| «Сожмите сердце и примите жизнь». |
| Из китайских изречений |
Знакомясь на месте с современной китайской литературой, приходится иметь дело с двумя главными источниками, откуда можно черпать сведения о творчестве жителей древнего Пэ-Синя (Китая): прессой и бродячими рассказчиками-певцами. Книг в Китае нет, кроме тех, конечно, которые хранятся в библиотеках и являются достоянием богдыхана, государства или храмов.
Газеты и журналы: «Пекинг-бао», «Нанфанг-бао», «Чонг-вай-дзе-бао», «Че-бао», «Фонг-йя-бао», «Фенг-тзен-куаи-бао», «Чунг-Коуок-бао», «Шенуг-бао», «Син-че-киай-ки», «Янг-синг-бао», «Ченг-Фоа-бао», «Тци-той-еи-гау-санг-бао» и «Иен-тчеун-ю-бао» (журнал для девушек) – вот вся пресса Срединной Империи. В фельетонах этих изданий, – кстати сказать, очень распространенных, – помещаются оригинальные романы китайских беллетристов. «Недавние нравы китайского народа», «Дурная дочь», «Новые воспитатели», «Уснувший лев» – вот те романы и повести, которые за последнее время появились в китайской прессе и вызвали известную сенсацию.
Лишнее, кажется, говорить, что общий тон этих романов – тенденциозный и патриотический. Девиз «Китай для китайцев», вражда к манчжурской династии, к мандаринам – взяточникам и развратникам, мечты об освобождении Китая из-под негласной власти чужеземцев – тот фон, на котором авторы развивают фабулу своих сочинений. Рядом с таким политическим направлением существует другое, в котором чередуются – неумолимая и жестокая насмешка над вековым сном и ископаемыми нравами и законами Китая, сатира на мандаринов, привыкших проводить все досуги в домах разврата и азарта и случайно попавших в число советников трона, трогательные рассказы о судебных ошибках, когда казнят невинных, – и заканчиваются иногда каким-нибудь сборником псевдо-древних изречений, в котором в одно целое сплетаются социализм, индивидуальный анархизм и выводы положительных наук.
Образцом такого произведения являются «Книги Ин» (человека). Вот что говорит, между прочим, автор словами своего героя, полубога Ни-Ина:
Я – Ни-Ин. Люди считали меня богом, чем-то непонятным и страшным, суровым, безжалостным существом. Они слепы или безумны. Я – Ни-Ин. Спокойно текла моя жизнь, моя жизнь для меня.
Однажды спросили меня: что такое жизнь? Я долго думал. Четыре понятия рождал мои мозг: Жизнь – свобода – счастье – мысль.
И я ответил низко склонившимся передо мной безумцам:
Жизнь – это время, пока я говорю: Я – Ни-Ин.
Если я, Ни-Ин, умираю, для меня исчезают время и пространство. Это – смерть.
Счастье – свобода. Свобода чувств, желании, поступков. Свобода без границ, без законов, без цепей. И нет в природе иного счастья.
Бога и властелина создали люди, боящиеся свободы и света и ждущие от созданных ими существ нового счастья, которое никогда не придет…
«Книги Ин» являются, вероятно, единственным произведением, в котором автор попытался сделать выводы из известных ему европейских философских учений и научных теорий, придавая своему сочинению дидактическую и тенденциозную окраску. Форма, в которой написаны «Книги Ин», очень поэтична и по своей лаконичности напоминает некоторые произведения Ницше. Нельзя обойти молчанием одного обстоятельства. Автор «Книг Ин» во второй главе высказывает ту же самую мысль, которую определенно формулировал великий натурфилософ наших дней, Вильгельм Оствальд. Вот что говорит Ни-Ин своим слушателям:
Я хочу вам сказать всю простую правду о природе, о которой вы думаете с каким-то страхом, как о чудовищах, населяющих соленые воды Ша-лэй-Тяня.
