МАКАРЕНКО А. С. Избранные произведения: В 3-х т. Т. 3.
К.: Рад. шк., 1985.
СОВЕТЫ РОДИТЕЛЯМ
правитьСоветское семейное законодательство говорит с определенной ясностью о дальнейшем укреплении семьи и о том, что партия в советской семье видит ту основную ячейку, где взращивается и воспитывается будущий советский гражданин.
Нашей молодежи обеспечен прочный союз — брак, радость отцовства и материнства, наши семьи должны быть самыми счастливыми и самыми прочными. В брачном союзе советских граждан нет элемента купли и продажи, нет никаких материальных соображений. Это — союз двух любящих людей, союз, заключенный по взаимному влечению, значит, в основной массе он должен быть счастливым.
Среди родителей распространено очень своеобразное заблуждение, многим кажется, что для того, чтобы воспитывать и воспитывать хорошо — а все родители хотят хорошо воспитывать своих детей, — для этого нужно обладать каким-то секретом. Тот воспитывает хорошо и удачно, кто знает этот секрет.
Правда, хорошо или плохо идет воспитание, родители обыкновенно измеряют применительно к себе; если ребенок хорошо к ним относится, значит, воспитание идет правильно. О неправильности разговор начинается обыкновенно тогда, когда дети грубят родителям, не слушаются и вообще — воспитывали одно, а вышло или выходит другое. Более часты случаи, когда спохватываются поздно — уже вышло не то, и тут начинаются поиски секрета и всесильных средств. Причем часты случаи, когда это «не то» измеряется той же меркой: отношение к родителям или родителю, а если мерить на другие мерки, то оказывается, что все остальное довольно качественно и приемлемо. А между тем мерка должна быть другая. Мы старались доказать в нашей книге: отношение к родителям — это столь мощный рычаг воспитания, что когда в этой области неблагополучно, то почти всегда неблагополучно и в других. Не удивительно, что родители беспокоятся и ищут средств, как исправить дело.
Верят в педагогические фокусы и чудеса и в тех случаях, когда идет все хорошо. Один из родителей в дружеской беседе мечтательно говорит: «Другие умеют воспитывать, а я, может бьпь, и не так делаю. Надо знать, как». Или. «Нет, вы скажите, как сделать, чтобы ребенок не грубил».
Такое отношение к воспитательному процессу напоминает нам поиски секретов черной и белой магии. Действительно, чтобы показать фокус, надо знать секрет фокуса. Вот родители и требуют секрета.
Когда мы говорили кое с кем из родителей, что работаем над книгой о семейном воспитании, нам все в один голос советовали: «Пишите так, чтобы были указания, советы, как делать». Наконец, родителям часто кажется, что достаточно исправить один существенный недостаток — и всё будет хорошо.
Фокусы требуют определенной обстановки, и поэтому таким родителям кажется, что нужна какая-то специальная поза, манера себя держать с ребенком, надо себя «поставить» относительно ребенка (в его глазах) и, главное, сохранять эту позу всегда и неизменно, пока не окончится воспитание. Все эти заблуждения нахватаны из обрывков старых и новых педагогических мыслей и предрассудков и хранятся в памяти как рецепт магического бальзама, безусловно целебного, но применение его требует такого сложного ритуала, что бальзам бездействует, кроме того, и рецепт утерян.
Только семью, в котором есть несколько детей, можно считать совсем здоровой. В такой семье дети составляют, хотя и маленький, но все же коллектив. В такой семье нет концентрации всех чувств на одном ребенке. И хотя правду говорят матери. «Пальцев десять, а какой ни отруби, все равно больно, так и детей всех жалко», но тем не менее гибель одного ребенка или его неудачи в многодетной семье не могут быть такой решающей, такой непоправимой катастрофой.
…Многодетная семья имеет еще одно большое преимущество, если в ней правильно организовано воспитание. Такая семья тесно связывает родителей и делает их брак прочным. Если у родителей есть цель воспитания и план, по которому они действуют, помогая и дополняя друг друга, то у них всегда остается деловая связь, полная глубокого содержания и смысла, — воспитание детей. Хорошо воспитывать детей — это трудное и большое дело, требующее очень много внимания, души и труда. А если вложить труд и душу, то не так легко будет бросить не только жену и детей, но и большое недоконченное дело, тем более, что дело это приносит много радости и удовлетворения, гордости и счастья. Совместная удачная работа по воспитанию детей имеет в каждой семье значение мощных скреп брачных уз, но в семье многодетной это ощущается полнее и многограннее.
В многодетных семьях самым трудным бывает воспитывать мирные, без ссор, отношения детей. У детей вообще достаточно агрессии Надо организовать в семье не только отношение между равными, но и отношения между слабыми и сильными — маленькими и большими, а это не так просто. А между тем в таких семьях при недостаточном внимании родителей может развиваться сварливость, притеснение слабейших, некоторая эксплуатация более мягких и легких характеров. Надо сказать, что нет ничего пагубнее привычки к ссорам и раздражительности. И то и другое — это только дурная привычка, легко образующаяся и возрастающая в степенях с годами Привычка, которая у взрослых людей всегда приводит к несчастной семейной жизни. Огромное значение как в закреплении, так и в торможении этой дурной привычки имеет общий тон в семье и отношение родителей друг к другу — это решает. Мы знали одну очень интересную и поучительную в этом отношении семью до революции. Некий Илинский, по профессии учитель, овдовел, у него осталось четверо детей — старшей дочери было девять лет, младшему сыну — полтора года. Илинский много пережил, трудно ему было с малыми детьми, без матери Потом он создал себе очень своеобразную семью: трое детей его умершей сестры, круглые сироты, жили с одинокой вдовой тетей — старшей сестрой Илинского. Кроме того, было еще двое круглых сирот — родственников жены Илинского. Все это были дети приблизительно одинакового возраста. Вот он и взял всех этих детей и свою сестру к себе. Получилась очень сложная семья, где было девять детей. Дети были из разных семей, с разными традициями и навыками, с разными фамилиями. Илинский и его сестра Елена Ивановна очень любили друг друга и уважали, в их отношениях было то настоящее, искреннее джентльменство, которое необходимо в общежитии. В этой семье между взрослыми никогда не было ссор, так называемых сцен. Отцу Илинскому было очень нелегко прокормить, одеть и обуть весь этот своеобразный детский дом, а Елена Ивановна много и тяжело работала, обшивая, кормя и воспитывая всю эту девятку. Но ей всегда помогали мальчики и девочки. Девочек было только три и к ним было несколько подчеркнуло-нежное отношение — так относился к ним Илинский. Вся эта разнородная семья жила дружно. Дети, а потом юноши и взрослые нежно и по-братски любили друг друга, и никто никогда не думал, которые дети свои, которые чужие. Не было в этой семье ссор, раздоров, зависти. Члены этой семьи стали впоследствии прекрасными семьянинами, это умение жить без ссор и конфликтов они передавали своим детям. Получилась своеобразная «наследственность» таких качеств.
Вот такую «наследственность» положительных характеров и надо создать в каждой советской семье. Ведь очевидно, что в семье Илинского было гораздо больше динамитных свойств, чем в семьях, где живут родные братья и сестры.
Надо сказать, что во многих передовых лучших семьях старого времени была прекрасная и нежная любовь между детьми. Семьи — Ленина, Дзержинского, Куйбышева, Менжинского и многие другие. Особенно в тех, где братья и сестры становились товарищами по общей революционной работе. А в нашей советской семье дети — участники новой творческой жизни и деятельности, и это обеспечивает радостный, подлинно братский стиль их отношений.
Семейное счастье и его прочность тесно связаны с вопросом о детях. И надо прямо сказать, что бездетные браки всегда менее прочны, чем те, где есть дети. Семьи, где один ребенок, настолько уязвимы, что счастливыми их назвать трудно, даже если в семье мир и любовь. Не только смерть, но и тяжелая болезнь единственного ребенка — это трагедия, окончательная и непоправимая. В таких семьях всегда есть некоторая истеричность в отношении ребенка, и несказанно трудно воспитывать этого «единственного и неповторимого» так, чтобы он не ощущал этой своей исключительности. Наибольшее количество путаницы в воспитании приходится на долю именно этих одиночек. Весь запас родительской любви и энергии, рассчитанный природой на десяток детей, изливается на одного, и ребенок пресыщен до тошноты этой любовью. Часто такие дети на нежные излияния родителей отвечают: «Отстань, мне надоело». И ему, действительно, надоело. В отношении к единственным детям необходимы дозировка и еще более детальный обдуманный план воспитания.
В старых дореволюционных семьях с детьми особенно не нежничали, и многие советские родители почему-то решают, что отсутствие нежности — это тот основной дефект, который был в старой семье, и «от него все качества». Отсюда вывод: чем больше нежности, тем лучше — «каши маслом не испортишь» — гласит поистине готентоттская пословица. Так думают некоторые родители, а потом они жалуются: «Она меня посылает к черту и говорит всегда грубым голосом. А сколько нежности видела моя дочь! Я никогда не повышала на нее голоса». Оказывается, «масло» тоже вредит в излишнем количестве. Когда в семье один ребенок, родители просто захлебываются от собственной нежности, и в этих случаях всегда выходит не то, чего они хотят. Часто такие нежные родители так слепы, что не способны видеть, как и что вышло. Вот пример из жизни: умный отец, видный работник, до самозабвения любит сына. Мать менее умна, она любит сына уже до неприличия. Отец перенес очень тяжелую операцию. Приехал из больницы домой. Семья живет на четвертом этаже. У отца в гостях приятель. Обнаруживается, что к ужину нет хлеба Он просит сына, уже студента, сходить за хлебом, так как отцу нельзя спуститься с лестницы — швы могут разойтись. Сын, который любит и уважает отца, раздраженно говорит: «Я не пойду, ты знаешь, я занимаюсь, и мне некогда». Отец входит в столовую и сочувственно говорит приятелю: «Потревожил мальчишку, а он, бедный, готовится к зачету. Схожу за хлебом».
Приятель не знает, на кого больше злиться — на сына или на отца, и идет за хлебом. А отец даже не замечает хамства сына Сын перекормлен, и его пичкают дальше. Эта семья считается благополучной, но разве объективно можно назвать ее счастливой, и такая ли семья нам нужна?
Семьи, где один ребенок, — это семьи в большинстве случаев дефектные. Надо очень много ума, такта, прозорливости и большевистской непримиримости и бдительности, чтобы обуздать в себе стихию родительской любви и страха. Страха потерять, обидеть, огорчить, доставить неприятность, страха, в котором властвует инстинкт, а не разум.
Надо понять, что родительский долг, ответственность перед ребенком и обществом, имеют неизмеримо большую человеческую ценность, что именно они нужны в советском родителе.
В этом и есть высшее выражение родительской любви, присущей только человеку. Слепая зоологическая любовь к детям никого не способна умилить в нашем обществе — она неприятна, потому что это чувство антиобщественное. У наших детей оно естественно вызывает раздражение и противодействие.
Тринадцатилетний мальчик сказал матери: «Мамочка, не надо любить меня такой любовью, которая мешает жить и тебе и мне». И в этом вопросе он был мудрее своей матери, и мать это поняла.
В семьях, где один ребенок, воспитание имеет свои специфические трудности, о которых родители должны всегда помнить: нельзя любить слишком. Разум должен господствовать над чувством.
Родители часто оправдываются тем, что времени нет воспитывать детей и что нервы у них не в порядке, но о нервах особо. Это верно: времени у нас мало, мы очень заняты. Иногда говорят так: если нет времени воспитывать, то не надо рожать детей. Однако раз вы здоровы и женаты — дети будут, и вы обязаны найти время их хорошо воспитать — это ваш гражданский долг. Нам кажется, что все эти оправдания ничего не стоят — не времени мало у таких родителей, а нет чувства ответственности ни перед ребенком, ни перед обществом. С самого рождения смотрят они на ребенка, как на некоторую забаву в часы досуга. Есть время — можно уделить забаве, нет времени, значит забавляться будем в следующий раз. И если кое-кто из родителей серьезно и честно подумает, то вынужден будет признать, что мы говорим правду, только несколько ее обнажая и делая непригляднее. А между тем рождение ребенка, кроме родительской радости, должно принести с собой неослабевающее чувство долга и моральной ответственности.
Дело не ограничивается родительской радостью, дело в том, какого вы дадите человека и гражданина нашему социалистическому государству. Вопрос прежде всего идет о вашем гражданском долге, товарищи родители. А если дело идет о долге, то время найдется. При этом мы с полной ответственностью утверждаем на основании многолетнего опыта и наблюдений, что для воспитания ребенка совсем не нужно какого-то особенного времени, и не нужно, главное, много времени. И если родители говорят, что ребенок вышел плох потому, что времени не было его воспитывать, они просто ищут оправданий, как и всякий другой провинившийся человек.
В первые годы жизни физический уход за ребенком требует большого внимания и времени. Но если в эти годы заложены основы правильных отношений родителей и ребенка и воспитание началось, то вместе с ростом ребенка уход за ним и его воспитание требуют количественно меньше времени. Именно количественно, а не качественно. Качественно воспитание с возрастом ребенка становится сложнее. Глубокое заблуждение, что для того чтобы воспитывать и воспитать ребенка, надо будто бы все время быть свободным и посвятить себя только воспитанию ребенка.
Система бонн, гувернанток, даже очень квалифицированных, показала с очевидностью, что если ребенок всегда на глазах, то это еще совсем не определяет правильности его воспитания. Может быть, даже наоборот! Кроме того, это было бы крайне неэкономным использованием квалифицированных сил наших родителей. Наконец, если воспитание идет плохо, то вряд ли оно станет лучше от того, что человек, не умеющий воспитывать, будет исключительно этим делом заниматься.
Наши наблюдения говорят об обратном: в том случае, если родители живут полной жизнью, заняты интересной работой, любят ее, ею увлекаются, относятся к ней с пафосом, если это действительно люди идеи и долга, воспитание ребенка становится проще и эффективнее. Наши советские дети очень рано становятся преданными патриотами, горячо любящими Родину, и очень рано научаются гордиться интересной работой родителей, их занятостью, той пользой, которую они приносят. У совсем маленьких детей это звучит особенно трогательно. Часто детям еще трудно понять, в чем заключается работа родителей, но дети не сомневаются, что родители делают хорошее и нужное дело. Дети всегда очень гордятся, если родители коммунисты. Такой дополнительный аргумент к уважению и авторитету при умелом использовании чрезвычайно облегчает воспитание.
Если все идет благополучно, основные линии нравственного воспитания, намеченные родителями, получают должное развитие, то детям необходимо предоставить определенную свободу и самостоятельность. Но при этом надо зорко следить за ребенком и помочь ему в случае необходимости выпрямить линию или выбраться из затруднения, если такие возможности наметятся. Для этого не надо много времени посвящать ребенку, надо только всегда иметь его в поле своего зрения, помнить о нем, и то, пусть короткое время, которое вы выделяете ребенку,
посвятить только ему, внимательно и по-деловому. Не обязательно это делать каждый день. Надо руководить детьми, а не надоедать нм и приставать е поучениями, а это почти неизбежно, если к примеру, вес гремя матери посвящено только воспитанию детей.
В дальнейшем, с возрастом, надо ставить перед ними новые задачи (на них наталкивает жизнь). Все расширяя и раздвигая рамки личной жизни детей, надо подводить их к пониманию таких понятии, как Родина, гражданин, долг и др.
Воспитание требует гораздо больше души, неослабевающего внимания, все растущего чувства ответственности, а не времени. И чем ребенок старше, тем меньше он требует времени, и тем напряженнее ответственность.
Надо совершенно отбросить взгляд, что воспитывать могут только посвященные в тайны специальных наук, и поставить воспитание наряду с другими деловыми сферами жизни. Воспитание — дело трудное, но это прежде всего дело, деловая деятельность, доступная каждому взрослому советскому гражданину. И это деятельность, которой он обязан заниматься, какая бы у него ни была основная специальность.
Должен делать хорошо, даже отлично и может делать отлично, если захочет. Должен не «мечтать» по вопросам воспитания, а размышлять, мыслить в этой области и мыслить, как он мыслит в своей специальности, помнить о деталях, ощущая постоянно общие и частные цели и задачи всего нашего Союза. Закон об укреплении семьи четко и ясно ставит перед каждым гражданином задачу и вменяет в обязанность воспитывать детей. Повторяем: воспитание детей — дело трудное, как и всякое дело, которое надо сделать хорошо. Это — большой, напряженный, требующий постоянного внимания труд. Как и всякая другая работа, воспитание требует предельной простоты и искренности, отсутствия какой бы то ни было позы, искусственности и лжи. Воспитывать надо многие годы, и никакая поза просто невозможна. Наконец, в воспитание входит и сложный процесс формирования отношений между детьми и родителями, отношений, затрагивающих самые глубокие и интимные чувства. При первом же конфликте, а без них не обойдешься, позирование просто прекратится само собой. Чем больше интеллект родителей и чем безыскусственнее они перед детьми, тем легче воспитание, но при этом всегда надо помнить, что я, родитель, воспитываю, а не меня воспитывают. При этом никогда нельзя как-то особенно угождать детям, чтобы они нас любили. Такая ориентировка на то, чтобы дети обязательно любили, почти всегда ведет к потере представления, кто кого воспитывает. Дети говорят: «Папка, ты мне надоел», «Мамка, не приставай». То есть говорят, как плохой воспитатель, и родители позволяют «плохо себя воспитывать».
