Северная лира на 1827 год
М., «Наука», 1984
Соловей имел в саду свое гнездо на ветви одного дерева; случилось, что под тем же деревом поселился и слабый муравей, который заботливо собирал запас в маленьком своем жилище на будущие голодные дни. Соловей днем и ночью порхал везде по саду и сладкими песнями всех очаровывал; между тем муравей день и ночь трудился. Соловей в цветниках старался только отличиться пленительным своим голосом. Он втайне изъявлял любовь свою к розе, а утренний ветерок расславлял ее повсюду. Видя ласки розы и нежность соловья, муравей сказал: «время покажет, какая польза от сих нежных разговоров!» Когда прошла весна и наступила осень, то на месте розы явились колючие терны, а жилище соловья занял ворон. Подул осенний ветер и начал срывать листья с дерев; зелень пожелтела, и наступил холод; из облака, подобного диадиме, посыпались перлы, и из воздуха, как из сита, начала сеяться чистая камфора. Соловей прилетел в сад; но не видит уже прелестного цвета розы, не чувствует благовонного запаха гиацинта. Тысячезвучный язык его онемел. Нет розы, красоту коей мог бы он созерцать; нет зелени, которая бы пленяла его своею прелестью. Это несчастие отняло у него все силы; эта горесть лишила его сладких звуков. Тут вспомнил он, что муравей в последнее время жил под этим деревом и запасался пищею. — Пойду, подумал он, представлю свою нужду муравью и по праву соседства выпрошу у него что-нибудь! Таким образом голодный соловей с униженною просьбою явился к муравью и сказал ему: «любезный друг! щедрость есть признак богатого и капитал счастливого. Я провел драгоценное время в беспечности; ты был догадливее, заготовляя себе запас; не уделишь ли мне теперь из оного сколько-нибудь по своему великодушию?» — Муравей отвечал: «ты пел день и ночь, а я трудился. Ежеминутно занимаясь прелестями розы и плененный созерцанием весны, ужели ты не знал, что за весною следует осень, и что всякая дорога приводит в пустыню?»
О друг мой! рассмотри внимательно, что случилось с соловьем, и помни, что за жизнью следует смерть, и каждое наслаждение отравляется горестью.
Примечания
правитьПеревод притчи «Соловей и Муравей» из 1-го меджлиса (раздела) рисале второй «Рисолага» («Трактаты») Саади.
На ту же тему написаны басни Лафонтена и Крылова. Еще в 1815 г. эта притча была опубликована в «Вестнике Европы» (№ 11, с. 178—179) в переводе с французского. Текст притчи на фарси — в «Персидской хрестоматии» А. В. Болдырева (М., 1826, с. 117). В 1826 г. она появилась в переводе петербургского ориенталиста, ученика О. И. Сенковского И. В. Ботьянова в «Азиатском вестнике» (кн. 11—12, № 9 и 10, с. 217—219) под заглавием «Разговор соловья с трудолюбивым муравьем». Оба перевода с фарси удачны. По нашему мнению, Н. Г. Коноплеву лучше удалось сохранить лаконичный стиль Саади-рассказчика. В 1836 г. этот перевод был напечатан в «Литературных прибавлениях к Русскому инвалиду» (№ 101—102, с. 807—808). См.: Гольц Т. М. К истории русской иранистики 20—30-х годов XIX столетия. Н. Г. Коноплев — переводчик Саади. — Вопросы таджикской филологии. Душанбе, 1976, с. 71—82.
1 Саади Муслихиддин (между 1203 и 1210—1292) — персидско-таджикский писатель и мыслитель.
КОНОПЛЕВ НИКОЛАЙ ГАВРИЛОВИЧ (ок. 1800—1855) — ориенталист, переводчик, владевший фарси, арабским и турецким языками. Питомец Московского университета, ученик профессора восточных языков А. В. Болдырева (1780—1842). По окончании Московского университета в 1825 г. находился в командировке в Петербурге (1828—1832), занимаясь у виднейших востоковедов. С 1833 г. начал преподавать в Московском университете арабский язык, а в 1836 г. был уволен за штат в связи с университетской реформой; «крупнейший после Болдырева представитель московской школы…» (см.: Крачковский И. Ю. Очерки по истории русской арабистики. М.; Л., 1950, с. 112). Автор «рассуждения» «О духе, богатстве языка и поэзии арабов», написанного в романтически приподнятом стиле, характерном для русской ориенталистики 20—30-х годов XIX в. (см.: уч. зап. Импер. Моск. Ун-та, 1834, № 3, ч. 5—7, с. 103—III, 423—441). Ему принадлежит перевод с арабского повести Арабши «Приключения одного невольника» (Вестник Европы, 1826, окт., № 19 и 20, с. 256—272) и целый ряд переводов с фарси, в частности новелл из «Тути-наме» («Книга попугая») Нах-шаби (ум. в 1350 г.) в обработке Кодири (XVII). Особый интерес Коноплев проявлял к творчеству Саади, переводы из произведений которого начал публиковать с 1826 г. в «Вестнике Европы». В центре его внимания был «Гюлистан» («Розовый сад»). Это произведение Коноплев намеревался перевести полностью, о чем писал в примечаниях к переводу «Предисловия к Гюлистану». Там же Коноплев говорит о необходимости исторического подхода при оценке творчества Саади, «автора оригинального, который не имел никаких образцов, а следовал собственному гению, не так как Европейские писатели, настроившие свой ум на лад древних… Мы весьма несправедливо поступим, когда изберем мерилом одну Европейскую литературу, и все противоречащее ей и несогласное с нею, будем считать смешным и нелепым» (Телескоп, 1833, ч. XVIII, № 21, с. 40). О Коноплеве см.: Стариков А. А. Восточная филология в Московском университете. — В кн.: Очерки по истории русского востоковедения. М., 1960, сб. 3, с. 158; Гольц Т. М. К истории русской иранистики 20—30-х годов XIX столетия. Н. Г. Коноплев — переводчик Саади. — В кн.: Вопросы таджикской филологии. Душанбе, 1976, с. 71—82. В СЛ Коноплев поместил перевод притчи «Соловей и Муравей» из «Рисолата» («Трактаты») Саади.