Время, пространство и различимое в них – вот все, что называется природой и будет так называться, пока по черной земле ходит человек. Это давно знают мудрецы и дети…
Как можно заметить, формулировка понятия о природе у автора «Книг Ин» вполне совпадает с определением природы, данным в некоторых сочинениях великого современного химика и философа.
Романтический элемент в произведениях, помещаемых в газетах и журналах, занимает второстепенное место, причем авторы очень часто, покидая на время фабулу, увлекаются изложением государственных и общественных идей, заполняя ими целые главы, не заботясь о связи их с развитием действия романа или повести. Зато ирония удается китайцам. Она злобна, хлестка и обладает тем простодушным и вместе с тем циничным реализмом, который бьет по нервам читателя. Приводим для примера отрывок из сатиры «Тин-дзы-ин» («Золотой человек»), написанной на Юань-ши-кая:
Когда он встанет с мягкого ложа – он бьет слугу и обижает его бранным словом.
Когда он по улице тихо идет – он любит говорить о судьбе бедняков.
Когда он стоит, окруженный толпой, он сулит горы счастья.
Но во дворце на Пей-хо он – угодлив и, молча, спокойно казнит.
Когда же, домой воротясь, заметит он слугу – он бьет его снова.
Угадай же, житель Пэ-синя, о ком я пропел тебе песню?
Кто тот, кто на волка, лисицу, собаку похож?
Кто людей, лишь как добычу свою, признает?
Кто строить себе из тел их, из крови палаты?
Кто продает обещания за деньги и за деньги от них готов отказаться?
Должно вообще сказать, что по природе своей китаец чрезвычайно вдумчив, а поэтому он подмечает такие мелочи, которые позволяют ему одним штрихом, одним словом сразу обрисовать человека и событие. Китаец – философ и прирожденный циник. Эти два свойства, как нельзя ярче и полнее, выразились в его сатирическом даровании.
Другой источник, из которого можно почерпнуть обильный материал о современной словесности Китая, – это бродячие певцы и рассказчики. Под звуки трехструнной скрипки (ху-тя), певец быстрым речитативом, растягивая концы строф, поет древние легенды о боготворимом Юань-Шин-дао-Фай, о красавице Сын-Ти, околдовавшей трех богдыханов, пока наконец ее не убил Ли-Сан-Чу, о тайне и ужасах храма Амо-Ни-Джан, о великом и мудром Ляо-Дзы. От древних легенд певец переходит к воинственным песням, в которых славит не только давно умерших героев, но и тех, кого знают и помнят слушатели. Часто эти песни упоминают имена невинно казненных героев революционных вспышек, за последние годы так часто волнующих Срединную Империю. Вот наиболее часто исполняемая песня:
За свободу Пэ-Синя с оружием поднялся Кон-То.
Он решил прогнать чужеземцев за горный хребет зеленого Мо-То-Линя.
И ушел он из дома, прощальный пославши привет старикам-родителям и друзьям.
Тайная тревога шевельнулась на сердце чужеземцев.
Они золото шлют мандаринам и просят:
«Убейте Кен-То! Он, восставший на нас, жить дольше не может!»
Ушли мандарины, и… скачут убийцы-гонцы.
Схватили героя. Он спал на рисовом поле, утомленный в бою, что кипел у Тзы-и-ноя.
И, злобно смеясь над Кен-То, мечтавшим о воле,
На рынке они казнили его…
Много таких песен создало боксерское восстание. Иногда в этих песнях прославляется какой-нибудь былинный богатырь и кажется порой, что песня безобидна. Но, вслушавшись, можно заметить, что каждый ее куплет оканчивается припевом:
Нас предают … нас на гибель ведут мандарины, князья!
Восстаньте же, люди Пэ-Синя, и скиньте ярмо векового врага!
До сих пор эти песни живут еще в народе, и часто приходится слышать такие припевы, в которых угрожают смертью давно уже умершему «продавцу своего отечества», князю Ли-Хун-Чангу.
Пользуются успехом у слушателей песни, исполняемые нараспев и состоящие из поговорок, пословиц и других проявлений народной мудрости. Например:
Кто чужую власть принимает –
Тот своей родине причиняет вред.