Мы знаем случай, когда отца, большого умницу, талантливого конструктора и научного деятеля, дочь называет просто «Валькой» и говорит: «Он противный и действует мне на нервы». Это якобы выражение любви дочери 20 лет. Во всяком случае подобное объяснение запутано больше, чем у декадентов, и с нашим советским реализмом ничего общего не имеет. Нам это кажется вульгарной грубостью.
Мы уверены, что не количество времени, посвященное детям, решает вопрос воспитания Дело в том, что родители часто не задумываются всерьез над тем, кого они хотят воспитать из ребенка, какие качества необходимы ему как советскому гражданину и человеку, какой комплекс качеств?
В данном случае необходимо не общее представление: коммунистическая личность, человек-коммунист, активный строитель… Надо расчленить эти понятия и представить себе совершенно конкретно, из каких элементов, деталей состоит тот идеал человека, которого мы хотели бы воспитать в наших детях.
Родители обычно говорят так: «Я знаю, что я хочу воспитать, меня затрудняет вопрос, как воспитывать». А мы думаем, что очень часто родители берут общее понятие (не расчленяя его) и при этом полагают, что если поставить себе цель воспитать человека-коммуниста, то эта общая задача все решает.
В тех случаях, когда родители не дают себе труда решить, сумму каких качеств они хотят воспитать у своих детей, когда нет деталей, то не будет и целого, а если и будет, то родители здесь ни при чем. Жизнь перевоспитывает, и в наших советских условиях это непременно будет, но зачем этот мучительный двойной путь. Должна быть не только цель воспитания, а и программа, и если есть такая программа, детализированная и продуманная, то найдется умение провести ее в жизнь и воспитать то, что нужно.
Мы должны воспитать людей с возможно более богатым опытом многосторонней деятельности, не теряющихся ни при каких обстоятельствах.
Наш советский диапазон необъятен: от роскошного дворца до колхозного поля и льдов Арктики. Везде наш советский человек должен жить культурно и весело. Бытовая и хозяйственная беспомощность и неподготовленность также обедняют личность, как и всякая другая беспомощность. Они приковывают человека к месту: куда ты годишься, если не умеешь быстро и квалифицированно обслужить себя и других.
Наконец, такого человека просто никто не возьмет, пи в поход, ни в экскурсию, ни даже в компаньоны на дачу. В быту такой человек всегда нагрузка, а не помощь, — он ничего не умеет, у него нет привычки сменить товарища, его можно только заставить что-нибудь сделать.
Надо воспитывать умелых людей, и чем больше трудовых навыков, чем они разнообразнее, тем человек ценнее. Вероятно, хозяйственная беспомощность чрезвычайно тягостное самочувствие личности. Чувствовать себя неприспособленным к самой необходимой и простой работе, зависеть от других, быть постоянно обязанным, — вероятно, мучительно и стыдно.
Дети свободных людей — самые счастливые дети в мире. Таких счастливых детей в мире еще не существовало, только пролетарская революция открыла путь этого счастливого шествия детей. Они наши наследники: все величайшие завоевания революции, освобожденной науки и техники, все наши неисчислимые материальные богатства мы передаем им.
Они не только самые счастливые и богатые дети, но должны быть самыми хорошими. Они не должны перенести с собой в свою жизнь никаких пережитков прошлого. Мы обязаны оградить их от наших недостатков, пороков и заблуждений прошлого. Но и дети наши должны расти с сознанием своей великой миссии преемников и продолжателей великого дела.
Дети в капиталистических странах — это один из объектов частного владения. Там власть родителей — это прежде всего власть хозяина, неограниченная и безапелляционная. Родители даже не обязаны любить детей. В десяти заповедях сказано: Чти отца твоего и матерь твою, а об обязанностях родителей ни слова. Или еще говорят: За одного битого двух небитых дают, да и то брать не хотят. Битье в капиталистических странах — это одна из неизбежных составных частей детского вопроса — изгнано и совершенно запрещено законом только у нас.
А кто из нас, выросших в дореволюционных семьях, в детстве слышал о каких-то «правах детей» и «долге перед ними родителей»! Таких понятий просто не существовало — их принесла с собой революция. И прекрасный лозунг: «Дети — цветы жизни» засверкал как утверждение прав детей. Этот лозунг остается поэтическим выражением отношения Советского государства к детям. Что касается юридической стороны, то в проекте нашей Конституции с предельной ясностью и мудростью определены права гражданина Советского Союза, невиданные еще в мире права личности. Там же указаны и обязанности гражданина нашей великой Родины. Следовательно, конституция является утвержденной законом программой личности нашего гражданина. Поэтому наших детей мы должны воспитывать так, чтобы права и обязанности советского человека, провозглашенные конституцией, стали плотью и кровью и были нераздельны с их жизнью и сознанием. Только тогда они будут достойными носителями великих идей Ленина.
В буржуазном обществе есть своя, крепко установившаяся мораль и этика. Она вдалбливается с колыбели семьей, школой, книгой, религией. Идеалы моралистов очень плохо увязываются с буржуазным бытием, но тем не менее для приемлющих буржуазную логику, можно найти ответы по любым вопросам морали и этики.
Наша революция разоблачила и показала несостоятельность буржуазных стремлений к идеалу и морально-этических положений. Нам нужно критически просмотреть все их наследие и создать свою мораль и этику. За двадцать лет нашей советской жизни родились новые и крепкие моральные устои, и жизнь с каждым днем укрепляет и создает новые.
Наша Конституция подводит итоги и закрепляет наши достижения в этой области. Но надо сознаться, что весь этот огромный материал почти не использован как определенная этическая система в воспитании наших детей. У нас нет ни соответствующего предмета в школе, ни даже литературы по вопросам коммунистической морали. Всякий, кому приходилось или приходится работать с детьми и юношами, знает, как жадно ищут они советов в этой области, как каждый день жизни ставит перед ними моральные проблемы, и они часто не знают, как надо поступить. Работающий с ними ничего не может им предложить, так как книг по этим вопросам нет (Покойный Луначарский считался специалистом в этой области и много прочитал лекций, интересных и остроумных, но они, кажется, не изданы). А между тем детей надо учить поступкам так же, как их учат ходить, кушать и читать. Поэтому требовать от молодежи и особенно от детей, чтобы они морально-этические нормы извлекали из нашей жизни, — это значит предъявлять к ним непосильные требования, — кто увидит, а кто и нет.
Комсомол ставит перед своими членами категорические и точные требования, но не все юноши — комсомольцы, да и комсомольцы иногда путаются по молодости. Надо думать, что в школах еще недостаточно занимаются вопросами систематического морального воспитания и даже образование (именно в этой области) зависит от неизжитых еще до конца педагогических догматов: веры в абсолютное влияние среды и самотек.
Между тем многие трудности работы в школе и воспитания в семье зависят только от того, что учителя, родители и дети не всегда знают, как нужно поступать согласно новой моральной норме.
Можно привести массу примеров: умение жертвовать своими интересами ради других и общих, забота и нежность относительно малых и старых, рыцарское отношение к женщине, отсутствие какой бы то ни было лжи, верность другу, жене, мужу и вообще нужна ли эта верность и как ее сочетать с интересами общественными и государственными?
И действительно, мы еще не занялись отбором нужных нам и вредных, принесенных из прошлого, морально-этических норм, не привели их в порядок, в соответствие с нашими потребностями. Путали в этих вопросах до того, что под сомнение ставились уже такие неоспоримые ценности, как честь, долг, патриотизм, доблесть, нежность и многое другое. А семейные добродетели огулом признавались мещанством и буржуазными пережитками. Много лишнего принесло это в нашу жизнь, немало вскружило сырых голов…
Надо много писать по всем вопросам морали, надо создавать общественное мнение, традиции. Есть совершенно новые вопросы, способные поставить в тупик не только детей и молодежь: личная собственность, отношение к личной и государственной собственности, зажиточная жизнь у нас и в буржуазном обществе, имущество, предоставленное государством в личное пользование автомобили, дачи, квартиры и прочее…
Разделение труда и отношение к труду умственному и физическому и многие другие вопросы, с которыми приходится сталкиваться воспитателю ежедневно и на которые надо уметь дать ответ молодежи и детям.
При этом очень важно помнить, что наши дети растут и выросли после Октября, эксплуатация человека человеком, классовая борьба, классовый антагонизм для них уже история, которую они изучают, как и другие исторические факты и события. Между тем совершенно необходимо, чтобы классовая ненависть отцов, их революционная непримиримость не ослабевали в детях. Этой классовой ненависти, физическому отвращению к мещанству, какое было у Горького, мы должны научить наших детей, как учат арифметике, воспитать эту ненависть и взращивать ее.
К счастью, надо сказать, что у наших детей легко воспитывать непримиримость, создать мировоззрение, которое нам нужно, создать необходимую в этом деле страсть. И это потому, что наша мораль, наши идеалы находятся в полной гармонии с нашим бытом, общественным и личным, с жизнью.
Совершенствование морально-этического облика нашего советского человека не имеет предела. У нас нет поводов для злобного отношения друг к другу: мы все, граждане Советского Союза, делаем большое и нужное дело — мы единомышленники. С любыми пороками, которые могут обнаружиться, мы ведем открытую общественную борьбу. В нашей жизни нет тайных мест и темных дел, нам нечего скрывать от наших детей — они все могут знать и все знают. Поэтому очень легко воспитывать у наших детей самые возвышенные моральные представления и учить претворять их в жизнь, но надо начинать с первого случая, когда ребенок поступил не так, как он должен поступить. Нельзя упускать времени и успокаивать себя тем, что ребенок еще маленький и не понимает, подрастет — поймет. Ничего он не поймет, если его не учить, а если и поймет, то будет только самоучкой.
Начинать надо очень рано и с самого простого: места в жизни и права ребенка, права окружающих его людей, все равно каких, близких или далеких, умных или, как вам кажется, глупых. Вся эта, субъективная часто, дифференциация придет позже, а прежде всего надо учить отношению к товарищам, к советским людям, отношению чуткому, внимательному и доброжелательному.
Ф. Э. Дзержинский в своих замечательных письмах говорит: «Избалованные и изнеженные дети, любые прихоти которых удовлетворяются родителями, вырастают выродившимися слабовольными эгоистами» Над этими словами Феликса Эдмундовича надо крепко задуматься. Наша страна будет богатеть безгранично. Коммунизм — это богатство, которое трудно даже представить себе, — всеобщее богатство. Значит, наши внуки будут расти в полном довольстве.
В этих же своих письмах Дзержинский говорит «Я — не аскет. Это лишь диалектика чувств, источники которой — в самой жизни, и, как мне кажется, в жизни пролетариата». Вот эта «диалектика чувств», которой проникнуты все письма о детях Ф. Э. Дзержинского, должна быть воспринята родителями и стать основой анализа их отношения к детям.
Нет никаких сомнений, что избалованность и изнеженность — качества совершенно чуждые нашему обществу, могли бы только повредить нам, и их надо изживать. Если в отдельных случаях мы и наблюдаем семьи, в которых изнеживают и балуют детей, то это следует отнести к области пережитков, вынесенных из старого мира, пережитков тяжелых и вредных, характеризующих буржуазное общество, один из смертных ere грехов.
Если в отдельных случаях у нас в семьях изнеживают и балуют детей, то только потому, что не задумываются над этим вопросом.
В таких случаях бездумно перетаскивается в жизнь старое представление о «благосостоянии», «зажиточности», мещанское представление: получше одеть, уложить на мягкую кровать, обязательно шелковое одеяло какой-то особой стежки и т. д. Хочется повторить слова Дзержинского: «Я — не аскет. Это лишь диалектика чувств…»
Дело в конце концов не в одеяле и платьях, дело в идеологии, мироощущении, в том месте, которое занимают все эти вещи в сознании и жизни детей и взрослых. Если глаза ребенка поблескивают особенно, а в голосе и манере тщеславие, когда он говорит: «Наш бьюик» или «папа привез мне замечательные вещи из-за границы», то это дурно, потому что это значит, что ребенок или юноша думает, что обладание этими вещами (собственно ему не принадлежащими) меняет его положение в мире и делает его значительнее, виднее.
Изнеженность и балованность наших детей такая же опасность, как и шкурничество, воровство, ложь. Это враждебные нам качества.
В требованиях к детям родители должны научиться безапелляционному авторитетному тону, без лишних разговоров, авторитетному уже потому, что это сказано матерью или отцом. Необходимо воспитывать привычку выполнять распоряжение воспитателей. Это не только делает легким воспитание, но и сберегает нервы ребенка, уменьшает всякий риск нелепых поступков, предупреждает капризы и сохраняет массу детской энергии, которая в другом случае с большим вредом для детей тратится на упрямство, капризы, своеволие и пр.
Конечно, весь тон родительских распоряжений (мы будем говорить именно об этой форме общения, так как кроме распоряжений, есть просьба, разговор, приказание и т. д.) должен быть совершенно спокойный, деловой, серьезный, без тени крика и раздражения. Но здесь не должно быть и ноток просьбы. Если нас спросят, как это делать, то мы можем отослать каждого родителя к его деловой сфере: это надо делать так же точно, как это вы делаете на вашей работе, когда вы отдаете распоряжение вашему подчиненному. Мы хотим именно подчеркнуть — не приказание, а распоряжение. Именно такой характер воспитания имеет еще и то громадное значение, что он устанавливает отношения между детьми и родителями и создает атмосферу взаимного уважения, интереса и серьезности… Это ни в какой степени не противоречит необходимости играть с ребенком, шалить е ним и быть нежным и прочее.
Но даже в этих играх и шалостях нельзя допускать не только грубых, по даже невежливых выходок, назойливости и навязчивости.
Должна быть постоянная взаимная деликатность и, если вы хотите предупредительности и вежливости у ваших двадцатилетних детей, то воспитывайте их с первого года жизни, иначе вы просто ждете чуда, и будете сетовать на судьбу или детей, если чудо не свершится.
С годами требования к развитию интеллекта ребенка и линии его поведения следует углублять и непрерывно расширять.
Участие родителей в развитии личности, формировании характера и интеллекта детей, и та помощь, которую родители оказывают ребенку в этой области, являются основой родительского авторитета. Если ребенок воспитывается в яслях или в детском саду, родители должны держать с воспитателями ребенка постоянную связь.
Действительно, первые три года жизни ребенок требует тщательного и кропотливого внимания и ухода: для того чтобы сохранить его физически, необходимо организовать соответствующий уход и найти время для него. Есть все основания считать, что в первые два-три года закладывается фундамент не только физического здоровья ребенка, но и основные линии будущей личности, характера.
Область эта еще недостаточно изучена, так как человеческое дитя очень сложно и мало приспособлено для всякого рода наблюдений, особенно длительных, но близкое знакомство с детьми 9—12 лет говорит, что к этому возрасту имеется уже все разнообразие человеческих характеров и обозначены основные линии возможного развития личности. Конечно, характер 9—12 летнего ребенка нельзя рассматривать как нечто неподвижное и неизменное, характер сложился — и этим все решено. Характер и личность складываются, формируются и изменяются в течение всей жизни человека. Это непрерывный процесс развития или деградации. Поэтому, говоря о детях, скорее, мы имеем в виду тенденции, намечающиеся в этом возрасте, от 3—5 лет. Родители должны активно участвовать в определении характера и направлении этих тенденций.
Надо так же тщательно и с таким же вниманием воспитывать ребенка в эти первые годы, с каким он вскармливается. В воспитательном процессе нет мелочей и нейтральных явлений, в то же время чрезвычайно трудно наверстать упущенное, и ни одного потерянного дня нельзя возвратить.
Если не воспитаны разумные привычки и навыки — значит, воспитаны другие, и надо уже не воспитывать, а перевоспитывать, а это всегда значительно труднее, а иногда и невозможно.
Почему-то кажется, что ребенку все можно, пока он маленький, вероятно, это пережиток старого представления об «ангельских душеньках».
Мы очень любим детей, они милы и очаровательны, но, если к ним подходить материалистически, то в них можно обнаружить много от зоологического примитива зверенышей, требующих коренного усовершенствования. Это существа очень сложно одаренные — умные, сообразительные, хитрые и поэтому требующие особенно тщательного внимания и усовершенствования для того, чтобы они стали людьми. Дети младшего возраста все в какой-то мере жадны, завистливы, драчливы и чрезвычайно агрессивны. Общеизвестная формула кормления: «Нет, никому не дам, кошка, ты не получишь, это съест Вася», и Вася глотает кашу, даже если ему не хочется.
Не будем приводить примеров, они общеизвестны. Правильное воспитани в этом возрасте идет в двух направлениях: надо прививать разумные привычки и выбросить фокусы и предрассудки, вроде сна при свете и другие нелепые привычки Основные навыки можно автоматизировать: мыть руки, спать в определенные часы, кушать в определенное время. Мы знаем интересный случай: мальчик 5 лет был первый раз на елке. Елка ему очень понравилась, но у него была привычка засыпать в 8 часов вечера. В начале девятого мальчик исчез. Его нашли за шкафом, он мирно спал
Дети, приученные к настоящей чистоте, не выносят грязных рук и одежды. Требуют: «Мой ручки и мордочку». Воспитатель в выполнении всех этих требований должен быть методичен и настойчив, и поэтому родители неизбежно должны жертвовать своими интересами ради интересов маленького ребенка.
В этом же возрасте необходимо дать прочные нравственные установки поведения отношение к взрослым и родителям, бабушке, няне — всегда доброжелательное и нежное. Умение поделиться конфетой, игрушкой и т. д.
К животным — некоторое покровительство, опека, жалость, если они страдают. Отношение к животным в этом возрасте имеет огромное воспитательное значение.
