ее пошлю…

Балмашов

Еще чего?

И на другой минуте

я из нагана гадину пришью.

Но так как руки мне марать отвратно

в такой нечистой и гнилой крови, —

взять из вагона,

выкинуть обратно…

Бойцы
(надвигаясь)

Ну, господи тебя благослови,

пожалуйте на выкидку, мадам…

Женщина

Отдайте соль!

Пашка

Я соль тебе не дам.

Женщина

Отдайте соль!

Пашка

Не дам, зараза.

Бойцы выкидывают женщину из вагона. Желая посмотреть на дело рук своих, они бросаются к двери. Только Пашка хладнокровно констатирует:

Точка.

(И внимательно рассматривает мешок соли, недоумевая.)

А что оно — сыночек или дочка?

Бойцы
(от дверей)

…Встает, поганка…

…Баба — словно кошка…

…Гляди, пошла…

…Действительно…

…Ну вот…

…Эх, жалко все-таки. Еще немножко — я бы ее…

…На бабе заживет…

Балмашов

Я соскочу.

Пашка

Держи его!

Балмашов

Не троньте,

я догоню, я допрошу ее,

за что мои товарищи на фронте

кончают молодое житие?

За что мы вечно в холоде, тревоге —

и существует почему вон та,

что медленно уходит по дороге.

Пашка
(подает ему винтовку)

Ударь ее, Никита, из винта.

Балмашов

А верно. Дай.

(Грозит кулаком женщине)

Попомни слово наше,

на — это слово вечное… Лови…

Ну, господи меня благослови…

(Целится, стреляет.)
Пашка

И царствие небесное мамаше…

Балмашов
(медленно поставив винтовку к ноге)

А послезавтра,

на коней сидая,

мы ринемся поэскадронно в бой,

и гибель нас подстережет седая,

а небосвод над нею голубой.

Получим и ранений и отличьев,

и, о тебе заботы не тая,

мы в наши руки

заберем Бердичев,

Республика советская моя!

Бойцы запевают песню.
Запевало

И когда казаки

на коней сидали,

песни запевали

в голубой туман —

хоругви летели,

звякали медали,

сияли погоны,

плакал атаман.

Все
(подхватывают припев)

Ты лети, лошадка,

пули — под рукой,

на затылке — шапка,

на ладони — шашка,

пика — на другой.

Ребятишки, будя!

Запеклася рана,

кровоточит эта рана глубока —

сорваны погоны,

нету атамана,

красные знамена

впереди полка.

И летит лошадка,

пули — под рукой,

на затылке — шапка,

на ладони — шашка,

пика — на другой.

Кончилася песня,

мы свое сказали,

и радость другая,

и тоска не та —

стало быть, с Кубани

ехали казаки,

стало быть, на битву вышла беднота.

И летит лошадка,

пули — под рукой,

на затылке — шапка;

на ладони — шашка,

пика — на другой.

1931

ПРИМЕЧАНИЯ

править

143. «Юный пролетарий», 1932, № 33, с. 10 — «Песня революционных казаков» (она же — самостоятельно — в сб. «Книга стихов»); «Рабочий и театр», 1932, № 35-36, с. 38 — отрывок (с кратким редакционным предисловием), со строки: «Всю войну я страдаю рыдая…» до строки: «И царствие небесное мамаше…». Полностью — в кн. «Стихи и поэмы», с. 117. Как сообщала ленинградская литературная газета «Наступление» от 28 марта 1932 г., Б. Корнилов в столовой Ленкублита (Ленинградская комиссия по улучшению быта литераторов) 17 марта в присутствии В. Стенича, Ю. Берзина, Н. Чуковского, В. Орлова, З. Штейнмана читал «Соль», новые стихи и первый акт либретто «Улица трех коммунистов». 9 августа 1934 г. в «Вечерней Красной газете» была опубликована беседа с Корниловым. Он говорил: «Мне предстоит большая, серьезная работа над пьесой в стихах, которую я буду писать для театра Вс. Мейерхольда. Пьеса эта о зажиточной колхозной жизни, о классовой борьбе в деревне». Годом позже в газете «Литературный Ленинград» от 8 сентября 1935 г., в статье «Вс. Мейерхольд о путях своей работы» отмечалось: «Кроме того, для нас работают над пьесами ленинградский поэт Б. Корнилов (стихотворная пьеса на колхозном материале)…» Возможно, что «Улица трех коммунистов» и была той пьесой, которую Корнилов писал для театра Мейерхольда и первый акт которой читал еще 17 марта 1932 г. Мать поэта рассказывала, что Корнилов и Мейерхольд собирались в 1935 г. приехать в Семенов. Этот приезд мог быть связан с «Улицей трех коммунистов» — одна из улиц Семенова носит такое название в честь трех комсомольцев, погибших от руки кулацких бандитов. Комсомольцы были не только зверски убиты, но их тела были распилены пилой на части и брошены под вывороченный пень. Только через несколько дней нашли их останки и похоронили в Семенове. Эта трагическая история, столкновение двух враждебных классовых сил, вполне могла быть завязкой пьесы. Возможно, что Корнилов и в дальнейшем продолжал работать над пьесой в стихах, но его архив погиб, и никаких следов этого произведения не осталось.

Постановку драматической поэмы «Соль» в камерном исполнении впервые осуществили студенты Ленинградского государственного института театра, музыки и кинематографии 28 февраля 1963 г., на вечере памяти Корнилова в ленинградском Доме писателей им. Маяковского.