Неравенство служит началом раздела.
Богатство – сокровище одной жизни.
Мудрость – богатство всех времен и поколений.
Кто не решится пойти в логовище тигра –
Тому не отобрать его детенышей.
Берегись красивых женщин!
Они – как красный перец.
Журавль не строит гнезда на гнилом дубе.
Богдыхан – богдыхан народа, но не богдыхан страны.
Можно говорить ложь –
Если она похожа на ложь.
Нельзя произносить лжи –
Если она похожа на правду.
Эти поговорки и пословицы подхватываются слушателями и поются хором, оставаясь в памяти и часто повторяясь.
Особое место занимает эротика. Она гораздо более развита в словесной передаче произведений различных, часто неизвестных авторов, чем в прессе, которая, как я уже упоминал, отводит романтическому элементу второстепенное место. В последние годы прославился своими эротическими произведениями Фай-Сян, сам бродячий певец, китайский менестрель, песни которого записывал, между прочим, Октав Мирбо, построивший на них не одну главу своего «Сада пыток». Некоторые песни не могут быть переданы по цензурным условиям, и, должно заметить, не потому, чтобы они были слишком циничны или грубы – наоборот – в них чувствуется известная художественность, но зато они поражают извращенностью воображения. Эротические песни, а в том числе и песни Фай-Сяна, – это короткие произведения, воспевающие восторги физической любви и проповедующие необходимость забвения от жизни, которую можно перенести, лишь «сжавши сердце». Приведем одну из песенок Фай-Сяна, называемую «Звено»:
От вас пышет огнем и страстно зовут, молча кричат глаза…
Цепки и длительны прикосновения. Тяжело дышит грудь…
Так тянутся друг к другу алые астореи, дурманя и желая.
Так убивают они себя и так, сплетаясь, замирают.
Не ищите законов, обычаев, привычек в любви и страсти!
Они не знают их. Непокорные и властные, они умеют лишь повелевать.
Нет стыдливости в страсти и нет выше закона,
Чем наслаждение и трепет тел…
Схватившись в страстном порыве, впившись в тело губами,
Застывши в напряженном безумии –
Забудьте жизнь с ее горем, бедой и злобой.
Страсть убивает всю память о прошлом
И миг вам дает. А он – наслаждение…
Описывая любовные сцены и передавая речи влюбленных, авторы-эротики обнаруживают крайнюю изобретательность и богатство фантазии, что впрочем, неудивительно, если вспомнить ритуальные изображения самых интимных человеческих отношений, общую развращенность китайцев и существующие кое-где в Южном Китае сексуальные культы.
Во всяком случае, можно смело сказать, что в смысле чистой эротики китайцы большие художники.
Китай просыпался медленно. И теперь еще лишь верхние слои огромного человеческого моря, раскинувшегося от берегов Великого океана до мрачных склонов западного Памира, всколыхнулись. События последних лет: китайско-японская война, занятие китайских областей, начиная с 1898 г., международная карательная экспедиция 1901 г. в Небесную Империю, грабеж Пекина и манчжурских городов, бессмысленное и жестокое потопление китайцев в Благовещенске – все это разбудило национальное сознание, которое, проснувшись, постепенно углубляется в массе населения Китая. Сначала это национальное чувство едва теплилось в народе, сознавшем свою государственную беспомощность, но победа Японии над Россией дала толчок всем азиатам, придала бодрости китайцам, разожгла в них патриотизм, становящийся все более и более пламенным и искренним.
– Судьба Индии нас не коснется! – говорили мне образованные китайцы и прибавляли: – Мы проснулись и теперь долго будем бодрствовать!
На почве растущего патриотизма возник, конечно, целый цикл песен революционных и националистических. Я приведу две песни, пользующиеся в Китае большой популярностью. Одна из них – «Гимн Свободы», распеваемый на юге Китая и считающийся китайской «Марсельезой».
О, свобода! Ты – наилучший дар небес!
В мире рожденная, – ты на земле источник всех чудес.