И наконец, понятие дисциплины. Ребенок в младшем возрасте должен беспрекословно слушаться родителей, ибо если он не послушен сейчас, то он совершенно утратит послушание в 6—8 лет.
Ваня серьезно, спокойно и деловито целыми часами играет с игрушками. Он неистощим в изобретении сюжетов игр.
Тихонько шепчет, разговаривая за всех персонажей — слонов, медведей, солдатиков и проч. Всегда в прекрасном настроении, полон вдохновения и деловито озабочен. Шепчет он на разные голоса и с разными интонациями.
Умение играть самостоятельно и долго чрезвычайно важно, это умение успокаивает нервы, приучает не скучать наедине с собой, сосредоточивает внимание и деловое напряжение, заставляет переживать победы и поражения, сочувствовать неудачникам в создаваемой тут же ребенком игре.
Как правило, дети, не умеющие занять себя игрой, издерганы, нервны, капризны.
Разговор матери: «Вы знаете, ребенок совершенно не интересуется игрушками — купишь ему, он поломает и выбросит». Так поступала с игрушками Лиля. Ей скучно, у нее нет необходимых забот о вещах и предметах, есть привычка к какому-то внешнему глазению. Эта привычка воспитывается в детстве, когда ребенок занять себя не умеет и приучается к бездельному любопытству.
Так развивается потребность в смене внешних впечатлений, не затрагивающих ни ума, ни сердца. Может быть, в таком же порядке эти дети читают книги, и так получается, что книги сами по себе, а они сами по себе. Кино бывает таким же чисто внешним развлечением.
Нельзя приучать ребенка к тому, чтобы он играл только когда есть компания, или еще хуже, чтобы мать или отец играли с ним. Играть он должен сам, но можно помочь ему иногда.
Игра является решающим воспитательным фактором в раннем детстве. Она свойственна всем детям, и если дети не хотят или не умеют играть, то они извращены взрослыми. Научить играть — это очень серьезная воспитательная работа, которой надо посвящать время и внимание.
Не должно быть слез, если игрушка разбилась. На наш взгляд, такая реакция уменьшает сопротивление человека в будущем всяким неизбежным в жизни неприятностям и огорчениям Ребенок должен знать, что да, это неприятность, но слезы не помогут, а надо быть бережливым и осторожным. Совершенно недопустимо равнодушие к испорченной вещи, особенно, если вещь испорчена нарочно.
«Вы знаете, он такой любознательный, только подаришь ему игрушку, он сейчас же разломает — хочет знать, что там внутри». Это обычное самоуспокоение родителей, нам всегда противна не научили ребенка извлекать удовольствие и жизненные блага из вещи, а приучили разрушать жестоко и нелепо.
Детей можно разбить на две определенные категории: умеющих играть и беречь, любить свои игрушки и неумеющих ничего этого. Это совершенно два различных типа детей: первые — это маленькие люди, вторые — больше похожи на вредных обезьянок. В раннем детстве первые всегда боятся вторых и избегают их. Такой очень резкой противоположностью были в детстве Лева и Ляля Верины. Такими они и остались сейчас, когда им по двадцать лет.
Думаем, что в игре у ребенка создается свой собственный мир, и он растет самобытнее
Наташу не научили играть, и это наложило свой отпечаток: она, при всех хороших качествах, научилась быть в обществе взрослых, рано переключилась на эту «взросленькую философию» и интересы, но осталась между взрослыми и юными — ни туда, ни сюда. Конечно, не только это решило вопрос, но это тоже имело значение.
Почти всегда люди, выросшие хорошими и здоровыми, умели играть в детстве и находить в игре радость, умели играть самостоятельно.
Интересна сцена с маленьким Ваней: он вырезает картинки ножницами, или переводит, спешит, и получается плохо, начинает нервничать.
Мать говорит: «Ваня, надо делать хорошо, смотри, как у тебя некрасиво, уж если ты делаешь, так делай хорошо. Вот я научу тебя, как надо вырезать».
Снисходительные восторги окружающих к делу, которое, ребенок и сам знает, плохо сделано, несомненно, воспитывает портачей. Надо спокойно, умело показать новый технический прием, которым ребенок не владеет, но с самого малого возраста требовать только хорошей работы. Это не относится к рисунку, в котором ребенок будет всегда технически слаб, но слаб и родитель.
В семьях, где родители умеют рисовать, дети обычно очень рано овладевают рисунком.
При всех занятиях с детьми необходимо сохранять полное спокойствие и веселое настроение — ни тени раздражения ни у взрослых, ни у ребенка. Но всякая работа должна быть серьезным делом, обязательно делом.
Иногда не выходит, потому что ребенок устал, тогда непременно надо дать ему отдохнуть. Часто бывает, что после небольшого отдыха все прекрасно выходит.
Мы думаем, что теория «фокусов» складывается так: сперва родители кто во что горазд проделывают «фокусы» над своими детьми, добиваются известных результатов, а потом требуют «заклинаний», имеющих обратную силу. Нет сомнений, что в тех случаях, где нет вывертов, где родительские старания не направлены сперва на то, чтобы «заслужить» любовь, а потом, чтобы ее «удержать», гам дети любят больше, глубже и любовь их сложнее и богаче. Когда мы говорим, что правильное воспитание требует «предельной искренности», то мы совсем не понимаем под этим интимной откровенности родителей с детьми, хотя и это иногда нужно.
Здесь речь о другом: об искренности и простоте извечной позиции детей и родителей. Родители — взрослые люди, опытные, знающие — они воспитывают и руководят, положение детей подчиненное. Опыт показывает, что, как дым, разлетается «уравнительная» позиция родителей, когда дети вырастают и уже всерьез «диктаторствуют». Поэтому уравниловку надо считать лживой, искусственной, так как родители хотят прежде всего себя показать, показать, что они не такие, как все. Общеизвестно, что дети чувствуют тонко и остро и ложь и проявление большого глубокого и искреннего чувства, подъема, будь то радость или страдание. Но проявление сильных чувств не должно быть частым, иначе к ним привыкают. Вообще надо избегать всякой аффектации, слишком бурного проявления при детях чувств, все равно каких.
Всякое состояние аффекта необычно для нормального человека, и дети воспринимают его проявление как-то болезненно. Но привычка к аффектации ведет к неискренности и наигранности внешнего проявления чувств. Иногда это в известной мере имеет место при встречах школьных подруг. Вообще совершенно безоговорочно можно рекомендовать воспитание сдержанности у родителей. Умение владеть своими чувствами — это необходимый элемент общежития. «Плотоядные» и даже страстные поцелуи в самые неподходящие места, расточаемые матерями, следует считать совершенно недопустимыми. Они, несомненно, расслабляют нервную систему детей, рано будят чувственность и ведут к распущенности и к несдержанности, вероятно, и половой. Проверить это трудно, но наблюдения реакций у детей в конкретных случаях говорят за это предположение. Вообще следует сказать, что проявление чувств требует большой культуры. Просто зоологические чувства: страх, злоба, даже радость, не украшенные, неуправляемые и не заторможенные волей, интеллектом и пр., вероятно, должны быть отвратительными. Когда мы видим проявление малозаторможенных чувств, это неприятно. У Брэма есть страшные описания эмоций гориллы.
Красота и глубина человеческих чувств как человеческая специфичность, несомненно, обусловливаются мощностью тормозов, которые накладывает на них личность. Эти тормоза надо воспитывать, они понадобятся во всех случаях жизни.
Прежде всего они обеспечивают необходимую сдержанность родителей и общий спокойный, без аффектации, тон семьи Мы знаем случай, когда мать пять месяцев была на партийной работе и была разлучена со своим четырехлетним сыном. И мать и сын были очень привязаны друг к другу, и оба скучали очень. Когда мать ехала к ребенку, она твердо решила не допустить никакой аффектированной сцены встречи. И хотя ей страшно хотелось схватить ребенка к прижать к груди, она сдержала себя, нежно, спокойно с ним поздоровалась. С самым деловым видом занялась чемоданами и вынула оттуда игрушки, которые привезла ребенку. Мальчик отвык от нее и держался спокойно, хотя несколько суетливо. Ребенок занялся игрушками, часто подбегал с вопросами, мать была нежна, но на руки его не брала. Часа через три мальчик освоился и вскарабкался ей на колени, мать обняла его, и он сейчас же заплакал. Но мать уже владела собой и весело заговорила с ребенком. Он перестал плакать, и между ними произошел такой диалог:
«Почему ты так долго не приезжала?» — «Я была на работе».
«Какие длинные эти работы», — вздохнул мальчик.
Вечер они провели очень весело, мать купала его, и он, радостный и спокойный, лег спать. Вот это и называется беречь нервы ребенка, приучать его к сдержанности — воспитывать. Можно было при встрече разыграть очень сложную мелодраму со слезами и страстными поцелуями. Может быть множество вариантов подобных встреч, но всегда следует разумную целеустремленность воли противопоставлять аффектации.
Такая воля, действующая постоянно и систематически, и есть настоящий родительский долг и сознание ответственности. Всегда владеть своими чувствами и страстями, никогда не терять основную цель и детали — в этом и состоит умение воспитывать.
В приведенном нами примере мать, если хотите, сыграла определенную роль, которую в этот момент она считала наиболее целесообразной; надо кстати сказать, что мать не была педагогом к педвуза не кончала
Мать эта совсем не обладала выдающимися педагогическими способностями, она только внимательно искала выхода и нашла его.
Такие и подобные игровые приемы возможны только в том случае, если родители авторитетны, если дети верят им безусловно, если родители знают своих детей, умеют видеть и понимать детали: походку, мимику, движение, выражение глаз и, наконец, умеют пожертвовать своей и детской безмятежностью, если этого требуют цели воспитания. При внимательном изучении становятся понятными и очень выразительными детская мимика, и особенно глаза. Кажется даже странным, как ребенок может обмануть!
Лет до семи, а иногда и позже, ребенок не владеет выражением глаз, в детских глазах, видимо, ясно читаются мысли к намерения.
Нам пришлось близко наблюдать яркую демонстрацию сказанного: девочка лет четырех очень внимательно и настойчиво старается завязать шелковую ленту на шершавой голове облезлого мишки. Лента скользит, но девочка опять и опять ее старается приладить и вся поглощена этим занятием.
Надо сказать, что в воспитательном отношении такая настойчивость очень ценна, к надо дать ребенку время, не мешая ему, исчерпать все свои возможности. Никогда не спешите с предложением помощи, и если ребенок попросит помощи, то лучше покажите ему, как это надо сделать. И опять нужно развязать ленту, и пусть он сам завязывает уже по указанному методу. Как такие сосредоточенные усилия воспитывают волю, работоспособность, усидчивость и т. п., точно определить пока трудно, но здравый смысл подсказывает, что здесь есть прямая зависимость.
Но возвратимся к рассказу.
В комнате много гостей, все больше бездетные родственники, дяди и тети, обожающие девочку. Все они заняты общим разговором. Девочка сидит в уголке спиной ко всем и настойчиво прилаживает ленту уже к животу мишки. Она занята своим делом и увлечена совершенно. Родственники собираются уходить и все подходят прощаться к девочке. Она поглощена своим занятием, небрежно прощается, протягивая пухлую ручонку, и, как только рука освобождается, она сейчас же продолжает свое дело, что-то прилаживает в туалете мишки.
Одна пара, дядя и тетл, другая пара, еще тетя и, наконец, дядя, хороший дядя, которого девочка любит, но ей мешают. Дядя задерживает крохотную ручку и говорит: «До свидания, Ниночка». Ниночка нетерпеливо высвобождает ручку и говорит: «До свидания и, пожалуйста, больше не приходите». Кто-то из присутствующих несколько смущенно восклицает- «Ниночка, зачем ты так?» В серых глазах Ниночки сверкает лукавство к приходит серьезная мысль — надо найти выход. И хотя Ниночка молчит одно мгновение, кинолента мысли в ее глазах ясно видна. «Пусть он не приходит, — говорит она, — потому что у него кашель».
Мать Ниночки, очень умная женщина, совершенно серьезно обращается к ней: «Ладно, Ниночка, занимайся своим делом».
Детские глаза часто красноречивее детского языка, в них можно многое прочесть, но это надо делать также трезво и критически, не в порядке растроганности родительских чувств.
Иногда видишь, как ребенок, разговаривая с родителями, играет глазами, и видно не только детское лукавство, но к простое намерение «надуть». А родители умиленно подмигивают так, чтобы дети не видели, но не видеть нельзя, и дети прекрасно видят к приучаются спекулировать к на растроганности, и на подмигивании. В таком случае у нас не бывает сомнений — будут трудности, кризисы и осложнения — воспитание не пойдет гладко. У родителей бывает иногда выражение, от которого делается неприятно, как от плохой игры актеров, так же насквозь фальшиво это выражение лица: ребенку надо было бы сделать строгое замечание, он развязно городит вздор, а мать даже восклицает: «Вы, слышите, что он говорит! Сашенька, что ты говоришь», — но на лице ее вместе с некоторой осторожностью написано восхищение и гордость. Эту развязность она принимает за проявление необыкновенного таланта и, хотя она делает замечание «для приличия», но она сама поражена неотразимостью своего ребенка и его «проницательностью».
Это бывает особенно ярко, когда вопрос идет о щекотливых вещах:
«Мама, это его любовница, правда», — говорит одиннадцатилетний сынок встревая в общий разговор. А у матери выражение, о котором сказано выше. Ребенок же при этом старается придать лицу самое невинное выражение, это по специальному заказу для родителей, но в глазах поблескивают искорки наглости и какой-то привычной фальши. Невольно думаешь: неужели родители всего этого не видят, и неужели так близоруко это великое чувство отцов! И другое: как запакостили при самых добрых намерениях это детское сознание и как его извратили.
В таких семьях воспитанием занимаются от случая к случаю, всегда между делом, все равно каким. При этом где-то есть основной стержень, в котором видят все: «Саша, ты должен кушать». Для организации еды находят даже время и делают это, не жалея труда, но Саша, разболтанное, недисциплинированное существо, — разве есть средство в родительском арсенале заставить его кушать? Он и кушает плохо.
В данном случае властвуют бессистемность и случайность, отсутствует внимание к деталям. Если к этому прибавить, что дом всегда полон пришлыми людьми, которые острят, рассказывают анекдоты, иногда полностью, иногда намеками: «Я вам потом расскажу…». Зубоскалят с Сашей, а Саша вертится среди них и берет уроки бесцельного мелькания среди людей, то картина становится полной и ясной — из Сашеньки только с большим трудом может выйти порядочный советский человек, только в том случае, если Саша очень щедро награжден природой.
В семье, дома, именно здесь естественнее и проще всего приучить ребенка к труду и создать у него правильное отношение ко всем областям этой сложнейшей проблемы.
И второе, пожалуй, более трудно. Разделение труда в социалистическом и коммунистическом обществе — это вопрос, который мы должны разрешить самостоятельно, здесь не у кого учиться. Мы, большевики, не умеем жить утопическими иллюзиями. Мы строим живую жизнь, решаем вопросы, которые она перед нами ставит. В таком же деловом порядке решается вопрос о разделении труда в коммунистическом обществе, и блестящему разрешению этого вопроса мы обязаны помочь правильной подготовкой кадров. Наши дети должны быть работоспособными, трудоспособными, свободными от всяких предрассудков в вопросах труда, и в этой области они должны мыслить диалектически. В советской стране для этого есть все самые неограниченные возможности.
Мы знаем случай, когда мать и отец — коммунисты, очень любящие свою единственную дочь, воспитали ее так, что она совершенно беспомощна в практической жизни к даже ее зубную щетку моет домработница. Конечно, это советская девочка, умная и начитанная, но если отбросить ее образование, то что хотели воспитать родители?
Тургеневскую девушку, окруженную прислугой, которая звонит, чтобы казачок поднял ей упавший носовой платок… Кстати сказать, эта советская девушка тоже зовет работницу (или мать) из кухни, чтобы та подала ей из буфета ложку. И это не единственный случай. Идеология тургеневской девушки, конечно, другая, но отношение к физическому труду и к труду «прислуги» у этих девушек странным образом совпадает. И та и другая считают, что заниматься физическим трудом ниже их достоинства и что для этого труда есть специально предназначенные люди, которые обязаны делать за них свою неприятную черную работу. Механика обслуживания тургеневской барышни ясна, у нас воспитанная так девушка тоже имеет удобную формулу: «работница получает деньги, она должна». И этим решается вся проблема.
Мы уверяем наших читателей, что здесь нет и тени преувеличения, а также клеветы на наших ребят и родителей. Проанализируйте поведение своих, особенно единственных детей, но сделайте это с большевистской беспощадностью, и вы убедитесь в этом.
Вот пример. Две коммунистки, Соня и Аня, равные по своему служебному положению, вместе были в командировке в Одессе. Там они задержались больше, чем думали, и необходимо было срочно постирать платье и белье. Найти кого-нибудь, кто бы к утру постирал к погладил, не удалось, а утром надо было выехать в Николаев на пароходе, и просто нельзя было ехать в грязном платье.
Соня, при всех ее прекрасных качествах, не умела пришить пуговицы и прикрепить плечики рубашки. Аня же так делала физическую работу, как выполняла свои партийные, служебные и общественные обязанности.
Вечером, когда Аня вернулась после работы, она просто сказала Соне: «Вот что, я постираю и поглажу все, что нам нужно, а ты ложись спать».
«А чем я могу помочь? — спросила Соня. — Или это не очень много работы, всего два платья и кое-какое белье? Остальное мы в Николаеве отдадим, там у меня есть товарищи». Соня была хороший, честный и сердечный человек. Аню она любила, физически была здоровее и выносливее Ани. И никогда бы не допустила, чтобы Аня написала за нее доклад или даже переписала его начисто. Но ведь Соня не знала, сколько нужно вложить силы и напряжения, чтобы за кого-то постирать к погладить десять штук: в ее трудовом опыте это представление отсутствовало.
Соня собиралась подождать, пока Аня кончит, но мирно заснула, потому что была действительно утомлена. Аня в шесть часов утра закончила работу; хотя и жарка была ночь, но сохло плохо, не ладилось с утюгом. Вещи тоже уложила Аня, потому что Соня и этого не умела делать. В восемь часов они поехали на пристань. Надо сказать, что Соня всегда спрашивала: «Тебе не трудно, милая Анечка?» Но не могла же Аня, хороший человек и товарищ, сказать Соне: «Да, мне очень трудно!» И Аня щадила Соню и говорила: «Нет, я умею это делать, и мне не трудно» Соня верила. Почему умная и хорошая Соня должна быть в таком ложном, таком скверном положении — потребителем чужого труда!
Ведь она ужаснулась бы, если бы ее обвинили в этом.
Среди интеллигенции еще много таких, как Соня, к поэтому «умелость» порей превращается в дополнительную и очень тяжелую нагрузку. А между тем такая «умелость», по существу, большое счастье, надо только, чтобы умелых было побольше.
Когда одной нежной матери мы сказали: «А знаете, ваша дочь обязательно будет жить на даче за счет труда своей двоюродной сестры. Сестра будет убирать, готовить, гладить и мыть посуду, а ваша дочь будет
лежать в лесу или читать книгу». Мать возмутилась: «Нет, мои дочь никогда этого не допустит. Она очень деликатна и чутка».
На деле вышло, что дочь пользовалась трудом своей сестры, пользовалась не потому, что она плохая, а потому, что она даже не видит множества дел, которые приходилось выполнять ее сестре. В данном случае никакая деликатность и утонченность не помогут, да мы и не сомневались, что будет именно так: личность дочери в этой области ущербна, ограничена; она не видит, что, когда и кем делается. Она не замечает, что ее обслуживают, — о какой же деликатности здесь может идти речь.
Усугубляет все это и то, что людям, не знающим физического напряжения, кажется, что работа по хозяйственному обслуживанию для тех, «кто привык к умеет». Между тем такое «неравенство» людей в быту, в общежитии ведет к обидам к раздражениям и с той и с другой стороны. Всей этой путаницы не должно быть в отношениях новых людей — наших детей. В них необходимо воспитывать правильное отношение к труду и возможно большее количество трудовых навыков.
Что касается богатства, возможности удовлетворения потребностей, то нет сомнения, что в коммунистическом обществе по этому вопросу будет очень глубоко разработанная этическая система.
…Несомненно, что тогда не будет жадности к зависти, не будет никакого тщеславия к хвастовства, а будет простое и естественное самоограничение. Это будет нечто противоположное мещанской страсти к накоплению, тщеславию расфранченного имущего: «По платью встречают, а по уму провожают».
Лозунг: «Каждому по потребностям» предполагает огромную культуру личности, ее совершенную ориентировку и личных к коллективных интересов к полное отсутствие личной жадности. Личная жадность во всех ее проявлениях — одно из самых отвратительных и реакционных свойств. Это — мать семи или девяти смертных грехов. В дореволюционное время передовая дореволюционная молодежь боролась с личной жадностью. В то время были резко противопоставлены две классовые группы «белоподкладочные студенты» — синоним «черной сотни» и «кисейной барышни» — суетности и умственной ограниченности и прогрессивное дореволюционное студенчество, для которого сознательно ограничить себя, ходить бедно одетым, показать свое презрение к мишуре это значило бросить вызов буржуазному обществу. Вопрос был ясен и решался классовой принадлежностью: Горький так всю жизнь и проходил в картузе и в самом скромном костюме, молодость — в сапогах и косоворотке…
Возможности молодежи регулируются заработком родителей или их личным, но если дети малы, а родители могут предоставить многое, должна лк быть граница потребления, и где она, каков ее характер? Старые мотивы самоограничения отпали, нужны ли новые?
Конечно, нужны, тем более, что даже очень хорошие дети на материнское увещевание к рассказы о прошлом отвечают так: «То было при мрачном царизме, когда жизнь была беспросветной к тяжелой, а сейчас жизнь счастливая к радостная, и мы дети — цветы жизни. Родители теперь живут для детей, к вы можете мне купить и то к другое, а не хотите просто из жадности. Наконец, вы уже старые (этим „старикам“ по 36) и вам не надо, вы и так обойдетесь, лучше бы папка мне пошил новое пальто, а не себе костюм». Вероятно, это просто более откровенно высказанная точка зрения многих детей-одиночек. А мать к отец, чтобы показать, с одной стороны, что они не жадные, а с другой, как говорит наша знакомая: «Под слишком сильным напором дочери», которому просто некогда дать отпор, потому что дома не хочется спорить, а хочется отдохнуть, — исполняют все ее прихоти. Да, мы еще упустили два мотива:
1) «дочь должна быть одета не хуже людей» (а кто эти люди, на которых идет ставка5). И кроме того, «она такая хорошенькая в новом пальто». А второе, и самое главное, — полное отсутствие у отца к матери в этом вопросе какой-нибудь определенной точки зрения, которую они противопоставили бы явной демагогии дочери. Матери в данном случае, как и всем другим матерям в подобных случаях, обидно, ибо дочь говорит: «Зачем ты себе сшила, лучше бы мне, я молодая». Получается своеобразное повторение конкуренции городничихи и ее дочери. У З. мать за последние 15 лет «осмелилась» пошить себе крепдешиновое платье, дочь устроила ей скандал, отняла платье, благо фигуры схожие, поехала в нем за город и разорвала его, и мать ни разу не надела платье. «Да, но она ко мне относится не как к матери, а как к подруге, и мне это очень ценно».
Дело с платьем матери кажется подтверждением того, что дочь относится к ней с полной простотой, как подруга. Хороша подруга! То же говорит наша знакомая: «Но она от меня ничего не скрывает, говорит, что думает, требует, чего хочет, значит, не секрет и большого и важного».
Люди в слепой родительской любви к беспринципности смешивают наглую беспардонность с искренностью и дружбой. Матерям кажется, что это небольшие недочеты характеров, они вполне компенсируются правдивостью. Между тем у таких детей — это умная философия необузданного эгоизма, глубоко антисоциальная. Народная мудрость гласит, что «каковы сыновья к дочери, такими же они будут и семьянинами». Вероятно, такое наблюдение имеет свои основания. Вопрос укрепления советской семьи поставлен партией твердо и решительно. Надо воспитать не только гражданина, но и будущего семьянина, а брак и семейная жизнь совершенно невозможны без четкого искреннего простого умения уступить и жертвовать своими интересами так, чтобы другой этого даже и не заметил. Все здесь сказанное совершенно не проповедь аскетизма и самоотречения, а речь идет о здоровой и правильной организации жизни в нашей прекрасной стране, где материальные блага, радости и счастье детей должны быть разделены не в порядке вырывания лучшего куска друг у друга, а умения безболезненно поделить блага жизни.
Надо учить этому умению с самой колыбели, учить даже, если очень хочется в порядке зоологическом именно своему детенышу сунуть все куски в рот, сунуть, не размышляя о последствиях.
Разрешение целого ряда крупнейших проблем при воспитании одного ребенка: умение уступить, пожалеть другого, отказать себе ради другого и позаботиться о младшем и слабейшем — в многодетной семье приходит само собой.
Старшие заботятся, младшие любят и даже благоговеют перед старшими. Весь комплекс сложнейшей симфонии человеческих отношений и чувств должен быть воспитан и воспитывается в многодетной семье потому, что иначе не будет семьи, а будет простое соседство ничем не связанных людей.
Воспитание многих детей имеет свои трудности: не должно быть неравенства детей, любимых и нелюбимых. Дети должны жить мирно, не должно быть привычки к ссорам и спорам. Этого надобно особенно требовать и организовывать мирную жизнь детей. Наконец, материально труднее обеспечить многих детей, они неизбежно будут жить несколько скромнее одиночек. Но именно этого нужно меньше всего бояться
Избытки, избыточное потребление часто роковым образом отзывается на детях. Чересчур любимые, забалованные, закормленные дети всегда в большей или меньшей степени самодуры и эгоисты.
Во многих семьях, где в лучшую сторону резко изменилось материальное положение, старшие и младшие дети разные, и старшие лучше. Мы знаем семью, в которой старшая девочка, теперь девушка, пережила с родителями всю тяжесть гражданской войны, эвакуацию, голод и холод. Эта девочка воспитана как советский человек в лучшем смысле этого слова. В ней есть та непередаваемая прелесть непримиримости и убежденности борца, высокого гуманизма, нежности к гордости, которые присущи только нашей лучшей молодежи. По этим качествам можно судить, какой невиданной красоты достигает человеческая личность. Брат младше ее на шесть лет. Он вырос в особняке, «бьюик», дача за городом, лучший санаторий в Крыму. Семью, в которой растут эти дети, можно назвать образцом советской семьи. Родители культурны, умны, живут в непрерывном росте и движении вперед. Они больше 20 лет женаты и не только не растеряли за это долгое время ни одной частицы своего большого, полного поэзии, чувства, но чувства их стали богаче. Это образец супругов и родителей. Они любят детей, это нежные и разумные родители.
Мать детей — большая умница и прекрасный человек. Она так же просто живет в особняке, как и жила когда-то, занимая угол, или жила в теплушке. И так же просто перешла бы в теплушку, если бы это понадобилось. Особняк не стал элементом ее жизни, тем более сознания. Особняк — это жилище, которое не принадлежит ей так же, как когда-то теплушка, но о чистоте и уюте в особняке она заботится, как заботилась и в теплушке. Дочь так же, как к мать, относится ко всему, что у нее есть. Однажды она просто и ласково ответила сверстнице на ее восклицание: «Ах, Ната, тебе было, вероятно, очень трудно. У тебя совсем другие условия жизни. Ты не привыкла!» — «Я ни к чему не привыкла, — ответила Ната. — Наши условия созданы для отца, а у меня будет своя жизнь, может быть, тогда и у меня будут привычки. Пока их у меня нет, и я прекрасно себя чувствую».
У мальчика отношение несколько иное, он не знает другой жизни, он вырос в особняке, и так как он много хворал, то подавали не раз и «бьюик», когда ему надо было ехать. Он еще очень молод, еще мальчик, и то, что он слабого здоровья, создает ему несколько иное отношение родителей, чем было к девочке. И несмотря на то, что родители ограничивают и его, у него есть некоторое смешение представлений, что принадлежит папе, а что ему, и он говорит: «Наш шофер, машина, вагон», и у него получается другой «стиль», чем у сестры, стиль менее симпатичный.
Однажды он пришел вечером домой очень возбужденный и, даже не раздеваясь, сел в столовой и рассказал: "Мы шли с Алешкой к шалили на улице. Милиционер думал, что мы простые мальчики, подошел к нам и спросил, как наши фамилии. Но когда он узнал фамилии, он проводил нас и только сказал: «Не надо баловаться».
Отца и матери не было дома, мальчик рассказывал это дальней родственнице, которая сочувственно его слушала. Сестра сидела здесь же и читала сосредоточенно и внимательно, но когда услышала фразу «простые мальчики», подняла голову, внимательно дослушала рассказ брата и серьезно спросила: "Значит, вы «не простые» мальчики? А какие же, стеклянные или заводные? Вообще, какие это «простые мальчики?»
Брат менее уверенно стал толковать сестре об отцах и фамилиях. Девушка очень умно объяснила брату, что известной фамилия стала благодаря заслугам отца и что носить эту фамилию большая честь, но что прав детям она никаких не дает, а только увеличивает их ответственность, что дети они такие же, как и все, и никаких преимуществ у них нет.
За эту семью бояться нечего: из мальчика вырастет хороший человек. Уж очень непримиримо относится семья ко всякой изнеженности и баловству.
В правильно организованной семье, даже если есть небольшое количество средств, но ведется четкая линия, правильная разъяснительная работа и воспитана определенная и простая философия в отношении принципов равенства и распределения в нашей Советской стране, в таких случаях дети довольны своей жизнью, гордятся трудом своих родителей и просто и легко переносят лишения. Не хотят менять даже и жестковатую жизнь в своей семье на лучшую в чужой.
Еще легче разумно и просто организовать быт и сознание ребенка, если он не только не терпит лишений, но имеет все необходимое. Мы не можем рекомендовать ни в первом, ни во втором случае аргументацию такого рода: «Научись сперва зарабатывать, а потом требуй», или «вырастет, будет зарабатывать, тогда будет иметь», от этой аргументации несет мещанским бессердечием и черствостью. Наконец, выдвигается сомнительный для советского человека идеал — работать только для того, чтобы «иметь то к другое»…
При такого рода аргументации упускается также одна важнейшая деталь: ни одного года жизни нельзя отложить, и то, что нужно, чего хочется в детстве и в юности, ни при каких средствах не нужно даже в 25 лет, а в данном случае именно предполагается неизменным так быстро изменяющийся возраст к связанные с ним потребности человека. Мыслящих советских детей такая логика убедить не может.
Нужно ли воспитывать в детях чувство благодарности к родителям, умение ценить их заботу и любовь, их труд, материальную помощь и чувство долга по отношению к родителям? Умение принести материальные и личные жертвы, когда это будет нужно родителям? Воспитание есть процесс развития различных навыков, представлений и понятий, от самых простых и вытекающих из сегодняшней жизни ребенка до постепенно усложняющихся понятий гражданина, чести Родины и т. д. Детское чувство долга, благодарности и т. д. со временем расширится и будет перенесено на Родину, партию, любовное и заботливое отношение к людям. Ведет перенесено на все, чему гражданин нашей страны обязан своим счастьем.
Умерить эгоизм, личную жадность и зависть — значит облегчить воспитание противоположные чувств.
Конечно, отдельному чудаку-родителю может прийти в голову блажь воспитывать неблагодарного человека, но родитель на это не имеет права.
Благодарность в Советской стране — это очень радостное чувство. Оно относится к высшему разряду человеческих эмоций, украшает и облегчает бытие личности — его удельный вес в «гражданском самочувствии» значителен.
В среде малоквалифицированных рабочих и служащих иногда еще живут уравниловские тенденции, своеобразно преломились представления первых лет революции и неправильное понимание обобществления. Эти люди не хотят расти или растут медленно и ворчат: соцстрах мало платит, санатории, дома отдыха — они мало ими пользуются, премию дали не ему, а если и дали, то малую, у этих людей в перечне личных качеств нет намека на чувство благодарности. Что бы ни дало им государство, у них не шевельнется тени благодарности — им мало!
Но наши дети, могут ли они обойтись без чувства благодарности? Отсутствие благодарности всегда соединяется с непомерно возрастающими требованиями, какие бы жертвы ни были принесены — все мало.
У нас еще есть поспешный, но не всегда логичный страх перед старыми терминами и чувствами. И иногда без оснований отбрасывается полезная и необходимая сущность понятия. Только потому, например, что родители до революции тоже требовали благодарности от детей, и это было особой формой порабощения детей, хотя и благодарить-то было не за что. Вот почему и теперь некоторые родители боятся слога «благодарность». А у нас в Советской стране есть за что благодарить и не одних родителей.
Труднее всего воспитать уважение к интересам окружающих людей, особенно, если это касается посторонних, а иногда и совершенно неизвестных людей.
Ваша квартира на четвертом этаже, ниже живут люди, необходимо научить детей считаться с интересами этих людей, часто для детей безымянных и совершенно неизвестных. Ваш ребенок катается на роликах в комнате. Вы ему говорите: «Сейчас нельзя кататься, там в нижней квартире пришли с работы, и им нужен покой». Ребенок отвечает: «Ну, и черт с ними, а над нами стучат целый день, а иногда и ночью, стучали, когда ты была больна… Мы терпим. Пускай и те терпят». Эта демагогия не должна увеселять. Необходимо противопоставить ей логику гуманизма, чуткости, культуры быта и делать это самым серьезным образом и до тех пор, пока эти представления не войдут в плоть и кровь ребенка. Только так мы воспитаем настоящую культуру быта. Станет невозможным — радио в два часа ночи только потому, что хочется слушать музыку, а на тех, что за стеной и хотят спать, наплевать. Внимание к интересам других надо воспитывать систематически, не пропуская ни одного случая.
…Люди нашей страны работают ради дела и для него, а дело дает средства на жизнь — деньги. Эта служебная роль денег нам ясна, но для того, чтобы иметь деньги, надо работать. Советские люди работают много, и каждый получает по своему труду. Должны ли дети ценить этот труд, понимать, что много работать нелегко и что, кроме удовлетворения и радости труда, есть еще и физическое переутомление, усталость и прочее. Почему-то во многих семьях считается, что неделикатно фиксировать внимание детей на этих вопросах, — «пусть у моих детей будет беззаботное детство». Мы думаем, что у нас совершенно другая установка: у наших детей должно быть радостное детство (в капиталистических странах этого нет), но забот у нашего детства сколько угодно, и в этих заботах должен формироваться гибкий, деятельный советский гражданин.
Наш человек должен отличаться от буржуазного своей динамичностью, готовностью к действию и умению диалектически мыслить. Беззаботности, в старом понимании, в наших детях не надо, и первая их забота — о людях, с которыми они живут и которых любят, — о родителях, о близких.