Как разум величавая, могучая, как гигант, хватающий облака.
В колеснице туч ты мчишься; твои кони – порывы тайфуна.
Приди же править землею!
Сжалься над мрачной бездной рабства!
Приди и ярким солнечным лучом рассей неправду.
О, бледная Европа! Ты – дщерь распутная небес!
Хлеба и вина ты производишь в изобильи.
Мы же любим лишь свободу, мечтаем лишь о ней,
Как о дне, залитом солнцем, как о вечере прекрасном.
Мысль наша витает вокруг несчастной родины,
И знаем мы, что свобода так неуловима, что трудно добыть ее.
Горе нам! Наши братья томятся в цепях.
Как нежен ветерок и как сверкает на траве роса!
Ароматом дышат пестрые цветы!
И люди гордо смотрят, как цари.
Но не забывайте, что наш народ страдает,
И в Пекине склоняет главу свою
Перед властителем жестоким, богдыханом Пэ-Синя!
Увы! Исчезла тень свободы.
И, как безбрежная пустыня, мрачна вся Азия-великан!
Двадцатый век пусть позовет к работе всех!
Мы новый храм построим общей жизни.
Плечом к плечу, отважные, могучие борцы.
Реформы вырывайте у земли и неба!
Пусть весь народ могучий клич издаст,
И этот клич достигнет вершин туманных
Седого Куанг-Лен!
Вашингтон, Наполеон! – великие сыны свободы!
Придите к нам и нам отдайте жар своей души!
А ты, Гин-Юн, наш славный предок, веди на бой!
О, дух свободы, явись, явись и помоги!
Вторая песня еще более ярко подчеркивает вражду китайцев к манчжурам и их династии, овладевшей троном богдыханов, а также к иностранцам, которых влечет в Китай лишь безграничная алчность. Эта песня – «жалобы страны мертвых». Вот ее текст, приводимый дословно:
Подул с запада ветер и повсюду бросил зерна грусти.
Срединное царство замолкло и спит сном страны мертвых.
Мчась на конях, темной ночью налетела стая манчжур,
И было их столько, что, казалось, пылью серой покрылась страна.
Лишь солнце из-за Лье-Си показалось, уж разрушены наши жилища,
И погнали нас глубокою ночью в ряды ненавистных полков,
На службу и в рабство манчжуров!
О, ужас! На севере огнем нас пугала комета
И предвещала паденье великого царства!
Потом темнота наступила, молчанье глубокое, и вопли раздались внезапно.
Повсюду кости белеют… Как грустно!
Мы – мертвых страна…
Подул с запада ветер и принес лишь горе и муку.
Но никто не вышел на бой за свободу.
Белые флаги кричали о рабстве, неволе, цепях.
И пришли тогда из Европы войска.
Мрак лишь спасает нас от боязни.
Но вслушайтесь в страшные звуки беззвездной ночи!
Слышите ли вы, как во дворце в Пекине пируют чужестранцы?!
Как брешь пробивают в стене данные им права.
И продают им наш древний, славный Китай.
Они золотом грузят свои корабли, мы с голоду мрем и молчим.
Вожди иностранцев в разгуле и песнях проводят все дни.
Но никто не знает наших страданий, не слышит наших воплей!
Никто не видит слез Китая… Все молчит кругом.
Увы! Повсюду унынье, повсюду скорбь одна.
Мы – мертвых страна!
Приведенные выше две песни революционного содержания представляют собой лишь лучшие произведения в этом роде, но ими не ограничивается обширная литература этого направления.
Заканчивая настоящий очерк, я не могу не отметить, что Китай – это страна таинственных сил души и ума человеческого, и от граждан проснувшейся страны мировая культура, без сомнения, получит много ценных вкладов.
Но, конечно, прежде всего этот великий народ должен забыть грустные слова любимой песни:
Счастье не было для меня потоком вдохновений.
Песню мою заглушала насмешка врагов.
Моя жена стала презренной блудницей,
А родина – мрачной тюрьмой…