Забота о них должна иметь простой и ясный мотив: они работают для Родины, для нас, не жалеют сил, мы должны беречь их, мы им за это благодарны. Ни в коем случае нельзя лишать наших детей простых и естественных мотивов. Если говорить о неделикатности, то еще более неделикатно потреблять чужой труд и даже не чувствовать за это благодарности.
Воспитывая детей, мы не имеем права ни на одну минуту упускать из виду, что наше отношение к детям, их отношение к нам, словом, наши взаимные отношения — это не наше личное дело, а дело, имеющее государственное и общественное значение.
Именно поэтому так захватывающе интересно жить в нашей Советской стране, что мы вышли из узкой среды личных дел и личной разобщенности.
Брак, семья, работа, даже чистота постели и платья — все это, казалось бы, узколичное вышло из стен «частных» домов и звучно и мощно резонирует в обществе. И это особенно имеет отношение к нашим детям — здесь упущений не должно быть, должно быть постоянное чувство ответственности не только перед ребенком, собой, но и перед обществом, и не только современным, а перед тем, когда будет жить и действовать сегодняшний наш ребенок. А мы такими великанскими семимильными шагами идем вперед.
Кроме чувства благодарности, у детей должно быть деловое знание бюджета родителей, их материальных возможностей и первоочередности трат. В этом отношении должны быть большая чуткость и такт.
Никогда нельзя говорить с детьми о деньгах раздраженно, в дурном настроении, нельзя воспитывать чувство тягостной зависимости, а в раздражении очень легко потерять линию и наговорить, чего не надо, а так бывает, при непротивленческой тенденции родителей. (Надо сказать, что непротивленчество — это нестойкая позиция, и под влиянием раздражения она разлетается, как дым, и тут-то говорится уже без всяких теорий).
В воспитательном отношении такая система самая пагубная. Такая вспышка детей не пугает и не убеждает, но оскорбляет и вызывает грубость в ответ и совершенно колеблет родительскую позицию и авторитет. Это особенно тягостно и вредно, если дело касается денег, и допускать подобные случаи совершенно нельзя. Такая ссора уничтожает всякую тень стеснительности просящего и устанавливает наглость требования.
У ребенка должна быть воспитана совершенная уверенность, что он имеет все, что нужно, и что нужно — ему купят без просьб, поэтому просить не надо. Раз не покупают, значит нет на это средств.
Вместе с знанием материальных возможностей семьи и чувством уважения к труду родителей создается крепкий тормоз желаниям и требовательности. Ребенок приучается не просить, воспитывается определенное чувство собственного достоинства и гордости.
Дети должны знать цену деньгам и уметь их хранить. И тому и другому их надо научить. Совершенно не надо бояться разговоров о деньгах, это тоже вынесенная из старого мира боязнь, что дети будут любить деньги, что разговоры о деньгах ведут к жадности и скаредности.
Деньги — это одна из сторон нашей хозяйственной и деловой сферы, и в ней дети должны быть ориентированы, как и во всякой другой. Детям следует давать небольшие карманные деньги на определенный срок с тем, чтобы они тратили их по своему желанию и давали отчет в истраченном, можно записывать, куда ушли деньги. Карманные деньги можно давать с 9—10 лет, включая сюда деньги на завтрак. При внимательном контроле быстро выяснится характер трат и тенденции интересов ребенка в этой области. Если деньги идут на конфеты и тратятся слишком быстро, надо поговорить с ребенком и поставить ближайшую и доступную перспективу: альбом, марки, открытки, мяч или еще что-нибудь подобное, но не поглощающее всех карманных денег. Карманные деньги хороши в том отношении, что они избавляют детей от мелочных просьб: «дай 50 копеек» и единовременных подачек, когда папа или мама в хорошем настроении.
Такие деньги тратятся обыкновенно без контроля, а карманные деньги имеют смысл только в том случае, если это организованная мера воспитания самостоятельности будущего человека Что касается трат на сладкое, то в определенном возрасте, лет с 6 до 15, дети обыкновенно много едят сладкого, и у них есть потребность в сахаре. В поваренной книге для детей этому должна быть посвящена особая статья, а в меню должно быть указано, сколько надо давать сахару в сутки и в каком виде. Если дома ребенок мало получает сладостей, то траты на конфеты надо считать законными.
Деньги в семье должны быть достоянием общим, безразлично кто их зарабатывает или получает, распоряжается ими тот, кто ведет все хозяйство семьи, вернее, кто его организует. Если деньги зарабатывает кто-нибудь из детей — ФЗУ, стипендия, работа, — то такие деньги, даже если в этом нет материальной необходимости, должны идти на общие нужды 0 семьи. Такое использование денег имеет большое воспитательное значение, создает у юноши умение пожертвовать своими интересами для общих и дает ощущение удовлетворения и известную гордость — он тоже помогает семье, его заработок нужен. В то же время это приучает его к очень важному умению тратить на других свой заработок.
В некоторых семьях есть такая установка: взрослые дети, пока не женаты, живут на иждивении родителей, а весь свой заработок они тратят на себя: костюмы, обувь и т. д., и часто чем меньше средств имеет семья, тем тверже соблюдается этот принцип.
Такую установку мы не можем считать правильной. В семье обязательно должно быть разумное равенство, отцу и матери никто не может воспретить пожертвовать для детей своим удовольствием. Но у детей не должно быть даже такого представления, а не то что права, преимущественно пользоваться радостями за счет матери и отца и думать, что родители должны обходиться без этих радостей. Можно доказать на бесчисленных примерах, что такое преимущественное право удовлетворять свои потребности, если оно есть в семье, не делает детей счастливыми, а наоборот. Вывод только один: если семья живет здоровой трудовой жизнью, то вопрос о деньгах ясен и прост и не имеет никаких особенностей и хитростей, и легче всего создать у наших детей правильную установку в этом отношении. Другое дело в капиталистических странах, где деньги — основной товар, сила и самоцель.
Вопросы правильного и достаточного питания чрезвычайно важны. Не удивительно, что они так волнуют родителей и что здесь делается столько ошибок и промахов. Собственно, советскому родителю необходима научная и серьезно разработанная врачами и Нарпитом книга норм детского и юношеского питания. В этой книге, обстоятельной и подробной, как «Молоховец», должна быть разработана норма питания и примерное меню для здоровых, слабых и диетных детей. Могла же автор «Молоховец» в свое время разработать реестры обедов, завтраков и ужинов, каждый реестр на 365 дней года. При всей яркой классовости этой книги разработана она очень подробно и добросовестно, все рецепты блюд проверены, и блюдо, приготовленное по этим рецептам, вкусно. Книга, помимо ее буржуазной сущности, устарела в кулинарном и диетическом отношении. Поваренная книга питания детей и юношей, написанная с учетом всех новейших открытий в близких и смежных областях знания, насущно необходима. Блюда должны быть не гастрономного характера, как у «Молоховец», а простые, вкусные, питательные и именно то, что нужно для роста организма с необходимостью учета сезонности блюд. Это избавило бы матерей от всяческой отсебятины, мук творчества, а детей от мук закармливания, перекармливания, ненужной избалованности и тонкости вкуса и дало бы им соответствующую возрасту пищу.
Если говорить об удовлетворении различных потребностей и очередности их в семье: пища, одежда, удовольствия, развлечения, то в пище должно быть приблизительное равенство, кроме тех случаев, когда нужна диета. Нм в коем случае нельзя приучать детей к тому, что они получают лучшие куски, особенно в ущерб матери, и не замечают, что едят мать и отец. Это допустимо только в случае болезни и то с соблюдением определенных, я бы сказал, приличий. Очень полезно, чтобы дети отказывались от лакомого и вкусного куска в пользу членов семьи. Тот, с кем хочет поделиться ребенок, не должен отказываться, а непременно должен есть и сам, чтобы упражнение в самоограничении не выразилось в совместной добродетели типа Иудушки Головлева (в нашей транскрипции), а такие есть Дети обязательно должны помнить, ели ли другие члены семьи и в том числе и домработница, и не должны без особого распоряжения матери или другого распоряжающегося лица съесть последний кусок, последнюю конфету и т. п. Помимо того, что это очень важно в быту семьи, это воспитывает уменье без излишних усилий ограничить себя от другого.
Очень важно с самого детства приучить не размазывать по тарелкам, не оставлять недоеденную пищу в тарелке, хлеб и т. п. Между прочим и потому, что это совершенно непроизводительный расход. Кроме того, это определенное неуважение к труду родителей, заработавших, приготовивших и подающих пищу. Наконец, надо воспитывать чувство меры и умения определять, сколько я могу съесть. Необходимо научить есть опрятно, даже красиво, не чавкать и уметь пользоваться вилкой и ножом к шести годам. Накладывать в тарелки малыми порциями, чтобы не оставалось, а если мало — подбавить, когда съест.
«Молоховец» выдержала, кажется, 35 изданий. Книге, которая нужна нам, гарантированы повторные издания, но она должна быть в каждом книжном магазине и достаточно дешева, словом, при всех остальных хороших качествах книга должна стать массовой. Нас этот вопрос интересует со стороны педагогической — питание имеет и эту сторону и достаточно серьезную. В семьях, где много детей, вопрос решается проще; там, где один или два ребенка, обыкновенно налицо «мильон терзаний» для детей и родителей. Детям стараются готовить обязательно «вкусненькое», перекармливают их, слишком изощряют вкус и этим увеличивают повод к капризам. Очень интересно мнение врачей. Их наблюдения говорят, что дети в период смены зубов с 6 до 8 лет едят обыкновенно гораздо хуже, вероятно, имеет значение то, что детям труднее жевать. Надобен подбор более мягкой пищи. Трудно сказать, в какой мере учитывается это родителями, но в это время начинается обыкновенно «трагедия» с едой. Ребенок ест плохо, ему предлагают целый ассортимент блюд, острые — для возбуждения аппетита, изощряют и, вероятно, извращают именно вкусовые потребности и деятельность пищеварения
По этому интересному вопросу должна быть популярная литература.
В поваренной книге, о которой мы писали выше, должны быть вводные и пояснительные статьи, должны быть ссылки на ряд других книг по этому вопросу. Действительно, нужны ли детям сельди, кильки, шпроты, пикули и каперсы? Это тем более важно, что у подростков в возрасте от 12 до 16 лет есть потребность в острых вкусовых ощущениях. Всем известна их любовь к недозрелым фруктам, острым маринадам и т. д. Как здесь быть воспитателю и родителям? Нас в этом вопросе интересует, как уже сказано, педагогическая сторона. Обыкновенно ничто не развивает так капризов, как вопросы, связанные с едой, и эта «трагедия», особенно у детей определенного возраста (приблизительно от 5½ до 14, иногда 16 лет и дальше) в той или иной степени переживается каждой семьей: «не хочет кушать, ест плохо».
Капризы — это, вероятно, особая форма первых попыток противопоставить свою волю воле родителей, особая форма протеста, часто превращающаяся с годами в привычную форму общения с родителями, своеобразный рефлекс на раздражителя. Жалобы родителей, что ребенок капризничает только дома или только с матерью, или у чужих ест все, а дома ничего — частое явление. Ни в какой другой области ребенок не может так полно ощутить свою «силу и власть» над родителями, как именно в еде. Логика родителей ясна, если не будет кушать, заболеет и умрет. Это, конечно, законное и естественное беспокойство, но дети прекрасно используют его: воспитывается изо дня в день привычная своеобразная форма общения детей и родителей. Есть и другая сторона вопроса — отсутствие аппетита ребенок научается рассматривать как свою особенность, выделяющую его из детской массы, если он будет есть, то будет как все. Подсознательно он чувствует, что если будет есть, то это уменьшит внимание к нему, а быть центром внимания любят не только дети. Наконец, уменьшится его власть над родителями. Создается сложнейший условный рефлекс: на простое предложение пищи отвечать «нет», даже если есть хочется. Язык самостоятельно говорит «нет», как же потом сказать «да»? Прекрасный способ извлечения такого вывиха сознания, а не аппетита — это здоровый детский коллектив (ср. коммуна Дзержинского). Вообще, еду надо сделать элементом деловой жизни ребенка, как сон, умывание, самообслуживание и др. Конечно, при сложившемся уже рефлексе нельзя применять житейскую формулу: проголодаешься — будешь есть, «измор» голодом как элемент воспитания вообще недопустим ни в какой форме.
Вероятно, в тех случаях, когда ребенок здоров, надо:
1. Иметь точное представление, сколько ребенок в данном возрасте должен съедать. Обыкновенно, благодаря отсутствию руководства, это определяется инстинктом родителей.
2. Кормить в точно установленное время
3. Уговоры как форма воздействия в данном случае недопустимы, родители должны вообще уменьшить количество слов и особенно, когда дело идет о еде.
4. Если ребенку требуется усиленное питание, то у него должно быть развито умение делать над собой усилие; достигается это всей системой воспитания и не может быть разрешено в порядке отдельного случая.
5. Скорее распоряжение, чем приказание авторитетной матери, обыкновенное деловое распоряжение, которое ребенок должен быть приучен исполнять беспрекословно
6. Наконец, необходимо избегать слишком больших требований. Бывают случаи, когда родители, особенно матери, беспредельно «фаршировали» своих детей. Такая система вызывает отвращение к пище. У самих родителей должно быть поменьше вкусовых капризов.
Академик Павлов говорил: «Если нет аппетита, дайте человеку перед едой ложку хорошего желудочного сока и аппетит будет». Конечно, без врача этого делать нельзя, но если ребенок не ест, то надо обратиться к врачу. Нигде, как в вопросах еды, не надо фиксировать внимание на самом процессе еды, а надо, чтобы было воспитано чувство разумной целесообразности или, вернее, ощущение такой целесообразности.
Без такого чувства получается гипертрофия ритуального отношения при удовлетворении самых простых потребностей человека: «Я так привык, иначе я не могу, того не ем» и т. д. Культура питания имеет огромное будущее в социалистическом обществе, и руководствоваться она будет наукой и принципом целесообразности, а не ритуалом и изощренностью пресыщенного, катарального желудка буржуа. Всякое пищевое «табу» — признак малой культуры, всегда чрезвычайно разобщающий людей, и поэтому консервативный.
Требовательным надо быть только относительно чистоты и гигиены приготовления, посуды, скатертей. В этом отношении очень много самых диких представлений: человек брезгует испробовать незнакомое блюдо, но будет есть из грязной тарелки, на грязной скатерти. Кто-то сказал очень удачную фразу: «Чистоплотный человек обыкновенно не брезглив».
Качество питания в семье часто не зависит от количества средств, дело это надо организовать и уделить ему определенное время. Что касается питания детей, то в наших советских семьях, как правило, родители делают все, чтобы дети были сыты, так что недокорма детей в семье не бывает.
О воспитательном значении одежды, ее качествах, фасонах и пр. будет сказано дальше. Сейчас поговорим об отношении к этому вопросу детей и родителей. Необходимо с самого детства приучать детей к тому, что у родителей более дорогая и красивая одежда, комната, постель, только этим способом можно противодействовать развитию зависти к тому, что другой хорошо одет, лучше живет. Чувство очень мучительное и вредное, ибо оно просто коверкает прямую и ясную линию жизни. Можно из-за любви к тряпкам и комфорту выйти замуж даже за постылого и проч. (первый попавшийся пример). Совершенно недопустимо, чтобы мать ходила в старых стоптанных ботинках, а дочери или дочерям покупались фасонные туфли, такие, как им хочется, даже в том случае, если дочь зарабатывает. Оправдания вроде того, что она молода и пр., совершенно несостоятельны. Наряжать невесту, чтобы дороже ее продать, — явление, понятное в капиталистическом мире, наряжать, невзирая ни на что (невеста Пушкина. Переписка с тещей). Прелесть и красота наших девушек и юношей не измеряется, к счастью, качеством туфель и туалета, есть другие мерила и показатели.
Что касается платья, обуви и одежды, то дети должны иметь все необходимое, хорошо прилаженное, опрятное, простое и красивое. Но при этом внимание родителей к красоте вещей детского туалета не должно быть подчеркнуто и носить характер фетиша.
Надо приучить прежде всего к удобной одежде. Увлечения бантиками, оборками, мешающими детям играть, сесть на песок, относятся к родительскому или, вернее, к мещанскому тщеславию, а не любви к детям и разумной заботе о них. Когда я вижу родителей с первенцем, годовалые или двухлетние волосики которого стянуты бантом, бант еле держится на маленькой жиденькой метелочке волос (а всякому известно, как больно, когда даже один волос затянут), мне совершенно ясна картина. Ясны детали воспитания этой жертвы родительского жестокого тщеславия: это не ребенок, не будущий человек, это игрушка для забавы, пока он не надоест. Такой ребенок очень рано показывает строптивость нрава и непослушание, он с воплем сдирает ненавистный бант, но неумолимые родители, даже с применением шлепков, восстанавливают бант. Можно с уверенностью сказать, что через пять лет мать где-нибудь в амбулаторной очереди будет рассказывать: «У меня, знаете, очень нервный ребенок и потом, знаете, такой характер, совсем не слушается».
Конечно, разговор варьируется в зависимости от разных свойств рассказчицы, но суть одна. Мы не знаем еще, когда складывается личность, характер в его основных чертах, но такой бант (имя нарицательное), несомненно, имеет влияние на будущий характер.
Итак, у детей должно быть все необходимое, но размер этого необходимого, его качество, лет до 16 должно определяться родителями, матерью.
У нас много и остроумно писали об одежде, ее фасонах, необходимости своих собственных «мод» и прочее.
Честное слово, обидно, почему мы должны тянуться за парижскими модами и одеваться так, как это пришло в голову парижской кокетке или денди. Что общего у нас с ними в быту и вкусах? Ведь известно, что моды создаются парижскими фешенебельными кокетками, вероятно, на договорных началах со всякими Покенами и прочими. У них есть якобы «вкус», и «время», и «культура», наконец приоритет давности в этом вопросе. А разве у нас мало культуры? Что касается вкуса и времени, то мы при нашем плановом хозяйстве можем двинуть на это дело лучших художников с бездной вкуса, желаний и со специальным для этого дела временем. Смех и жалость вызывали (сейчас несколько лучше в этом деле) готовые платья в «индпошивах» по «последним парижским журналам», с такими же нелепыми оборками, тюниками и бантами, но со строгим соблюдением режима экономии — не больше двух с половиной метров на платье и особенно из самых лучших бумажных тканей с индустриальными рисунками. Можно подумать, что все это не имеет отношения к нашей книжке о воспитании. Но одежда, ее красота — это один из вопросов нашей новой культуры, а следовательно, и воспитания.
Ведь воспитывались где-то люди, которые в недрах нашего общества раздувают угасающую любовь к моделям Покена и только парижским модным картинкам. По-видимому, эго о них говорят: «одеты не хуже людей» По нашим наблюдениям, эти «люди» — бездельные дамочки типа «Эллочки-людоедки», они пропадут от свежего ветра социализма, пропадут без трагедий и жалоб, как осенние мухи. Но сейчас они еще живут и считают себя монополистками в таких вопросах, как «вкус, умение хорошо одеваться, выбрать фасон, хорошая фигура».
Все это прекрасно и нужно: и изящество, и хороший вкус, и красивый фасон — обязательный элемент нашей красивой жизни, но должна ли при всем этом наша девушка походить на парижскую модницу, или у нас есть свои вкусы и идеалы?
Надо очень серьезно задуматься над вопросом, как установить демаркационную линию в сознании и быту детей и юношей, отграничивающую такие противоположные понятия, как красивая, богатая жизнь от мещанского счастья и благополучия. А между тем для конкретного сознания проще и понятнее мещанское счастье. В том его цепкость, что оно очень просто и спокойно. Демаркационная линия должна устанавливаться с первых лет жизни, здесь также нужны разумные средства, а не фетишизм, который сперва насаждают и прививают, а потом плачутся от требований детей.
Единственная дочь 16 лет говорит матери: «Мамочка, ты сшей мне платье из красного крепдешина, только у той портнихи, что берет за фасон 300 рублей».
Мать несколько обескуражена, хотя у дочери десятка полтора шелковых платьев.
Тогда дочь пускает сильно действующее средство: «Не жадничай, мама. Мы должны красиво жить. А вдруг я умру через год, и тогда ты будешь плакать, что не исполнила моей просьбы». Мать, оправдываясь, говорит: «Я понимаю, что это детская демагогия, но во всем этом есть доля истины, действительно, надо красиво жить, и дети наша радость и гордость — они должны счастливо жить; а впрочем, я не знаю, так ли я поступаю».
Девочка 15 лет не пошла на школьный вечер на Октябрьские торжества потому, что не готово было крепдешиновое платье. Семья коммунистов, и мать и отец. Мать говорит. «Это нехорошо, конечно, но ей так хотелось быть нарядной потому, что она любит праздник». А что пожертвовала праздником из-за тряпки, этого не видят. И все это кажется не имеющим значения. А между тем воспитываются совершенно определенные и отвратигельные черты тщеславной франтихи, любительницы пустой формы, презрительство относящейся к плохо одетому человеку, какими бы сокровищами ума он ни сверкал. Не только «людоедка», но и «идолопоклонница». Мы, конечно, убеждены, что в наших советских условиях, если эта девочка не круглая дура, то когда она станет женщиной, слетит с нее вся эта дрянная шелуха, но для чего нам под ногами эта шелуха, и так ли уж она невинна?
Форма в школе в этом отношении внесла бы громадное оздоровление, причем должны быть особые мастерские, где будут шить форму для всех одинаковую, а то найдется мать, которая 300 рублей заплатит за фасон.
В школах эта разница одежды в зависимости от возможностей родителей играет огромную роль. В некоторых случаях может образоваться как бы два лагеря: дети обыкновенные и дети родителей, зараженных пустым тщеславием. В таком случае о коллективе не может быть и речи. В детском обществе это выражается очень примитивно, одни важничают и иронизируют, другие завидуют и терпят. В данном случае не соблюдается даже правило: неприлично быть одетым лучше, чем окружающие. Девочки в простоте душевной, наоборот, стараются поразить нарядами. Вероятно, это делает очень толстой и нечувствительной кожу нарядных и истончает кожу ненарядных. Дома вторые плачут, плачут и требуют нарядов, а первые отвечают матерям: «А разве мы виноваты, что у них много детей и они не могут всех одеть». Вывод из всего сказанного: форма необходима, и с ней нельзя тянуть, детей нельзя приучать в нашем пролетарском государстве к излишнему франтовству. Шелка до 18—19 лет совершенно излишни. В этой области должно воспитываться четкое правиле товарищества и коллективной этики, как и во всех других. Наконец, зачем предвосхищать события и сокращать количество и продолжительность юношеской радости. Чем можно удивить 18—20-летнего человека, если у него все уже было в 15—16 лет. Всякие излишества ведут к развитию равнодушия, апатии и некоторой разочарованности, не говоря уже о непомерной требовательности. Наконец, в дальнейшем это может стать причиной прямого несчастья, когда в самостоятельной жизни не станет папы и мамы, и потребности эти нельзя будет удовлетворить. Мы, конечно, враги уравниловки и прекрасно понимаем, что разница в оплате труда необходима на определенном этапе перехода к коммунизму, но необходимо воспитывать так, чтобы эта разница ощущалась ребятами как явление закономерное, но временное и преходящее в нашей стране. Но дело даже не в количестве платьев и их качестве, а в отношении к ним, в отсутствии мещанского штампа «по платью встречают, по уму провожают» и в этом роде. В тех семьях, где возможности меньше, есть свои трудности при неправильном воспитании: дети ворчат на «несправедливости», ворчание это по мелочам и не страшно, но оно засоряет психику злобностью, завистью, брюзгливостью.
Родители и дети должны взять на себя заботу о чистоте жилища и порядке в нем. Конечно, взрослые должны руководить этой работой, помогать детям, но с 13 лет забота об уборке должна лежать на детях. Помимо тех мотивов, что родители зарабатывают средства на жизнь, есть и другие — старшие переутомлены и более озабочены. Все это в хорошо организованной семье дети должны знать, заботиться об отдыхе и покое родителей и взять на себя посильную им помощь: уборка, чистота, приготовить отцу, матери одежду, постель, ванну, убрать после них, приготовить завтрак, вставать раньше. Все это необходимо не только для удобства родителей, хотя и это очень важно и помогло бы сохранить часто очень большие силы, особенно матерей. Но это чрезвычайно важно как элемент нашего социалистического воспитания: единения и братской связи всех трудящихся, помощи друг другу. Наконец, впоследствии в отношении к старикам, забота о них. Отношение к больному, уставшему товарищу. Раненому. Создает привычку детального внимания к людям. Необходимо именно детальное внимание к мелочам.
Матери очень часто жалуются на детей, особенно девочек, что они не замечают их труда, взваливают все на матерей, даже слабых и, конечно, работающих, всю тяжелую и неблагодарную работу: стирку, приготовление обеда, мытье посуды, очереди за мануфактурой или туфлями для дочери, уборку ванной после купанья и мытья головы, причем почему-то считается, что это должна делать мать, обычно в редких случаях отец, хотя мать работает и обслуживает еще дочь, которая только учится. Тем не менее у дочери лучшая постель: я не говорю уже о платьях и обуви (у матери стоптанная обувь, а дочь имеет несколько пар обуви). В таких случаях обыкновенно с матерью обращение плохое — она не имеет права ни на что в жизни, так складывается психология ребенка, а потом взрослого. Таким образом, мать на положении крепостной, которую плохо содержат. Вариации такого отношения у нас не очень разнообразны, но элементы его распространения значительны. Вероятно, молодежь, которая войдет в жизнь с таким опытом, не будет способствовать укреплению семьи и брака.
Виноваты в этих случаях матери, для которых слепая эгоистическая любовь к ребенку, особенно пока он мал, желание выручить его, неправильное понятие «свобода» ребенка и его «права» (формула: он не просился на свет, я его родила и проч.). Наконец, такое же неправильное понимание «обязанностей родителей» приводит к воспитанию тирана и эксплуататора собственной матери. Такой тип юноши не нашей формации — каким он будет, когда вырастет, сказать трудно, но в юности у него два естества: общественное (часто комсомолец) и домашнее, объективно наглое.
Вина матери в том, что она упустила из виду, что воспитывает гражданина — будущего члена общества, семьи.
Независимо от средств у детей надо развивать бережливость, умение как можно дольше сохранить вещь и сохранить ее в наибольшем порядке, чистоте и красоте. Необходимо воспитывать почти автоматический уход за вещами, и мы особенно настаиваем на умении и необходимости сохранять не только чистоту вещи, но и красоту ее, блеск (никеля, брони, меди). Вещь не должна быть погнутой, платье вылинявшим. Стена возле постели не должна быть вытерта, даже если и нет коврика: необходимо кровати отодвигать от стены.
Стены и обои не должны загрязняться, царапаться не только нарочно, но и нечаянно. Подоконники, паркет — все это беречь надо учить с раннего детства.
Необходимо воспитывать умение, не загружая сознания и не сокращая, не суживая способностей к богатой интеллектуальной жизни и деятельности, замечать мелочи и детали, умение обращаться с вещами быстро и ловко. Чем выше культура, тем легче и целесообразнее можно организовать уход за вещами.
Беречь пол, не грязнить его, не царапать, не нести в дом пыли — это не только вопрос красоты, но и гигиены. Надо уметь вытирать ноги, очищать пыль с обуви, платья, вещей, когда входишь в дом. В наших магазинах должны продаваться все виды щеток и половых ковриков для вытирания ног. Когда мы входим в магазин, нас всегда поражает, кому нужно бесчисленное количество безвкусной и грубой мелочи: брошки из целлулоида, дешевые и некрасивые запонки, серьги с подвесками. Весь этот «Дрязг», как писал Гоголь, буквально заполняет витрины и прилавки, он никому не нужен, никто его не покупает, но ведь кто-то занят его производством, а самый простой джутовый, проволочный, из кожаных обрезков коврик для вытирания ног найти трудно. Многие не умеют вытирать ног, приносят пыль, не умеют обращаться с унитазом и раковиной умывальника. Бережливое отношение к вещам и умелый уход за ними — это необходимое условие богатой и красивой жизни. Неряха и «марнотрат», как говорят украинцы, никогда не будет жить ни богато, ни красиво. У нашего советского гражданина эти качества имеют огромное значение еще и потому, что личное наше имущество составляет только о незначительную часть вещей и предметов, с которыми нашему гражданину приходится иметь дело.
Мы не говорим о работе: завод, лаборатория, школа, вуз, МТС, совхоз, здесь есть целый ряд запретительных мер предохранения от порчи и материальная ответственность за испорченную вещь. Но возьмем квартиру коммунальную или казенную, дачу, санаторий, транспорт. Казалось бы, квартира, если она не требует капитального ремонта, должна из года в год благоустраиваться. Часто наблюдается процесс обратный — квартира разрушается. Бывает, что в мягких вагонах, лишь бы не видел проводник, лезут с ногами на мягкие диваны.
Надо воспитывать культуру пользования вещами с самого малого возраста: бережливость и порядок в игрушечном хозяйстве, какого бы они ни были качества и количества.
Бережливое отношение к одежде, платью и обуви, аккуратная и опрятная еда. Причем ко всему этому должно быть самое серьезное и требовательное отношение и родителей и ребенка. Необходимо сразу требовать не только заботы и ухода за вещами, но и хорошего качества этой заботы. Ребенок может убрать по-своему, но добросовестно и аккуратно. Добросовестное и тщательное выполнение — эти качества, по-видимому, складываются с первых лет жизни ребенка, и поэтому необходимо быть требовательными в этой области: пускай делает мало, но по возможности хорошо. Для того чтобы развить аккуратность и бережливость, надо, чтобы ребенок знал, что вещь и ее хорошие качества зависят от вложенного в нее человеческого труда, чтобы это понятие стало реальностью.
Необходимо приучить ребенка к уходу за вещами, им же испачканными. Маленький — начистить ботинки, стереть с них пыль щеткой, убрать перчатки после прогулки, к 12—13 годам — постирать легкое платье, воротнички, обязательно уметь гладить, причем необходимо требовать хорошего качества работы, если родители не могут научить гладить, пусть научит бабушка.
Мы можем привести бесчисленное количество примеров, когда бережное отношение к одежде культивировалось благодаря такому самообслуживанию.
Бережное и умелое обращение с вещами и одеждой имеет огромное значение не только для бюджета семьи и ее благосостояния, но и для воспитания гражданских качеств человека.
Мы знаем семьи, равные по числу членов, — в одних есть культура бережливости и хозяйский глаз, и тогда при меньших средствах они имеют большее количество вещей, лучше одеты и лучше едят. В другом случае, хотя денег больше, живут хуже и меньше имеют, или при равных затратах быт семьи совершенно разный. В быт семьи включается масса вещей, все это раньше времени изношенное и приведенное в неопрятный вид — ржавые потемневшие ножи и вилки, закопченные чайники, кастрюли, недочищенный алюминий. Особенно быстро приходит в негодность белье и платье: недостиранное, не зашитое вовремя, костюмы и одежда не чищенные, без пуговиц или с разнокалиберными пуговицами.
Отвращение ко всему этому надо воспитывать тщательно и систематически. Даже в том случае, если ребенок не привык к самообслуживанию, — прочная привычка к чистоте и порядку в самостоятельной жизни приводит обыкновенно к тому, что человек и сам не жалеет труда на приборку и чистку.
Особенно важно и трудно воспитывать умение не загрязнять и не загаживать вещей, с которыми имеешь дело: керосинка, примус не должны коптить, не ставить закопченного чайника на стол или клеенку, а потом то и другое надо мыть.
Если бы работники, производящие хозяйственные вещи: керосинки, примусные головки и прочее, всегда помнили, что дурное качество этих вещей удесятеряет работу хозяйки, они больше заботились бы об улучшении качества.
Мы уверены, что воспитание у наших детей умения видеть мелочи сыграет большую роль в улучшении качества продукции. Собственно говоря, наша хозяйственная деятельность состоит из бесчисленного множества мелочей и деталей, которые надо уметь держать в памяти, не распыляя сознания. То, чего недостает нам при освоении массы вещей на производстве, особенно Легпром и Ширпотреб, — это внимание к деталям и мелочной заботе о потребностях и вкусах потребителя. Эта культура у нас только в зачатке, а между тем очень многие постановления партии и правительства требуют от нас именно умения комбинировать детали: режим экономии, внимание к потребителю, забота об удобствах покупки, отдыха, передвижения — все это внимание к деталям, забота о людях, друг о друге. Эти черты приобретают все больше и больше значения и необходимы в нашем государственном строительстве и в нашем быту.
Личная жадность в нашей стране очень легко совпадает с тенденцией контрреволюционной, и это не парадокс: человек, видящий только себя и свое я, требовательное и ненасытное, — это тормоз нашему революционному движению, действиям и деятельности. В процессе воспитания и формирования личности это всегда надо помнить, и личная жадность в нашей стране должна быть сведена и сводится до минимума. Это зоологическое, биологическое, а не социальное чувство должно отсутствовать в нашем человеке. Если внимательно проанализировать наши собственные переживания и чувства, то самыми яркими минутами, несомненно, являются минуты забвения себя и самоотречения: революционный подъем, когда люди легко и просто идут на риск и смерть, пафос труда, художественного творчества, научное горение, наконец, любовь во всем ее разнообразии и богатстве. Надо мудро уметь сочетать заботу о себе, о своем теле и здоровье с умением пожертвовать всем этим, если к этому призовет жизнь, пожертвовать так же просто и естественно, как простой и естественной была забота о себе. Только такой человек будет по-настоящему счастлив, полезен и увеличит общую сумму счастья на земле.
Один из примеров: вы сидите в вагоне автобуса. Остановка. Человек лет сорока силится подсадить на неудобные ступеньки грузную старуху лет около семидесяти. В автобусе много людей, молодых и здоровых. Все с интересом глазеют на бесплодные попытки, по-видимому, сына подсадить старуху, но все сидят. Один юноша, он уже у выхода, так как ему сходить на следующей остановке, озабоченно оглядывается (честное слово, при этом у него прекрасное лицо, даже если он и некрасив), проталкивается к выходу и подхватывает «бабушку».
Почему ближайший к входу молодой человек не помог этой «бабушке»?
Не воспитаны в нем такие ассоциации, или жаль потерять свое «сидячее» место, или просто полное равнодушие к участи случайного соседа? Но это равнодушие обязательно как-то спаяно в единый комплекс с культом собственной личности — один из темных закоулков личной жадности.
Вспоминается один давно, в 1912 году, бывший разговор. Группа студентов, среди которых был народ разный — большевики, студенты без физиономии и один особенно глупый и пошлый, идейный белоподкладочник, но человек бедный. Он был вроде шута в этом обществе. Говорили о социализме, далеком тогда, казалось, и несбыточном, как мечта. Говорили серьезно, а потом стали мечтать, как будем жить при социализме. Все были очень молоды. Вдруг неожиданно этот самый глупый Щупак изрек:
«Ого, никогда не думал, что будет когда-нибудь такая жизнь. Дешево, грет наверно, все будет!» Это «изречение» резко изменило настроение, и все стали шутить. Но Щупак с полуоткрытым ртом слушал и принимал всерьез.
Среди нас был один выдающийся теперь большевик, студент-химик тогда.
Щупак обратился к нему: «Слушайте, Володя, а что будут одевать при социализме?» Его больше всего интересовали вопросы практические. Володя серьезно и удивленно воззрился на него, в глазах мелькнула, не замеченная Щупаком, ирония, и Володя сказал также серьезно: «Будут носить тонкую материю, пропитанную радием».
«И зимой и летом?» — разочарованно спросил Щупак. — «Да, в ней не будет холодно» Все мы захохотали. Щупак долго думал, когда он думал, у него даже пот выступал на лбу, точно он камни ворочал: «Нет, если я доживу до социализма, тогда я куплю себе шубу. Солиднее, знаете, все-таки»
Щупак не шутил, он не способен был шутить, дубовая голова. Всем стало грустно и противно. Где ты, Щупак, может быть, меришь наши просторы, но проку от тебя мало… Что может с тобой сделать революция — даже революция ничего не может сделать!..
Мы дожили до социализма, он оказался неисчерпаемо прекрасным, богатым и захватывающе действенным временем. Он несравненно лучше наших мечтаний, потому что жизнь прекраснее всякой мечты. Но прошло всего 25 лет, и какие-то хвостики и элементики мещанства и мещанствующих щупаков живы еще. Каленым железом мы выжигаем их, но они живучи, они пустили корни, питаются немецким фашизмом, буржуазной «приличной мерзостью» и делают немало гадостей исподтишка.
Нашему росту они не угрожают, но их нельзя пустить к нашим детям. А между тем мы заняты, не все у нас так ответственно думают о своих детях, как это делал Ф. Э. Дзержинский, а у него надо поучиться.
В домашней обстановке многие склонны отдыхать и благодушествовать, дескать, наши дети советские, они поэтому очень хорошие. Маленькие дефекты жизнь поправит. Словом, этакое примиренчество, оптимизм и надежда на самотек. Качество продукции, за неудовлетворительность которой во всякой другой работе не поздоровилось бы, до времени не беспокоит — в «Крокодил» не угодишь.
А под рукой воспитатели, «второстепенные персонажи» семьи — дедушки, бабушки, домработницы. Кстати, существовал еще недавно и такой дедушка — бывший коммивояжер. Он обучал своих внучек и чужих девочек блатным и скабрезным песням, по пошлости не имеющих себе равных. Дедушка этот очень любит Одессу, а песни из Одессы. Вот такие занимательные прародители, маникюрши, шляпочницы, портнихи из бывших людей, домработницы из раскулаченных — все эти носители мещанского мусора, уцелевшие от старого мира, которого на свалку не вывезешь, натаскивают вашим детям всякой дряни. С детьми они «откровенны», нас они боятся и молчат, вероятно, и тот уникальный дедушка не поет сыну шансонеток. И вдруг неожиданно светлое лицо прекрасного нашего ребенка искажается, из него выглянет идиотская рожа мещанина, и вам страшно и противно. И жаль ребенка.
Вот иллюстрация. Девочка в гостях у подруги рассматривает газету, посвященную Дню железнодорожника. На первой странице ряд портретов.
«Вот интересно, — восклицает она, — сколько железнодорожников!» — «Здесь только мелкота всякая, я их не знаю», — с неудовольствием отмечает гостья. — «А ты только ответственными работниками интересуешься, а их, видишь, не напечатали», — вмешивается в разговор старший брат подруги. — «Вот и печатали бы ответственных Я их всех знаю, и кого каким орденом наградили», — без всякого смущения отвечает юная мещанка.
Папы этой девочки мы не знаем. Он, вероятно, хороший железнодорожник, но в воспитании дочери он многое проглядел. Разве это не тупой мещанствующий Щупак гримасничает в шестнадцатилетней комсомолке?
О раздражительности надо говорить серьезно Утешительно думать, что раздражение вызывается плохим состоянием нервов: «Ах, вы знаете, у меня такие нервы слабые, я столько пережила, конечно, я раздражительная». Вариант: «Мой ребенок родился, знаете, в такое время, я столько пережила, вот он и нервный — все раздражается». Все это совершенно пустая болтовня старающихся оправдать свои слабости людей. Если даже врачи будут доказывать, что раздражительность происходит от болезненного состояния нервов, то этому нельзя поверить. Значит, здесь что-то недосмотрели, недодумали. И действительно, если бы все «переживания» матерей в период беременности таким образом отзывались на детях, то какое слабонервное потомство было бы у пролетариев капиталистических стран. Больными были бы дети партийных работников до революции, а также дети, рожденные во время революции и гражданской войны. Но ничего этого нет!
Сын Ф Э. Дзержинского родился в каторжной тюрьме, да мало ли у пас таких людей с героическим прошлым матерей и отцов! Это, несомненно, обыкновенная «педологического» толка клевета на наших советских детей. Общеизвестно, что на здоровье плода влияют гораздо более глубокие причины, отсутствие или наличие в роду венерических болезней, алкоголизма и других пороков. Что касается «переживаний» матери в период беременности, то здесь есть какая-то близость со знахарством такого типа, если беременная женщина обожжет руку, то на руке новорожденного на том месте будет пятно, или увидит мышь, то на теле ребенка будет волосатое пятно. Понервничает — значит, ребенок будет нервный. Это ложные рассуждения одного типа, потому что в жизни ничего этого нет и быть не может.
К таким же заблуждениям относится убеждение, что человек с переутомленными нервами должен быть раздражительным. Надо сказать, что происходит это не от больных нервов, а от бедного интеллекта, малой культуры и дурной привычки. Где-нибудь в заброшенной прокопченной кухне под визг примусов у человека, который к самому важному, к своему интеллекту, относится безразлично, у человека-одиночки складывается привычка такой именно сварливой формы общения с людьми. Потом эта привычка переносится на работу, вот почему у нас много еще вздорных кондукторш, фармацевтов, конторщиц, регистраторш, почтовых служащих, зав. сберкассами и продавщиц. Заведующий мечется среди шипящих кобр, которых он не умеет заклинать. Но заклинать одну из них умеет некий молодой человек, боком примостившийся у окошечка и явно никакого отношения не имеющий ни к служащим, ни к клиентам. Это заклинатель, а «кобра», огрызаясь на «целый хвост» ожидающих клиентов, сладко улыбается ему и щебечет: «Что вы? Не может быть, это вы шутите!» Соединение какой-то непонятной агрессии в адрес публики и «ангельских улыбочек» молодому человеку поистине неподражаемо. Но пусть молодой человек не обольщается, стоит ему жениться, и он узнает, что такое раздражительность: «кобра» может сломать ему жизнь. Честное слово, непривычному человеку жутко заглянуть в окошко, ведь наверное известно, что ничего доброго и толкового ты не услышишь, а заглянуть надо.
Такие же агрессивные кондукторши иной раз выглядывают из дверей автобусов и трамваев. Они с ненавистью кровных врагов суют вам в руку билет и сдачу и на каждый ваш вопрос вопят: «Двадцать раз говорила» и т. д. С видом давно возненавидевшей вас жены, хотя вы сами женщина и видите ее в первый раз, такая же «нервная» работница магазина бросает на прилавок нужную вам вещь и если вещь вам все-таки не подошла, то нет предела ее раздражению. Что это такое? Разве все эти цветущие молодые и старые женщины с накрашенными губами и маникюром все нервные больные? Глядишь на их ногти почти кроваво-красного цвета, и они кажутся некоторой эмблемой их смешной, если бы это не было очень грустно, «кровожадности и человеконенавистничества».
Разве нервнобольными были в дальние дореволюционные годы и небезызвестные базарные торговки, мещанки, не имеющие себе равных в дрязгах и ссорах?
Ведь это только обычная форма их самочувствия, вытекающего из социального положения и отношения к миру и людям этого класса: «человек человеку волк». Причем здесь нервы? В такой сваре мещанка обретает, вероятно, новую крепость нервов, да и вся свара затевается для укрепления собственной позиции и расстройства чужих нервов. Конечно, такая мещанка плачется, что у нее больные нервы: «Я, как птичка, каждый может напугать», — говаривала пятипудовая горластая бабища-лавочница.
Раздражительность — это порочная привычка мещанского торгашеского захолустного бытия, и ее преступно протаскивать в нашу прекрасную жизнь. Никакие болезни, страдания и истрепанные нервы не могут оправдать раздражительности, как нельзя оправдать пьянства, воровства, а ведь тоже находятся отговорки: «Тяжело жить, вот я и пью». У нас не тяжело жить — радостно у нас жить и легко, а все эти старые доводы давно пора сдать в архив истории.
Раздражительность — это не только распущенность и отсутствие дисциплины, но и порочность мировоззрения Горький в молодости заболел туберкулезом, у него много лет было затруднено дыхание, он тяжело страдал во время своей последней болезни. А что писали о его последних часах? Почему Горький не злился, не раздражался, разве были у него более здоровые нервы, чем у какой-нибудь «нервной» молодой мамаши? Меньше он пережил?
Все мы знаем, как страдал Ленин и как он переносил свои страдания, а можно себе представить, как переутомлена была у него нервная система.
Можно ли себе представить таких людей раздражительными брюзгами — это звучит как святотатство. Всем известно, что как только им становилось лучше, они сейчас же брались за огромную работу, дело их жизни, трудились выше обыкновенных человеческих сил, что и приблизило их раннюю гибель. Ни одной жалобы, ни одной мысли о себе, о своих страданиях, одна теплота и благодарность к окружающим их людям, бессильным им помочь. У таких великих людей надо учиться не только жить, но и страдать, и даже умирать, ибо это не легко сделать. Глубочайший гуманизм и человеколюбие, постоянное ощущение социальных связей, преданность идее и высочайшее чувство долга и ответственности — предельная и возвышенная красота этих личностей. Мало ли у нас их! Умерших уже, но вечно живых и живущих — это наша гордость, честь и слава!
И каким жалким и ничтожным кажется отец, член партии, работник милиции, который угрожал своему тринадцатилетнему сыну за непослушание. А когда имеющий на это право товарищ, следователь, спросил его: «Как вы дошли до такого безобразия», то этот отец заскулил: «Я человек раненый, много пережил… Переутомление нервов, работа нервная… Я очень вспыльчивый и раздражительный, а сын меня злит». Этот десятки врачебных свидетельств принесет — он нервный и имеет право быть раздражительным…
С полной ответственностью мы утверждаем, что раздражительность не есть следствие болезни нервов. Это порок, как каждый порок, может быть причиной нервных болезней. От этого порока нетрудно избавиться. Но в этом избавлении не помогут ни бром, ни души Шарко, ни электризация. Помочь может только самодисциплина и раз навсегда глубоко осознанная отвратительная антисоциальность этого порока. На это способен всякий находящийся в здравом уме и твердой памяти гражданин.
Раздражительные люди — это люди, которым не нужны никакие поводы для того, чтобы злиться. Они встают утром ото сна и сейчас же «вкладываются» в привычное для них состояние — они злятся. И достаточно любой зацепки, чтобы их прорвало. Этим прорывом начинается день их привычных реакций дальнейшей злости — и так пока не заснут.
Таким характером обладала героиня Салтыкова-Щедрина мадам Головлева — только это было при крепостном праве, и раздолье ей было полное. Мы уже не говорим о мадам Головлевой, но раздражительные люди и в наше время — люди несчастные: в семейной жизни несчастные сами, делают несчастными других. Их преследуют неудачи. Эти люди не имеют друзей, у них нет семьи, собственные дети их не любят и не могут любить. И эти люди ищут виновников своих несчастий: то пережили они много, то детство было тяжелое, то муж подлец, а дети неблагодарны, а на самом деле они сами единственная причина и источник собственных неудач и несчастья других. А губит их порочная привычка раздражаться по пустякам, привычка к злобной позе.
Между тем, если этот порок, вдруг начавший развиваться, заметить своевременно и раз-другой сдержать себя, а потом следить за собой и просто не позволять себе раздражаться, то раздражительность исчезнет. Это возможно во всех случаях, когда человек не раб своих диких инстинктов.
Но если бы эти «нервные» женщины посмотрели на себя в зеркало в то время, когда они разговаривают с раздражением!
Привычное раздражение какой-то особой судорогой сводит лицо. Таких злых очень легко безошибочно узнаешь. Вы стоите в очереди на автобус. Долгожданный автобус подходит. Кондуктор — хорошенькая молодая женщина, смотрит на очередь, но у нее стеклянные глаза, ничего не видящие, как у Ивана Грозного на картине Репина. Можно не слушать, что она кричит пассажирам… Раздражительный человек всегда безобразен, противен и смешон. Ни один умный человек, дорожащий любовью детей, не предстанет перед ними в таком виде. Раздражительность всегда приводит к полной потере авторитета. Против раздражительности людей, находящихся при исполнении служебных обязанностей, надо издать специальное постановление: после двух замечаний увольнять с работы, ибо это, может быть, и не сознательные, но враги нашего роста, они тормозят наше движение вперед. Они уродуют работу наших прекрасных учреждений.
Родители никогда не должны раздражаться на своих детей. Что касается детей, то необходимо самым внимательным образом следить, чтобы у них не развивался этот роковой порок. Никогда нельзя на детские раздражения отвечать собственным раздражением. Если вы видите, что ваш маленький ребенок раздражен, спокойно возьмите его на руки, дайте ему совершенно успокоиться, приласкайте его и только тогда поговорите с ним о его поступке. Никогда не допускайте в присутствии детей крика двух повздоривших взрослых людей без тормозов. Если вы позволите себе ссориться с детьми, то вы покажете свое бессилие, растерянность, может быть, даже способность перекричать его — вы неизбежно уроните свой авторитет. Раздраженный человек не эстетичен, и ребенок всегда это видит. Семилетняя очень милая девочка сказала своей очень красивой маме: «Мамочка, ты некрасивая, когда кричишь на меня. Если ты будешь кричать, то будешь, как старухи в сказках».
Дети очень чутки к эстетике, хотя понимание ее у них своеобразное. У мальчика шести лет была старая бабушка, а у бабушки была такая же старенькая приятельница Варвара Ивановна. Обе старухи были очень милы и по-стариковски очаровательны. В присутствии мальчика говорили о красивых женщинах. Мама мальчика, сама очень красивая, воспевала какую-то актрису. Мальчик завтракал, вдруг поднял глаза от тарелки, помолчал несколько секунд, потом сосредоточенно, серьезно сказал: «Самые красивые женщины — бабушка и Варвара Ивановна». Детям обыкновенно кажется красивым все, что они любят. Родители всегда красавцы для любящих детей, и нельзя нарушать эстетику детских переживаний и уродовать себя злостью и раздражением. Это оскорбляет детское чувство — этого нельзя допускать. Надо больше всего бояться у себя и у детей, и у родственников раздражения по пустякам. У детей это с годами превратится в отвратительную вздорность и неуживчивость. У родителей раздражительность по мелочам приводит к неавторитетному, надоедливому приставанию по пустякам и бывает причиной многолетней и закоренелой вражды между родителями и детьми.
Вот иллюстрация: летний вечер. Мать и дочь мирно идут по дачному поселку. Мать несет на руках внука, сына дочери Мелочная раздраженная вражда между матерью и дочерью длится уже лет 20. При этом они умудряются как-то любить друг друга, любовь их больная и припадочная, но любовь есть. Сегодня у них перемирие: они целый день провели в гостях у тети, родственницы матери, а там они стесняются ссориться, потому что у нее здоровый советский стиль в семье. Тетка их провожает домой. Они проходят мимо пустой стоящей на горке церкви. Дочь, ее зовут Зина, говорит: «Знаешь, тетя, возле этой церкви зимой каждую ночь раздевают». Мать Лидия Ивановна при разговоре не присутствует, — она ушла вперед с ребенком. Но вот она остановилась и раздраженно кричит: «Зинка, ты вечно все преувеличиваешь, один раз раздели, а ты говоришь — всегда». Дочь поднимает брошенную перчатку и перемирие кончилось, их привычные отношения вступили в свои права. Началась нескончаемая канитель счетов и обид. Мать и дочь вечно раздражены и взвинчены друг против друга. Раньше мать раздражалась, а дочь плакала. Теперь матери 55 лет, и плачет больше она.
В отношениях детей и родителей должен быть всегда мирный и дружественно-нежный тон неизменного взаимного уважения. Таким должен быть тон всей семьи. Надо постоянно помнить, что эти милые маленькие дети будут сами мужьями, женами и родителями — будут гражданами нашей великой Родины, и мы не имеем права затруднять им выполнение этих радостных и ответственных обязанностей.
Мы говорили о раздражительности — о мелочной вздорности. Гнев — это нечто совсем другое. Гнев противоположен раздражительности. Гнев бывает силой созидающей. Раздражительность — сила всегда разрушающая, дезорганизующая. Гнев всегда активен — это целевое действие. Раздражительность пассивна и всегда приводит к противоположной цели, чем та, которую предусматривают. В некоторых случаях гнев — могучее воспитательное средство, но пользоваться им надо умело и осторожно…
Родители почему-то часто видят большую принципиальную разницу в двух, на наш взгляд, однородных явлениях: ребенок взял без спросу сахар, конфеты, карандаш, ручку отца или матери, на это не обращают внимания, это в порядке вещей. Но если взял деньги без спросу — это проступок. В таком случае нередко начинается целое следствие и даже в некоторых случаях ребенок является вором. Мы считаем такой подход совершенно неправильным: если в доме нет дисциплины и ребенок — хозяин и может делать, что хочет, и брать, что вздумается, то какая разница между вареньем, конфетами и деньгами? Надо приучить детей к порядку, они одинаково не должны лазить ни по банкам с вареньем, ни по ящикам с деньгами, не спросивши старших. Что бы ни хотел взять ребенок, он должен спросить разрешения…
Говорить о воровстве ребенка можно только в том случае, если установлены действительные случаи воровства. Надо принять все меры, проанализировать причины того, почему он берет без спроса, принять все меры, но слова — вор, воровство не должны быть сказаны. Это не только страшное слово, оскорбительное обвинение, но и признание родительской беспомощности и обреченности ребенка.
Надо воспитывать полное отвращение к воровству. В нашем обществе слово вор — значит враг и воспитать отвращение и презрение к вору очень легко. Номер «Крокодила», процесс в газетах, какой-нибудь первый, ставший известным случай воровства, совершенно не важно, кем он совершен, одна-две беседы на эту тему, и никакого, даже скрытого, намека на то, что это может иметь отношение к нему — к вашему ребенку.
Никакого отношения такие беседы и не могут иметь к вашему ребенку, ибо отвращение к воровству и всякому незаконному присвоению надо воспитывать с того момента, когда ребенок начинает понимать, что ему говорят. К воровству нужно воспитывать такое отношение, как некогда в патриархальных крестьянских семьях: нет большего оскорбления, чем слово вор. Воспитать честность в нашей стране — дело не трудное: самая структура нашего общества, отсутствие эксплуатации, темных афер и награбленных состояний делают эту тему отчетливой и прозрачной. Наши многочисленные и многолетние наблюдения говорят совершенно определенно, что если дети из семьи воруют, то в этом виновата семья, хаотичный быт, безнадзорность, виновата именно семья, а не окружение.
Если в семье есть в этом отношении твердая линия и настоящее отвращение и порицание всякого незаконного присвоения, то и при многодетности и малом бюджете дети совершенно честны.
Но бывают и такие уникальные случаи: мы знали семьи, где заведена такая игра: дети, пользуясь занятостью родителей и обыкновенной рассеянностью, благодаря которой отец и мать не всегда помнят точно, сколько денег и где они лежат, — «крадут» деньги, т. е. берут их тихонько, прячут, а потом якобы возвращают родителям в трудную минуту, когда денег нет. У детей из этих дружественных семей идет особого рода соревнование при родителях: «нет, я накрала у своей мамы больше, чем ты у своей». Соревнование, по-видимому, на то, чья мать бестолковее. Интересно, что в этом случае каждая из матерей уверена, что ее ребенок только играет и действительно собирает для нее деньги, а другой, чужой ребенок крадет деньги у матери, и если отдает ей для видимости, то только мень шую часть. Но своим ребенком каждая мать в этом отношении совершенно довольна и даже умиляется: «Какие у нас простые и безыскусственные отношения с дочкой. Недавно у меня не было денег, а дочь кричит мне: ведь у меня есть 100 р., я у тебя накрала. Нет, вы скажите, что вы об этом думаете?»
Один из членов этой же компании детей — мальчик украл на заводе пальто, был уличен и повесился. Говорят, от того, что родители не проявили достаточной чуткости, когда с мальчиком случилось такое несчастье, а между тем мальчик украл пальто не то по просьбе товарища, не то из любви к какой-то девочке. Имеет ли воровство мальчика связь с «милой игрой», которая описана выше, мы не знаем, — мальчик был из другой семьи, но что вся эта до болезненности путанная бессмыслица, которую в этих семьях называют воспитанием, может привести к любым катастрофам, в этом нет сомнения.
Наши и иностранные писатели много таланта и писательской интуиции и прозорливости истратили на изображение психологии преступников, мотивов преступлений и пороков, граничащих с преступлением. Взять только одного Достоевского, какие тончайшие нюансы задуманных, совершенных и несовершившихся преступлений. Какая галерея вольных и невольных преступников самого разнообразного характера, начиная со старика Карамазова и кончая «божьей милостью идиотом» — Мышкиным и одержимым Рогожиным.
Пушкин, Толстой, Шекспир, Мопассан, Салтыков-Щедрин вскрывали, каждый по своему, тайны преступников и преступлений.
Вероятно, благодаря созданным литературным типам можно представить себе психологию убийцы, грабителя, тайного убийцы, скупца, потерявшего человеческий облик, вора.
Надо сказать, что большинство писателей старались найти в темной душе преступника тот светлый уголок, оазис, благодаря которому и преступник остается человеком. Часто это бывает любовь к детям. Особенно такие завороты любил Достоевский: у него самые отъявленные подлецы бывают нежнейшими отцами, братьями, сыновьями.
Но мы не можем вспомнить сейчас ни одного произведения, где была бы описана психология отца и матери, добровольно отказавшихся от своих родительских обязанностей, бросивших своих детей на произвол судьбы.
Правда, описывались брошенные «незаконные дети», «тайный плод любви несчастной несла на трепетных руках», но в этих случаях вопрос был предопределен классовым делением общества: барин, бросивший крестьянскую девушку с ребенком, совсем и не считал себя отцом.
Нехлюдов только в порядке «толстовского» просветления почувствовал свою вину перед Катюшей. Ведь без нарочитого авторского замысла Нехлюдов даже забыл бы что такая Катюша существовала.
Особенного внимания, чуткости и такта со стороны матерей требуют случаи, когда дети живут на алименты. Если в здоровой, хорошей семье вопрос о средствах прост и дети должны знать его, то в семье, где живут на алименты, тяжебная сторона этого дела, на наш взгляд, должна быть скрыта от детей
Матери культурные и малокультурные далеко не всегда соблюдают в этом отношении должную осторожность и не щадят детей. Нам пришлось наблюдать своеобразную игру: мальчику 3½ года, девочке 5 лет. Девочка с очень деловым и озабоченным видом, бессознательно прекрасно пародируя мать, говорит: «Володя, ты будто отец и не хочешь давать детям на жизнь, а я с тобой ссорюсь и требую у тебя денег». Володя не возражает, но он еще мал, и игра идет вяло.
Трудно сказать, какие сдвиги и линии детской жизни устанавливает вот эта самая формула: «Папа не хочет давать нам на жизнь», может быть, это одна из простых разговорных форм без особого содержания, такие разговорные формы встречаются в младшем возрасте. Пустая форма уже потому, что она привычна! Кто ответит на этот вопрос?
Но впечатление от такого детского лепета очень тягостное. Если потребовать применить нашу взрослую логику, а ребенок рано или поздно придет к ней, то станет ясно, что жить на деньги, которые надо «вырвать» или «высудить», должно быть, очень не сладко, особенно, если принять во внимание, что дети всегда болезненно ощущают свою беспомощность и зависимость.
Мы не хотим переосложнять этих детских ощущений, но считаем, что дети не должны знать, хочет отец давать им на жизнь или не хочет. Не соблюдая этого, мать хочет получить определенное удовлетворение — дети на ее стороне и осуждают отца.
Во всяком случае алиментные дела — это отношения между взрослыми, людьми, из которых дети не могут почерпнуть ничего для себя хорошего и поучительного. Даже совсем неизвестно, поможет ли детям участие в этой родительской тяжбе впоследствии самим быть хорошими отцами и матерями.
Относительно «психики» самих неплательщиков мы говорим особо, это явление требует анализа и изучения. Можно с уверенностью сказать, что всякое участие детей в конфликтах взрослых, особенно близких людей, совершенно недопустимо и, безусловно, вредно, даже если в таком конфликте одни правы, а другие виноваты. Если это конфликт между отцом и матерью, то он создает сложные и непосильные детскому сознанию и мироощущению коллизии. Когда конфликты идут между чужими и родителями, то в таком случае это озлобляет детей и восстанавливает их против людей, воспитывает умение грызться, делать пакости и мечтать о том, чтобы их сделать.
В некоторых случаях неумелая установка при получении алиментных денег приводит к тому, что дети считают эти деньги своими «эго не твои деньги, говорят они матери, это мои, или наши детские деньги».
Это иногда бывает, если между детьми и отцом, платящим алименты, существуют плохо организованные «дружеские» отношения. По-видимому, тогда это влияние отца.
Говорить о вредности этой установки не приходится, она очевидна, тем более, что мать обычно в таких случаях работает, и дети считают, что на ее деньги они тоже имеют право. Вообще, какие бы то ни были счеты в семье — деньги твои, мои, всегда говорят о неправильной установке в семье,
Половое воспитание не представляет особенного труда и требует пропеты и бесхитростности воспитателя. Мудрствуя лукаво, можно в данном случае только повредить. Всяческие попытки раскрывать перед детьми «тайны» вредны, нелепы, и результатов не достигают
Знаем, единственный, правда, случай, когда родители посадили сына пяти лет в комнату матери-роженицы. Эти чудаки думали, что половой вопрос предстанет перед ребенком освобожденным от таинственности и больше не будет привлекать своей серьезностью и неизвестностью
Глубокая бессмысленность и дикий формализм этого поступка очевидны.
Ведь половой вопрос, половая пытливость у детей, если так можно назвать, — это нечто преходящее, как продукт роста и полового созревания ребенка, а не только внешних впечатлений. Поэтому раскрытие «тайны», если бы оно и было возможно, самое полное и реалистическое, не может погасить созревающего в ребенке полового чувства, а казалось бы, наоборот, зрительными впечатлениями и образами должно только усилить развитие более раннего полового раскрытия «тайны»
Наш опыт говорит, что вопросы пола должны быть тайной, кроме, конечно, чисто научного изложения (мы говорим об изучении биологии и физиологии).
Надо с самого раннего детства создавать тормоза, умение владеть собой в этом вопросе, а это значит не говорить об этом и не спрашивать родителей.
Культурная мать рассказала как то своему сыну историю о том, как мальчик двенадцати лет задавал матери вопросы рискованного свойства о половых отношениях Сын — комсомолец — отвечал ей. «Ну, этот сын не только развращен, но он еще и наглец».
Целомудрие, которое необходимо воспитать у юношей, и уважение к родителям несовместимы с откровенными разговорами о половых отношениях. Такие разговоры должны упрощать, вульгаризировать отношения родителей и детей. Они лишают их необходимой во всяких человеческих отношениях (кроме, может быть, отношений следователя и подследственного) застенчивости, скромности, эстетики внешней и внутренней.
Дети лет до восьми--девяти спрашивают у родителей о том, как родятся дети, откуда берутся. Шестилетний мальчик спрашивает мать. «Откуда у мамы в животике заводятся детки?» Мать ответила: «А ты знаешь, что из земли вырастают цветы, так и детки вырастают у матери».
Этот ответ совершенно удовлетворил мальчика, и он, успокоенный, занялся прерванной игрой. Две девочки восьми и десяти лет пришли к матери и спросили. «Мама, скажи, как родятся дети, только не рассказывай нам, что сперва яйцо, а из яйца зародыш, это мы знаем. Ты скажи нам, как зародыш попадает к самке?»
Мать, врач, отвечала им примерно так: «Девочки, есть вещи, которые человек может делать и понимать, только достигнув определенного возраста. И как бы я ни старалась растолковать вам многие вещи, касающиеся жизни или работы взрослых, вы все равно не поймете. Для того чтобы понять, надо жить и учиться, а вы мало учились и еще очень мало жили».
Отвечать на подобные вопросы детей очень трудно и ответ зависит от большей или меньшей находчивости родителей, но нам трудно представить себе отца или мать, которые пустятся в откровенные повествования.
Что и как рассказывать в таком случае? Мы думаем, что прямого и непосредственного отношения к половому воспитанию это не имеет и не этим воспитывают. Надо этот огромный действенной силы инстинкт облагородить, связать в самых первичных представлениях ребенка с чем-нибудь более высоким и сложным.
Разговоры о любви «без черемухи» мало разоблаченная болезнь, пошлость, как ее еще назвать, испортившая не один десяток жизней. Она обедняет, делает жизнь нищей, скучной и грубой. Надо, чтобы дети любили своих родителей, ценили и дорожили их любовью. Любили и уважали людей вообще, любили свою Родину и знали бы, что любовь — благо, необходимость, обязательный элемент жизни.
Конечно, наши дети должны уметь и ненавидеть врагов. Только умение любить и ненавидеть помогает отличить добро от зла. Создаются люди активного действия. Надо уметь любить любовь, знать ей цену.
Хорошая лирика Пушкина, Лермонтова и проч., вероятно, необходима для того, чтобы любовь стала не только физиологией, но и эстетикой, и страстью.
Умение любить и ценить любовь близких, благодарность за то, что его любят, уважение к этому чувству очень легко перенести, когда ребенок подрастает, и в область половых влечений, а иногда еще только предчуствий. Юноши и девушки должны знать, что любовь — большое, красивое чувство, что бывает «большая любовь или маленький любвеночек», как говорит Маяковский.
Должны быть воспитаны некоторое благоговейное ожидание большой любви и уверенность, что она обязательно придет, что нельзя растрачивать себя по мелочам. Сильная любовь, верная на всю жизнь, должна быть идеалом нашей молодежи, только такие идеалы дадут крепкую семью.
Как этого достигнуть, как создать такие представления у юношей? Прежде всего, конечно, пример, который дети видят в семье, огромное значение имеет тот опыт, который дети выносят из своей семьи и отношений между родителями. Надо, чтобы родители сами были твердо уверены, что именно такие идеалы надо воспитывать в юношах. Конечно, все это упирается в воспитание характера и воли вообще, и без этого ничего не добьешься. Человек должен уметь любить, волей ограничивая себя от всяких соблазнов. И… если бы мы серьезнее относились к воспитанию идеала целомудрия юношей, то слово «нельзя» стало бы привычным с первых моментов пробуждения полового чувства
У девушки идеал целомудрия, желание принести свою чистоту в дар тому, кого она любит, воспитывается очень легко, если только на это обращено даже небольшое внимание матери. Женская гордость в лучшем смысле слова и уважение к себе, т. е. именно такие качества, которые отличают свободную женщину социалистического общества от женщины раба, очень легко связать с охраной девственности.
У такой воспитанной девушки не может быть случайных связей и несчастных случаев, ее нельзя обмануть, одурачить. Она не низшее существо, а совершенно равный человек…
КОММЕНТАРИИ
правитьЛекции были прочитаны А. С. Макаренко по радио в 1937 г в цикле «Педагогическая пропаганда для родителей».
Семь лекций (2—8-я) впервые опубликованы в 1940 г. в «Учительской газете» (15, 20, 22, 24, 29 сентября, 9 и 13 октября). Две лекции одновременно были опубликованы и в газете «Известия» — «Воспитание в труде» 15 сент. и «О родительском авторитете» 19 сент. 1940 г. Первая лекция впервые была опубликована при отдельном издании лекций — А. С. Макаренко Лекции о воспитании детей. М., 1940 Печатается по изданию: Макаренко А С Педагогические сочинения В 8-ми т. / Сост: М. Д. Виноградова, А. А. Фролов. М, 1983— , т. 4. с. 59—116.
В «Радиопрограмме» от 2 сентября 1937 г. указывалось «Беседы тов. Макаренко имеют целью помочь родителям научиться размышлять над своими семейными делами, научиться видеть особенности своей семьи, научиться делать из своих наблюдений правильные выводы.
Правильным воспитанием может быть только сознательное воспитание. Как и всякое дело, воспитание невозможно без некоторых педагогических познаний. Беседы тов. Макаренко имеют целью дать начатки таких познаний. Это поможет родителям проверить свой опыт, свою практику, поможет найти в воспитательной работе возможные ошибки» (см: Макаренко А. С. Избр. пед. соч. В 2-х т М., 1977, т 2, с. 280—281).
1 Под перевоспитанием А. С. Макаренко понимал не обычное исправление недостатков характера и поведения, а полноценное формирование личности.
2 Этой теме А. С. Макаренко посвятил статью «Выбор профессии» (см с. 331—333 настоящего тома).
3 А. С. Макаренко был твердо убежден, что методы воспитания должны вытекать из цели воспитания. Более подробно он осветил этот вопрос в лекции «Художественная литература о воспитании детей» (см. с. 336—356 настоящего тома).
4 В коммуне им. Ф. Э. Дзержинского премирование воспитанников практиковалось редко. Высшей формой поощрения являлось объявление благодарности в приказе перед строем воспитанников.
5 По данным специалистов в области дошкольного воспитания, грань перехода от индивидуальной игры к групповой подвижна. В современных условиях многие дети уже к трем годам предпочитают групповые игры. А. С. Макаренко справедливо считал, что индивидуальные и групповые игры дополняют друг друга в развитии личности ребенка.
6 Частью этой системы могут быть и специальные дисциплинарные упражнения. Более подробно А. С. Макаренко пишет об этом в «Методике организации воспитательного процесса» (раздел «Дисциплина и режим»).
7 В «Методике организации воспитательного процесса» А. С. Макаренко определяет четыре признака правильного режима: а) целесообразность, б) точность. в) общность, г) определенность Под общностью понималось требование обязательности режима для всех (см.: Макаренко А. С. Соч. 2-е изд. М., 1958, т 5, с 39—41).
8 Метерлинк Морис (1862—1949) — бельгийский писатель-символист.